Глава 26
Глава 26
Холодным февральским днем 1996 года Марио Специ проходил через маленькую пьяццу, направляясь к казармам карабинеров в деревне Сан-Кашано. Он задыхался, и не только из-за бесчисленных выкуренных им сигарет — на нем был тяжелое неуклюжее пальто безвкусной расцветки, изукрашенное молниями, поясками и пуговицами, нашитыми исключительно ради того, чтобы отвлечь внимание и скрыть аппаратуру. Маленькая пуговка под воротником скрывала в себе микрофон. Под нелепым пластиковым ярлычком на груди пряталась видеокамера. Между наружной стороной и подкладкой проложены были провода и батарейки магнитофона. Электронная аппаратура, спрятанная в подбивке, не выдавала себя ни малейшим жужжанием. Техники с телестанции привели ее в действие в церкви Коллегиата ди Сан-Кассиано, укрывшись за каменной колонной между исповедальней и баптистерием. В церкви не было никого, кроме хромой старухи, преклонившей колени на молитвенном возвышении перед лесом пластмассовых свечей, разгонявших мрак электрическим сиянием.
За два года, прошедших после осуждения Паччани, Специ написал множество статей, высказывая в них сомнения в его виновности. Но эта сенсация обещала быть вершиной всех прежних.
Видеокамера была заряжена на час работы. За эти шестьдесят минут Специ предстояло разговорить Артуро Минолити, маршала карабинерской казармы в Сан-Кашано. Он должен был убедить офицера рассказать правду о находке патрона на огороде у Паччани. Минолити в качестве представителя местных карабинеров присутствовал при двенадцатидневном обыске, причем только он из всех, засвидетельствовавших находку, не был связан с САМ и полицией.
Специ всегда с глубоким предубеждением относился к такому стилю журналистской работы и часто клялся никогда подобным не заниматься. Это была грязная работа — вытряхивать из человека сенсацию. Но перед входом в казарму, где ждал его Минолити, все его предубеждения испарились, как святая вода с кончика пальца. Тайная запись разговора с Минолити была, возможно, единственным способом добыть правду или по крайней мере часть ее. Ставка была высока: Специ не сомневался, что Паччани невиновен и что правосудие совершило огромную несправедливость.
Специ остановился перед входом, развернувшись так, чтобы нашивка на его груди засняла надпись: «Карабинеры». Нажал звонок и стал ждать. Где-то лаяла собака, ледяной ветер обжигал лицо. Он ни на минуту не задумывался о риске разоблачения. Желание раздобыть сенсацию внушило ему ощущение неуязвимости.
Дверь открыл человек в синей форме, с настороженным взглядом.
— Я — Марио Специ. Я договорился о встрече с маршалом Минолити.
Его оставили в маленькой комнатке, где он успел выкурить еще одну сигарету. Со своего места Специ видел пустой кабинет мелкого чиновника, из которого надеялся вытянуть истину. Он заметил, что стул у письменного стола, который предстояло занять Минолити, стоял справа, и вычислил, что в объектив камеры, скрытой на левой стороне его груди, попадет только стена. Он напомнил себе, как только усядется, непринужденным движением развернуть стул, чтобы заснять офицера, когда тот начнет говорить.
«Ничего не выйдет, — подумал Специ, вдруг засомневавшись в себе. — Все это похоже на голливудский фильм, и только шайка взбалмошных телевизионщиков способна поверить, что такое пройдет».
Появился Минолити. Высокий, лет сорока. Готовый костюм и дымчатые очки в золотой оправе, безуспешно скрывающие интеллигентность лица.
— Простите, что заставил вас ждать.
Специ разработал план, как навести его на нужную тему. Он рассчитывал сломить сопротивление собеседника, воззвав к совести защитника законности, и немножко сыграть на его тщеславии, если таковое обнаружится.
Минолити указал ему на стул. Специ взялся за спинку и легким неприметным движением переставил его. Он сел лицом к маршалу и положил перед собой на стол сигареты и зажигалку. Он был уверен, что сейчас Минолити попадает в объектив камеры.
