В логове польской охранки
В логове польской охранки
Кто бы мог предположить! В партии социалистов-революционеров образовалась оппозиционная группа. В лице видных эсеров Святицкого и Шмелева, Вольского и Ракитникова, Буревого и Дашевского, она выступила за сотрудничество с большевиками. После занятия Красной Армией Уфы так называемая Уфимская делегация правых эсеров предложила начать переговоры с Уфимским ревкомом и совместных действиях против Колчака.
Ревком запросил Совнарком о полномочиях. В.И.Ленин и Я.М. Свердлов немедленно отреагировали. 0ни телеграфировали члену Реввоенсовета Восточного Фронта С.И. Гусеву, чтобы он начинал переговоры, приняв все меры для предупреждения попыток провокации и охраны фронта. Предлагали гарантировать "абсолютную личную неприкосновенность парламентерам от эсеров…"
Переговоры проходили в январе 1919 года. Завершились они принятием соглашения. Делегация членов партии с. — р. и президиума съезда членов Всероссийского Учредительного собрания призывала "всех солдат народной армии прекратить гражданскую войну с Советской властью, являющейся в настоящий исторический момент единственной революционной властью эксплуатируемых классов для подавления эксплуататоров, и обратить свое оружие против диктатуры Колчака".
Уфимский ревком со своей стороны заявил, что Советская власть не будет подвергать преследованием войсковые части, отдельных лиц и группы, "добровольно отказавшиеся от дальнейшей войны", а также тех из них, которые пойдут против Колчака, и социалистов-революционеров за их принадлежность к партии.
Во время переговоров ревком предложил Уфимской делегации выступить о признанием Советской власти не от имени съезда Учредительного собрания, а от имени руководства партии. Но никто из членов делегации не принял на себя эту миссию. ЦК РКП/б/ предложил продолжить переговоры с эсерами на основе Уфимского соглашения в Москве. Но переговоры не состоялись из-за резко отрицательной позиции ЦК ПСР.
Ракитников, Буревой, Вольский, Святицкий и другие сторонники Уфимского соглашения образовали особую группу, получившую по названию издававшиеся ими газеты, наименование "Народ". Она обратилась к членам партии эсеров с письмом, в котором осуждалась тактика ЦК ПСР по отношению к Советской власти и вообще борьба на два фронта, которая привела партию к вооруженным выступлениям против большевиков, против Советов.
В письме группы "Народ" говорилось: "Будем неустанно и с оружием в руках бороться с реакцией, ничего не прося и не требуя за это от большевиков… Призовем к этой борьбе всех наших многочисленных товарищей и сочувствующих нам, находящихся в рядах Красной Армии. Призовем тех, кто находится в рядах "белых" войск Колчака, Деникина, наступающих на Центральную Россию, обратить_ свое оружие против своих реакционных узурпаторов".
Активными членами группы "Народ" стали Григорий Семенов и Лидия Коноплева. Они все более и более убеждались, что Советская власть — власть серьезная. Она смело решала кардинальные проблемы страны: громила интервентов и белогвардейцев, уничтожала внутреннюю контрреволюцию, ликвидировала разруху.
Партию правых эсеров охватил кризис. Местные организации, следуя примеру группы "Народ", одна за другой отвергали курс своего Центрального Комитета. Бакинская организация эсеров прямо заявила, что считает советскую форму диктатуры рабоче-крестьянских масс единственно реально осуществимой и целесообразной организацией государственной власти.
Херсонская организация призывала эсеров честно работать в советских органах, учреждениях, в Красной Армии. Николаевская организация в принятой резолюции отмечала: "Советская власть сделалась центром собирания всех революционных сил, противостоящих буржуазно-помещичьей реакции…
Группа "Народ" гораздо реалистичнее, чем ЦК ПСР, оценивала конкретно историческую обстановку: признала Октябрьскую революцию, руководящую роль большевиков, осуществляющих ее завоевания. Осознала бессмысленность вооруженной борьбы с Советской властью. Отказалась выполнить решение ЦК ПСР о своем роспуске. Заявила, что выходит из партии. Оставила за собой право аппелировать к очередному партийному съезду. Она присвоила себе название "партия социалистов-революционеров меньшинства".
Григорий Семенов по собственной инициативе и с одобрения группы "Народ" готовил покушение на Колчака, а затем — на Деникина, но осуществить их не успевал: белых генералов быстро разбивала Красная Армия.
Членам группы "Народ" разрешили служить в Красной Армии. В ее ряды вступил и Григорий Семенов. Реввоенсовет Западного фронта направил Семенова со специальным заданием для подрывной работы в тыл Польской армии. Одновременно ему поручили проникнуть в организацию Савинкова, войти в доверие закоренелого врага Советской власти, ознакомиться с программой и планами савинковцев, узнать пароли и явки на территории Советской России.
Семенов перешел линию фронта со своей помощницей — женой Натальей Богдановой в августе 1920 года. Красная Армия отступала от Варшавы. Обстановка не благоприятствовала осуществление задания и вскоре польская охранка арестовала Семенова и Богданову как "большевистских шпионов". Польский язык ни Семенов, ни Богданова не знали. Документы их вызывали подозрение. Однако показания Семенова и Богдановой вполне сходились. "Легенда" оказалась превосходной. Поляки медлили: может, и впрямь схватили не большевистских шпионов, а беженцев, гонимых огненным вихрем войны?
Арестованных отправили в Варшаву, в распоряжение 2-го отдела польской контрразведки. Здесь Семеновым и Богдановой занялись всерьез: точная экспертиза определила, что их документы — фальшивые, а изготовлены мастерски.
Время военное — красным разведчикам грозил расстрел. Семенов решил использовать последний шанс…
В Польше Семенов не исключал встречи с Савинковым, которого хорошо знал. Теперь он решил использовать знакомство с Борисом Викторовичем и заявил польским контрразведчикам, что Савинков может гарантировать его лояльность к Польскому правительству и подтвердить, что ои не "большевистский шпион", а непримиримый противник Советской власти.
— Назовите еще раз фамилию вашего знакомого.
— Савинков.
