1967
1967
494. М.П.Кудашева (Роллан)
Везеле, 16 января — 24 марта 1967
Дорогой Илья Григорьевич,
Я часто и с большой нежностью вспоминаю о нашей последней встрече[1229] и время от времени собиралась Вам написать. Но с годами (и, вероятно, Вы тоже так чувствуете) все труднее себя «ext?rioriser»[1230]; все острее ощущаешь тщету — и тщетность — всего. (Но это обманчивое ощущение, «дьявольское» наваждение — и я борюсь против… Следовательно «беру свое мужество обеими руками»: «je prends mon courage a deux mains».)
И, в конце концов, пока живешь, надо жить и следовать импульсам сердца; и из-под сорока прожитых мною жизней (из которых по крайней мере 35 стали мне, в лучшем случае, чуждыми) так повеяло на меня, когда мы снова встретились, запахом моря, ветром и свежестью молодости[1231], что, несмотря на все прожитое (пережитое) и накопившееся между нами, что могло бы (должно было бы) отчуждать нас друг от друга, я чувствовала — и чувствую — Вас милым мне братом, и хочу сказать Вам это. — И «tant pis»[1232] если Вы примете это за сентиментальность (мне кажется, что Вы раза два упрекнули меня в этом в Vezelay, когда я собиралась объяснить Вам свою жалость к немецким студентам: во всяком юноше я жалею своего сына и, кроме того, на старости лет, я все глубже и острее осознаю, насколько дети и молодость поддаются всем самым безумным, самым «безответственным» влияниям (вспоминаю свои собственные «Irrungen und Wirrungen»[1233] и роман Достоевского «Подросток») — я тоже мало верю — но все же верю! — в возможность «перевоспитать преступных детей» — и вообще «перевоспитать» человечество. И все же не могу не делать все возможное, по мере сил, в этом направлении — (слово «воспитание» мне не нравится; лучше сказать «помощь») — я даже верю, что бывают случаи — могут быть случаи! — когда можно спасти и взрослого! (И кто истинно «преступен»? Кто совсем ответственен за свои поступки — даже за свои мысли и желания? Я думаю, что один Бог знает каждому вес и цену.)
(Добавлю: сколько раз я была на краю бездны; и часто спасение пришло не благодаря моим собственным усилиям, а от чьей-нибудь братской руки) —
Несколько дней позже: перечла это письмо, и хочется его разорвать. Но не разорву.
Во всяком случае: спасибо за Ваше присутствие в Везеле, за участие в colloque[1234], за разговоры со мной — и с другими: Lent Medoc рассказал мне о них. Вы произвели на него сильное впечатление. И хотя это Вам, м.б., кажется совсем ненужным и малоинтересным, на обоих немецких студентов (Hans и Freek). Я уверена, что они не забудут Вас и что все Ваши слова и вообще Ваш «comporternent»[1235] заставили их многое обдумать[1236], — (каждый из них, хотя и «немец», все же человек и такой же «fils de Dieu»[1237], как и все другие) — и несмотря на Ваш показной «цинизм» (в который я не верю — я всегда считала его просто выражением отчаяния!), я уверена, что Вы хотели бы (хотите), чтобы Ваша жизнь служила «на благо миру» (в обоих смыслах — le monde et la paix[1238]) — не смею сказать «на благо человечества», — боюсь, что Вы не очень верите в «прогресс», — да и я часто не верю! — И кроме того, что значит «прогресс»? — Лично я (да и Р<омен> Р<оллан>!) не считаю, что это внешние удобства — холодильники, автомашины и т. д. — а «очеловечение» человека! — Р<оллан> сказал бы (Вы, м.б., удивитесь) «мы служим Богу», «мы живем для Бога». Ибо он верил в «бога» — конечно, вне всяких «церквей»; в смысле существования, в целесообразность мира, несмотря на все, что делает его как будто бессмысленным, в необходимость борьбы —
24 марта. Здесь обрывается это письмо. Все же посылаю его Вам.
Майя.
Впервые ДП. С.663–664. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2115. Л.13.