— Простите, что побеспокоил вас, — неуверенно начал он, — но завтра я встречаюсь в Милане со своим редактором и ищу материалы по Флорентийскому Монстру. Мне нужно что-то новое, по-настоящему новое. Вы лучше меня знаете, что все за и против уже высказаны, и никому больше нет до него дела.
Минолити заерзал на стуле и покрутил головой. Он отвел взгляд от Специ, глянул в окно и снова на журналиста. В конце концов он нервно закурил.
— Что вы хотите знать? — спросил он, выдувая дым из ноздрей.
— Артуро, — начал Специ, доверительно склоняясь к нему, — Флоренция — маленький город. Мы с вами вращаемся в одних и тех же кругах. До нас доходят одни и те же слухи, иначе и быть не может. Извините меня за прямоту, но, кажется, следствие против Паччани вызывало у вас сомнения. Серьезные сомнения…
Маршал подпер подбородок ладонями и, молча, пожевал губами. Затем слова хлынули словно бы с облегчением:
— Ну, да… В том смысле, что… Короче, бывают странные совпадения, на них не обращаешь внимания. Если совпадение случается во второй раз, можно его не заметить. Но третье совпадение — это уже не совпадение. Так вот, совпадений, или странных случайностей, там было многовато.
Сердце Специ под линзами телекамеры забилось быстрее.
— Что вы имеете в виду? Что-то не так в следствии?
— Ну, да. Видите ли, я уверен, что Паччани виновен. Но мы обязаны были это доказать. Не годится срезать углы.
— То есть?
— То есть… К примеру, та тряпка. Это просто бессмыслица какая-то, вот что я вам скажу.
Тряпка, о которой он говорил, была важной уликой против Паччани. Через месяц после суперобыска на участке, где нашли патрон, Минолити получил анонимную посылку. В ней была пружина возвратного механизма пистолета, завернутая в тряпку, с запиской, написанной печатными буквами:
Это — часть оружия Флорентийского Монстра. Она лежала в стеклянной банке, переставленной (кто-то нашел ее до меня) под дерево в Луциано. Паччани часто там гулял. Паччани — дьявол, я хорошо его знаю. И вы его тоже знаете. Накажите его, и Бог вас благословит, потому что он не человек, а зверь.
Спасибо.
Все выглядело довольно странно с самого начала. А чуть позже, во время нового обыска в саду Паччани, агент САМ нашел обрывок той же тряпки, пропущенный кем-то при двенадцатидневном обыске. Когда два обрывка сложили, они точно подошли друг к другу.
Перуджини выдвинул теорию, что Монстр мог собственноручно отправить посылку в бессознательной попытке обвинить себя.
— С этой тряпкой не все чисто, — сказал Минолити, поворачиваясь к скрытой на Специ телекамере. — Когда ее нашли, меня не вызывали. Предполагалось, что вся операция проводится совместно САМ и карабинерами Сан-Кашано. Но меня не вызвали в тот раз, когда нашли тряпку. Говорю вам, грязная это тряпка. Мы уже побывали в гараже и нашли много кусков ткани, забрали их и переписали. Той тряпки там не было.
Специ, чтобы сдержать волнение, закурил еще одну сигарету. Это была первоклассная сенсация, а ведь они еще даже не дошли до пули, найденной в саду.
— Как по-вашему, откуда взялась эта тряпка?
Карабинер развел руками.
— Я не знаю. Меня там не было. В том-то и дело. И потом, кто прислал эту пружину? Из всех частей оружия только эту невозможно идентифицировать с одним-единственным пистолетом. И прислали именно ее.
Специ решил подвести его к теме найденной пули:
— А патрон? С ним тоже не все чисто?
Минолити глубоко вздохнул и несколько секунд молчал. Повернулся и решительно начал:
— Меня просто бесит, как был найден этот патрон. Мне совершенно не нравится, что главный инспектор Перуджини поставил нас в такую ложную ситуацию…
Специ только и оставалось, что сохранять спокойствие, как ни колотилось у него сердце.