— Борис Викторович?! Мы не ослышались? Вы не шутите?…
— Мне сейчас не до шуток. — ответил Семенов. Тюрьма — не пикник. "Стенка" — не берег Женевского озера.
Контрразведчики громко расхохотались.
— Если пан Савинков поручится за вас — "стенка" не понадобиться…
Семенов ждал… Захотят ли контрразведчики сообщить о нем Савинкову? Приедет ли Борис Викторович? Возможно, пошлет секретаря? Кто у него секретарь? Ах, да, в Реввоенсовете о нем упоминали — Смолдовский. Если он — удача. Приятелем был в эмиграции. Всегда ладили, понимали друг друга.
Семенов стал готовиться к поединку с Савинковым. Впервые он его встретил в эмиграции. Шапочное было знакомство и все же… Потом Петроград. Здесь встречались частенько. Вполне дружески. Семенов состоял тогда членом комиссии Петроградского бюро ЦК ПСР. Был председателем комиссии бюро исполнительного Комитета Петроградского Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов. Совместные поездки на фронт — сблизили. Да и по хватке, по характеру они чем-то напоминали друг друга. Только Семенов был значительно моложе. Он только-только входил во второй эшелон эсеровской элиты, а Савинков давным-давно представлял ее на самых высоких постах до и после Февральской революции.
Семенов тоскливо смотрел в "копеечное" окно тюремной камеры. Мутное пятно. Серый клочок неба. Серый… Серые… Мелькало что-то далекое, полузабытое… Слова "серый", "серые" когда-то имели для него иной смысл. "Серыми" назывались социалисты-революционеры, а социал-демократы — "седыми".
Как это было давно! И было ли? Муторно, ох как муторно на душе. Газет читать не дают… На допросы не вызывают. И от Савинкова — никаких известий… Семенов всегда немного завидовал Борису Викторовичу. Завидовал по-хорошему. Знал его жену — дочь писателя Глеба Успенского — Веру Глебовну, которая в порыве откровенности говорила:
— Борис лучше, чем его слова.
Блестящий рассказчик и собеседник, Савинков писал недурные стихи. Умел очаровывать окружающих. Слыл знатоком Маркса. Русская интеллигенция тогда болела социализмом. Савинков тоже причислял себя к "больным".
Семенову импонировало, что во всех террористических акциях Савинков играл первую скрипку. Часто рисковал жизнью. Казалось, что она у него не одна, а десять. Великолепно владел собой. Не давал волю чувствам. Оставался спокойным, приветливым к подчиненным, в деле — строгим. Принимал, как должное, удачи. Легко переносил промахи, считая их временными. Семенов в чем-то даже подражал Савинкову. Ему, как и Борису Викторовичу, за какое бы дело он ни брался — везло. Совершая террористические акты гибли Созонов, Каляев, уходили в небытие Герщуни и Азеф, а Савинков оставался, как однажды назвал его Виктор Чернов, "кавалергардом революции". Не забывал старого девиза эсеров? "В борьбе обретешь ты право свое!"
Больше всего Семенова поражало в Савинкове умение перевоплощаться из лакея в министра, из немца в англичанина, из офицера в купца, из чиновника в парикмахера, из крестьянина в рабочего. Он быстро "вживался" в избранный для боевой акции образ. Готовясь убить министра внутренних дел Плеве, Савинков снял шикарную квартиру в Петрограде и поселился там под видом богатого англичанина с "женой" — красавицей — эсеркой Дорой Бриллиант, с "лакеем" Егором Созоновым и "кухаркой" — старой революционеркой Прасковьей Ивановной — Волошенко. Все отлично играли свои роли, но лучше и талантливее всех — Борис Савинков. И это в значительной степени обеспечило успех террористического акта — Плеве был убит.
Шли годы. Савинков и Семенов оставались в одной партии социалистов-революционеров. Боролись с самодержавием, а на идейном фронте — с Владимиром Ульяновым-Лениным и созданной им партией большевиков. Правда, в 1907 году из-за разногласий с эсеровским руководством, Савинков вышел из партии. В 1911 году уехал за границу и объявил себя "независимым" социалистом. Во время первой мировой войны стал активным оборонцем и даже вступил во французскую армию, чтобы сражаться против Германии.
Семенов был убежден, что Савинков не случайно объявил себя "независимым социалистом". Террор умирал, и он не хотел присутствовать на его похоронах. Гроза самодержавия — партия эсеров мельчала. Члены ЦК ПСР колебались. Плелись в хвосте у кадетов, Жили конституционными иллюзиями. В ночь на 10 апреля 1907 года была арестована группа боевиков, готовившая, покушение на Николая II. ЦК партии эсеров заявил, что их партия не имеет к покушению никакого отношения…
Семенов потер лоб. Шаблонная фраза. За нее ЦК партии социалистов-революционеров прятался как за бетонную стену.
Савинков покинул партию, которой уже не боялось самодержавие. Медленно, со скрипом, но она переходила на службу либеральной буржуазии. Над партией эсеров уже иронизировали в царских дворцах и хоромах, в канцеляриях министерств и Департаменте полиции. Дошло до того, что газеты, комментируя сложившиеся между кадетами и эсерами отношения, изображали либерала, почтительно склонившегося перед монархом со словами: "Ваше величество! Дайте конституцию, а то эсеры стрелять будут!"
Савинков объявил себя "независимым социалистом". И опять был на пьедестале, воздвигнутом им самим.
В Россию "независимый социалист" Савинков вернулся в начале Февральской революции. Активно включился в политическую борьбу на стороне Временного правительства. Керенский назначил его комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте, а затем управляющим военным министерством.
Октябрьскую революцию Савинков встретил враждебно. Совершил целый ряд тягчайших преступлений против Советской власти. Для спасения Временного правительства пытался поднять казачьи полки в Петрограде. В первом часу ночи пошел в Совет союза казачьих войск, членом которого состоял. Ему удалось убедить представителей казачьих: полков и военных училищ собрать небольшую вооруженную силу, чтобы попытаться дать бой осаждавшим Зимний дворец большевикам. 0днако в два часа ночи Зимний пал. Членов Временного правительства арестовали.
