1951

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1951

205. Л.Н.Сейфуллина

Москва, 26 января 1951

БОЛЕЗНЬ ЛИШИЛА МЕНЯ ВОЗМОЖНОСТИ ЛИЧНО ПОЗДРАВИТЬ ВАС В ДЕНЬ СЛАВНОГО ВАШЕГО ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЯ ТОЧКА НО ЭТОТ ДЕНЬ ДУШОЙ Я ПРАЗДНУЮ ТОЧКА ЖИВИТЕ ДОЛГО И БЛАГОПОЛУЧНО МУЖЕСТВЕННЫЙ ТАЛАНТЛИВЫЙ ДОРОГОЙ СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК = ЛИДИЯ СЕЙФУЛЛИНА

Собрание составителя. С писательницей Лидией Николаевной Сейфуллиной (1889–1954) ИЭ познакомился в 1926 г.; прочувствованные строки посвящены ей в 4-й главе 5-й книги ЛГЖ.

206. Б.Л.Пастернак

Москва, 26.1.1951

ОТ ДУШИ ПОЗДРАВЛЯЮ С ДНЕМ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЯ ЖЕЛАЮ ДОЛГИХ ЛЕТ СЧАСТЛИВОЙ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТИ ДУШЕВНОЙ ЯСНОСТИ И ЗДОРОВЬЯ БОЛЬШАЯ РАДОСТЬ КОГДА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ И ГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГИ ВСЕ ЕСТЕСТВЕННОЕ И ВЫСОКОЕ ОБЪЕДИНЯЮТСЯ В ТАКОМ БЛАГОРОДНОМ И ТАЛАНТЛИВОМ ВЫРАЖЕНИИ = БОРИС ПАСТЕРНАК

Ед.хр.2027. Л.1. С поэтом Борисом Леонидовичем Пастернаком ИЭ познакомился в Москве в 1917 г.; Пастернаку посвящена 5-я глава 2-й книги ЛГЖ. Практически вся переписка ИЭ с Пастернаком не сохранилась. В 40-й главе 4-й книги ЛГЖ приводится фрагмент поздравления Пастернака с 50-летием ИЭ: «Нам было столько лет, когда мы встретились, сколько с тех пор прошло. Сбережем, что осталось из растраченных сил!» (это письмо исчезло из архива ИЭ после его смерти).

207. Н.Н.Асеев

<Москва,> 26 января 1951

Уважаемый Илья Григорьевич.

После Маяковского я не знаю никого, кто бы сумел поставить звание литератора так высоко, сообщив ему одновременно и достоинство независимости и гражданскую весомость. Вы — один из очень немногих писателей, заставивших слушать себя весь мир.

Мне кажется, что вкус — необходимейшее из всех свойств, присущих таланту. Без вкуса всякий, даже очень одаренный писатель не защищен от пошлости и подражательности.

Вы любите искусство большой любовью. Для Вас Пикассо — человек, не только нарисовавший голубку мира, хотя и этот его рисунок гениален. Но для того, чтобы придать ему незабываемую выразительность, нужны были долгие годы мастерства и исканий. И «Королева Изабо», и «Скрипка» и «Дама после бала»[461] — подготовили его триумф в поколениях.

Вы не отказались от своего вкуса, не отказались от Ренуара, Сезанна, Гогена, Ван-Гога[462]. Не знаю, назовут ли Вас сегодня гениальным, по то, что Вы не тривиальны, — спору не подлежит.

А этого совсем не мало и, во всяком случае, достаточно, чтобы обладать званием поэта.

Позвольте же мне в день вашего шестидесятилетия сказать эти несколько добрых слов, лишенных всякой напыщенности и фальши.

Ник. Асеев.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1234. Л.1. Николай Николаевич Асеев (1889–1963) — поэт; ИЭ с Асеевым познакомил в 1926 г. Б.Пастернак.

208. А.А.Ахматова

27 января 1951

ДОРОГОЙ ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ ПРИМИТЕ САМОЕ ИСКРЕННЕЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ ОТ СОВРЕМЕННИЦЫ И ЧИТАТЕЛЬНИЦЫ = АННА АХМАТОВА

Впервые — ВЛ, 2002, №2 С.265. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1243. Л.З.

