ПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ

Вернемся теперь к нашему главному предмету — к предсказуемости. Возможно ли вообще предсказание или прогнозирование? (Эти два термина, похоже, вза­имозаменяемы.) Будущего не существует: как может быть знание о чем-то несуществующем? Этот вопрос вовсе не праздный. В строгом смысле слова предметом знания может быть только прошлое. Будущее всегда в процессе создания, но оно создается в значитель­ной степени из существующего материала, о котором можно знать очень многое. Будущее, таким образом, в значительной степени предсказуемо, если у нас есть основательные и обширные знания о прошлом. В зна­чительной степени, но ни в коем случае не полностью, ведь в создание будущего вмешивается загадочный и неудержимый фактор, называемый человеческой сво­бодой. Это свобода существа, о котором сказано, что оно было создано по образу и подобию Бога-Творца: свобода творить.

Как ни странно, сегодня под влиянием лаборатор­ной науки многие люди, похоже, используют свою свободу единственно с целью отрицания ее существо­вания. Талантливейшие мужчины и женщины находят для себя самое большое удовольствие в восхвалении любого механизма, любой неизбежности, всего того, куда человеческая свобода не проникает хотя бы с виду. Оглушительный возглас ликования раздается всякий раз, когда кто-нибудь находит — в физиологии, психологии, социологии, экономике или политике — какое-нибудь новое свидетельство несвободы, новый показатель того, что люди ничего не могут поделать с тем, кто они есть, и с тем, что они делают — сколь бы бесчеловечными не были их действия. Разумеется, от­рицание свободы — это отрицание ответственности: поступков не существует, есть только события, вещи просто происходят, и никто за это не отвечает. Это, несомненно, главная причина семантической путани­цы, о которой я говорил выше. Это, вдобавок, причина веры в то, что скоро мы получим машину, предсказы­вающую будущее.

Конечно, если бы все просто происходило, если бы не было элемента свободы, выбора, творчества и от­ветственности, все можно было бы предсказать в со­вершенстве, а единственным ограничением мог быть случайный и временный недостаток знаний. Отсут­ствие свободы сделало бы человеческие дела подходя­щими для изучения естественными науками или, по крайней мере, их методами, а надежные результаты, без сомнения, следовали бы вскоре за систематиче­ским наблюдением фактов. Профессор Фелпс Браун в своем президентском обращении к Королевскому экономическому обществу, похоже, занимает именно эту точку зрения, когда говорит об «отсталости эко­номики»: «Наша собственная наука едва ли достигла своего XVII века». Убежденный в том, что экономика метафизически тождественна физике, он с одобрени­ем цитирует другого экономиста — профессора Моргенштерна:

Решающий прорыв, произошедший в XVII веке в физике, а именно в области механики, стал возможен только бла­годаря предшествовавшим успехам астрономии. Подспо­рьем для него были несколько тысячелетий систематиче­ских, научных астрономических наблюдений... Ничего подобного не было в экономической науке. Глупо было бы ожидать появления Кеплера и Ньютона там, где не было Тихо — и нет оснований надеяться, что в экономике развитие пойдет по более легкому пути.

Поэтому профессор Фелпс Браун делает вывод о том, что нам нужны еще долгие и долгие годы наблюдений за поведением: «До тех пор, вся наша математизация преждевременна».

Что делает экономику метафизически отличной от физики, а человеческие дела — в значительной степе­ни непредсказуемыми, так это вмешательство челове­ческой свободы. Конечно, поступая согласно плану, мы добиваемся предсказуемости, но именно потому, что план — результат проявления свободы и способ­ности к выбору, выбор сделан, и все альтернативы исключены. Если люди держатся своего плана, то их поведение предсказуемо просто потому, что они вы­брали отказ от своей свободы, чтобы поступать иначе, чем предписано планом.

В принципе, предсказуемо все, что подобно движе­нию звезд, недоступно вмешательству человеческой свободы, а непредсказуемо все, что ему подвержено. Означает ли это, что все человеческие действия не­предсказуемы? Нет, потому что большинство людей, действуя чисто механически, не используют свою сво­боду основную часть времени. Опыт показывает, что, имея дело с множеством людей, мы действительно мо­жем предсказать многие аспекты их поведения. Ведь среди большого количества людей в каждый отдель­ный момент времени лишь крошечное меньшинство используют свою способность к свободе, и оно зача­стую не оказывает значительного воздействия на об­щий итог. И тем не менее все по-настоящему важные инновации и перемены, как правило, начинаются с крошечных меньшинств людей, которые все-таки ис­пользуют свою творческую свободу.

Верно, что в силу неиспользования свободы со­циальные явления приобретают определенную устой­чивость и предсказуемость, а это выражается в том, что реакции подавляющего большинства людей на ту или иную ситуацию не особо меняются со временем, если только не появляются по-настоящему пересили­вающие стимулы.

Итак, можно провести следующие различия:

1. Полная (в принципе) предсказуемость существу­ет только в отсутствие человеческой свободы, то есть в «дочеловеческой» природе. Здесь ограничения на пред­сказуемость налагаются исключительно ограниченно­стью знаний и используемых методик.

2. Об относительной предсказуемости можно го­ворить применительно к поведенческим стереотипам очень больших количеств людей, занятых «нормаль­ными» (рутинными) вещами.

3. Об относительно полной предсказуемости мож­но говорить применительно к человеческим действиям, контролируемым планом, который исключает свобо­ду, например железнодорожным расписанием.

4. Индивидуальные решения отдельных людей в принципе непредсказуемы.