Действия на советских коммуникациях

Хотя списочно к началу года советский транспортный флот на Черном море насчитывал 26 крупных транспортов и танкеров, по своему техническому состоянию привлекаться к транспортным перевозкам могли лишь три. В январе одно судно было потоплено немецкой подлодкой, в апреле другое встало в ремонт, но одновременно два других транспорта его окончили. В июне к находящимся в строю добавились танкер «Красная Молдавия» и сухогруз «Пестель». К сожалению, последний в первом же рейсе был потоплен вражеской субмариной. В сентябре количество исправных судов увеличилось до пяти за счет вступления в строй танкера «Передовик». В последнем квартале вышел из ремонта еще ряд транспортов, черноморские пароходства пополнились за счет трофеев, но в связи с окончанием военных действий на театре этот период оказывается за пределами нашей темы.

В результате резкого падения транспортного потенциала объемы морских перевозок на Черном море в первые три квартала 1944 г. упали до минимальных значений. Достаточно сказать, что основное соединение флота, занимавшееся их обеспечением – бригада траления и заграждения, – совершило в 1-м квартале всего 15 проводок конвоев, что в 1942 г. примерно соответствовало декадному показателю. Весьма характерно, что лишь в двух конвоях из 15 участие принимали крупные суда, а остальные состояли из буксиров и барж. По счастью, все это происходило на фоне значительного сокращения потребностей в морских перевозках. За исключением рейсов для перевозки импортных грузов по линии Батуми – Трабзон со средней интенсивностью один в месяц, флот осуществлял лишь транспортировку имущества и топлива для собственных нужд.

Отсутствие исправных судов было главной, но не единственной причиной резкого снижения нагрузки на морской транспорт в кампанию 1944 г. Использовать крупные суда для доставки снабжения к переправе в Керченском проливе было невозможно из-за затянувшегося траления Цемесской бухты и рейда Анапы. Оно было окончено 18 января, однако провести качественное траление южного входа в Керченский пролив удалось лишь к концу лета 1944 г. В результате все грузы для переправы через пролив на Еникальский плацдарм доставлялись к причалам автомобильным транспортом.

Плавсредства ЧФ, обслуживавшие переправу через Керченский пролив (03.11.1943–20.04.1944)

П р и м е ч а н и е: часть указанных потерь понесена при высадке десантов и других действиях, не имевших отношения к перевозкам.

Еникальская переправа, осуществлявшаяся силами плавсредств Азовской флотилии, на тот момент являлась главной нашей морской транспортной артерией на театре. Ее наличие трудно переоценить, поскольку снабжение плацдарма севернее Керчи осуществлялось исключительно морем. Как известно, постановление Государственного Комитета Обороны № 5027 от 25 января 1944 г. «О строительстве железнодорожного моста через Керченский пролив» осталось не реализованным, как и предшествовавшие ему аналогичные планы немцев. С 1 января по 20 апреля были доставлены на Еникальский полуостров 95 976 человек, 9697 лошадей, 189 танков, 3 БТР, 8691 автомобиль, 315 тракторов, 869 орудий и минометов, 45 122 т грузов, эвакуированы 2647 здоровых и 21 114 раненых, 1143 пленных, а также грузы, техника и вооружение. Всего было сделано 4448 рейсов, максимальное число плавсредств в строю – 45 (обычно значительно меньше). Потери, начиная с 1 ноября 1943 г., составили 81 плавсредство, 25 из которых подорвались на минах, 8 погибли от огня артиллерии противника, 34 затонули в результате штормов и 11 погибли по прочим причинам.

Противник пытался воздействовать на переправу вплоть до своего отхода с Керченского полуострова. С января по апрель 1944 г. было зафиксировано не менее 44 авианалетов на пристани и суда на переходе, артиллерия произвела 125 обстрелов с выпуском более 3700 снарядов. И то и другое не дало заметного эффекта из-за прикрытия переправы зенитной артиллерией и истребителями, контрбатарейной борьбы. На 20 января на косе Чушка и у кордона «Ильич» находились 36 зенитных орудий, 49 зенитных автоматов, девять ДШК и 18 прожекторов. Часть зенитной артиллерии на плацдарме также участвовала в прикрытии переправы. Большую роль также играло использование дымовых завес, для чего было израсходовано 1136 т дымсредств.

Большие проблемы, чем воздействие противника, создавало отсутствие защищенных от ветра и волн гаваней, что не позволяло швартоваться в местах разгрузки при волнении более 3 баллов. В результате в течение в общей сложности 46 суток между 1 января и 20 апреля переправа не работала. Несмотря на это, моряки в целом смогли выполнить план перевозок на плацдарм, предусматривавший по графику доставку 1200 т грузов ежедневно (фактически армейские транспортные средства доставляли в пункты погрузки меньшее количество грузов, чем можно было погрузить на суда). И все же к концу рассматриваемого периода из-за потерь и повреждений количество обслуживавших переправу плавсредств снизилось до критически низкого уровня. Операция по освобождению Крыма позволила возобновить снабжение армии по сухому пути, что сняло остроту ситуации. Тем не менее и после завершения операции войсковые перевозки через пролив продолжились. В течение мая – июня плавсредства Керченской ВМБ (Азовская флотилия была к тому времени уже расформирована) перевезли с Тамани в Крым еще 77 тыс. человек личного состава, 190 орудий и минометов, семь танков, 7210 автомашин и 32,9 тыс. т разных грузов.

