Союз нерушимый

Навеки Кумаси великий сплотил

Ашанти иногда сравнивают с ирокезами. И не без оснований. Военный союз Twi Asa Nti, - что и означало «вместе для войны», - был создан на грани XVII и XVIII веков оманами («княжествами») акан, гонджа, дагомба и десятка других племен севера нынешней Ганы. Очень уж им докучало прибрежное «королевство» Денкира, воины которого приходили за рабами и золотом. Вот и объединились. А первым асантехене, - «президентом» Асантемансо (Конфедерации Ашанти), - стал Осей Туту, правитель омана Кумаси, своего рода «африканский Гайавата», получивший мандат Небес в виде Золотого Стула.

В общем, ирокезы и есть. И точь в точь, как ирокезы, победив в 1701-м Денкиру и обретя независимость, далее побеждали всех, кто стоял на пути: сперва соседей, потом соседей соседей, потом тех, кто не хотел понять, как хорошо жить под опекой ашанти. А своих оджибве на них не нашлось, а попытки основных конкурентов, приморских фанти и га, тоже создать что-то похожее, провалились, - и постепенно, всего за полвека, Асантемансо начало перерастать в нечто большее – Асанте Нкабом, то есть, «империю», а если дословно, то Союз Нерушимый.

Не шучу. Именно так. В дословном переводе. Со всем, что  полагается по штату: сложной структурой, похожей на ранне-римскую («аманто» - полноправные оманы, «амансин» - союзные протектораты, «амантеасе» - данники, и столичный округ Кумаси), развитой управленческой иерархией (асантехене, асантехема - его «соправительница в мирное время», совет старейшин – «дума», совет оманхене – «сенат» и дальше по вертикали), правом оманов на отделение, но только по решению обеих палат Совета, всеобщей воинской повинностью, считавшейся почетным долгом и священной обязанностью  свободного человека, судом государственным и судом присяжных, и так далее, и тому подобное.

При этом, хотя власть наследственного «президента», владельца знаменитого Золотого Стула, была велика, абсолютизмом не пахло. Вождей в оманах выбирали, - правда, из «княжеских семей», - и эти вожди платили в Кумаси, державший общак, положенную долю, а при необходимости присылали воинов, - однако точку по всем вопросам внутренней (а особенно, внешней) политики ставил Совет. И даже его решения можно было оспаривать, как апелляцией к суду, так и, реализуя право на «ненаказуемый мятеж», нечто типа рокоша в поздней Речи Посполитой. Смертью каралась только попытка выйти из Союза, но за все время существования державы охотников до сепаратизма не нашлось, - очень уж полезно и выгодно было держаться вместе. Причем, и в социальном смысле тоже.

Скажем, ашанти торговали рабами. Много и выгодно. Для чего и вели войны, сбывая добычу данникам-фанти на побережье для перепродажи белым. Но у них самих рабство было очень, можно сказать, мягким. Невольник мог лечь на алтарь (такое практиковалось, хотя не так жутко, как в Бенине, и не в таких масштабах, как в Дагомее, в совсем особых случаях), но, в основном, становился  «младшим домочадцем», и тогда все зависело только от него:  раб мог накопить солидные средства, включая десятки собственных рабов, на которые хозяин не имел права, а мог даже породниться с хозяином, повысив статус до клиента.

В этом случае, его, правда, тоже могли принести в жертву, но только с его согласия, - а поскольку это считалось очень почетным и выгодным в смысле статуса в Верхнем Мире, отказов случались редко, а на место слабодушного всегда находился доброволец. Кроме того, дети рабов рождались свободными, а если хозяин был несправедливо жесток, раб, согласно закону, мог обратиться в суд и получить другого хозяина. Да и вообще, брак со свободной был удовольствием дорогим, а то и опасным (клан жены всю жизнь контролировал, как ей живется замужем), и ашанти старались заводить детей с рабынями: это стоило гораздо дешевле, а дети принадлежали только отцу.

Это наша корова

С белыми, - сперва португальцами (но они вскоре ушли), потом датчанами (они надолго не задержались), голландцами, построившими на побережье форт Эльмина, и наконец, англичанами, - ашанти столкнулись рано и, скажем так, опосредованно. Те торговали с прибрежными фанти и га, данниками Союза, а Союз взимал пошлины и поставлял товар: золото, слоновую кость, ценные породы дерева и, естественно, рабов. Взамен покупал все нужно, но, в первую очередь, огнестрел, который оценили сразу. Не забывая брать плату за аренду земли, которая не продавалась, и арендаторы, видя, с кем имеют дело, платили исправно.

Так что, все были довольны, а попытки фанти и га, которых европейцы постоянно уговаривали стать суверенными и заключить договор о протекторате, гасились на корню, - и если белые пытались вмешаться, то на свою голову. Первые четыре войны, в начале XIX века, кончились однозначно в пользу ашанти. В 1805-1806, решив помочь фанти, англичане были биты так крепко, что даже отдали убежавших под их защиту союзников. В 1811-м повторилось то же, причем несколько фортов были взяты и сожжены на добрую память. В 1814-1816 смысл слова «фиаско» выяснила англо-голландская коалиция. И всем вдруг стало ясно, что мир лучше войны.

