ПАРТИЗАНСКИЙ «ГОСБАНК»

ПАРТИЗАНСКИЙ «ГОСБАНК»

Второй день отряд обживал Козий хребет, высоко взметнувшийся над окрестными горами, поросший густым хвойным лесом. На его склонах, в гуще деревьев, партизаны строят шалаши, ставят палатки, пытаются рыть землянки.

Морской откуда-то узнал, что осенью на этом месте была высажена и стояла лагерем вторая воздушно-десантная чехословацкая бригада. Партизаны решили поискать в окрестностях, не осталось ли чего-нибудь подходящего, что можно было бы использовать для оборудования своего жилья и в первую очередь — для изготовления печей. У подножия хребта они наткнулись на груду ящиков со снарядами, чуть дальше увидели три занесенных танка и рядом — железные бочки из-под бензина, солярки и смазочных масел.

— Живем, ребята! — обрадовался командир комендантского взвода Федотов. Считай, что у каждого уже есть персональная печка!.. Кто есть токарь, слесарь, пекарь — давай сюда!.. Принимаем на работу, обещаем льготные условия!.. Первым мастеришь — последним греешься!..

С шутками и смехом партизаны тут же, на снегу, принялись выжигать бочки, мастерить из них печки. Усиливающийся с каждым часом мороз подгонял их.

Когда проблема с печками была решена, встал остро вопрос о питании. Продуктов в отряде не хватало. То, что приносили партизанам словаки, было явно недостаточно, а покупать дополнительно у населения было не на что. Командиры сократили дневной рацион до минимума, строго следили за тем, чтобы небольшой запас хлеба и мяса расходовался только для раненых и больных.

Посовещавшись, штаб решил сделать нападение на один из небольших немецких гарнизонов и добыть продукты боем. Но ближайшие события изменили планы партизан...

Ночью ординарец разбудил Морского:

— Михаил Петрович, вставай!..

— Что случилось? — вскочил подполковник с лежанки и быстро натянул на плечи полушубок.

— Человек к тебе пришел...

— Давай зови! Откуда?

— Наш... разведчик из села Пески... Словак Игнатий Рись...

В шалаш вошел невысокий, крепкий паренек в запорошенной снегом одежде, с вещевым мешком за плечами.

— Здравствуй, Игнаша, — обнял его подполковник. — Что случилось?..

Словак снял с плеч вещевой мешок, подал его Шатилову:

— Тут еды немножко...

— Зачем же ты, чудак человек? — дрогнул голос у Морского. — У самого ведь семью кормить, почитай, нечем...

— Что есть, делим понемножку, — смущенно проговорил парень. — Мама тут еще малины прислала... Слышала она — Мариша болеет... Это хорошее лекарство от... когда простываешь... Передайте Марише... — Парень достал из-за пазухи небольшую банку с малиновым вареньем и передал Шатилову.

— Твоя мама — золотой человек, Игнаша, передай ей от нас низкий поклон. А теперь садись поближе к печке и пей чай.

— Сидеть времени нет, — заторопился словак. — Я прибежал к вам на лыжах, чтобы сказать, что завтра в полдень швабы вывозят из села Доновалы два больших металлических сейфа. Есть предположение, что в сейфах секретный архив... Вывозить будут на подводах, так как машины там не пройдут: снег... Обоз пойдет через село Булы. Охрана — два отделения солдат.

— Спасибо, друже! — Морской крепко пожал разведчику руку. — Что-нибудь придумаем...

— Поешь перед дорогой, — поднялся с топчана капитан Олевский.

Он достал из неприкосновенного запаса и положил перед Игнатом Рисем кусок отварного мяса и хлеба. Увидев, что тот пытается протестовать, сказал:

— Никуда мы тебя не отпустим, пока не съешь это и не выпьешь кружку горячего чая. Идти-то ведь далеко...

Парню ничего не оставалось, как подсесть к печке и начать есть.

Штаб отряда поручил захват сейфа группе Популенко, два дня назад вернувшейся с задания.

Через полчаса тридцать партизан покинули лагерь. В полдень они вышли к опушке небольшого лесочка, недалеко от села Булы. Замаскировавшись, стали ждать. Стояла тихая морозная погода. Чистая скатерть снега прострочена узорами заячьих следов.

— Того б зайчишку с луком та перчиком... — вполголоса сказал партизан, лежавший за пулеметом.

