Пятый день

Пятый день

До двенадцати оставались считанные минуты. В кабинете полковника Мяэкиви стоял приглушенный шум, обычный перед многолюдными совещаниями. А такими и бывали оперативки, когда заканчивалось какое-либо серьезное дело. На них кроме начальников отделов и сотрудников, принимавших участие в расследовании, приглашались все, кому время позволяло прийти.

Полковник придавал большое значение таким расширенным совещаниям, он считал их лучшей формой учебы. Сегодня предстояло решить окончательно дело об убийстве Армильды Арупыльд. Правда, полковнику это дело особо сложным уже не казалось, и на оперативку он вынес его, пожалуй, случайно.

Двое суток Мяэкиви был в командировке. Первым к нему вошел Хеннинг и сразу же доложил:

— Арупыльд сознался... Дело закончено.

На сей раз тон майора был сух, спокоен, словно сам он никогда и никакого отношения к делу не имел. Полковнику это понравилось: «Не зазнается». Когда позвонил Вески, разыскивавший Хеннинга, Мяэкиви подумал: «Пусть покается в своих сомнениях, это будет ему серьезным уроком...» Тут же вспомнилась встреча с портовыми рабочими: с людьми поговорили — все стало ясно. Случай снова побеседовать на эту излюбленную тему тоже был исключительный.

И вот теперь, посмотрев на часы, затем на Вески, он снова улыбнулся, положил руку на тонкую стопку бумаги и сказал:

— Начнем.

Вески поднялся и медленно произнес, обращаясь к полковнику:

— Разрешите выступить Отсу?

Мяэкиви одобрительно кивнул. Он любил, когда докладывали молодые сотрудники. Подготовка к совещаниям, считал он, приучает систематизировать материал, а вопросы после выступления — быстро соображать.

Смущенный, Отс встал и оправил китель. Заговорил вначале взволнованно, срывающимся голосом, но уже через минуту-другую овладел собой и справился со смущением.

— Обстоятельства, заставившие выдвинуть наряду с другими предложениями версию о Пауле Арупыльде, известны, — сказал Отс, окидывая присутствующих взглядом. На секунду он остановил глаза на Вески. Тот ободряюще наклонил голову. — Мотив грабежа отпал сразу: маленькая светло-коричневая сумочка лежала нетронутой, какой же грабитель, убив свою жертву, оставит на месте деньги?

Резкий голос майора Луми заставил всех повернуться к нему:

— Слабый довод. А если преступнику в самый последний момент помешали?..

Вески с тревогой ожидал ответа Отса. Не оплошает ли Харри? Нет. Отс задумался только на секунду, и то, видимо, от неожиданности. Он спокойно, даже чересчур спокойно отчеканил:

— Труп найден не на дороге, а на глухом пустыре, где грабителю помешать никто не мог. — Этого ему, очевидно, показалось мало, и он добавил: — Душить, бить, подвешивать жертву — хладнокровия у преступника хватило, а сумку схватить перед бегством, даже если ему помешали, он не успел?!

В кабинете возникло оживление. «Молодец!» — Вески удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Мяэкиви, видимо, тоже был доволен ответом Отса. Он постукивал тупым концом карандаша по столу, а это всегда расценивалось как добрый признак.

Отс приводил все новые и новые доводы. Улики смыкались в единую цепь и все полнее раскрывали перед слушателями картину убийства. Хеннинг, как всегда, подтянутый, ни единым жестом не выдавал своего удовлетворения. Майор Луми, старательно рисовавший на листке блокнота квадратики, обиженно думал, что, собственно, не так уж хитро было предполагать, что на одежде преступника должна остаться кровь жертвы. Не столь уж гениальна такая находка... Подумаешь, сообразили: на брюках и рубашке Пауля кровь той же группы, что и у Армильды, а у самого Пауля — иная.

По докладу Отса чувствовалось, что он тщательно обдумал свое выступление.

— Итак, Пауль Арупыльд показал, что он задушил свою жену. Образно выражаясь, против Арупыльда выстроено мощное здание обвинения. Кирпичи этого здания — улики, которые я привел, а фундамент — признание в убийстве. — С этими словами он достал из папки лист бумаги и, обменявшись взглядом с Вески, чуть улыбнулся: — И все же придется подписать постановление немедленно освободить Арупыльда из-под стражи!..