В 1817-м Британская Африканская компания, ранее упрямая, как бухарский ишак, без долгих споров  подписала с Конфедерацией договор о дружбе, признав Ашанти гегемоном побережья и (согласно полномочиям из Лондона) установив с ними дипломатические отношения. Причем м-р Томас Боудич, представитель Компании на переговорах, вынес из поездки столь благоприятные впечатления, что его книга «Миссия в Ашанти» стала на Острове бестселлером, а британский истеблишмент решил, что вот эти конкретные туземцы, даром, что идолопоклонники, но не совсем дикари.

Но это на Острове. А на самом Золотом Берегу, в 1821-м официально ставшем колонией, власти придерживались иного мнения. Заявив, что «право фанти и га быть свободными от внешней тирании священно», губернатор Чарльз Маккарти в феврале 1823 года послал войска в фантийские города. Торговцы и мытари Конфедерации были арестованы, оказавшие сопротивление – повешены, остальные, общим числом сотни четыре, каким-то образом оказавшись у бразильских контрабандистов, уплыли в цепях за океан, - а Конфедерация естественно, приняла решение строго наказать беспредельщиков. И наказала. Четко и конкретно.

За базар пришлось ответить по всем понятиям. «Красные мундиры» и добровольцы с торговых судов, уйдя в джунгли, из джунглей не вышли. То есть, вышли, конечно, но немногие. Сам м-р Маккарти вместе с почти двумя сотнями своих бойцов, погиб в бою у Осоаво, его заместитель, прапорщик Уифрелл, попал в плен, остатки отряда были добиты при Нсаманкоу, где погибли практически все офицеры, и только майор Александр Гордон Лэнг вернулся в Великобританию, рассказав там, как больно умеют кусаться, отвечая на хамство, «африканские ирокезы».

На какое-то время в руках ашанти оказалось все побережье, фактории сгорели, форты висели на ниточке, но началась эпидемия дизентерии и армия вторжения ушла на север. Установился зыбкий статус кво, а через 2,5 года, снова атаковав побережье и легко сметя войска «предателей», в итоге отступила перед примененной белыми новинкой военной мысли – ракетницами. После чего, стороны согласились на «почетный мир», бывший для Конфедерации не столько почетным, сколько унизительным: впервые за более чем сто лет она, привыкшая побеждать и диктовать условия капитуляции, вынуждена была уступать. Не фатально, но вполне чувствительно.

Согласно договору 1831 года, асантехене выплатил англичанам контрибуцию за прошлую войну, отказался от арендной платы и признал «свободными» данников побережья, взамен получив режим наибольшего благоприятствования для ашантийских торговцев в фортах и селениях «союзников» Британии. Границей определии руку Пра, и на 30 лет воцарился мир, позволивший властям Сьерра-Леоне, курировавшим Золотой Берег, понемногу укрепиться в регионе, заключив договоры о протекторате со смертельно боявшимися возвращения «ирокезов» вождями финти и га.

Но не только. По ходу, лаской и таской, выкупали форты у датчан и примкнувших к ним шведов, щемили голландцев, которые ничего продавать не хотели, - и, в конце концов, ашанти, привыкшим играть на противоречиях, расклад перестал нравиться. В 1863-м они решили внести коррективы, вторглись на побережье, разгромили поселки британских союзников, побили пару «белых отрядов», - но выдохлись. А поскольку Лондон, считая Золотой Берег не приоритетным районом, отказался присылать подкрепления, выдохлись и англичане. Договор 1831 был взаимно подтвержден. Противостояние продолжалось.

Очень самостийная Га

Следует отметить, что ашанти называли по-всякому, но в глупости их старейшин никто никогда не подозревал. Смекая, куда дует ветер, - а не смекнуть, видя воссоздание англичанами давно сгинувшей Конфедерации Га, куда вошли 13 оманов фанти, было сложно, они, как могли, готовились к неизбежному. Само собой, закупали оружие, учились изготовлять боеприпасы и так далее. Но не только. По требованию Совета, некто Дзозеф Монтгомери, торговец, в обмен на льготы, доставлял в Кумаси лондонскую прессу с заметками о Золотом Береге и переводил их, поясняя руководству Конфедерации, к чему, в перспективе, могут привязаться его сограждане.

Руководство слушало и принимало меры. Разрешили въезд европейским миссионерам и не возбраняли крещение. Отменили человеческие жертвоприношения, заменив козами и птицей. Вернее, не совсем отменили (народ бы не понял), но теперь ритуалы проводили совсем редко и тихо, далеко в джунглях, дабы, если что, власти могли сказать, что не в курсе. Упразднили рабство. То есть, опять же, не совсем, но слово «ittu» (раб) официально вычеркнули из языка, объявив всех рабов «младшими детьми», а затем даже провели своего рода референдум, по итогам, отпустив на волю всех, кто пожелал. Правда, желающих нашлось всего пятеро – воля волей, а выпадать из клана не желал никто.