Но Савинков не растерялся. Переодевшись рабочим, пробрался к генералу Краснову, идущему с казаками на Петроград. Там он застал в панике верховного главнокомандующего Керенского. Тщетно пытался побудить его к активным и решительным действиям. Керенский же не верил уже никому. Все надежды возлагал только на свое ораторское искусство. Обозленный Савинков согласился с монархическим ядром казачьего офицерства на арест главковерха. Но его спасли Абрам Гоц и Григорий Семенов. Красновские войска потерпели крах, а самого генерала арестовали и доставили в Смольный.
С первых шагов Октябрьской революции Савинков стал ее убежденным противником. Глубокая, ярая ненависть к "толпе", к "массам", к их защитнице — Советской власти — заслонила в глазах Савинкова высокую правду принципов нового строя, его идеалов, он лихорадочно искал силы, способные выступить против рабочих и крестьян. Такие силы он нашел у Корнилова и у контрреволюционного казачества на Дону.
"Почему же я тогда пошел к Каледину и Корнилову? — спрашивал Савинков. — Что же мне было делать: один бороться не мог. В эсеров я не верил, потому что видел их полную растерянность, полное безволие, отсутствие мужества… А кто боролся? Да один Корнилов! И я пошел к нему".
…В конце 1918 года Савинков оказался в Париже, представителем
Колчака за границей. Посетил Ллойд-Джоржа и Черчилля. Получил для белой армии огромные партии обмундирования и снаряжения. Возглавил бюро печати "Унион" и стал распространять заведомо ложную информацию о Красной Армии. Агитировал за продолжение вооруженной борьбы капиталистических государств против Советской России.
После разгрома армии Колчака Савинков уехал в Варшаву и был принят Пилсудским. Возглавил "Русский политический комитет". Организовал так называемую "Русскую народную армию". Верховодить ею поставил генерала Перемыкина и братьев — Булак-Балаховичей… Лично участвовал в разбойничьем бандитском походе на Мозырь. Не после этого ли похода Савинков написал: "Человек живет и дышит убийством, бродит в кровавой тьме и в кровавой тьме умирает. Хищный зверь убьет, когда голод измучит его, человек — от усталости, от лени, от скуки… Я стреляю на выбор, слева, по очереди и в лоб. Я целюсь медленно, внимательно, долго…"
В походе на Мозырь Савинков и савинковцы дышали в полном, а не в переносном смысле убийствами, грабежами, казнями, бродили по советской земле в кровавой тьме, убивали безвинных от усталости и лени, от безделья и тоски. Стреляли на выбор. И слева, и справа, и в лоб. По очереди. Куда было торопиться. Захваченные были безоружны. В большинстве — старики, старухи и дети. Те, кто не смог убежать и скрыться в лесах. Потому и целились внимательно и долго. Продлевали удовольствие. Жертвы падали безмолвно. Они же были крестьянами. Красными крестьянами.
Савинковские набеги и рейды… Руководил ими полковник С.Э.Павловский. В городе Холм убито 250, ранено 130 человек. В районе Пинока — убито 14 человек. Ограблены банки и разгромлены учреждения в уездных центрах Духовщина, Белый, Поречье, Рудня. Повешена беременная жена — начальника погранзаставы. В Опочке живым сожжен директор банка Г.И.Хаймович. Близ Полоцка пущен под откос пассажирский поезд, на железнодорожной станции расстреляно 15 коммунистов…
И все же поход на Мозырь и другие разбойничьи рейды в Белоруссию закончились полным разгромом воинства Савинкова, Перемыкина и братьев Булак-Балаховичей. Тогда Борис Викторович организовал на территории Советской России военно-разведывательную деятельность. Создал под эгидой польского генерального штаба и французской военной миссии специальное "Информационное бюро". Во главе его, для нaдeжнocти, поставил своего брата Виктора Савинкова. Часть полученных сведений "бюро" передавало польскому генеральному штабу, а часть — французской военной миссии в Варшаве. Деньги, получаемые за шпионаж, шли на организацию подрывной работы в Советской Республике.
Кроме работы разведывательного характера, "Информационное бюро" занималось также посылкой людей для ведения агитации и пропаганды среди сельского населения. Цель — убедить крестьянство, что Октябрьская революция и победа социализма в России не оказала, якобы, никакого влияния на извечное течение жизни мужика, ее специфического уклада. Как была, мол, лапотная мужицкая Русь — матушка темной, невежественной и отсталой, такой она и осталась. Страшно хотелось Савинкову заставить крестьянские массы поверить в то, что социальные революции ничего не меняют в жизни простых людей. А раз так, зачем совершать такие революции, зачем проливать за них кровь. Крестьянам лучше вернуться к прежней протоптанной дорожке. Незачем свергать своих заботливых хозяев — помещиков, денно и нощно пекущихся о благополучия мужика. Естественно, для подобных идей в первые годы Советской власти кое-где почва оказывалась благодатной: зерна "савинковщины прорастали мятежами, восстаниями, заговорами, бандитизмом и терроризмом. Пылали украинские и белорусские села. Дети оставались без отцов. Отцы — без матерей. Внуки — без дедушек и бабушек. Рекой лилась кровь. Закипала вражда. На погостах по ночам кричали совы, выли бездомные собаки и надрывно мычали чудом уцелевшие бродячие бесхозные коровы. Надвигались анархия и хаос.
Савинков же тешил свое политическое честолюбие. Уроков из ошибок не извлекал. Упорствовал в заблуждениях. Угрожал и устно, и печатно большевикам историей. Так угрожал и устрашал, будто история была ему послушна. Будто он был на земле ее чрезвычайным уполномоченным. Он позировал перед лицом истории и продолжал совершать тяжкие преступления, считая их героическим вкладом в русскую революцию. Юную, новую Россию — единственную надежду всех угнетенных, Савинков стремился облить грязью, разрушить, спалить до тла, оклеветать, поставить на колени перед мировым капиталом.
…Обо всем этом Григорий Семенов был хорошо осведомлен. В какой-то мере это были его козырные карты в задуманной игре. И все же тревога не покидала. Неужели Савинков откажется от встречи? Не протянет руку помощи? Не откликнется.