209. С.Я. и С.М.Маршаки

Москва, 27.1.1951

ДОРОГОЙ ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ МНОГО ЛЮДЕЙ В НАШЕЙ СОВЕТСКОЙ СТРАНЕ И ЗА ЕЕ РУБЕЖАМИ РАДУЮТСЯ ВАШЕМУ ПРАВДИВОМУ И СВЕЖЕМУ СЛОВУ ТЧК ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ ВАШИМИ ЧИТАТЕЛЯМИ И ПОЧИТАТЕЛЯМИ ЖЕЛАЕМ ВАМ ДОЛГИХ ЛЕТ СЧАСТЛИВОГО ТРУДА ЖАЛЕЕМ ЧТО НЕ МОЖЕМ БЫТЬ СЕГОДНЯ НА ВАШЕМ ПРАЗДНИКЕ КРЕПКО ЖМЕМ РУКУ = МАРШАКИ

ФЭ. Ед.хр.1884. Л.1. Софья Михайловна Маршак (Мильвидская; ум. 1953) — жена С.Я.Маршака с 1912 г.

210. Вс.В.Иванов

Москва, 27. I <19>51

В ДЕНЬ ВАШЕГО ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЯ ОТ ВСЕГО СЕРДЦА ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ ВАША ВЕЛИКОЛЕПНАЯ РАБОТА ПРОЗАИКА ПОЭТА И ПУБЛИЦИСТА ОБРАЗЕЦ РАБОТ СОВЕТСКОГО ПИСАТЕЛЯ ОБЕСПЕЧИВАЮЩЕГО УСПЕХИ ЛАГЕРЯ МИРА СОЦИАЛИЗМА И ДЕМОКРАТИИ ТЧК ИЗ-ЗА БОЛЕЗНИ НЕ МОГУ ЛИЧНО ПОЗДРАВИТЬ ВАС ЖЕЛАЮ ВАМ ЗДОРОВЬЯ И СЧАСТЬЯ ТЧК ПОЗДРАВЛЯЮ И ПРИВЕТСТВУЮ ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНУ = ВСЕВОЛОД ИВАНОВ ТАМАРА ВЛАДИМИРОВНА ПРИСОЕДИНЯЕТ СВОИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ

ФЭ. Ед.хр.1605. Л.1.

211. В.М.Инбер

Москва, 27 января 1951

Дорогой Илья Григорьевич, наше очень давнишнее знакомство дает мне право с особой теплотой поздравить Вас с Вашим славным юбилеем.

Важно не то, что человек прожил 60 лет: важно — как он их прожил. Вы это доказали в полной мере. От души желаю Вам много сил для работы, так радующей нас, ваших бесчисленных читателей.

Пользуюсь случаем, чтобы прибавить несколько строк, не имеющих отношения к вашему празднику, но для меня важных.

Мне давно уже известно, что Вы в частной беседе осудили одно мое публичное выступление[463]. Так вот, я должна Вам сказать, что я сама осудила себя гораздо раньше и гораздо более сурово, чем кто-либо.

Конечно, дела это не меняет. Что сказано — то сказано. Но просто я хочу, чтобы Вы узнали об этом[464].

Еще раз желаю Вам всего самого хорошего.

Вера Инбер.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1618. Л.4.

212. Л.А.Кассиль

Москва, 27.I.1951

Дорогой Илья Григорьевич!

Болезнь не дает мне возможности быть сегодня вместе со всеми, кто Вас любит, и хоть издали кивнуть Вам в день Вашего славного юбилея. Так как лицо я не официальное и не вхожу в список имен, кои перечисляются на юбилейных вечерах, когда читаются приветствия «первоприсутствующих», но отсутствующих, то шлю Вам свои поздравления на дом.

Вы — один из тех немногих сегодняшних писателей, имя которых для моего поколения было взято на знамя борьбы за большую революционную культуру с момента, когда нашего брата стали учить уму-разуму. Для меня лично знакомство с Вашими книгами было, может быть, одним из первых ранних толчков, разбудивших во мне — хорошо это или плохо — дремавшего литературного зверя… Я радовался потом, видя, что Маяковский и Вы — люди одного дела, одного непреклонного движения — через высоко организованное слово к человеку, и его высокой правде. И несколько скупых Ваших похвал, которые я когда-то слышал от Вас[465], хранил в самом почетном уголке своей памяти.