Однако работали и англичане. Сломать общественное мнение, изменив устоявшийся на Острове образ «героических и вменяемых негров», было сложно, но необходимо: голландцы понемногу прогибались, - и в 1869-м случилось так, что чернокожий слуга одного из немецких миссионеров, живших в Кумаси, совершил нечто типа святотатства, за что полагалась смертная казнь.  Или, поскольку слуги считались «младшими детьми», поручительство главы семьи и солидный выкуп.

Вызвали пастора. Пастор, спасая живую, хоть и африканскую душу,  поручился, но выкупа, - 90 винтовок, - уплатить не мог и угодил под домашний арест. Вместе с женой, считавшейся по местным нормам со-главой семьи, дочерью, считавшейся его собственностью, и зятем, миссионером из Швейцарии. Обижать не обижали, но свободу передвижения закрыли и велели писать тем, кто готов заплатить. То есть, своему обществу и  властям голландской Эльмины, через которую он прибыл. И началась обширная переписка. Голландцы за непонятно кого платить не хотели, пресвитеры маленькой общины, приславшие пастора, искали спонсоров, но без успеха, - и тут на арену вышли англичане во всем ослепительно белом.

На Острове объявили сбор денег на спасение «бедных проповедников, которых вот-вот съедят жестокие дикари», СМИ живописали трагедию «нежных белых дам, терзаемых грубыми черными демонами» (позже эти дамы с негодованием протестовали, но их никто не слышал), но главное - вовсю полоскали Голландию, «не способную гарантировать безопасность белого человека на Золотом Берегу». Гаага протестовала, справедливо указывая, что ответственности за проблемы инициативника не несет, пресса, коверкая объяснения на свой лад, раскручивала колесо, вопрос вышел на диломатический уровень, и в 1871-м, подчиняясь решению парламента, нидерландская Компания Золотого Берега, наконец, «уступила» Великобритании фактории и форт Эльмина.

После этого несчастные миссионеры были мгновенно выкуплены, а Лондон заявил, что платить за аренду Эльмины и фактория отказывается. Ибо они теперь не голландские и даже не английские, но неотъемлемая часть Конфедерации Га, а стало быть, на них не распространяется действие договора 1831 года. Заодно сообщив, что ашанти отныне не могут покупать в Эльмине оружие и боеприпасы, поскольку, во-первых, в момент подписания договора 1831 года Эльмина не была британским владением и не входит в число пунктов, где разрешена свободная торговля, а во-вторых, Конфедерация Га вообще с Асанте Нкабом никаких договоров не подписывала.

Юридически, все, конечно, соответствовало, но, как писал тов. Ленин, «по форме правильно, а по существу издевательство». Через свои порты англичане давно уже оружие и боеприпасы для ашанти не пропускали. Формально от соблюдения договора не отказывась, но постоянно находя самые благовидные предлоги: то сопроводительные документы не в порядке, то происхождение товара под подозрением, то еще что-то, - в общем, мистеры ашанти, покупайте ткани, бусы, посуду, и никто вам слова худого не скажет. А для Конфедерации потеря Эльмины была в таком раскладе тяжелой утратой, и вопрос о восстановлении контроля хотя бы над какими-то участками побережья стал вопросом жизни и смерти. И хотя старейшины пытались договориться, - причем очень серьезно, - ничего не вышло.

Англичане кивали на власти незалежной Конфедерации Га, на которых они никакого влияния не имеют, а вожди фанти, до дрожи перепуганные, еще больше боясь нарушить приказ англичан, от переговоров отказывались, - и в такой ситуации ашанти решили, что иного выхода, кроме как нажать, нет. Весной 1873 их отряды атаковали земли фанти, «союзники», несмотря на помощь Большого Брата, были разбиты три раза подряд, при Лесине Ньянкумаси, Фанти Ньянкумаси и Данква, после чего жители Эльмины, озлобленные запретом на привычную торговлю, начали писать асантехене Кофи Кари Кари письма, умоляя прийти поскорее, да и в других фортах обстановка напряглась, и только присутствие британской эскадры сдерживало местный «базар» от бунта.

То есть, началось то, что Лондон трепетно готовил много лет. На Золотой Берег начали подтягивать силы, прибыл новый губернатор, генерал-майор Гарнет Уолсли, с тремя бригадами (больше двух тысяч «красных мундиров»), тремя сотнями морпехов, двумя батальонами вест-индских стрелков и официальными полномочиями на «полную свободу действий во имя освобождения Золотого Берега от угрозы ашантийской экспансии». От имени Конфедерации Га асантехене были направлены условия мира: выплата контрибуции (50 тысяч унций золота), разоружение и роспуск армии, выдача заложников из королевской семьи и подписание нового договора о мире в Кумаси, в присутствии ополчения фанти и их союзников, то есть, англичан.

