В ЛОГОВЕ ВРАГА

В ЛОГОВЕ ВРАГА

На утреннем совещании в квартире Новохатко было решено, что князь Ухтомский перенесет свою резиденцию сюда, на квартиру Николая Марковича.

— Места достаточно, — сказал хозяин, — а насчет охраны не сомневайтесь, мои ребята мухи не пропустят.

Под помещение штаба отвели просторный полуподвал дома с наглухо закрытыми окнами. Из него на задворки вел потайной выход. Когда пошел разговор о том, кто заменит Милашевского, в штабе, Ухтомский сказал:

— Этот вопрос я решу позже. Вы свободны, господа.

Беленков, Филатов и Борис вышли в переднюю. Уже у самых дверей полковник осторожно спросил Филатова:

— Надеюсь, Иван Егорович, вы не в претензии на меня за прошлое? Вы понимаете, ведь я должен был вас проверить. Посудите сами…

— Оставим этот разговор! Новохатко уже все проверил. Это, кстати, входит в его, а не в ваши обязанности, — ответил Филатов. — Кроме того, сейчас не время, есть много дел более важных, чем личные отношения. Скажите лучше, что вы знаете относительно начала десанта?

— Теперь уже скоро, — ответил Беленков. — Неделя, может быть, две.

У Бориса сами собой сжались кулаки. Черт возьми, а что, если это правда? Ведь еще почти ничего не сделано. За все это время ему удалось установить едва несколько десятков из двухсот членов организации, находившихся в Ростове. Цифру эту назвал ему Новохатко, и ему можно было верить. Правда, Борис знал и сам, что большинство из этих двухсот белые офицеры, скрывавшиеся в склепах армянского кладбища. Выловить их будет проще, чем тех, кто засел в городе под прикрытием чужих и поддельных документов. «Времени остается в обрез!» — подумал Борис. Но то, что он услышал в следующий момент, поразило его еще больше.

— Наш флот вышел из Бизерты, у нас есть телеграмма, — шепотом сказал Беленков.

— Слава богу! — отозвался Филатов.

Они по одному стали выходить из дома. Первым ушел Беленков. Оставшись один на один с Бахаревым, есаул мрачно усмехнулся:

— Чует кошка, чье мясо съела! Ну, мы с ним еще посчитаемся.

Борис промолчал.

— Знаешь, что меня сейчас занимает? — спросил есаул. — Кого генерал назначит вместо Милашевского? Скорей всего, конечно, капитана Кудрявцева. Этот тоже из гвардии.

О Кудрявцеве Борис уже слышал. Его прочили на место будущего коменданта Ростова.

— А мне что за дело, — сказал он безразлично. Но есаул вдруг взглянул на него так, будто увидел впервые.

— Погоди, — внезапно сказал он, — ей-богу, у меня есть идея! Ты вот что, корнет, ступай, а я вернусь к Новохатко!

Борис торопился домой. Первым делом он написал очередное послание Зявкину и отправил его с Верой на рынок. А потом прилег на диван и стал мысленно составлять план на будущие дни. Конечно, теперь ему будет легче работать, поскольку доступ в дом Новохатко он имеет, но как часто удастся там бывать? Времени все-таки остается очень мало. Надо сосредоточить внимание только на самом главном: связь с отрядами, связь с Врангелем. Он закрыл глаза, стараясь собрать воедино все известные ему сведения, и… не заметил, как уснул. Снилась ему Астрахань: он гуляет с Ларисой в саду Аркадии, и вдруг сзади подходит Беленков, берет его за плечо…

— Борис Александрович, к вам пришли, — услышал он голос Веры.

В дверях комнаты необычайно взволнованный стоял есаул Филатов. Вера торопливо вышла.

— У меня чертовская новость! — зашептал есаул. — Князь назначил тебя своим адъютантом.

— Меня? — спросил Борис. На секунду он подумал, что все еще не проснулся. Ему вдруг стало весело.

— Стоило будить из-за таких шуток! — сказал он. — Спать хочется!

— Да нет, я серьезно, — есаул с досадой тряхнул его за плечо. — Не имей сто рублей, как говорят. Я сказал Новохатко, что если мы хотим иметь своего человека… Ну а князь ему сейчас доверяет, должен доверять. Ведь все боевики в городе подчинены Новохатко.

— А Кудрявцев?. — спросил Борис.

— Кудрявцев для штаба не годится — документы неважные!

— Могу достать получше.

— Слушай, корнет, — сказал уже с раздражением Филатов, — чего ты ломаешься? Ей-богу, я даже завидую тебе! Ведь через полмесяца, так или иначе…

— Ладно! — сказал Борис. — Семь бед — один ответ. Я так и знал, что попаду с вами в историю. Не верю я что-то этому князю.