У меня есть одна, вероятно, очень наивная мерка, по которой я проверяю часто свои дела, поступки и мысли: я спрашиваю себя, похож ли я в том или ином случае на того писателя, каким я себе в детстве представлял вообще видного, хорошего, настоящего писателя… Мне думается, что надо быть всегда и во всем, каким представляет себе нас, писателей, молодой доверчивый читатель. И вот, я знаю, что Вы именно такой, что в Вас он не ошибся, дорогой Илья Григорьевич, замечательный писатель и лучший публицист во всем мире, человек чистой совести и великолепного мужества.

Живите долго и так, как живете!

Лев Кассиль.

Постскриптум.

Мне сейчас позвонил из г.Энгельса по телефону мой отец, старый доктор, заслуженный врач Республики, 50 лет работающий в городе, где я родился. С огромной радостью сообщил он мне, что Вы — кандидат в Верховный Совет РСФСР от их города, известно ли, мол, мне это?

Так вот, Илья Григорьевич, если поедете к своим избирателям, то не забудьте, как сказано у Гоголя, что в городе Энгельсе проживал доктор Абрам Григорьевич Кассиль, Ваш горячий почитатель. Если Вам удастся как-нибудь передать ему мой привет, то старик будет совершенно осчастливлен, узнав, что Вам известно о его существовании от меня.

Л.К.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1662. Л.1. С писателем Л.А.Кассилем (1905–1970) ИЭ познакомился в 1930-е гг.

213. А.П.Межиров

Москва, 27.I.1951

СЕРДЕЧНО ПОЗДРАВЛЯЮ СЛАВНЫМ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЕМ ЖЕЛАЮ МНОГИХ ЛЕТ ЗДОРОВЬЯ СЧАСТЬЯ ТВОРЧЕСТВА = МЕЖИРОВ

ФЭ. Ед.хр.2464. Л.90. Поэт Александр Петрович Межиров (р. 1923) дарил ИЭ все свои сборники стихов; на книге «Новые встречи» (М., 1949) написано: «Глубокоуважаемому Илье Григорьевичу Эренбургу, каждая новая встреча с которым — радость для меня. А.Межиров. 12.9.49 г. Москва»; на сборнике «Ветровое стекло» (М., 1961) — «Илье Григорьевичу Эренбургу с чувством восхищения и глубочайшего уважения. А.Межиров. 20. XI. 61. Москва»…

214. Д.И.Ортенберг

Москва, 27.I.1951

РОДНОЙ ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ ОТ ВСЕЙ ДУШИ ПОЗДРАВЛЯЮ ЖЕЛАЮ НОВЫХ УСПЕХОВ ЗДОРОВЬЯ БЕСКОНЕЧНЫХ ЛЕТ ЖИЗНИ ТЧК ВАШ ИСКРЕННИЙ ДРУГ КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ ЗВОНИТ НО НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЕТ И ГОРЯЧО ЛЮБИТ = ОРТЕНБЕРГ

ФЭ. Ед.хр.2464. Л.136.

214а Д.Д.Шостакович

Москва, 27.I.1951

Дорогой Илья Григорьевич!

Примите мои сердечные поздравления со днем рождения. Желаю Вам быть всегда здоровым и счастливым.

Крепко жму руку.

Ваш Д.Шостакович.

ФЭ. Ед.хр.2391. Л.2.

215. С.С.Прокофьев

Москва, 28.I.1951

ДОРОГОЙ ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ ПРИМИТЕ САМЫЕ СЕРДЕЧНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ ОТ ДАВНЕГО ПОКЛОННИКА ВАШЕГО ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ТАЛАНТА = СЕРГЕЙ ПРОКОФЬЕВ

ФЭ. Ед.хр.2075. Л.1.

216. В.В.Вишневский, С.К.Вишневецкая

Москва, 28.I.1951

ГОРЯЧО ПОЗДРАВЛЯЕМ ЮБИЛЯРА СОЖАЛЕЕМ НЕВОЗМОЖНОСТИ ЛИЧНО ПОЗДРАВИТЬ ЖЕЛАЕМ ДАЛЬНЕЙШИХ ТВОРЧЕСКИХ УСПЕХОВ А ГЛАВНОЕ ЗДОРОВЬЯ = ВИШНЕВСКИЙ ВИШНЕВЕЦКАЯ

ФЭ. Ед.хр.2464. Л.80.