В общем, и асантехене, и обе палаты Совета, и ведущие жрецы, и даже высшее командование бли готовы к компромиссу.  Даже, если потребуется, к очень широкому. Они соглашались и платить, и каяться. Но в меру. Предъявленные же требования были заведомо неприемлемы: Уолсли провоцировал отказ только потому, что Лондон хотел выглядеть красиво, на самом деле, нарываясь на войну. Она была Лондону нужна. А если англосаксам нужна война, они ее, будьте уверены, устроят.

Завтра была война

Все случилось быстро. В самом начале 1874 армия Уолсли, - 1,5 тысячи «красных мундиров» и 700 «солдат» Конфедерации Га, - перешла Пра и двинулась на Кумаси, в нескольких стычках потеснив передовые части ашанти, а 31 января у селения Амоафо столкнулась с основными силами, - примерно 12 тысяч абраде (ветеранов), - прикрывавшими столицу. Действуя согласно оперативному плану, разработанному главкомом Аманкутиа, ашанти, разбитые на мелкие мобильные подразделения, обошли с флангов основные силы врага, отрезав его от резервов, и нанесли двойной удар, при этом постоянно маневрируя и не позволяя интервентам сосредоточиться. В итоге, под «дружественным огнем» гибли десятки пришельцев, а командиры частей, ведущих бой, бомбардировали командование мольбами о срочной помощи, оказать которую всем и сразу не было никакой возможности.

Даже прорыв англичан к укрепленному лагерю ашанти поначалу не сыграл никакой роли: в рукопашной «томми» явно проигрывали, а стрелки, укрывшиеся на заранее подготовленных точек, прицельно били из мушкетов, выщелкивая, в первую очередь, белых (только тут, в «резне у холма», как ее потом назвали, 107 европейских солдат и 10 офицеров). Не быть артиллерия только у одной из сторон или не будь ее вообще, разгром, по мнению британских военных историков, был бы сокрушительным. Но артиллерия была у англичан, много, и она рассудила по-своему. Ашанти отошли в порядке, оставив на поле боя около 500 убитыми и втрое больше ранеными, которых под шквальным огнем не смогли унести.

Англичане потеряли 200 европейских солдат и очень много «союзников», - однако черных англичане даже не считали, а вот свои потери сочли непомерно высокими. Правда, сделав красивое лицо, воздали должное искусству Аманкуатиа, павшего в этом сражении: «этот великий вождь был стратегом, достойным генеральского звания в европейской армии, его искусство в обороне показало его и как способного тактика, а обстоятельства гибели – как доблестного воина». Иными словами, сошлись на том, что гении бывают всюду, так что, ничего не поделаешь, зато теперь все будет легко.

Однако новый командующий, Асамоа Нкванта, вскоре показал им, что это не так. Спустя несколько дней он дал поредевшим на одну пятую отрядам Уолсли еще один бой, у деревни Одасу, в семи милях от Кумаси. Как и предшественник, ставку он сделал на маневренность, - обходы и атаки с флангов, - только уже не «пчелиным роем», а «рогами» - двумя колоннами: дав неприятелю спокойно приблизиться к поселку, ашанти, прикрытые плотным огнем из хорошо замаскированных укрытий, внезапно ударили из густых зарослей.

«Они атакуют со всех сторон, - криком кричит записка майора Джеймса Эллисона, командира основной группы. – Мой правый фланг окружен и, возможно, отрезан, арьергард отрезан наверняка, дьяволы ведут огонь и с тыла, и этот огонь очень меток. Не поручусь, что мои парни продержатся долго». Действительно, хотя ашанти на сей раз пришлось сражать на открытой местности, - чего они, мастера засад и маневров, не любили и не очень умели, - по их действиям нельзя было сказать, что новая тактика им в тягость. По словам того же Эллисона, «их отряды действовали методично, упорно, как хорошо дисциплинированные части регулярной армии, отлично владеющие боевым искусством».

Содружество Независимых Государств

И так час за часом, час за часом, пока, на исходе двенадцатого часа Генри Уолсли не додумался до гениального: по его приказу «союзники» погнали вперед детей и женщин, приведенных из ближайших селений, заставляя их жалобно кричать: «Не стреляйте, мы – ашанти, мы простые безоружные люди», - и Асамоа Нкванта, более склонный к рефлексиям, нежели прекрасный сэр, приказал отходить к Кумаси, фактически признав поражение. Через несколько часов, 4 февраля столица Конфедерации, покинутая правительством и большинством обитателей, после недолгих, но ожесточенных уличных стычек с абраде, предпочитавшими смерть отступлению, была захвачена, полностью разрушена артиллерией и предана огню.

Однако, поскольку боеприпасов почти не оставалось (при Одасу ашанти уничтожили половину обоза), задерживаться на руинах Уолсли не стал, приказав отходить на соединение с «союзниками», перешедшими Пра. Судя по всему, он предполагал, что бои будут продолжаться, но 7 февраля на военном совете Асамоа Нквантва доложил опекунам и старейшинам, что сопротивление смысла не имеет,  а 9 февраля к нему в лагерь губернатора явились послы асантехене с письмом, содержащим согласие на мир любой ценой. И спустя пять дней договор был подписан. На всей, как говорили некогда на Руси, воле сэра Гарнета.