Семенов еще и еще раз вспомнил все, что знал о нем. Мысленно отвечал на предполагаемые вопросы. Выстраивал одну версию ответов за другой. Далеко Москва. Далеко ВЧК… Далеко Реввоенсовет Западного фронта. Не посоветуешься о Натальей. Каково-то ей в тюремных застенках. Скольких бы ошибок можно было избежать, знай он заранее, что Красная Армия отступит от Варшавы… Не возьмет ее лихим ударом… Этого в ВЧК не предвидели… Так получилось.
Кто же приедет? Сам Борис Викторович или секретарь? Уже пять дней его не беспокоили контрразведчики. Не грозили "стенкой". Пять дней… Не спешит его спасать Савинков. Едва Семенов подумал об этом, как звякнула тяжелая задвижка… Должно быть от Савинкова. Или опять начинаются допросы? Дверь широко распахнулась и на пороге возник собственной персоной Борис Викторович Савинков. Семенов улыбнулся. Подбодрил сам себя — не робей. Ты же бывший начальник Центрального боевого отряда при ЦК ПСР! Не спеши говорить… Спеши слушать. Собеседник не из простых. И образован. И начитан. И говорун — поискать. На крайний случай держи в запаси "клятвы", "честное" слово.
Семенов вспомнил о "честном" слове Абрама Гоца — и стало легче на душе. Он — в стане неприятеля. Дать "честное" слово врагу, обмануть его — призвание разведчика, его кредо. Не для спасения собственной жизни, а во имя высших интересов русской революции.
Борис Викторович взволнованно, как показалось Семенову, обнял арестанта. Окинул взглядом с ног до головы.
— Заморили шляхтичи голодом… Могли бы и в расход пустить. Большевиков ненавидят больше, чем мы с вами.
Семенов отметил конец фразы. Выжидал, что еще скажет Борис Викторович. Стареет "серый". Весь какой-то поблекший. Уже и лысина просвечивает на макушке. Под глазами — мешки. Нет той одухотворенности, респектабельности что-ли, которыми он так блистал, когда занимал высокие посты у Керенского. Чего хорошего — быть на побегушках у 2-го отдела военной разведки Польского генерального штаба. Пожаловался: дерьмовое окружение. Кадры переводятся: одни — истреблены, другие — расстреляны, третьи — ушли в глухое подполье, выжидают, четвертые — на откупе у международного и российского капитала — в резерве.
— Тюремная встреча, — сказал Савинков с наигранным пафосом. — но я рад. Мне нужны люди из старой эсеровской гвардии. Дел — по горло. Найдется подходящее и для вас. Кстати, кто такая Богданова?
— Жена. Взял с собой. Думал, пригодится в нелегких делах…
— Так, так… Поляки о ней высокого мнения. Можно сказать, из-за нее тянули с расстрелом. А когда узнали, что ты знаком со мной… Хорошо, что так вышло. Могло все кончится иначе….
В этот же день у Семенова побывал в камере секретарь Савинкова — Смолдовский. Излучая улыбку, охая и ахая, он мимоходом задавал довольно каверзные вопросы, уйти от ответа на которые просто не удавалось… Пришлось рассказывать о себе и о Богдановой, даже более подробнее, чем Борису Викторовичу. Это злило Семенова, но он крепко держал себя в руках, понимал, что одно-два неосторожно сказанных слова погубят жизнь, а вместе с нею рухнет и то, ради чего он с Наташей решились стать красными разведчиками. Невыполненным останется задание Реввоенсовета Западного фронта и ВЧК, санкционированное самим Ф.Э.Дзержинским.
Завершая разговор, Смолдовский неожиданно спросил:
— Даешь ли ты, Григорий, честное слово друга, что действительно приехал не от большевиков?
— Даю, — твердо ответил Семенов и ему показалось, что внутри что-то оборвалось. Лицо же оставалось деловито озабоченным и только под мышками выступил холодный пот.
— Ждите вестей от Бориса Викторовича, — пожимая руку Семенову, сказал Смолдовский. — Сейчас он в генеральном штабе. Ведь на столе у Пилсудского — ваши приговоры… Но я уверен — все кончится благополучно…
Кажется, беда миновала, подумал Семенов, когда Смолдовский ушел. Осталась самая малость — ждать. Как там Наталья? Не дрогнула бы в последние минуты… Коварно действуют подлецы. Зачитали ей смертный приговор, а потом начали допросы. Сначала решили убить психологически, а уж затем — физически. Раскусила ли их Наталья? Надо полагать, иначе давно бы уже была расстреляю.
Савинков вытащил Семенова и Богданову из тюрьмы. Спас от смерти. Надеялся использовать бывшего начальника Центрального боевого отряда при ЦК ПСР в своих целях. Поместил "красных шпионов" в шикарный отель, снабдил документами и деньгами. Бывал у них ежедневно. Рассыпал комплименты Наталье. Подолгу беседовал с Семеновым.
Когда Савинков уходил, Семенов говорил жене:
— Жмется Борис Викторович. Не раскрывается до конца.
Семенов решил бросить на кон последний козырь: рассказал Савинкову о покушении на Ленина 30 августа 1918 года. Борис Викторович жадно ловил каждое слово. Семенов представал перед ним в образе террориста, не понятого ни эсерами, ни меньшевиками, ни кадетами. Такой и нужен был Савинкову — сомневающийся романтик народовластия. Как ни странно, Семенову удалось внушить Борису Викторовичу, что чуть ли не все члены ЦК ПСР завидовали ему, пытались отстранить от руководства боевой организацией. Вот он и подался с женой на Запад, к Савинкову — одному из признанных вождей белой эмиграции.
Савинков долго молчал. Как человек наблюдательный, Семенов не мог не видеть, что его рассказ произвел на Бориса Викторовича впечатление. А тут его еще и Наталья крепко поддержала. Подвела Савинкова к мысли, что все это, видите ли, внешние факты. Они лежат на поверхности — грубая действительность. Но все же и ее необходимо учитывать и борьбу за мужика с большевиками продолжать. Жертвовать всем и всеми. Даже Ульяновым-Лениным.