495. А.Я.Яшин
<Вологда,> 25 февраля 1967
Дорогой Илья Григорьевич!
Я совсем недавно получил Ваше новогоднее поздравление.
Новый год я встретил в больнице в г. Вологда, где пролежал почти два месяца. Жалею, что ничего не написал Вам оттуда.
Меня удивило, что для новогодней открытки Вы избрали свинью с поросятами. Хотя она и не просто свинья, а Пиросмани[1239], и очень похожа на вологодских медведей, но все-таки свинья, а не медведица.
Правда, я не вижу причин, чтобы Вы подкладывали мне свинью умышленно.
Я неизменно чту Вас и очень хочу, чтобы Вы не огорчались по пустякам.
Берегите себя. Здоровье свое. Приятно знать, что Вы продолжаете работать.
Александр Яшин.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2451. Л.3
496. А.Мальро
<Париж,> 2 марта 1967
Дорогой друг,
Вам, должно быть, уже сказали в последний момент, что ничего не получилось, увы![1240]
Среди военных Вы услышите много пылких разговоров о ружье.
Посылаю еще фигурки животных Любе[1241].
Очень дружески
Андре Мальро.
Впервые — Б.Фрезинский. Ружье Бонапарта // Всемирное слово. №13. С.82. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1863. Л.4. На бланке министра культуры Франции.
497. И.Ю.Чеховская
<Москва,> 3/III <19>67
Дорогой Илья Григорьевич!
Посылаю Вам последний том[1242]. Мне и радостно и грустно. Было — всякое, и тяжелое, и горькое[1243]. Но я счастлива, что мне выпало на долю хорошо Вас узнать и убедиться, что Вы не такой, каким Вас даже я раньше представляла себе. Я не только привыкла к Вам, но очень Вас полюбила.
Желаю Вам и Любовь Михайловне, которая тоже мне очень дорога, всего самого-самого доброго.
И — спасибо!!!
Ваша И.Ю.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2355. Л.4. Ирина Юльевна Чеховская — редактор последнего прижизненного Собрания сочинений ИЭ в 9-ти томах (1962–1967).
498. К.И.Чуковский
Москва, 8 апреля 1967
ПОЛЬЗУЮСЬ СЛУЧАЕМ ЧТОБЫ ПРИЗНАТЬСЯ В СВОЕЙ ДАВНЕЙ ЛЮБВИ И ГЛУБОЧАЙШЕМ УВАЖЕНИИ К ВАМ ГОРЖУСЬ ВАШИМ ДОБРЫМ ПРИВЕТОМ[1244] = К ЧУКОВСКИЙ
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2362. Л.3.
499. В.Т.Шаламов
Москва, 25 июня 1967
Дорогой Илья Григорьевич, посылаю Вам свою новую книгу «Дорога и судьба» на Ваш суд.
Это стихи десяти — двадцатилетней давности, обломки Колымских тетрадей.
Прошу принять «Дорогу и судьбу» — с добрым сердцем.
Ваш В.Шаламов.
Впервые — Советская культура, 26 января 1991. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2366. Л.5.
500. Р.О.Якобсон
<Калифорния,> 21 VII <19>67
Дорогой Илья Григорьевич:
Летим с женой в Токио читать лекции, а оттуда прилетим в Москву 17-ого авг<уста> в 16 час. 25 мин. самолетом Японских аэролиний №441 и пробудем в Москве (отель Метрополь) до 24 августа.
Наш адрес: Tokyo Institute for Advanced Studies of Language, Koshin Building, 81 Owada-cho, Shibuia — ku, Tokyo.
Радуемся предстоящей встрече[1245].
Мечтаю посидеть, поговорить с Вами обоими!
Твой Роман.
Впервые: Б.Я.Фрезинский. Илья Эренбург и Роман Якобсон // НЛО, №12, 1995. С.107. Первая и последняя строка, а также подпись — от руки. Подлинник — собрание составителя.
501. Л.Мэр
<Стокгольм;> 14 августа 1967
Дорогой Илья!