Конфедерация обязалась выплатить совершенно непомерную контрибуцию, - 50 тысяч унций золота, - полностью отказалась от претензий на побережье, согласилась проложить очищенную от зарослей дорогу от Пра к Кумаси, признала независимость «данников» и отменила человеческие жертвоприношения. Они, правда, были уже давно отменены, но англичан это не устраивало. «Я разъяснил советнику Квеме, - рассказывал позже Ральф Кеннеди, помощник Уолсли, - что для Англии важно, чтобы данное решение было принято именно по ее настоянию, поэтому предыдущий акт отмены силы не имеет, и почтенный старец принял мои аргументы».

Кроме того, м-р Ральф, уполномоченный МИДа, исполняя инструкции из Лондона, провел серию приватных переговоров с лидерами «союзных» и некоторых «коренных» оманов, предложив им «суверенитет» под опекой Великой Белой Матери. А то и без опеки, лишь бы вышли из состава. Играя на личных амбициях претендентов на карьеру и мотивируя предложение тем, что Союз ведь создавался «из-за войны», а теперь, раз воевать не с кем (ведь Англия теперь друг!), центр стал для оманов обузой, которую хватит кормить. Тем паче, что никто ж не помешает и далее поддерживать с братским Кумаси двусторонние дружеские отношения. И многие дали согласие, а обеспечить избрание нужных людей после победы было несложно.

Простая, но эффективная методика, позже эффективно использованная в Зулуленде, дала плоды: уже осенью, - аккурат когда Золотой Берег от океана до Пра был официально объявлен колонией, - Асанте Нкабом поползла по швам. А когда асантехене Менса Бонсу, младший брат смещенного за пронепригодность Кофи Кари Кари, попытался заставить глав оманов, которые, как выяснилось, не кормили Кумаси, но, напротив, жили за счет дотаций оттуда,  войти в «обновленный Союз», те встали в позу, обратились за поддержкой к «детям Вдовы», и в ранее монолитной Конфедерации начались, как пишут нынешние ганские историки, «годы смятения»: период усобиц, смут и бескровных дворцовых переворотов.

Сколько угодно независимости

Более двадцати лет прошли как бы мирно, но именно «как бы». Ашанти пытались «перезагрузиться», стабилизировав ситуацию в новых, предельно неприятных условиях, англичане гадили, как могли, стремясь дожать и добиться согласия асантехене и Совета на протекторат, обещая облегчить условия выплат по долгам, поскольку совершенно дикая сумма контрибуции, как ни гнали вал золотые рудники, истощала страну. Однако на отказ от независимости власти Кумаси пойти не могли, это противоречило самым глубинным слоям их и всего народа подсознания, так что оба предложения, - и в 1891-м, и в 1894-м, - были вежливо отклонены. А потом советники молодого, неопытного асантехене Премпе II совершили непростительную ошибку, разрешив посетить Кумаси «научным экспедициям» из Франции и Германии и достаточно откровенно с ними поговорив.

То есть, сам по себе разговор, насколько можно судить, был вполне конструктивен и мог бы иметь перспективу (про "Нам нужен Берлин"  в Кумаси  поговаривали всерьез, да и на "особые отношения с Парижем" надеялись крепко), но, хотя беседовали в обстановке полной секретности, утечка случилась, и сэры, коль скоро речь шла о херрах, месье и золоте, решили, что ждать больше нечего. Сразу после Рождества 1895 года, потребовав срочно оплатить задолженности по выплатам и предсказуемо получив ответ, что казна не потянет, сэр Фрэнсис Скотт, губернатор Золотого Берега, приказал войскам занять Кумаси.

Сопротивляться, хотя голоса в пользу войны звучали, сил не было, юный асантехене (вернее, его опекуны) заявили, что готовы заключить мир на любых условиях, но послов отправили назад, а колонна, обрастая отрядами «суверенных» оманов, продолжала продвигаться к столице, по той самой дороге, которую ашанти, исполняя договор 1874 года, проложили в джунглях. Без единого выстрела, но все же теряя десятки людей, особенно, белых, от всяких неведомых хворей (непонятно от чего умер даже принц Генрих Баттенберг, крестник Вдовы и младший брат бывшего князя Болгарии). И когда интервенты подошли к Кумаси, их встретила новая делегация, которой было сказано одно: если Премпе сам не сдастся в плен, страну выжгут.

Премпе сдался под обещание «не посягать на его статус и сохранить некоторые из его прежних полномочий». Англичане вступили в Кумаси, взяли под контроль казну, полностью ее очистив, разграбили резиденцию асантехене и гробницы его предшественников, не сумев найти только Золотой Стул, все сколько-то ценное отправили в Англию, все менее ценное продали с аукциона на месте и назначили Конфедерации (формально она сохранилась) контрибуцию в 175 тысяч фунтов золотом.