— И напрасно! Увидишь, он человек серьезный.

* * *

В тот же вечер корнет Бахарев снова предстал перед князем Ухтомским в домике Новохатко.

— Николай Маркович рекомендовал мне вас, корнет, — сказал князь, — как исполнительного и преданного нашему делу человека. Кроме того, ваше происхождение, — в этом месте Борис скромно опустил глаза, — убеждает меня, что в вашем лице я найду деятельного и верного помощника. Это особенно необходимо сейчас, когда мы стоим на пороге крупных событий.

— Я буду счастлив служить вам, ваше превосходительство, — ответил Борис.

— Не мне, а несчастной родине, — поправил Ухтомский.

— Так точно, — повторил Борис. — Родине!

* * *

Надо отдать справедливость генералу Ухтомскому — тот хорошо знал свое дело. Когда Борис познакомился с делами штаба, он убедился в том, что, несмотря на сложную обстановку подполья, Ухтомский сумел разработать действенную систему мобилизации сил на случай высадки десанта. Для Бориса было неприятной новостью то, что в подпольном штабе постоянно имелись самые свежие сведения о дислокации частей Северо-Кавказского военного округа. «Неужели в нашем штабе кто-то работает на них?» — думал Борис.

Новые загадки появлялись одна за другой.

Основная работа штаба в эти дни заключалась в том, чтобы учесть все силы и организовать систему связи между отрядами. Этим занимались теперь все — Беленков, Новохатко, Филатов и человек десять связных, которых Борис быстро передал на учет Павлу Воронову. И все же начинать ликвидацию подполья было еще рано. Были неясны способы получения данных о нашей армии, неизвестны связи с Врангелем, а самое главное — любой приказ из Ростова мог бы в то время вызвать волнения среди затаившихся в камышах говорухинской и назаровской банд.

К середине июля Борису наконец удалось добыть полный список всех членов организации в городе. Лишенный возможности вести в штабе какие-либо записи, Борис зазубривал в день до двадцати фамилий с адресами. Вечерами он диктовал их Вере, а наутро они пополняли список Федора Зявкина. Тем временем в штабе постоянно теперь появлялись все новые и новые люди. Один из них, человек с очень оттопыренными ушами, особенно заинтересовал Бориса. Ухтомский принимал его всегда только наедине.

Борис решил рискнуть и прямо спросить у Новохатко:

— А что это за тип? Раньше не видел.

— Господин Кошкин, — ответил Новохатко, — очень нужный человек.

Дальше расспрашивать Борис не решился, но включил Кошкина в одну из своих сводок. Когда его личностью занялся Павел Воронов, ему удалось узнать, что Матвей Кошкин — близкий знакомый одного из радистов штаба СКВО. Для проверки радисту передали специально составленную радиограмму, и в тот же вечер она очутилась у князя Ухтомского.

* * *

Новохатко в эти дни чувствовал себя как рыба в воде. Он не мог жить без интриг. Это было его призванием. Борис видел, как все больше и больше этот человек прибирает к своим рукам все нити штаба, и, конечно, ни в какой мере не препятствовал этому. Напротив, как человек, попавший в штаб по протекции Николая Марковича, он во всем подчеркивал свое согласие с ним.

Особенно не давал покоя Новохатко вопрос о том, откуда у полковника Беленкова иностранная валюта.

— У него, несомненно, должна быть, помимо нас, связь с генералом Хольманом, — сказал он однажды Бахареву.

— А кто такой Хольман? — прикидываясь незнающим, спросил Борис.

— Представитель английской разведки при штабе Деникина. Собственно говоря, он и основал наш штаб. Видите, тут идет сложная игра. Хольман, конечно, сам, без третьих лиц, интересуется, как тут у нас обстоят дела. Барону он не очень верит.

Однажды — это было уже в середине июля — ранним утром Ухтомский сказал Борису:

— Отправляйтесь сейчас же на пристань. Около кассы вас будет ждать рослый, средних лет человек в светлом костюме, пенсне, глаза голубые, блондин. Подойдете к нему и спросите: «Когда пойдет пароход до Константиновской?» Он ответит: «Пароход до Константиновской не ходит третий день». Проводите этого человека по набережной до четвертой скамейки.

— В котором часу я должен быть на пристани?

— Немедленно, — ответил Ухтомский.

Борис не решился забежать по дороге домой, чтобы сказать Вере о новом задании. Наверное, это какой-нибудь связной от Говорухина или Назарова, подумал он.

У старого дебаркадера, стоявшего у высокого берега Дона на откосе, с которого тысячи ног стерли даже признаки какой-нибудь растительности, толпилось множество народа. Картина была обычная для того времени, когда, казалось, вся Россия сдвинулась с насиженных мест и куда-то ехала, плыла, собираясь тысячными толпами на вокзалах и пристанях, с мешками и корзинами.

