43

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

43

Маленький каменный цилиндрик зеленоватого оливина. Не зная, на него и внимания не обратишь, а для меня он — поди же ты! — сейчас самая важная находка.

Странно, не правда ли? Тем более что сам по себе этот цилиндрик — всего лишь отброс, высверлина из фатьяновского топора. Такой же отброс, как кремнёвые осколки, вылетавшие из-под руки мастера при изготовлении каменных орудий. Фатьяновские черепки здесь, на берегу реки, попадаются довольно часто. Но ведь это ещё не гарантия, что фатьяновцы на этом месте жили! Горшок можно было принести и так, топор — найти, захватить в качестве трофея, выменять. Но вот такой отброс никому в голову не пришло бы взять с собой. Это означает, что хотя бы один каменный сверлёный топор был сделан именно на этом месте: оббит, зашлифован и высверлен полым костяным сверлом так, что после сверления из него выпал вот этот маленький каменный цилиндрик.

Археолог имеет дело не с человеком вообще, а исключительно с человеком деятельным. Не с созерцателем, а с творцом. Остановись тот на мгновение в прошлом, и это мгновение исчезнет, поскольку право на бессмертие и память обретается только трудом.

Впрочем, при чём здесь бессмертие? Что общего имеет отпечаток папиллярных линий на внутренней стороне черепка с руками, которые когда-то извлекли из небытия этот сосуд, лепили его, свивая глиняные ленты, украшали его узорами? Сильные, нежные, горячие, цепкие, неустанные, создавшие за свою жизнь сотни таких горшков, эти руки исчезли, отслужив свой срок, но именно такие отпечатки позволяют отличить созданное этими руками от создания таких же, но других.

И всё-таки…

Современная машинная цивилизация основана на стандарте — стандарте мысли, одежды, пищи, искусства, которое стало ремеслом. Массовое потребление предполагает соответственно массовое же производство. В этом наше время удивительно напоминает эпоху первобытности. Только там стандарт именовался традицией.

Формы предметов, освящённые ритуалом и традицией, не должны были меняться. Любой узор был не украшением только, а определённым смысловым кодом — знаком принадлежности роду и племени, символом предназначения вещи. Техника выделки орудий, узаконенные традицией формы, навыки работы — всё это передавалось из поколения в поколение.

Но если так, то кто же был творцом нового, того, что не значилось дозволенным, не было этой традицией освящено?

Новое создавали руки людей. Те самые руки, от которых остались лишь кое-где отпечатки папиллярных линий, свидетельствующие, сколь изящны, сколь чувствительны были эти пальцы, привыкшие осязать не синтетику, не металл, а дерево, камень, шелковистую шкуру зверя, живую воду ручья и упругую кору веток. Они, эти руки, вводили в жизнь ежеминутно что-то новое, поправляя, изменяя трафарет традиций.

Вещи рождались в руках человека. Он давал им жизнь, он их лепил, выбивал, извлекал из небытия, увидев в куске кремня и топор, и наконечник копья, и фигурку животного, вроде той, что была найдена несколько дней назад. И хотя форма была предопределена заранее, каждое движение, освобождавшее её из бесформенности, оказывалось индивидуальным. По тщательности отделки, по тому, как ложились сколы, как от долгого употребления блестит пришлифованное пальцами пятно на теле орудия, по тому, как сам привычно скользнёт в твою руку извлечённый из земли нож или скребок, можно увидеть сделавшие его руки. А через них — и человека.

Потому что руки могут сказать о человеке гораздо больше, чем его фигура, его лицо…