По ходу, без объяснений, нарушили и все обещания: доверчивого Премпе вместе с советниками, главами обоих Советов, рядом авторитетных сановников, а на всякий случай, и генералов выслали кого куда, но, в основном, на Сейшелы. Вполне себе курортные места. Якобы временно, для обучения и развития юного монарха в цивилизованной среде, с созданием на это время «туземного комитета», как бы «временного правительства», в составе туда Опоку Менса, Кваме Эфилфа и Квоку Ненчи – авторитетных вождей, известных, как сторонники идеи «с Англией все равно не справиться».

Немного о мебели

Однако высшей властью в стране стал резидент губернатора Золотого Берега, получивший контроль за всеми ветвями власти, и далее все пошло по накатанной колее. Налоги до небес, насильственные мобилизации на прокладку и расчистку дорог, в «трудовые армии» носильщиков и так далее. Без особых зверств, - к ашанти англичане испытывали определенное уважение, - но и без поблажек, но какое-то время в стране царил относительный покой: ашанти, потомственные воины, принцип Vae victis понимали и не оспаривали. Однако прошло несколько лет, и англичане, решив, что можно все, перегнули палку. Хотя, по европейским меркам, случился сущий пустяк: белые всего лишь усилили поиски Золотого Стула.

А между тем, есть вещи, которые нам с вами не понять. Ну, казалось бы, стул и стул. Пусть даже с Большой Буквы и пусть даже золотой. Более того, раз золотой, значит, принадлежит победителю, и раз уж ашанти стерпели вынос реликвий из усыпальниц, так казалось бы, чего уж там. К тому же, этот самый стул, помимо прочего, был символом верховной власти, а поскольку верховная власть перешла Вдове, ей он и должен был принадлежать. Хотя бы как гарантия лояльности туземцев, подчинявшихся тому, что сидит на Золотом Стуле. И опять-таки, неповторимый, исторически крайне важный шедевр: Британский музей плешь проел министерству колоний на тему «вынь да положь».

А не получалось: все вынесли, а вот Золотой Стул найти не могли, и это уже становилось делом принципа. Так что, прибыв в Кумаси 25 марта 1900 года, генерал-губернатор Ходжсон, которому на въезде местные разве что ноги не целовали, собрал туземный актив и произнес гневную речь. Дескать, ваш Премпе в нетях и никогда не вернется, ваша властительница – Королева, она имеет право на Стул и она должна его получить. Так что, быстро несите Стул сюда, я на нем посижу, а потом он уедет в Англию. Исполнять! – и высказав все, что накипело, послал людей по окрестным деревням, выбивать информацию. Что те и делали, избивая, в основном, ничего не знавших детей, потому что все что-то знавшие взрослые ушли в джунгли. И вот тут грянуло.

Чего хочет женщина

Золотой Стул, за 200 лет до того на глазах у множества свидетелей сброшенный с неба великому Оссей Туту, основателю Конфедерации, был не просто символом. В нем воплощалась душа государства, совокупная душа народа, - всех ашанти, живых, мертвых и тех, кому еще только предстояло родиться, и сама мысль о том, что на этом священном сидении может восседать кто-то, кроме асантехене, да еще и чужак, была для ашанти кощунственна. Примерно, как для коренного москвича передача Василия Блаженного униатам. В совокупности же с высылкой асантехене, - персоны не менее сакральной, чем для японцев микадо, - это уже был перебор.

Правда, как говорили англичане, высылка была на время, чтобы привить молодому человеку уважение к европейским ценностям,  - отчего двор и народ с этим примирились, - однако и тут был нюанс. По обычаям ашанти раз в пять лет асантехене должен был в торжественной обстановке, по всем правилам, с соблюдением всех церемоний,  подтверждать титулы и должности сановников. Без этого ритуала они автоматически превращались в самозванцев, а соответственно, и Небо гневалось, и вертикаль рушилась. И очередной срок наступал как раз летом 1900 года. А Премпе загорал на Сейшелах, причем заменить его кем-то из тех, кто под рукой, возможности тоже не было: смещение асантехене допускалось лишь в тех случаях, когда он был явно неугоден Небу, а отсутствующий правитель, естественно, никаких прегрешений перед Небом не имел, то есть, менять его было не за что, и значит, невозможно.

В соответствии с такими, согласитесь, вескими соображениями, пользуясь приездом Ходжсона, старейшины обратились к нему, указав, что четыре года срок немалый, обработка уже наверняка завершена, так что пора бы вернуть его домой, где без него зарез, - на что последовал категорический, без всяких аргументов отказ в стиле «не ваше дело». И тут уже начали серчать даже самые лояльные Вдове вельможи, тем паче, что англичане, ко всему, еще и выгребали себе все золото, добытое в рудниках, не оставляя местным даже малой доли на поддержание привычных условий жизни. Так что, когда на тайной встрече, посвященной подведению итогов беседы с губернатором, слово попросила Яаа Асантева, бабушка Премпе, бывшая при нем «серой кардинальшей», но не высланная, потому что сэры на женщину внимания не обратили, выслушать ее согласились охотно.