Молчание, вдруг наступившее в кабинете, можно было сравнить только с тишиной, возникающей сразу после неожиданно прекратившейся артиллерийской канонады. Хеннинг покраснел, сорвался было с места, но тут же заставил себя сесть. Через мгновение кабинет загудел, как большой встревоженный улей. Теперь следовало ожидать вопросов.

Вески даже пожалел на мгновение, что доверил Отсу докладывать сегодня об этом деле. Ведь никто, ни один живой человек не знал ничего о событиях, происшедших вчера. Желание сыграть такую шутку пришло к Вески утром, когда полковник отказался его выслушать, но выступать он собирался сам. А тут Отс взмолился: дай ему доложить... Конечно, через полчаса все станет на свое место, но эти полчаса будут такими, что их запомнишь надолго.

Как это ни странно, но Вески, ни на секунду не забывавший, что Арупыльд все еще находится под стражей, сейчас не думал о нем. Арупыльд отошел на второй план. Первое место в его мыслях занимал Хеннинг...

Попытайся капитан проанализировать свои чувства, он прежде всего ощутил бы, как каждую его клеточку пронизывает радость: он, Вески, отмел обвинение от невиновного. Это чувство походило на то, которое испытывает рабочий, разглядывая законченное изделие своих рук — я это сделал!

Взгляд Вески был направлен на Мяэкиви, опустившего глаза к столу и словно пытавшегося что-то прочитать на чистом листе бумаги. Неожиданно и резко полковник вскинул голову. Заговорил он спокойно, не повышая голоса, но каждое слово произносил отчетливо, тщательно отделяя от следующего:

— Если не сумеете доказать свои новые выводы, будете отстранены от следствия... Мы не в игрушки играем. — В голосе зазвучало раздражение, и это, пожалуй, больше всего насторожило Вески, так как полковник отлично умел владеть собой: — Вбили себе в голову чепуху, а теперь нас морочите!.. Понятно?!

Вески побледнел. Ему хотелось крикнуть, что не он вбил себе в голову чепуху, а, наоборот, кое-кто другой увлекся одной линией обвинения. Но привычка к дисциплине взяла свое: Вески встал и глухо заметил, что просит доверять его выводам.

Его перебил Отс:

— Разрешите, товарищ полковник? — Не дожидаясь ответа, Отс продолжал: — И я думал, что капитан Вески ошибается, что он выдает желаемое за действительное. Но факты есть факты. Их надо уметь связать, правильно понять, и тогда вдруг обнаруживаются новые факты, заставляющие делать новые выводы. За пять дней, — голос Отса стал мягким, — за эти пять дней, — повторил он, — я прошел не скажу приятную, но очень полезную школу.

И хмуро молчавший Мяэкиви, и взволнованный Вески переглянулись. По мере того как Отс говорил, лицо полковника все больше разглаживалось и принимало обычное выражение. Он даже снова начал постукивать карандашом.

— Кровь на брюках и на рубашке Пауля, — говорил Отс, — улика. Но послушайте...

Вот Пауль Арупыльд, немного пьяный, возвращается домой от Лунда. На своих руках он только что держал первенца товарища. Его сердце полно нежности к жене — ведь он тоже мечтает о ребенке. На глаза ему попадается записная книжка Армильды. Он машинально перелистывает странички. И вдруг — записка Рудольфа Леппика! Обрушься потолок на голову — Пауль был бы меньше ошеломлен. Жена ему изменяет... Да-да, изменяет, сомнений в этом нет! Услужливая память подсказывает: на прошлой неделе Армильда не ночевала дома, сказала, что была у подруги. Однажды явилась поздно, от нее пахло вином. И в этот-то момент открывается дверь, и в комнату входит Армильда — нарядная, красивая. Опять — подруга... Паулю кажется: она пришла от любовника. Сами собой сжимаются кулаки, глаза застилает туман... и капли крови из разбитых губ жены падают на рубашку, брюки.

— Сомневаться, что так оно и было, мы не можем, — глухо резюмировал Отс. — Этот эпизод подробно освещен свидетелями, записка Леппика у нас.

Отс продолжал свой доклад. Задумавшись, слушал его Вески. Конечно, у Пауля и мысли не было об убийстве жены, когда он назначил ей свидание неподалеку от дома Альмы Метс, где, как он думал, Армильда живет. Об этом свидетельствуют и показания Сакса. Убивая из ревности, покупками не занимаются. Пауль продолжал любить жену, искал встреч с ней, хотел примирения.