Ирина мне позвонила по телефону…[1246] Главное: лечитесь! Вам известны Ваши задачи, Ваши обязательства. Если лучше лечь в больницу и если это возможно для Вас, для Вашего душевного состояния, ложитесь. Сделайте все, что может Вас вылечить как можно быстрее. Будьте откровенны с Вашим врачом Коневским, чтобы у него были все данные, и таким образом он сможет лучше дать Вам совет по поводу Вашего лечения. В то же время Вы сами говорили, что психологические вещи играют роль. Я знаю это по опыту. Поговорите с Ириной, у нее больше сил. Как поживает Люба? Надеюсь, что она немножко благоразумна. Как бы я хотела приехать, чтобы Вам всем помочь… Ирина сказала мне, что она немного рассердилась, когда я заплакала. Но было тяжело услышать обо всем этом и быть в то же время вдалеке… Я уверена, что история с Савичем причинила вред…[1247] Пишите, если возможно…
Впервые — Б.Фрезинский. Эренбург и Стокгольм. Последние письма // Всемирное слово. 2002, №15. С.32. Подлинник — собрание составителя. Лизлотта Мэр (1919–1983) — шведская общественная деятельница, последняя любовь ИЭ. О знакомстве с Л.Мэр рассказано в 21-й главе 6-й книги ЛГЖ; к Л.Мэр обращены несколько поздних стихотворений ИЭ (см. №638, 647, 656 в: Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая Библиотека поэта. СПб., 2000). Последние письма ИЭ к Л.Мэр — см. П2, №596, 597.
502. Л.Мэр
<Стокгольм,> 23 августа 1967
Спасибо за Ваши слова[1248], которые я получила с письмом моей Copine[1249]. Я вижу, какие Вы делаете усилия. Единственное, чего я не понимаю, это, как они могут врать[1250]. Вы можете говорить с Коневским, как Вы это делали в Париже с В[1251], в феврале, когда Вы болели. Говорите с ним нормально, не осмеивайте медицину. Я связываю все свои надежды с Вашей ответственностью перед сиамством[1252] и с Коневским, который, как Вы мне говорили, очень хороший врач. Copine мне написала, как все шло день за днем. Я понимаю, что Вы с самого начала все скрывали. Вероятно, это не было очень благоразумно. Больше так не делайте, я Вас умоляю. Я переживаю невероятно тяжелое время, худшее в моей жизни… Я думаю о Вас все время. Вы считаете, что то, через что Вам приходится проходить, унизительно. После каждой процедуры мне приходится, как и Вам, лежать неподвижно… Бог мой, игра сделана, следовательно, надо жить и поправляться. Что касается больницы. Если у Вас будет отдельная палата, телефон, посетители, когда у Вас будут силы, такой уход, чтобы Вы чувствовали себя как дома, газеты и книги, и Вы будете отвечать на письма, когда будут силы, то, я думаю, Вам будет покойнее и Вы скоро поправитесь. Я Вас умоляю от всего сердца — лечитесь, держите меня в курсе всего, ничего не забывайте. И я заканчиваю мое письмо, как Вы — будьте сильным, и я добавлю: мужественным для всего зверинца[1253].
Впервые — Всемирное слово. 2002, №15. С.33. Подлинник — собрание составителя.
503. Л.Мэр
<Стокгольм, конец 20-х чисел августа 19б7>
Получила Ваше второе письмо[1254], спасибо. Сегодня утром я была у нашего друга, врача, специалиста по болезням сердца. Я задала ему кучу вопросов… Он сказал, что нет оснований не вести нормальную жизнь — работать, путешествовать и т. д. Все как раньше… Copine мне сказала, стучу по дереву, Вам становится все лучше с каждым днем…[1255] Очень важно Ваше моральное состояние… Пишите мне, когда у Вас будут силы. Это для меня облегчение моего несчастья и может для Вас отвлечение. Будьте благоразумны и мужественны…Может быть, из Москвы Вы сможете говорить по телефону[1256].
Я жду от Вас известий. Смелости!
Сиам.
Впервые — Всемирное слово. 2002, №15. С.ЗЗ. Подлинник — собрание составителя.