— Я старый террорист, — глухо отозвался Савинков. — Знаю террор не по одним только книгам…
— Вы, Борис Викторович, не старый, а великий террорист, — сказала Наталья Богданова, стараясь быть предельно искренний.
Савинков благодарно кивнул.
— Народ запуган большевиками. Его надо заново встряхнуть… Разбудить…
Посетовал Савинков на то, что в Совдепии люди измельчали. С какой-то внутренней гордостью и сдержанностью рассказал о "Союзе защиты родины и свободы". Вот где были отборные кадры. Погибли в большинстве за понюшку табаку. Недооценил он тогда большевиков. Не придал значения ВЧК. Гвардейские и гренадерские офицеры. Монархисты. Кадеты. Анархисты. Сионисты. Все рвались в бой. Все горели белой идеей сокрушить комиссародержавие. Присягу принимали. И Савинков блеснул своей феноменальной памятью. Легко, без запинки процитировал: "Клянусь и обещаю, не щадя ни сил своих, ни жизни своей, везде и всюду распространять идею "Народного союза защиты родины и свободы"; воодушевлять недовольных и непокорных Советской власти, объединять их в революционные сообщества, разрушать советское управление, уничтожать опоры власти коммунистов, действуя, где можно, открыто с оружием в руках, где нельзя — тайно, хитростью, лукавством".
Такой была программа союза, защищающего "родину и свободу", написанная, по признанию Савинкова, им самим.
Допоздна засиделся в номере Борис Викторович. Прощаясь с Семеновым и Богдановой, потеплевшим голосом сказал:
— Завтра отправитесь в Финляндию. Оттуда переберетесь в Москву. Будете готовить новое покушение на Ленина. Начатое вами дело в августе восемнадцатого надо довести до логического конца… Ни пуха вам, как говорится, ни пера…
Борис Викторович остался верен себе. Не сказал Семенову, что неделей раньше послал в Москву полковника В.Свежевского. И задание у него — убить Ленина. Снабдил агента оружием, деньгами, подложными документами, а главное — явками. Семенову же и Богдановой явок не дел: сами с усами. У начальника боевой организации своих явок не пересчитать. Прозрачно намекал, чтобы с ним, Савинковым, поделился… Пришлось Семенову тряхнуть стариной. Назвал не в Москве, а в Петрограде. Благо, явки были трех-четырехлетней давности и он не рисковал.
Савинков внушал: если не удастся убить Ленина, надо во что бы то ни стало добыть секретные сведения о Красной Армии. Хорошо бы завладеть копией мобилизационного плана. Окажется в руках — не держать ни часу. Немедленно переслать в Варшаву. Адресат один — Савинкову.
Возвратившись в Москву, Григорий Семенов и Наталья Богданова побывали в разведуправлении РККА. Потом их пригласили в ВЧК. С ними беседовал Дзержинский. Прибыли из Польши. Кто лучше Феликса Эдмундовича знал польские дела? Он долго и весело сеялся, когда Семенов доложил о своём "конкуренте" в охоте на Ленина — полковнике Свежевском. — Узнал о полковнике не от Савинкова, — заметил Семенов. — Борис Викторович проявил выдержку. Информацию получил от Смолдовского.
— Мы Свежевского уже арестовали, — сказал Дзержинский. — Он пришел на явку, которая уже давно находилась под нашим наблюдением.
Семенов облегченно вздохнул: еще один матерый враг оказался изолированным. Не так, оказывается, страшен черт, как его малюют. ВЧК успешно обезвредила одного из опаснейших террористов Савинкова. А скольких он еще зашлет в страну? До конца будет вредить большевикам, мечтать о реванше. Хвататься за террор и диверсии, как утопающий за соломинку. Тем более, что все они там, за границей, не смирившиеся с победой Октябрьской революции, — утопающие. И потому непредсказуемо опасны.
Однажды, когда Григорий Семенов пришел в ВЧК на Лубянку, его там ждала Лидия Коноплева. Ф.Э.Дзержинский предложил им готовиться для совместной работы за границей.
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА
ПЯТАКОВ: Свидетель Смилга. Тов. Смилга, ваше имя, отчество?
СМИЛГА: Ивард Денисович.
ПЯТАКОВ: Ваш возраст?
СМИЛГА: 30 лет.
ПЯТАКОВ: Ваше общественное положение?
СМИЛГА: Я заместитель председателя Высшего Совета Народного Хозяйства.
ПЯТАКОВ: Ваша партийная принадлежность?
СМИЛГА: Коммунист.
ПЯТАКОВ: Тов. Смилга, вас вызвала защита по вопросу об обвиняемом Семенове. Что известно вам о поручении, данном Семенову военными властями во время польской войны?
СМИЛГА: В конце июля или начале августа 1920 года, даты не могу сейчас точно припомнить, тов. Семенов был из Москвы направлен в распоряжение Реввоенсовета Западного фронта, членом которого я тогда состоял, и мною был направлен к тов. Мазалову, который тогда занимался отправкой товарищей для закордонной работы. Для работы, следовательно, за фронтом.
ПЯТАКОВ: А конкретно вы не знаете о тех порученияж, которые давались Семенову?
СМИЛГА: Самый характер поручений, мне, конечно известен. Это — дезорганизаторская работа в тылу противника, но более конкретно, какое на него было возложено поручение, это я сказать затрудняюсь. Я этим делом не ведал.
ПЯТАКОВ: У защиты вопросы есть?
ЗАЩИТА: Нет.
ПЯТАКОВ: У Семенова вопросы есть?
СЕМЕНОВ: Нет.
ПЯТАКОВ: У государственного обвинителя вопросы есть?
КРЫЛЕНКО: Я не вызывал.
СЕМЕНОВ: Тов. Смилга, вам не известно, выполнил ли я то задание, которое было поручено Реввоенсоветом, отчитался ли я перед вами?
СМИЛГА: Этого я не могу сказать, потому что с ликвидацией тех работ, которые были возложены Западным фронтом на отдельных сотрудников, я уже не встречался… С Западного фронта был переведен на Южный.
