АЛТАЙСКАЯ ЗИМА

АЛТАЙСКАЯ ЗИМА

Я люблю Алтай крепко, с каждым годом любовь моя растёт, и не знаю, чем я возмещу Алтаю ту радость и счастье, которыми он меня наделяет каждый день, каждую минуту…

В. Я. Шишков.

Серебряный горн ежедневно поднимал ребят с тёплой постели. Его звонкое стаккато проникало под одеяла, размыкало ресницы, и через миг по коридору шлёпали быстрые шаги — артековцы выскакивали во двор, строились, и по команде лес рук взлетал вверх, вниз, вправо, влево. Когда осенью на улице бесилась непогода, зарядку проводили в коридоре: мальчики на первом этаже, девочки — на втором.

Бессменным лагерным инструктором-физоргом был Володя Аас. Физически он был хорошо развит, любил лёгкую атлетику, волейбол, лыжи, любил чёткость, дисциплину и этого требовал от всех ребят. Неудивительно, что он избрал профессию военного, уйдя в армию из Артека.

В одно ноябрьское утро мы всё же нарушили свой «железный» порядок. Только вскочили по сигналу с кроватей, как все закричали:

— Снег! Снег на улице! Смотрите!

— Зима, ребята! Настоящая зима!

— Айда на улицу!

— В снежки!

Володя Аас что-то кричал, требовал, но его на этот раз никто не слушал, — все бежали на заснеженный двор. Мягким белым покрывалом накрылись горы, дорога, спортивная площадка, деревья. Только речка журчала и блестела стальной поверхностью, будто дразнила зиму своей непокорностью.

Ребята начали сыпать друг на друга пригоршнями пушистый снег, кричали, визжали, резвились. На крыльцо выскочила озабоченная Анфиса Васильевна:

— Ребята! Немедленно прекратите это варварство и идите в помещение! Немедленно! — безапелляционно кричала она.

Кое-кто повернул голову в её сторону, словно изучая: серьёзно она говорит или шутит, — и снова продолжали барахтаться в снегу.

— Мальчики! Да что же это вы на самом деле делаете? Сейчас же идите в корпус!

Она схватила за руку самого маленького из нас — Вову Апанасенко и потащила к дверям, силой втолкнула его в корридор. Некоторые ребята из младшей группы, боязливо посматривая на рассердившегося врача, тоже пятились к дверям. А старшие так увлеклись развлечением, что не обращали, казалось, ни на кого внимания. Голос Анфисы Васильевны зазвучал на несколько тонов выше:

— Ну, хорошо! Сейчас я позову Гурия Григорьевича! — и она стремительно пошла на второй этаж. Среди резвящихся ребят был и её сын — Орлёнок. На линейке всем здорово влетело от начальника лагеря. Ещё несколько дней сыпал пушистый снег, а потом ударили морозы, зажглись ночью в небе яркие звёзды, тоненький ломтик луны подмигивал нам в разрисованные узорами окна.

Началась зима, наша вторая артековская — алтайская зима.

С наступлением морозов в лагере прибавилось работы. Утром на линейке старший вожатый Дорохин раздавал наряд:

— Сегодня дежурными по котельной заступают Вася Заблоцкий, Вася Макеев, Алёша Кутылгаев, Натан Остроленко и Юра Мельников.

— А что там стольким делать?

— Не перебивайте, пожалуйста, скажу без вопросов. С наступлением морозов необходимо усилить подогрев в котлах, то есть — лучше топить, а для этого нужно больше заготавливать дров. Если этого не сделаем, то трубы полопаются от мороза, а в корпусах будет холодно, как в Антарктиде. Понятно?

— Ясно!

— А почему девочек не назначаете? — спросил Вася Макеев.

Кто-то хихикнул. Гурий Григорьевич не выдержал:

— Ты что, Вася, без девушек — ни на шаг?

По рядам покатился смех.

— Ты уж брат потерпи немного. А если уж всерьёз, то я тебе скажу, Макеев: нужно быть вежливым и внимательным к девушкам, быть всегда рыцарем, защищать их от всего нехорошего. А ты видишь, куда загнул — дрова рубить! Ну, и шутник же ты!