Слова Отса долетали до. Вески, как во сне. Но слова были точные, и Отс не упускал ни одной детали. И перед мысленным взором Вески всплыло все, что он увидел в памятную ночь на пустыре. Эти детали, выступавшие тогда как немые свидетели преступления, как бесспорные улики, теперь говорили: Пауль Арупыльд невиновен. Три следа ботинок Пауля: он бежал. Верно, он бежал. Но что предшествовало этому?

— Армильда же думала не о муже, — доносился голос Отса.

Правильно, Харри, правильно! Этим же путем шел он, Вески. Очень важно было представить себе не только мысли и чувства Пауля Арупыльда, но и все, что переживала, думала на пустыре и его жена. А она пришла сюда совсем не мириться. Она согласилась на встречу потому, что надеялась: развод с Паулем поможет ей удержать Руди. «При живом муже замуж не выходят!» — вот его слова. Пауль же просит ее вернуться домой, просит забыть все случившееся. Нет, тысячу раз нет! А Пауль снова и снова умоляет жену. Наконец в отчаянии он напоминает ей...

— Это была старая история. Мы обнаружили ее, когда ходили по кабинетам врачей. — Отс достал из папки пачку протоколов.

— Врачей? — прервал полковник и протянул руку за протоколами. — Каких врачей?

...В диспансер обратилась Армильда Арупыльд. Ей рассказали, что ее отец в молодости лечился от какого-то венерического заболевания. Это было давно, еще до ее рождения... Не передалась ли ей болезнь по наследству? Вот и детей у нее нет... «Не потому ли?» — спрашивала Армильда. Врач ее успокоила, взяла кровь на исследование. Проверила здоровье и ее мужа — он тоже приходил. Оба они оказались совершенно здоровыми. Но месяц назад Арупыльд снова пришла и заявила, что обнаружила у себя симптомы «неизлечимой» болезни.

Вески едва подавил желание самому продолжать рассказ Отса. Ведь так трудно, передать словами трагедию Арупыльда! Чтобы поверить ему, надо было видеть бесконечную муку на его лице, слышать его бессвязные слова во время допроса, когда он снова переживал события той ночи. Теряя рассудок, он пригрозил жене: «Не вернешься домой — все узнают!» — «Опозорить меня хочешь? — закричала в ответ Армильда. — Ненавижу тебя! Ты враг!»

— Источник этой версии может быть только один — Пауль Арупыльд. Почему ему надо верить? — встал майор Хеннинг.

— Почему ему надо верить? Потому, что Пауль Арупыльд — честный человек! — резко и убежденно ответил Отс.

— Неубедительно, — голос Хеннинга вкрадчив, а тон язвителен.

Однако симпатии собравшихся, кажется, не на его стороне.

— Для вас — да. Вы не были на допросе, — вмешался Вески. — Но есть и объективные доказательства.

Полковник недовольно повернулся к Вески, и тот утонул в кресле.

А Отс выпрямился и не спеша начал перечислять факты, которым не было придано значения в начале следствия.

Овчарка по следу Пауля тянула только на дорогу. В сторону каркаса кабины она не сделала ни одного движения. Значит, там Пауль не был. А вот по следу погибшей Рекс сразу повел к кабине.

— Не верить Паулю Арупыльду — значит признать, что он по воздуху перелетел к каркасу. Но и тогда он должен был бы оставить след возле трупа... — Отс обращался прямо к Хеннингу.

— А керосин на обуви?! — воскликнул уязвленный Хеннинг. — Не так он прост, ваш Пауль.

— Судно ходит на нефти, Арупыльд — механик.

— Почему же он так покорно дал себя задержать? — не унимался майор.

— Радиодетали, которые найдены у него в каюте, куплены не очень-то честно. И видимо, не в первый раз. Материал передан в ОБХСС.

— Честный!.. — презрительно усмехнулся Хеннинг.

Отс не успел ответить. В кабинете поднялся шум. Кто же все-таки убил?

— Впустую поработали! — воскликнул Хеннинг.

Вески вскочил:

— Невиновного защитили! А это даже больше, чем обвинить виновного.

Полковник постучал карандашом по столу, и шум стих.