— Мы были в саду Паччани, — продолжал маршал, — я, Перуджини и еще двое агентов его бригады. Те двое отскребали грязь с подошв о цементную подпорку для виноградных лоз, лежавшую на земле, и смеялись, что у них совсем одинаковые ботинки. В какой-то момент у самой подошвы одного из их ботинок обнаружилось основание патрона.
— Однако, — перебил Специ, заботясь, чтобы в записи осталось ясное изложение дела, — Перуджини в своей книге описывает находку совсем иначе?
— Именно! Он пишет, что патрон блеснул в луче света. Какой там луч! Ну, может, он хотел немного приукрасить находку.
Специ спросил:
— Минолити, они его подложили?
Маршал помрачнел.
— Это всего лишь предположение. Даже чуть больше, чем предположение… Я не скажу, что уверен… Я невольно думаю об этом. Это почти уверенность…
— Почти уверенность?
— Да. Потому что в свете фактов я не нахожу другого объяснения… И, я вам скажу, когда Перуджини написал, как там блеснул луч света, меня, право, мороз пробрал. Я говорю: «Главный инспектор, вы меня не уважаете. Что со мной будет, если я расскажу иначе?» Я что хочу сказать: кому из нас поверят судьи? Маршалу или главному инспектору? С определенного момента мне пришлось поддерживать его версию.
Специ чувствовал себя так, словно снимал фильм, претендующий на «Оскар». Исполнитель играл безупречно, и его легкий миланский акцент придавал сцене как раз нужный колорит. Журналист видел, что пленки хватит еще на пятнадцать минут. Приходилось торопиться.
— Артуро, они его подложили?
Минолити маялся.
— Я не могу поверить, что мои коллеги, мои друзья…
Специ не мог больше терять времени.
— Ладно, я вас понимаю. Но если на мгновенье забыть, что это ваши друзья, которых вы знаете много лет, — факты говорят о том, что патрон туда подложили?
Минолити застыл как каменный.
— Логически рассуждая, да. Я должен сказать, что его подложили. Я пришел к заключению, что некоторые улики дурно пахнут: патрон, пружина и тряпка. — Минолити продолжал говорить негромко, будто сам с собой. — Я оказался в чрезвычайно сложной ситуации… Они поставили мой телефон на прослушивание… Я боюсь… Действительно боюсь.
Специ нужно было выяснить, не говорил ли он об этом с кем-то, кто мог бы подтвердить его подозрения.
— Вы никому не рассказывали?
— Я говорил с Канессой.
Канессой звали одного из прокуроров.
— И что он ответил?
— Ничего.
Через несколько минут Минолити прощался со Специ у двери казармы.
— Марио, — попросил он, — забудьте, что я вам наговорил. Я просто выпускал пар. Я рассказал вам, потому что я вам доверяю. Но ваши коллеги… Прежде чем впустить их сюда, я приказал бы их обыскать.
Чувствуя себя негодяем, Специ перешел площадь и пошел по мостовой, едва не задевая левым плечом стены домов, напряженно выпрямив плечи. Он уже не замечал холодного ветра.
«Боже мой, — думал он, — сработало!»
Он вошел в местный «Каса дель Пополо», где народ с телеканала ждал его, попивая пиво. Пробравшись к ним за стол, он молча сел. Он ощущал на себе их взгляды. Он продолжал молчать, и они ни о чем не расспрашивали. Все каким-то образом поняли, что результат есть!
Позже, тем же вечером, собравшись за ужином после просмотра записи с Минолити, они позволили себе предаться эйфории. Сенсация века! Специ жалел, что ничего не подозревающему маршалу Минолити придется попасть между жерновов. Но, говорил он себе, ради истины приходится идти на жертвы.
На следующий день крупное итальянское агентство новостей АНСА, услышав о записи, прокрутило отрывок из нее. Сразу после передачи Специ позвонили с трех телевизионных каналов, приглашая на интервью. Перед передачей новостей Специ развалился на диване с пультом управления в руке, чтобы полюбоваться, как будет подана эта новость.
В эфир не попало ни слова. На следующее утро так же промолчали газеты — ни строчки. «Раи тре», национальный телеканал, устроивший запись интервью с Минолити, вырезал этот фрагмент.
Ясно, что кто-то, обладавший властью, заставил всех молчать.