— А почему же им белоручками расти? — не отступал Вася.

— Достаточно, Макеев! Перестань! Не переводи времени людям и себе и не подводи своих ребят, не то — возьмут они тебя в руки, штанишки снимут и кнутиком отстегают хорошенько, — примирительно закончил Гурий Григорьевич.

Началась трудовая вахта в котельной. Днём там стучали топоры, пели острые пилы, вырастала куча поленьев. Дежурный по котельной «шуровал» котлы, чтобы стрелка манометра была на нужном делении.

Пилить дрова было из чего. Ещё осенью с ближних горных склонов ребята сплавляли брёвна осин, ёлок, берёз. Возле котельной речка делала изгиб, и в этом месте была сделана гать, здесь сплавляемые стволы задерживались, их быстро цепляли крючками и вытаскивали на берег.

В один осенний день комсомольцы старшего поколения заканчивали очередной «улов», как вдруг пошёл дождь.

— Побежали прятаться!

— Давайте лучше закончим!

— Взялись дружнее! Подходите все!

— Давай нажми! Р-раз! Взяли! Ещё раз! Дружнее!

А дождь усиливался, ветер хлестал по лицу, холодная вода струилась за воротник и ручейками бежала по спине.

— Ребята, ещё пара деревяшек и капут!

Но достать их баграми было не так то легко. Взобравшись на крайнее бревно, которое одним концом лежало на берегу, мы с Беней старались изо всех сил зацепить за сук следующее бревно, струдом нам это удалось и мы его вытащили. Осталось ещё одно. Мы старались что есть мочи, но ствол зацепился и никак не хотел двигаться. Наши багры вцепились в намокшее дерево, мы силились сорвать его с мёртвой точки. И вдруг, бревно, на котором мы стояли, сделало оборот в воде, и мы оба не удержали равновесие и шлёпнулись в воду. Здесь было неглубоко, но вымокли мы капитально. На берегу вылили воду из сапог, отпустили пару слов непокорившемуся бревну и, махнув рукой, побежали к корпусу. Нас уже ожидала Анфиса Васильевна.

— Быстро раздевайтесь! — тоном, не допускающим возражений, приказала она.

— Да ничего, Анфиса Васильевна, мы как-нибудь обсохнем!

— Да вы представляете, что ваше медленное «как-нибудь» может иметь самые трагические последствия — приведёт к серьёзному заболеванию! Бегом раздевайтесь!

Пришлось подчиниться. Еле постягивали с себя мокрую одежду, остались в одних трусах. Анфиса Васильевна вытерла каждого спиртом и уложила в постель. Тело разогрелось, лежать было приятно, и вскоре ребят покорил всемогущий сон.

Начался декабрь месяц.

По радио торжественный голос Левитана сообщал об окружении большой группировки фашистских войск под Сталинградом.

Настроение артековцев было прекрасное. Каждый представлял город на Волге, по улицам которого совсем недавно они свободно ходили, посещали госпитали с концертами, провожали ежедневно эшелон танков на фронт. Представить город в руинах мы, конечно, не могли. Не верилось, что за истекший год от красавца-города остались одни развалины, дымящиеся пожарища. Особенно радовалась Роза Игольникова. Здесь, на Алтае она была с нами. Когда Артек эвакуировался на Алтай, Роза устроилась медсестрой в лагере и приехала в Белокуриху, связав свою судьбу отныне с Артеком. Юридически она была работником, а не пионером лагеря, а фактически она тоже стала членом артековского жизнерадостного коллектива.

— Хочется домой, — задумчиво говорила она. — Неужели ничего не осталось от города? — беспокоилась девушка.

— Не может такого быть! — уверяли мы её.

Нам тоже не хотелось верить, что город на Волге превращён в кучи камня и битого кирпича, покореженного металла.

— После войны, Роза, мы ещё спляшем в нашем родном Сталинграде! Танец победы спляшем!

— Спасибо, друзья! Как хорошо, что я встретила вас! — и её задумчивые глаза радостно засверкали. — Но где же моя сестричка? С кем же я плясать-то буду? — и она снова задумалась.

На этот вопрос ребята не могли ответить, ведь и у каждого из них было такое горе.