ПЯТАКОВ: Вы с Западного фронта когда уехали?
СМИЛГА: Я с Западного фронта уехал в октябре месяце 1920 года.
ГОЦ: Гражданин Председатель, разрешите мне вопрос. Гражданин Семенов был командирован для дезорганизации работы в тылу противника, а скажите, были ли даны ему какие-нибудь террористические задания или нет?
СМИЛГА: Я уже суду докладывал, что насчет конкретных поручений, какие именно были даны тов. Семенову, я ничего доложить не могу, ибо этим делом близко не интересовался.
ГОЦ: А вам было известно, что Семенов был арестован за кордоном?
СМИЛГА: Нет..
ГОЦ: Гражданин Семенов не докладывал вам о том, что он был арестован, что он вошел в сношения с Савинковым? Он не докладывал о том, что взял от него определенные поручения?
ПЯТАКОВ: Тов. Смилга говорил, что он не знает…
ГОЦ: Вам известно, после вашего отъезда он доклад Реввоенсовету Западного фронта делал?
СМИЛГА: Не могу сказать. Я этим делом не интересовался…
ПЯТАКОВ: Свидетель Мазалов. Ваше имя, отчество?
МАЗАЛОВ: Алексей Антонович.
ПЯТАКОВ: Ваш возраст?
МАЗАЛОВ: 24 года.
ПЯТАКОВ: Ваше общественное положение?
МАЗАЛОВ: Слушатель академии Генерального штаба.
ПЯТАКОВ: Скажите, свидетель, во время польской войны какую должность вы занимали?
МАЗАЛОВ: Во время польской кампании я работал в Реввоенсовете Западного фронта. В период 1920 года занимал должность начальника отдела, ведающего военной разведывательного характера работой Западного фронта.
ПЯТАКОВ: Вот скажите, вам, как должностному лицу, тогда известно было что-либо о посылке Семенова на фронт?
МАЗАЛОВ:… Известно. Семенов был командирован из Центра в Реввоенсовет Западного фронта. Реввоенсоветом Западного фронта он был непосредственно направлен в отдел, которым я руководил.
ПЯТАКОВ: В ваше распоряжение?
МАЗАЛОВ: Да… Для использования его по линии той работы, которую он вел… Это было приблизительно в конце июля 1920 года…
ПЯТАКОВ: Имейте в виду, от Реввоенсовета Республики есть указание, что вам разрешено оглашать здесь о заданиях Семенова в общих чертах, не говоря точно и конкретно, какие именно поручения он имел.
МАЗАЛОВ: Следует оговорить. В период наступления Красной Армии на польском фронте, в тылу наших частей чувствовалась работа Савинкова из-за рубежа. Нужно было установить, как она построена. И вот с этой целью установления связи с организацией Савинкова от меня Семенов получил указания — расшифровать суть и принципы организации Савинкова, ее работы в нашем тылу. Это было первое задание. Теперь второе задание. Нас интересовала и военно-разведывательная работа противника. Кроме того, Семенов должен был производить целый ряд разрушительного характера работ — подрыва железнодорожных мостов и узлов. Это в общих чертах.
КАТАНЬЯН: Будьте добры, скажите, по окончании работы отчет денежный или какой — либо другой был сделан Семеновым?
МАЗАЛОВ: Я в этот момент был в академии Генерального штаба.
КАТАНЬЯН: Семенов один получил такую работу или с кем-нибудь другим?
МАЗАЛОВ: С Семеновым была его жена Наталья Богданова… Она находилась в отношении исполнения функций, которые были даны…
СЕМЕНОВ: В середине июля 1920 года я был отозван Центральным бюро меньшинства ПСР /группа "Народ" — Н.К./ из Одессы. По соглашению Реввоенсовета Южного фронта я был откомандирован в Москву. В Москве я получил от Центрального бюро меньшинства ПСР предложение: взять на себя работу в тылу польского фронта… Меньшинство ПСР дало мне свои задания. Я отправился на Западный фронт… Как правильно указал тов. Мазалов, я получил задание. Причем, основным заданием была подрывная работа, а на втором плане стояла работа по организации Савинкова… Отправляясь на задание, я учитывал тот факт, что мне Савинков лично знаком. Что благодаря этому я смогу облегчить выполнение своих заданий. И тот план, который я провел потом, я его наметил в общих чертах заранее… По этому вопросу у меня была беседа с товарищем по работе Натальей Богдановой и одним из работников РВС фронта. В частности не помню, с Мазаловым или другим, который работал в его отделе.
Через фронт переправился в начале или в середине августа. Как раз началось отступление Красной Армии от Варшавы. Приблизительно через день после этого я и был арестован. Причем, во время ареста мои документа вызвали подозрения и меня чуть-чуть сразу же не расстреляли. В показаниях с Богдановой мы сходились и возникло сомнение, что, может быть, мы не большевики, а помещики. Нас решили отправить в Варшаву… Там выяснилось, что нам угрожает расстрел. У меня возникла мысль о приведении в исполнение того плана, который был намечен ранее — о встрече с Савинковым. Савинков приехал. Мы с ним договорились. Пришлось рассказать, что в период 1918 года я руководил в Москве Центральным боевым отрядом при ЦК ПСР и Каплан, покушавшаяся на Ленина, состояла боевиком этого отряда. В Польшу приехал, чтобы продолжать террористическую работу. Савинков мне поверил. Добился моего освобождения из тюрьмы. После освобождения я приступил к выполнению своих основных заданий…. Именно благодаря тому, что я вошел в контакт с Савинковым, мне удалось выполнить задания, полученные от РВС Западного фронта. По указанию Реввоенсовета Республики не имею возможности остановиться на деталях…
ПЯТАКОВ: Это все?
СЕМЕНОВ: Нет, я еще хочу продолжить. Савинков предложил мне возвращаться в Россию через Финляндию. Я же через Данциг переправился в Германию и явился в нашу миссию, оттуда — в Москву. По возвращении дал самый подробный отчет Реввоенсовету с указанием всех перипетий ареста и т. д. Реввоенсовет признал, что все мои действия в Польше были правильными. Все возможное я выполнил.