Когда Борис не без труда пробился к будке с покосившейся и полинявшей от дождей и солнца вывеской «Касса», от пристани отваливал, шлепая колесами по воде, небольшой пароход. Он натужно гудел, будто жалуясь, на свою непосильную ношу, — все его палубы были сверх всякой меры забиты людьми. Окошко кассы было крест-накрест заколочено досками. Билеты в те дни были не более чем воспоминанием о благоустроенном прошлом. Рядом с бывшей кассой Борис заметил нужного ему человека. Его трудно было не заметить. Рослый, плечистый, с ярко-голубыми глазами, он выделялся в толпе своей импозантностью — в светлом костюме, шляпе, пенсне и с улыбкой, не сходившей с его лица.

— Когда пойдет пароход до Константиновской? — спросил у него Борис.

— Пароход до Константиновской не ходит третий день, — ответил голубоглазый. Он поднял с земли коричневый кожаный баул.

— Идемте, я нас провожу, — сказал Борис, сразу приметив, что баул у него тяжелый.

Некоторое время они шли молча. Однако желание узнать что-нибудь о приезжем заставило Бориса заговорить первым.

— С этим пароходом прибыли? — спросил он.

Незнакомец ничего не ответил. Он шел чуть сзади и как бы строевым офицерским шагом. Набережная в этом месте была пустынной.

— Устали с дороги? — снова спросил Борис.

Незнакомец остановился.

— Послушайте, — сказал он, — у вас что, все здесь такие разговорчивые?

Борис прикусил язык. Нет, решил он, этот, пожалуй, не из отряда. Тогда откуда же?

— Ну, не сердитесь, — сказал он гостю примирительно. — Меня вам нечего опасаться. Я — адъютант князя.

— Похоже, что Чека совсем перестала работать, — сказал незнакомец, — иначе как бы вы до сих пор уцелели с таким языком!

Борис сделал обиженный вид и пробормотал:

— Я отлично знаю, кто вы такой и зачем приехали.

Гость снова зашагал вперед. Они вышли на ту часть набережной, где вдоль парапета тянулся ряд скамеек. Отсчитав четвертую с края, Борис пригласил своего спутника присесть.

— Здесь! — сказал он.

— Что здесь? — спросил приезжий.

— Имейте терпение, узнаете, — ответил Борис. Гость посмотрел на него внимательно, но, ничего не сказав больше, присел на скамейку. Он снял и положил рядом шляпу, достал гильзы, табак и стал набивать папиросы. Табачок турецкий, заметил Борис. Он хотел было сказать что-нибудь на этот счет, но в следующую секунду замер: прямо по направлению к ним по набережной шел… Павел Воронов. Он поравнялся с ними как раз в тот момент, когда приезжий, щелкнув зажигалкой, прикуривал.

— Прощенья просим, — галантно сказал Павел, — позвольте прикурить!

Борис чувствовал огромное внутреннее напряжение. Зачем здесь Воронов? Что собирается он делать?

— Благодарю-с, — вымолвил Павел и, даже не взглянув на Бориса, пошел по набережной дальше.

Приезжий пристально смотрел ему вслед.

— Мне кажется, — сказал он, — я сегодня видел этого человека на вокзале.

— Они все одинаковые, — небрежно ответил Борис.

— Кто это «они»?

— Спекулянты.

— Откуда вы знаете, что это спекулянт?

— А у кого могут быть такие папиросы, вы заметили? Потом одежда!

Гость снова успокоился. В голове у Бориса уже шла напряженная работа. Он приехал на вокзал, Ростова не знает. Допустим, Павел встречал его на вокзале. Потом у него турецкий табак. Воронов почему-то счел необходимым появиться около нас.

Ясно, что это был очень важный связной. Скорее всего из-за кордона. Павел появился для того, чтобы дать знать мне, что они уже засекли его, чтоб я не делал лишних шагов. Дальнейшие его размышления были прерваны появлением Ухтомского. Как обычно при встрече со связными, Борис встал и отошел в сторону. На соседнюю скамейку присели подошедшие два человека из команды Новохатко. Князь и приезжий сидели лицом к реке, на некотором расстоянии друг от друга — со стороны не было заметно, что они разговаривают.

Борис занял другую скамейку поодаль. Как он ни напрягал слух, ему не удалось разобрать ни слова из разговора князя с гостем.

Разговор продолжался более получаса. Наконец приезжий встал, едва заметно поклонился князю и ушел. Тяжелый баул остался лежать на скамейке. Когда гость скрылся в ближайшей улице, Ухтомский, прихватив баул, подошел к Борису. Он был взволнован.