А говорила она коротко и очень конкретно: «Как я погляжу, некоторые из вас боятся встать и сражаться за нашего повелителя. А ведь во времена Оссей Туту знатные люди не позволили бы никому без единого выстрела захватить их вождя. Ни один белый никогда не позволял себе говорить со старейшинами Ашанти так, как говорил с вами губернатор этим утром. Неужели мужество Ашанти мертво? Я не верю. Этого не может быть. Но если вы, мужчины Ашанти, не пойдёте вперёд, это сделаем за вас мы, женщины Ашанти. Да! Я призову наших женщин сражаться с белыми мужчинами, и мы будем стоять на поле боя до последнего!».

Дамский спич поставил точку на прениях. Мужчинам стало неловко, за войну высказались все, том числе, и «туземный комитет» в полном составе, а главнокомандующим определили очень немолодого (и потому не высланного), но опытного и храброго военачальника Кофи Кофиа, воевавшего с «красными мундирами» еще в 1863-м, а в селениях фанти вообще ставшего героем страшных сказок. Дополнительным аргументом в пользу такого решения стал тот известный старейшинам факт, что войск на Золотом Берегу у англичан было очень мало, не более нескольких сотен.

Основную часть гарнизонов отправили на войну с бурами, и не было секретом, что дела у британцев там идет очень не хорошо, а туземных солдат, несших караульную службу, ашанти совершенно не опасались, по старой памяти считая их мусором. На том и порешили. По селениям побежали гонцы, объявляя о всеобщей мобилизации и объясняя, куда идти. А в том, что народ, которого новые порядки достали, только ждет сигнала, не сомневался никто, и действительно: спустя всего двое суток под ружье встало более 5000 бойцов, не нуждавшихся ни в каких тренировках.

На каждом километре

Первым делом под раздачу попал отряд капитана Севила Армитежа, потерявший 9/10 состава; чудом выжившие, под покровом хлынувшего ливня ушли в Кумаси, под защиту стен форта. Не легче пришлось и гарнизонам вокруг столицы: у деревни Бали, при Чиаси, на подступах к Инкванте англичане были биты и, потеряв 29 солдат плюс двух английских офицеров, тоже бежали в эту в крохотную, но с пушками и пулеметами крепостцу. Вскоре туда подтянулись все, уцелевшие в первые трое суток, 130 черных и 29 белых военнослужащих. Плюс некоторое количество штатских. Фактически, весь протекторат, от северных оманов до Пра перешел под контроль восставших, но никакого «безумия туземцев», о котором вопили газеты Кейп-Коста, не было. Сценарий шоу режиссировали серьезные, крайне опытные люди, ставившие перед собой вполне реальные цели.

В первые же дни мятежа, «туземный комитет», позиционируя себя, как «лояльную оппозицию», направил губернатору список достаточно умеренных требований: выслать из страны всех чужестранцев — торговцев и чиновников, кроме тех, кого ашанти считали порядочными людьми, установить твердую ставку ежегодных налогов, прекратить мобилизацию в «трудовые армии» и юного Премпе домой. Ответ пришел отрицательный: насчет налогов м-р Ходжсон обещал подумать, обо всем прочем велел забыть. Выслушав, ашанти попытались атаковать форт, откатились под пулеметным огнем, насыпали валы, перерезали телеграфные провода и, более попусту не рискуя, установили жесткую блокаду, затянувшуюся аж на три месяца, раз за разом срывая попытки помочь осажденным извне.

А помощь очень старалась. Первый сводный отряд «Западноафриканских пограничных сил» (250 человек), присланный из Лагоса, вышел на дальние подступы к Кумаси уже 29 апреля. «Я видел купола капищ в бинокль! - докладывал позже капитан Шейс, - но Богу было угодно испытать нас». И таки да: попав в засаду у Каси (в трех милях от столицы), колонна, после шести часов боя, израсходовав все боеприпасы и потеряв более половины личного состава, с трудом вырвалась из окружения. А между тем, у осажденных кончалось продовольствие, и когда начало поджимать всерьез, Ходжсон обратился к «туземному комитету» с просьбой о перемирии и продуктах хотя бы для женщин и хворых, обещая рассмотреть список требований детальнее. Старейшины не возражали. 15 мая перестрелки прекратились, прислали мяса, сыров, фрукты, - однако у англичан имелись свои планы.

Дождавшись подхода с севера подмоги из «лояльных» оманов, губернатор с женой и большинством осажденных ночью покинули форт и с боями, используя фору во времени и фактор внезапности, двинулись к Кейп-Косту, куда и добрались 10 июня, потеряв по пути 115 человек убитыми и ранеными. Впрочем, главное, начальство не пострадало, а на Золотом Берегу к моменту возвращения Ходжсона уже съезжались войска отовсюду, откуда только можно было отозвать, кроме, конечно, бурского фронта, всего до полутора тысяч европейцев и еще с три тысячи фанти, вооруженных скорострельными винтовками. С этими силами уже можно было брать реванш, и в конце июня сводная колонна во главе с майором Джеймсом Вилкоксом вышла из Аккры, держа курс на север.