217. В.Б.Шкловский

<Москва,> 30 января 1951

Дорогой Илья Григорьевич!

Ваш телефон, вероятно, весь в никелированном мыле. Лестница, ведущая к Вам, стерта. Почтальон сбился с ног. Поэтому я переждал и поздравляю Вас, пропустивши поток, потому, что потоки воды срывают краны гидравлическим ударом, а потоки приветствий, вероятно, растапливают трубы.

Милый друг, я приветствую Вашу борьбу за дорогую нам обоим Родину и Европу.

Приветствую человека, который продолжил дело Герцена, дело любви к будущему человечеству, дело веры в будущее мира.

Мы знакомы тридцать три года. Они прожиты Вами превосходно.

У Вас хорошая жизнь, все расширяющаяся.

Я не желаю Вам счастья, не желаю Вам долголетья, потому что писателю надо желать бессмертья и победы.

Побеждайте и, побеждая, не грустите.

Виктор Шкловский.

Впервые — П2, №322, коммент. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2385. Л.1. Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — литературовед и писатель; ИЭ писал о нем во 2-й главе 3-й книги ЛГЖ. Ответ на это письмо см. П2, №322.

218. К.Л.Зелинский

<Москва,> 1 февр. 1951

Дорогой Илья Григорьевич!

Вижу на Вашем столе ворох поздравлений и приветственных телеграмм. И как ни велик он — этот приятный ворох, — прошу присоединить к нему и мое приветствие, пусть немного и опоздавшее.

Вероятно, Вы того не знаете, но в моей жизни Вы как писатель, наделенный острым чувством современности, сыграли немалую роль. Издали я всегда следил за Вами и внимательно читал Вас. Меня всегда привлекала у Вас любовь к человеку и культуре. Я слышал ее за всем, что Вы писали. В этом Вы перекликались с Горьким, что почему-то никогда не отмечалось. Вы хорошо умели сказать, что человек, как существо теплокровное, имеет право на долю тепла на земле и на уважение своего человеческого достоинства. Вы заразительно умеете передать свое восхищение поэта и художника созданиями искусства и культуры. А не в этом ли царстве — наибольше самого Человека, его красоты и свободы?

Это было у Вас всегда и в те давние времена первых лет революции, когда Вы еще не умели соединить воедино интересы человека и государства, хотя бы даже и социалистического. Страждущее сердце человеческое тогда — в «тех» романах — оставалось одиноким, открытое и подставленное неумолимым бурям нашего века.

Впрочем, не мне напоминать Вам искания прошлого. Интеллигенция Вашего поколения (а к нему принадлежу и я) прошла сложный и нелегкий путь. Знаете, как в русской сказке: мы окунались из котла в котел, чтобы духовно молодеть и хорошеть подобно Иванушке-дурачку. Багрицкий был прав, сказав: «Побоями нас нянчила страна»[466]. Что ж, это закон классовой борьбы, закон революционного перехода одной общественной формации в другую. «Узнаю тебя, жизнь, принимаю и приветствую звоном щита»[467].

И на этом трудном пути века я всегда уважал в Вас то, что Вы умели сохранить свое достоинство художника и человека, не растратить и не развеять поспешно и попусту — в угоду ложно понятым интересам различных общественных ситуаций — главного: нравственной основы работы писателя.

И вот, к Вам сегодня пришла громадная, поистине мировая слава. Все относительно. И важна не слава сама по себе. Важно, что она пришла, как человеческое вознаграждение за верность Человеку. Пришла в ответ на простые слова, сказанные — впрочем, очень талантливо и политически точно, — что человек имеет право быть не убитым, не оскорбленным, не изнасилованным, не лишенным элементарных прав: трудиться, выращивать детей, уважать стариков, читать книги, создавать картины.

В моей памяти почему-то сохранился такой эпизод: Киев, лето 1919 года. Я иду по Крещатику с товарищем. Он мне показывает кафе, славившееся черным кофе — это позади быв<шей> городской Думы. — «Вот здесь сиживал Илья Эренбург. Он тоже бывал здесь». И мысль тогда унеслась вослед Вам, поэту, которого я уже в Киеве не застал[468], но который владел тогда моими думами. Мы познакомились лишь несколькими годами позже и ближе встретились в Париже в 1926 году.