Постольку поскольку я получил мандат на работу в тылу польской армии, я считал нужным отчитаться перед Центральным бюро меньшинства ПСР. На докладе присутствовали Вольский и Смирнов. Я сказал, что стремился проводить в действие позицию меньшинства ПСР, но убедился что она совершенно не жизненна. Ни в Польше, ни в Европе позиция меньшинства ПСР не имеет никакого фундамента. В своем докладе а указал, что мне пришлось проводить линию поведения, противоположную той политической линии, которую предписало меньшинство ПСР.
Я сказал меньшинству ПСР: вот я отчитался перед вами. Сделал то и то. Логический вывод из моих поступков таков, что я должен с вами расстаться. Моя политическая линия с вами расходится. Я от вас ухожу. И ввиду того, что я в основных положениях вполне солидарен с Российской Коммунистической партией, я попытаюсь вступить в нее. Причем я тут же сказал Смирнову, что допускаю возможность, что Российская Коммунистическая партия меня не примет, ибо за мною слишком больших преступления перед революцией. Центральное бюро постановило исключить меня из меньшинства ПСР.
УТГОФ: Вы указали, гражданин Семенов, что вы познакомились с Савинковым вторично в Петрограде, когда он проходил через ваши руки в качестве комиссара фронта. На какой должности вы были?
СЕМЕНОВ: Я был председателем комиссии бюро Исполнительного Комитета Петроградского Совета Рабочих, Солдатских и Красноармейских Депутатов
Из стенограммы заседания Верховного Революционного Трибунала 27 июня 1922 года
РАКИТНИКОВ: Центральное бюро исключило из партии Семенова и Коноплеву за связи за границей с Савинковым. Они действовали вразрез с данными поручениями меньшинства ПСР. Формулировка: за трусость после ареста в Польше.
СТАВСКАЯ: Ракитников дает ложные показания. Семенов, делая доклад о поездке за кордон, сам заявил, что уходит из меньшинства ПСР. Вопрос о Семенове обсуждался на конференции меньшинства ПСР в отсутствии Семенова. Исключались они с Коноплевой в различное время, а не вместе. Я и Коноплева поднимали вопрос на конференции о пересмотре дела Семенова.
Ракитников все перепутал. Жена Семенова не Коноплева, а Наталья Богданова.
КОНОПЛЕВА: Вы видели меня в комиссии, гражданин Ракитников?
РАКИТНИКОВ: Нет, я просто спутал имена. Это были не вы. Я пользовался слухами, утверждая, что Коноплева — жена Семенова.
ГЕНДЕЛЬМАН: Скажите, обвиняемый Семенов, Коноплева не была арестована вместе с вами?
СЕМЕНОВ: Я был арестован вдвоем со своей женой. Я не считаю возможным без разрешения РВСР говорить о чем-либо подробно.
СМИРНОВ: В состав комиссии группы "Народ" — меньшинства ПСР, исключавшей Семенова из партии, входили Буревой, Вольский, Смирнов. В состав комиссии по расследованию дела: Ракитников, Горностаев, Шмелев.
Семенов был переброшен за кордон с Натальей Богдановой. Она тоже вышла из организации меньшинства ПСР. Заявила, что всецело разделяет позиции Семенова.
ГОЦ: Вам известно, что Коноплева сопровождала Семенова?
СМИРНОВ: Нет, она была в другом районе. Арестована отдельно. Но Семенов помог её освободить через Савинкова.
ГРИГОРИЙ РАТНЕР: Какое впечатление у вас было о личности Семенова?
СМИРНОВ: Активный, энергичный — это факты, которые я не отрицаю.
РАКИТНИКОВ: Когда Семенов был в Польше, в советских газетах появилась заметка, что ПСР вместе с Савинковым готовит террористические акты против советских руководителей. Прозрачно намекалось на Семенова, хотя фамилия не упоминалась. О том, что Семенов в Польше вступил в сношения с Савинковым узнали польские коммунисты и сообщили ВЧК. Дзержинский был в курсе, был осведомлен о поездке Семенова на фронт, совершенно об этом позабыл или, может быть, просто от его внимания ускользнула информация и он пропустил эту заметку, которая явно имела Семенова в виду.
КАТАНЬЯН: Когда было дано задание относительно установления связи с савинковской организацией, были даны какие-нибудь конкретные задания, более точные?
МАЗАЛОВ: Более точные задания я сообщить не могу.
ТИМОФЕЕВ: Можете ли вы, свидетель, если это допустимо со служебной точки зрения, сказать, что ваще задание Семенову мешать Савинкову в его дезорганизаторской работе нашего тыла, включало в себе необходимость вхождения в савинковскую организацию и к самому Савинкову?
МАЗАЛОВ: Я говорю, что ему было конкретно поручено установить связь с этой организацией. О способах установления этой связи конкретных указаний быть не могло, ибо они могли быть связаны исключительно с той обстановкой, с которой мог столкнуться тот или иной работник Западного фронта.
ГЕНДЕЛЬМАН: Скажите, мог ли сочетать Семенов выполнение задания по дезорганизации тыла, куда входила и подрывная работа, с установлением связи с организацией Савинкова? Не исключало ли одно задание другого?
МАЗАЛОВ: Мы лично полагали, что эта работа может быть совместима… Удастся ли ее выполнить или нет — это будут диктовать обстоятельства.
ГЕНДЕЛЬМАН: А отделу, которым вы заведовали, было известно, что Савинков лично знал Семенова по прежней работе?
МАЗАЛОВ: Это не было известно.
СЕМЕНОВ: Я прошу дать мне слово для объяснениями затем, так как я дал отчет Реввоенсовету Западного фронта, то я хотел бы, чтобы вы запросили РВСР — сделал ли я отчет о своей работе?