— Эх ты, темнота, — тотчас же откликнулся его сосед. — С чесночком надо, с чесночком, да в вине отмочить. А перчик душистый хорошо... Когда в короб чугунок ставишь, чтоб зайчатину тушить, масла сливочного подкинь и светлого сухого вина стаканчик... Да под перцовочку, с морозца!..

Пулеметчик повернулся на бок, толкнул своего напарника:

— Видал ты когда-нибудь медведя таежного?.. Нет?.. Погляди, погляди... Зайчатину под перцовочку?! Срам прямо-таки!.. Неужто такой благородный лесной житель не достоин хорошей водки?! Да уж лучше под квас, чем перцовкой вкус мяса портить... Вот же серость таежная!.. А еще в цивилизованной Германии в плену был... Неужто так и не глотнул там культуры, а?

— Вдосталь наглотался... — ответил тот, к кому обращался пулеметчик. — Аж до сих пор тошнота в горле стоит...

— Оно и чувствуется... Из всей культуры одну перцовку запомнил... Толку из тебя не будет...

— Я вижу, из тебя толк вышел, — огрызнулся партизан. — Ишь, стал, аки шкилет... Ты и зайца-то не угрызешь... Силенок в челюстях не хватит...

— Эй, охотники до зайчатины!.. Проглотите языки! — прикрикнул на смеющихся партизан Популенко. — Кажись, фрицы... Замри и нишкни!.. Шоб ни звуку!..

Слева, из-за поворота, который скрывался за небольшим холмом, поросшим кустарником, на дорогу выползли две подводы. Часть солдат сидела на санях, другая шла за подводами. Послышался скрип полозьев, обрывки немецкой речи, хруст мерзлого снега под сапогами...

Все ближе и ближе подводы. Клубится пар от вспотевших лошадей, покрывая их спины инеем, озираясь по сторонам, следом плетутся немцы. Их нелепые фигуры, обмотанные какими-то платками, шарфами, тряпками, кажутся неестественными, инородными на этой белоснежной поляне. Популенко поднял руку и резко опустил ее. Треск пулеметов и автоматов, четкий стук карабинов, разрывы гранат, дикое ржание бьющейся в оглоблях упавшей лошади, предсмертные крики немцев — все это произошло в одно мгновение.

Партизаны бросились к саням, на которых высились серые сейфы. Но попытка открыть их не удалась.

— А ну отойди, — приказал Популенко, привязывая к замку сейфа противотанковую гранату, от которой тянулся длинный шнур.

Сильно дернул за него и упал в сугроб. Громыхнул взрыв. Подбежали к сейфу, открыли погнутую дверцу и ахнули: он был до отказа набит словацкими кронами. Сняв вещевые мешки, партизаны бросились наполнять их деньгами.

— Вот это секретный архив! — смеялся Популенко. — Целый склад грошив.

Все попытки открыть второй сейф окончились неудачей. Дважды привязывали к дверце «лимонки», но от их взрывов отлетала лишь краска, а сейф и не думал открываться.

— Тащить будем до лагеря, — решил командир.

Несколько человек впряглись в сани, остальные шли впереди, протаптывая дорогу.

Ночью группа вернулась в лагерь. Доложив о выполнении задания командиру отряда, Популенко вытряхнул на пол штабного шалаша пачки крон из своего вещмешка:

— Эти секреты булы у сейфе... Хлопцы, несите гроши сюда!

— Добрая добыча!.. Деньги нам нужны... Майор! — повернулся Морской к Боброву. — Прими капитал...

Пересчитав пачки крон, майор доложил:

— Пятнадцать миллионов.

— Давайте-ка глянем, что во втором сейфе, — предложил комиссар. — Сдается мне, что и там кроны...

Когда взрывом толовой шашки удалось вскрыть сейф, там действительно оказались деньги. Посчитали — одиннадцать миллионов крон.

— Живем, браты, — обрадовался Морской. — Теперь у нас будут и продукты, и медикаменты...

Перебирая пачки денег на полу, майор Бобров растерянно проговорил:

— Как же мы их хранить-то будем?

Олевский, делавший какие-то заметки в тетради, спокойно ответил:

— Сдай коменданту штаба Федотову. Он будет их хранить и по твоим распискам выдавать кому нужно. А расписки снова возвращать тебе...

Бобров засмеялся:

— Здорово придумал. Будь моя воля — назначил бы я тебя министром финансов!

Захваченные у немцев деньги оказали огромную помощь партизанам. Значительная сумма была переправлена подпольщикам в Банскую Бистрицу, а также в соседние партизанские отряды.