Я был в те ранние годы гражданской войны молодым журналистом, который прямо со студенческой скамьи, полный романтических надежд и настроений ринулся в революцию. Мне не нужно было выбирать на чью сторону стать. Я вышел из среды той трудовой, демократической интеллигенции, где меня с детства учили знать адрес правды. Я привык думать правдой народа, что крестьяне, рабочие, ломовики, грузчики, мастеровые, это и есть те, кого следует уважать и любить, а что домовладельцы, фабриканты, помещики — это тунеядцы и захребетники рода человеческого. И потому я пошел «за большевиков» и на гражданскую войну со своим пером одного из первых советских журналистов. В то же время мне всегда было близко чувство культуры, понимания значения ее ценностей. Мне импонировало «культуртрегерство» Горького. Но оно у меня не было поставлено на твердую марксистскую основу, а наоборот, было искажено теми идеалистическими теориями, которые я вынес из философского факультета московского университета, где я учился. Это было одной из причин моего «конструктивистского грехопадения» последующих лет — 1927-29 гг. Впрочем, политическое значение моих тогдашних увлечений на тему «А все-таки она вертится»[469] было в РАПП’е искусственно раздуто. Даже до сих пор меня нет-нет — да пытаются удушить веревкой из этого старого материала.

Прошло много лет. Стала другая страна. Пришли другие люди. Я работал. Работал честно и много. Но вероятно не достало не столько воли, сколько таланта создать такие произведения, которые бы принудили своим шумным успехом — как у Вас — забыть какое-то там «грехопадение». Во всяком случае, не тыкать в него носом при всяком изменении погоды. Но годы шли — 10-20-30 лет, и я привык жить — а человек ко всему привыкает — без всякого тепла, без всякого признания. Я привык в критических откликах на свои писания находить только одни зуботычины.

И вот наступил Ваш праздник с его горячей волной признаний и приветствий. И она — эта волна, — прихлынувшая к Вам, странным образом отозвалась и во мне. Она всколыхнула в душе такое, что заставило мыслью обежать и свою жизнь от дней ее юности, потому что она судьбами нашего поколения связана с Вами, как вероятно и у многих других людей. И рядом с искренней радостью за Вас, что этот праздник пришел к Вам, чувство печали ожило в душе, а может, и боль неосуществленных надежд, с которыми я входил в жизнь. И на Вашем пиру мне вдруг стало бесконечно грустно. Да, Вы правы: человек все же не может жить совсем без тепла, хотя бы он и уверял себя в обратном. Но, скажите, откуда его взять это необходимое, когда человек не сумел его завоевать, добыть? И не гордость ли человеческая повелевает искать силы в себе самом, обходиться лишь тем, что ты сам заработал в жизни?

Тут вступает в действие закон докоммунистического общества — что побеждает сила в любой форме. В данном случае в форме таланта. Не находите ли Вы, что в таланте есть не только выигрыш обществу, но и нечто недемократическое. Ведь всякий талант — «от бога». В нашей стране есть многое множество людей, которые работали также много и страстно, особенно в это последнее десятилетие, но труд которых оказался расцененным по маленькому тарифу. Это естественно. Мы ценим труд по его первоочередной государственной надобности, а не по объему вложенных человеком усилий, хотя бы и во имя общих целей коммунизма. Результат — «на бочку». Это закономерно в обстановке приближающихся решительных битв с капитализмом. И в нынешней — в общем, совершенно военной — обстановке умение ударить и пригвоздить словом так же важно и ценимо, как и труд военного изобретателя, автора нового вида оружия.

Однако в Вашей исключительно яркой и имевшей такой всенародный резонанс публицистике в борьбе за мир и против поджигателей войны есть не просто умелое применение таланта для решения задачи, с которой связаны судьбы сотен миллионов людей. В Вашем писательстве государственное сливается с общечеловеческим. И это потому, что во всех видах и жанрах Вашего труда на поприще литературы и общественной деятельности, и вчера и сегодня был внутри Человек. И вот это мне близко в Вас. Я верую в пушкинское: «Оставь герою сердце — что же он будет без него тиран». Самый Ваш талант развился из любви к человеку и потому в нем так много и лиризма и, наоборот, памфлетного огня против низкого. И потому Ваш талант пророс в коммунизм. В его счастливой судьбе для меня так много радостного, словно в нем осуществилось то, о чем мне мечталось в жизни. Вот почему с особым чувством я сегодня крепко жму Вашу руку.