ДЕЛО ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА ВЦИК РСФСР
Приложение
ПЯТАКОВ: Зачитываю документ: "В Верховный Трибунал при ВЦИК. Реввоенсовет Республики по поводу работы Г.И.Семенова в Польше сообщает:
1. Реввоенсовет Республики через соответствующие свои органы счел возможным дать в свое время т. Семенову столь ответственное и рискованное задание только потому, что на основании всех тщательно собранных сведений пришел к выводу, что т. Семенов искренно порвал со своим антисоветским прошлым и в интересах обороны рабоче-крестьянской республики готов принять всякое, в том числе и самое трудное ответственное и рискованное поручение.
2. Работа т. Семенова в Польше вполне отвечала заданию и свидетельствовала о личной добросовестности и революционной преданности т. Семенова делу обороны Республики.
3. Работа, выполненная т. Семеновым, имела конспиративный характер, требовала величайшей осторожности и находчивости, и разумеется, основывалась на введение в заблуждение врагов Советской России, в том числе и Савинкова как одного из наиболее продажных и бесчестных агентов иностранного империализма. Отсюда совершенно ясно, что завязывание т. Семеновым контакта с Савинковым вытекало из существа данного ему поручения и представляло собой военную хитрость, продиктованную интересами обороны революции..
Пред. Революционного Военного Совета Республики Л.Троцкий.
Управделами Предреввоеноовета… 1 июля 1922 г."
ПЯТАКОВ: Приложено дело Семенова, извлеченное из Реввоенсовета. В этом деле содержится: 1/ Заявление ответственного руководителя от 1 августа 1920 года; 2/ Задание Семенову от ответственного руководителя в письменном виде 3/ Рапорт члена Реввоенсовета Западного фронта от 2 декабря 1920 года; 4/ Удостоверение личности Семенова; 5/ Анкета Семенова с портретом; 6/ Анкета Богдановой с портретом; 7/ Три шифрованные телеграммы. Затем запрос в Москву, пароли, отчет Семенова, собственноручно написанный 17 января 1921 года. В нем подробное описание работы Семенова. Затем финансовый отчет Семенова. Дело Семенова возвращается обратно, а отношение Реввоенсовета прилагается к протоколу.
ГОЦ: Решительно настаиваю на вызове в Трибунал подписавшего документ, ибо вижу разноречия в показании начальника разведки Западного фронта Мазалова и данным документом, подписанным Троцким.
ПЯТАКОВ: Вам угодно внести путаницу в совершенно ясный вопрос. Для всякого, кто понимает, как ведется нелегальная агентурная работа ясно, что один дает поручение, а другой дает разъяснение..
ГОЦ: Я думаю вы и прокурор Крыленко не сможете отрицать разноречие, которое получилось… Пусть военнный комиссар назначит лицо, достаточно компетентное в делах Реввоенсовета Западного фронта.
КРЫЛЕНКО: Это официальняе документы. Они не могут быть заподозрены… Мазалов давал показания в определенно поставленных рамках, в которые ставили его должность и Председатель Трибунала. Большего он не мог сказать. Трибуналу судить те мотивы, по которым свидетели говорили "да" или "нет". Документы же неоспоримы. В проверке не нуждаются.
СЕМЕНОВ: Я хотел отметить, что как раз те документы, которые были прочитаны здесь Председателем Трибунала, полностью подтверждают то, что я говорил. Я говорил, что кроме товарища Мазалова было и другое лицо, которое было в курсе моей работы и которое занимало более ответственный пост.
ПЯТАКОВ: Говорите по существу.
СЕМЕНОВ: Поскольку есть документы, которые подтверждают полностью то, что я говорил, я считаю вопрос вполне ясным. Относительно товарища Мазалова я считаю, что он более менее осведомлен в этой области.
ГОЦ: А Смилга?
СЕМЕНОВ: Он совсем не был в курсе дела.
ПЯТАКОВ: В виду того, что Верховный Трибунал не усматривает между свидетельскими показаниями Мазалова и оглашенным документом, извлеченным из Военного архива по делу Семенова, разноречивости, Трибунал считает дальнейший вызов свидетелей не нужным.
СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ
ИЗ СЛЕДСТВЕННЕГО ДЕЛА N 11401 ОТ 3 °CЕНТЯБРЯ 1937 ГОДА ПО ОБВИНЕНИЮ Г.И.СЕМЕНОВА В ПРЕСТУПЛЕНИЯХ, ПРЕДУСМОТРЕННЫХ СТ. СТ. 58/8 и 58/11 УК РСФСР
11 февраля 1937 года, сотрудник разведупра РККА бригадный комиссар Г.И.Семенов был арестован. Следствием по делу устанавливалось, что он в 1923 году примкнул к антисоветской организации правых и был лично связан с одним из ее руководителей — Н.И.Бухариным. По его заданию создал ряд террористических групп в г.г. Москве, Ленинграде, Колпино из числа бывших эсеров-боевиков и был назначен Бухариным руководителем террористической организации правых. Силами имевшихся в его распоряжении террористических групп подготовлял совершение нескольких террористических актов против руководителей ВКП/б/ и Советской власти. С этой целью проводил наблюдение за т.т. Сталиным, Молотовым, Ворошиловым, Орджоникидзе.
Виновным себя признал полностью. Кроме того, был изобличен показаниями обвиняемых Яковлева В.А., Цейтлина Е.В., Астрова В.Н., Реймера А.К, Наумкина В.П., Васильева Ф.В., Ставской Ф.Е., Юдина Н.К., Хазанова Б.А., Бухарина Н.И., Усова К.А. и очной ставкой с последним.
Вследствие изложенного Г.И.Семенов подлежал преданию суду Военной коллегии Верховного Союза ССР с применением закона от 1 декабря 1934 года.
Документ подписан оперативным уполномоченным 5-го отделения 4-го отдела ГУКБ НКВД СССР, сержантом государственной безопасности Подобедом. Утвержден — прокурором Союза ССР А.Вышинским.
ИЗ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР ОТ 22 АВГУСТА 1961 ГОДА
"Рассмотрев в заседании 22 августа 1961 года заключение /в порядке ст. 387 УПК РСФСР/ заместителя Главного военного прокурора по делу Г.И.Семенова, осужденного 8 октября 1937 года Военной коллегией Верховного Суда СССР — отменить, дело о нем /1937 г./ производством прекратить за недоказанностью.