А Отс, сбросив с себя солидность, с которой он провел первую половину доклада, с увлечением рассказывал о дальнейших розысках:

— У большой двери часто бывает маленький ключ — учил меня капитан. У этой большой двери действительно оказался маленький ключ — сигнатурки из аптек.

Нет, над Отсом не смеялись. Он сумел увлечь слушателей. Даже Хеннинг, и тот слушал внимательно.

— «Акт посмертной судебно-психиатрической экспертизы», — громко читал Отс. — Я позволю себе огласить заключение полностью. «Изучением медицинских и следственных документов установлено, что Арупыльд в течение месяца до смерти постоянно находилась в состоянии угнетения, подавленности. В последние дни ее жизни это состояние приобрело оттенок тоскливости. По свидетельству лиц, близко знавших Арупыльд при жизни, в последнее время она считала свою жизнь «пропащей».

— Один вопрос! — поднялся с места начальник оперативного отдела Лайд. — Считаете ли вы возможным, чтобы Армильда Арупыльд сама себе нанесла шесть болезненных ран на голове?

Отс кивнул головой:

— Все, вероятно, помнят, что раны на голове Арупыльд были неглубокие и располагались параллельно, под углом направо от средней лицевой линии. Думаю, вы согласитесь со мной, — Отс окинул взглядом собравшихся, — что если бы Армильду Арупыльд ударил другой человек, то после первого же удара инстинкт самозащиты заставил бы ее изменить положение тела и головы. — Отс достал из портфеля вилкообразную деталь и, зажав ее в правой руке, приложил к своей голове. — Но тогда, — продолжал он, — последующие удары наверняка сместились бы по отношению к первому, и все раны не были бы параллельны между собой...

Полковник Лайд кивнул в знак согласия и положил руку на кресло.

«Далеко, пойдет лейтенант», — подумал Мяэкиви, расписываясь на постановлении об освобождении Арупыльда из-под стражи.

— Есть еще один существенный момент, — продолжал Отс, — подтверждающий, что Арупыльд сама себе нанесла раны, держа эту болванку в правой руке. Смотрите... — Продолжая говорить, Отс пустил пачку фотографий по рукам. — Кровь из ран стекала но лицу Армильды, по ее одежде, по левой руке, которой она схватилась за голову. Чиста лишь ладонь правой руки, именно та ладонь, которая была поднята вверх и сжимала чугунную деталь. Отсюда и затеки крови на правой руке и внутри рукава до самого локтя. — Теперь итог. — Отс читал, почти скандируя: — «Комиссия врачей-психиатров пришла к выводу, что Арупыльд Армильда... являлась психопатической личностью с ярко выраженными депрессивными наклонностями в период, предшествовавший ее смерти. При обострении депрессивного состояния могла покончить жизнь самоубийством». Остается добавить всего несколько слов. Угроза Пауля довела его жену именно до острого депрессивного состояния. Полагаю, что Армильда Арупыльд нанесла себе удары перед тем, как повеситься, повинуясь голосу воспаленного мозга, твердившего ей: отомсти Паулю. Это и была ее месть — обвинение Пауля в покушении на убийство жены. А потом она забыла о мести и...

Совещание закончилось. Заключение полковника было неожиданным. Он говорил глухо, глядя в сторону и как бы раздумывая вслух:

— Мы совершили огромную ошибку, посадили в тюрьму невиновного. Что может быть страшнее для нас?! Ничего. Это даже хуже, чем нераскрытое преступление. Вам я делаю замечание! — Полковник всем корпусом повернулся к Вески. — У вас не хватило поначалу мужества поверить себе, своей совести. Учтите, только замечание. Часть своей вины вы искупили: по существу, законченное дело не бросили, пошли на конфликт со мной и доискались истины. — Полковник перевел дыхание. — Теперь о главном. Главное все же в другом: с людьми надо говорить, надо уметь слушать их, надо уметь верить им. Вески сумел. Научил Отса. Скажу о себе: я не видел Арупыльда, не слышал его. И в этом корень моей ошибки. Когда решаешь судьбу человека, человека надо знать.

Хеннинг удовлетворенно подумал: «Подвели тебя любимчики... А Вески все же надо поздравить».

Но встать майор не успел. Полковник шагнул из-за стола и протянул обе руки Вески:

— Не только за дело Арупыльда. За Отса и за... урок. — Он обвел глазами комнату и добавил: — Людям надо верить...