Людям нашего поколения на нашем веку пришлось видеть много всякого: и высокого, и грязного. И спасибо Вам за то, что Вы делаете и сделали для победы Человека, для понимания его самого и укрепления в него веры и особенно в те исторические часы, когда стоит вопрос и о судьбах самого человечества.

К.Зелинский.

Впервые. Подлинник — собрание составителя. Корнелий Люцианович Зелинский (1896–1970) — критик, наряду с Э.Багрицким один из организаторов литературного центра конструктивистов; ИЭ ответил ему 5 февраля 1951: «Дорогой Корнелий Люцианович, спасибо за Ваше хорошее и очень умное письмо. Думаю, что мы с Вами уже переросли школьный возраст. Желаю, чтобы Вас больше не нянчили и шлю Вам сердечный привет» (РГАЛИ. Ф.1604. Oп.1. Ед хр.927. Л.2).

219. А.М.Кричевский

Харьков, 3 февраля 1951

ДОРОГИЕ ИЛЬЯ ГРИГОРЬЕВИЧ ЛЮБА ИРИНА НЕ СОМНЕВАЮСЬ МОЯ ЗАПОЗДАЛАЯ ПОЗДРАВИТЕЛЬНАЯ ТЕЛЕГРАММА ЗАВЕРШАЕТ ПОТОК ПРИВЕТСТВИЙ РОДНЫХ ЗНАКОМЫХ И ДРУЗЕЙ ТЧК ВМЕСТЕ С ЧУВСТВОМ НЕЛОВКОСТИ ИСПЫТЫВАЮ ВСЕ ЖЕ НЕКОТОРУЮ РАДОСТЬ ПРИ МЫСЛИ ЧТО МОЙ ПОЦЕЛУЙ ЗАПЕЧАТЛЕННЫЙ НА ВАШИХ ЛАНИТАХ ПОСЛЕДНИМ БУДЕТ БОЛЕЕ ПРИМЕЧЕН ЧЕМ ТЫСЯЧИ ДРУГИХ СПЕШИВШИХ НАПЕРЕГОНКИ ТЧК ОТ ВСЕГО СЕРДЦА ЖЕЛАЮ ДОЛГИХ ЛЕТ ТВОРЧЕСКОЙ БОЛЬШОЙ ЖИЗНИ = ВАШ САША

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2464. Л.174. Александр Моисеевич Кричевский (1896–1956) — профессор-дерматолог; двоюродный племянник ИЭ со стороны матери; в 1920-е гг. ИЭ останавливался у него в Харькове (см. П1, №465, 466).

220. М.С.Сарьян

Ереван, 5.2.1951

ДОРОГОМУ ИЛЬЕ ГРИГОРЬЕВИЧУ ПЛАМЕННОМУ ТРИБУНУ ЧЬИ СЛОВА ВЫРАЖАЛИ И ВЫРАЖАЮТ ГНЕВ МНОГОМИЛЛИОННОГО СОВЕТСКОГО НАРОДА К НЕМЕЦКИМ ЗАХВАТЧИКАМ И АНГЛО-АМЕРИКАНСКИМ АГРЕССОРАМ ЧЕЙ ГОЛОС СЕГОДНЯ РАЗДАЕТСЯ В ЗАЩИТУ МИРА И ЧЬИ ВЫСОКОТАЛАНТЛИВЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ВХОДЯТ В ЗОЛОТОЙ ФОНД СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ДЕНЬ ВАШЕГО ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЯ ШЛЮ ГОРЯЧИЙ СОЛНЕЧНЫЙ ПРИВЕТ С ДАЛЕКОЙ АРАРАТСКОЙ ДОЛИНЫ = МАРТИРОС САРЬЯН

Впервые. Подлинник — ГМИИ им. Пушкина. Ф.41. Оп.1. Д.1. Л.50. Мартирос Сергеевич Сарьян (1880–1972) — армянский художник; ИЭ не раз писал о нем (например: «Неистовый Сарьян» — ЛГ, 5 марта 1960).

221. К.Н.Редько

Москва, 10.2.1951

Глубокоуважаемый Илья Григорьевич!