— Могу вас поздравить, Борис Александрович, — тихо сказал он. — Выступление назначается на 23 июля. Нам необходимо срочно известить об этом отряды.

— Этот человек от барона Врангеля? — спросил Борис.

— Да, он из Софии, — князь передал баул Бахареву. — Несите-ка вы, он что-то тяжеловат для меня.

Вечером в штабе состоялось экстренное совещание. Собрались все руководители боевых групп города и представители из отрядов. Именно это последнее обстоятельство удержало Зявкина и Николаева от попытки захватить в этот вечер весь штаб на месте. В этом случае можно было бы наверняка ожидать немедленного выступления казачьих отрядов, остановить которое потом можно было бы только силой.

На совещании Ухтомский дал распоряжение Борису огласить приказ по «Армии спасения России».

«По части строевой, — читал Борис, — в момент выступления вооруженных сил спасения России предписываю: первое — из южных и юго-восточных участков Ростовского округа и местностей, к ним прилегающих, образовать еще два мобилизационных административных округа.

Первый южный округ включает в себя всю местность от реки Дон до реки Мокрый Чобур, к востоку в направлении станиц Кущевская и Степная, до станицы Кагальницкая.

Пунктами формирования избираются Азов, слобода Кагальник, станицы Елизаветинская, Ново-Николаевка, Каял, Степная, Кузевская и другие в зависимости от условий и удобств формирования по личному выбору начальниками округов».

Далее шло перечисление других пунктов для формирования и наконец строка, которая была особенно важна для Бориса:

«Начальником южного мобилизационного административного округа назначается полковник Назаров, которому, как опытному и доблестному воину в деле спасения нашей дорогой родины, вверяю и командование всеми вооруженными силами названного округа…»

«Представляю себе, как Говорухин встретит этот приказ, — подумал Борис. — Этого хорунжий как раз и опасался. Ну, ничего, нам это как раз на руку».

На совещании было решено, что Новохатко с командой своих боевиков будет полностью отвечать за ликвидацию в городе руководящих партийных и советских работников.

— Поезжайте, Николай Маркович, к Говорухину, подберите себе еще десятка два надежных людей. Действовать будете по вашему списку. Вам, есаул, — генерал обратился к Филатову, — необходимо взять на себя выполнение особого задания, о котором я скажу позже.

Участники совещания расходились, как всегда, по одному. Последними остались Бахарев, Беленков и Филатов, которых князь попросил задержаться. В углу на правах хозяина дома сидел Новохатко.

— Все мы здесь, господа, друг другу доверяем, поэтому я хотел бы сказать вам об одной неприятности. Посланник Петра Николаевича, с которым я встречался сегодня, сообщил мне, что сведения о нашем штабе попадают в руки англичан каким-то образом без нашего ведома. Необходимо это обстоятельство устранить. Нам это крайне невыгодно, — сказал Ухтомский.

Филатов и Новохатко, не сговариваясь, посмотрели на Беленкова. Тот сидел как ни в чем не бывало.

— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство, — тихо, но внушительно проговорил Новохатко и снова посмотрел на Беленкова.

— Теперь о вашем задании, есаул, — сказал Ухтомский. — Вместе с корнетом Бахаревым вам поручается нападение на тюрьму. Подберите себе людей сами. Я слышал, что у корнета есть знакомства среди служащих там охранников. Мы получили некоторые ассигнования и могли бы действовать не только оружием…

Борис вспомнил о тяжелом бауле, оставленном сегодня приезжим, — значит, там были деньги, возможно, что и золото, подумал он.

— Это облегчило бы нашу задачу, — улыбаясь, ответил генералу корнет Бахарев.

* * *

В ту же ночь в здании на Большой Садовой совещались и чекисты. Сведения, сообщенные Бахаревым, полностью подтверждались другими данными, а также сообщениями из Москвы. На двадцать третье назначен мятеж. Теперь наступила пора действовать решительно и быстро. Детальный план захвата всех групп организации был уже готов. Работа Бахарева в роли адъютанта помогла составить его с таким расчетом, чтобы ни одна группа не могла узнать о захвате другой и поднять общую тревогу.

Чекисты наконец взяли в свои руки и линию связи с Врангелем. Еще несколько дней назад, когда подполковник Борисов сошел в Новороссийске с небольшого греческого судна «Апостолис», его не надо было брать под наблюдение советской контрразведки. Чекисты уже знали, куда и к кому именно явился этот курьер из Софии. Сам Борисов был сотрудником ВЧК, уже раньше побывавшим в штабе Врангеля в Крыму.

Итак, все было готово к ликвидации антисоветского подполья в Ростове. Но, как это иногда бывает, все предусмотреть было невозможно.