Предвидя после бегства губернатора из Кумаси такой оборот, Кофи Кофиа приказал строить засеки вдоль всей дороги, и ашанти постарались на совесть: импровизированные редуты возводились из толстых древесных стволов, уложенных в два ряда, пространство между которыми заполнялось камнями и плотно утрамбованной землей. Пробить такие баррикады не сразу удавалось и артиллерии, а пока англичане топтались на месте, из траншей, прикрытых завалами, их поливали перекрестным огнем. Ни с чем подобным англичане ранее не сталкивались, это придумал лично Кофи Кофиа, и потому на всем пути до Кумаси потери их были очень чувствительны. 6 июня в бою у Домпоасси потерпел поражение и отступил, потеряв 97 человек (в том числе, всех офицеров и пушкарей) отряд в 380 стволов. Там же, спустя восемь дней, нашла конец, лишившись 67 бойцов, и другая колонна, 113 солдат во главе с двумя английскими офицерами.

Неполная и оговорочная

После этого майор Вилкокс приказал приостановить наступление, и лишь 30 июня, дождавшись двух свежих батальонов «Западноафриканских пограничных сил» и наемников-йоруба из Нигерии, англичане, впервые сумев потеснить ашанти, решились атаковать ключевой укрепрайон Кокофу, бросив на штурм 800 человек при поддержке девяти орудий и шести пулеметов. Но вновь не преуспели: пропустив авангард противника вглубь своих позиций, ашанти, скрытые зарослями, открыли шквальный фланговый огонь. Дрались более трех часов; сжав неприятеля с трех сторон, абарде упорно стремились замкнуть кольцо, отрезав путь к отступлению, а когда английский рожок протрубил отход, погоня преследовала уходящих, уничтожив более 80 единиц живой силы. И тем не менее, спустя две недели сплошных боев, обойдя основную заградительную линию, свыше 1000 солдат-йоруба прорвались к Кумаси, - аккурат в тот день, когда осаждающие и осажденные начали обсуждать условия капитуляции, - и на подступах к столице Конфедерации, превращенных ашанти в сплошную линию траншей и заградительных валов, развернулись упорные бои, затянувшиеся на две недели.

В конце июля город был захвачен и форт деблокирован, однако ашанти, отступив на север, продолжали сопротивление. Последнее крупное сражение, уже сознавая, что перелом бесповоротен, Кофи Кофиа, лично возглавивший 5000 бойцов, дал 30 сентября у Абоасу. На сей раз, - «Здесь мы будем стоять ради чести!», - абарде, отбросив винтовки, трижды сходились с англичанами и йоруба в рукопашной, и только к вечеру, потеряв 150 человек убитыми и 400 ранеными (безвозвратные потери карателей примерно вдвое больше), отошли в полном порядке. Затем армия была распущена, и «туземный комитет» предложил представителям Ходжсона поговорить об условиях прекращения войны.

Как ни парадоксально, - такое случалось не часто, - власти Золотого Берега с позволения Лондона на переговоры пошли и многое уступили. Что и понятно: на 2 тысячи погибших ашанти пришлось 1001 погибших белых, а такие издержки были уже чересчур и продолжения в Лондоне не хотели. Так что, налоги были упорядочены, сумма контрибуции снижена. Конфедерация потеряла призрачную независимость, но сохранила реальную внутреннюю автономию. Все участники войны, и рядовые абарде, командиры, и политическое руководство, поскольку погибших гражданских лиц не было, получили официальную амнистию .

Правда, в следующем году, вопреки всем гарантиям, Яаа Асантева, Кофи Кофиа и «туземный комитет» в полном составе были взяты под арест и в административном порядке вывезены на те же Сейшелы, откуда никто из них, уже очень пожилых людей, так и не вернулся, а 46 полевых командиров, тоже в административном порядке, на разные сроки закрыли в Эльмине, - но не судили никого, а если кто помер за решеткой, так от судьбы не сбежишь. Зато англичане официально отказались от поисков Золотого Стула.

А это означало, что ашанти все-таки победили. Ведь, согласитесь, войну выигрывает не тот, за кем остается поле боя, но тот, кто по итогам добивается своего, - и своего ашанти добились в полной мере. Вплоть до возвращения асантехене. Они с этого момент стали настолько образцово лояльны, что в  1931-м (разумеется, в составе Британской империи) было формально воссоздано Королевство Ашанти, и Премпе I, пожилой статный джентльмен с идеальными манерами и безупречным оксфордским акцентом, прибыв из изгнания в визжащий от восторга Кумаси, воссел на положенный ему по праву золотой трон Оссея Туту.