Сердечно поздравляю Вас (хотя поздравление немного опоздало) и очень радуюсь, что Вы еще молоды, и полагаю, что Ваша темпераментная натура послужит еще долгие годы нашей родине во славу мира и коммунизма.

Вас, дорогой Илья Григорьевич, знаю с конца 1918 года. Мои лучшие юношеские воспоминания роднятся с Вашей неослабеваемой, окрыленной деятельностью писателя, поэта, трибуна и чуткого друга художников.

Неоднократно посещая Ваш дом, я пользовался гостеприимством и Вашим чутким вниманием, а также моего товарища по искусству Любовь Михайловны, красота которой пленяла мое воображение в юности и мы сравнивали ее с «Джиокондой».

Прошу передать привет Любовь Михайловне и поздравления с юбиляром.

Давно Вас обоих не встречал, очень хотелось бы повидаться.

Поднимаю полную чару вина и пью за Ваше здоровье!!

К.Редько.

Впервые. Подлинник — ГМИИ им. Пушкина. Ф.41. Оп.1. Д.1 Л.44. Климент Николаевич Редько (1897–1956); в Дневниках Редько есть записи о встречах с ИЭ в Париже в 1920-1930-е гг. (см.: К.Редько. Дневники, воспоминания, встречи. М., 1974. С.75, 90, 112).

222. Б.М.Эйхенбаум

<Ленинград,> 15 III 1951

Дорогой Илья Григорьевич!

Я просто хочу поблагодарить Вас за Вашу статью «Писатель и жизнь»[470]. В ней сказано так много нужного, важного, забытого, и сказано так хорошо, что она должна иметь значение. Она продиктована Вам историей: в ней есть дыхание и правды, и искусства, и нашей эпохи.

Я с особенным вниманием читал то место, где Вы говорите, что «описанию страстей должны предшествовать страсти». Недавно я много думал над этим — в связи с дневниками Толстого и его юностью. И думал в том же направлении. Это очень важно. Отсюда надо будет начинать восстановление нужного искусства. Такого, как «У степ Малапаги»[471], а не такого, как «Мусоргский»[472].

Будьте здоровы! Я крепко жму Вашу руку

Б.Эйхенбаум.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2411. Л.1. Борис Михайлович Эйхенбаум (1886–1959) — литературовед, чьи работы ИЭ высоко ценил.

222а. Т.М.Литвинова

<Москва,> 15 III < 19>51

Дорогой Илья Григорьевич!

Какую Вы чудную статью напечатали в «Литературной газете»[473]! окно, долгое время стоявшее замазанным, так что замазка присохла и растрескалась, вы взяли и раскрыли — а на дворе весна.

Такое чувство у нас всех (в семье), после вашей статьи.

На днях мама[474], проезжая по улице Горького[475], видела из окна Бузу[476]. Спокойное достоинство, с каким он нес свои седины так ее растрогало, что она хотела позвонить Любовь Михайловне. Но я ей не дала, потому что она тогда бы заодно выразила наши чувства по поводу Вашей статьи, а мне не хотелось «заодно», а хотелось специально.

Вот уже третий день, как я прочла статью, а все еще счастлива ею.

И дуракам полезно, и нам хорошо!

Получилось, что я очень высокого мнения о Вашей покорной слуге

Т.Литвиновой.

P.S. Но это нечаянно получилось.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1820. Л.1–2.

223. Ю.Тувим

Варшава, 20.XII.1951

Дорогой Илья Григорьевич!

Утешаюсь мыслью, что я довольно редко надоедаю тебе моими просьбами, обращаюсь к тебе по очень важному для меня делу. Позвони, пожалуйста, кому следует, в Госиздат, а также А.Суркову[477], и узнай, какой суммой денег я располагаю в Москве. Навести эту справку через наше посольство очень трудно. Если окажется достаточное количество рублей, я смогу купить за них «Победу». Покупкой займешься, конечно, не ты, а наш торговый представитель в Москве. Все, <что> очень я тебя прошу, это — узнать цифру и сообщить мне ее телеграммой. Моя машина (citroen) уже неизлечима, а я без автомобиля — как калека без костылей.

Я очень много работаю, м<ежду> пр<очим>, кончаю перевод «Кому на Руси жить хорошо»[478]. Труднейшее предприятие!

Сердечный привет тебе и Любови Михайловне от меня и Стефании.

Твой Юлиан Тувим.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2243. Л.5.