Если не считать спорадических налетов небольших групп самолетов на объекты керченской переправы, действия авиации противника на наших коммуникациях ограничивались почти исключительно редкими разведывательными полетами. На действиях надводных кораблей мы остановимся ниже, хотя можно сразу сказать, что угрозы для наших перевозок в кампанию 1944 г. они не представляли. На первое место среди всех угроз вышла подводная, и тому были серьезные основания.

Характер тактического использования подлодок оставался тем же, что и в кампанию 1943 г., но резкое сокращение наших перевозок позволило противнику организовывать охоту буквально за каждым крупным судном. В одном из первых рейсов в январе лодкой был потоплен танкер «Вайян Кутюрье». В феврале немцы констатировали практически полное прекращение движения крупных транспортов вдоль кавказского побережья и перешли к тесной блокаде наших портов. U 18 16-го числа безуспешно пыталась поразить торпедой через боновое заграждение стоявший на рейде Батуми сухогруз «Пестель». Хотя командир доложил о попадании, именно в этот месяц возникла идея оснастить лодки пусковыми установками для 300-мм неуправляемых ракет (аналогичные применялись на суше из реактивных минометов «Wurfrahmen 40») для обстрела района стоянки кораблей и судов в Поти и Батуми. Испытания системы прошли в июне, но не дали положительного результата и установки были демонтированы.

U 20 27 февраля заминировала девятью минами северный выход из Поти. Хотя мины были выставлены ночью из надводного положения у самого порта в районе с глубинами от 9 до 16 м, по непонятной причине заграждение успеха не имело. Интересно отметить, что все мины были снабжены самоликвидаторами, выставленными на определенный срок, – командование противника верило, что перевозки возобновятся и не хотело затруднять действия своих лодок в выгодном районе. В марте немцы предприняли попытку перехватить транспорт «Анатолий Серов», совершавший рейс из Трабзона. О его прибытии в турецкий порт они знали от своего консула, а о времени выхода назад – из перехвата переговоров капитана судна со своим руководством, осуществлявшихся открытым текстом. Тем не менее атаковать судно не удалось, поскольку оснащенный радаром самолет наведения (атака планировалась как ночная из надводного положения) не смог вылететь из-за плохой погоды. Также ни разу не удалось перехватить на подходах к Поти советские подлодки, возвращавшиеся от румынского побережья, хотя данные об их перемещениях регулярно поступали от радиоразведки. Словно в отместку за эти неудачи 22-го и 26-го U 24 в районе Лазаревского обстреляла пассажирские поезда, ходившие по прибрежной железной дороге.

В конце апреля в связи с переразвертыванием части сил флота на крымские базы движение по советским коммуникациям несколько оживилось. В мае активизации вражеской подводной войны способствовали еще два события. Во-первых, приступили к участию в боевых действиях две новые румынские субмарины. Хотя до завершения боевых действий они совершили всего три боевых похода и ни разу не выходили в атаки, «румынки» неоднократно обнаруживались, что создавало дополнительное напряжение для сил нашей ПЛО. Во-вторых, на вооружение немецких лодок поступили самонаводящиеся акустические торпеды Т-5, позволявшие поражать любые типы целей, включая катера. В результате, при том, что количество боевых походов во 2-м квартале по сравнению с 1-м снизилось с 10 до 7, количество торпедных атак выросло с 3 до 23, причем к ним следует добавить еще шесть нападений с использованием артиллерии.

В 3-м квартале, который оказался завершающим, интенсивность действий подлодок несколько снизилась. Немецкие подлодки совершили шесть походов, одна румынская продолжила поход, начавшийся в июне. Было произведено всего 13 торпедных атак, пять из которых пришлись на начало сентября уже после капитуляции Румынии.

В общей сложности из 39 торпедных атак, произведенных немецкими субмаринами, оказались успешными всего восемь (20,5 %; в 1943 г. – 22 %), что объяснялось и усилением нашей ПЛО, и более низким уровнем подготовки ряда новых командиров подлодок. В общей сложности в результате попаданий торпед погибли танкер, транспорт, тральщик, буксир, баржа и сторожевой катер, получил повреждения сторожевой корабль «Шторм». Кроме того, был торпедирован, после чего сдан на слом румынский транспорт. Обращает на себя внимание активное применение немцами лодочной артиллерии, хотя она состояла всего из трех 20-мм автоматических пушек и выносных пулеметов. Ею были потоплены десантный бот и рыболовный катер, повреждены две шхуны и даже два малых охотника, явно превосходивших субмарины по артвооружению. Противник не имел потерь в подлодках до налета на Констанцу 20 августа, когда прямым попаданием бомбы была потоплена U 9, повреждены U 18, U 24 (обе затоплены при оставлении Констанцы 25 августа), итальянские СВ 4 и СВ 6. 10 сентября три уцелевшие немецкие субмарины были затоплены своими экипажами в турецких территориальных водах, а итальянские и румынские, за исключением СВ 3 стали нашими трофеями.

На протяжении года советское командование предприняло большие усилия по совершенствованию ПЛО на черноморском театре, но эти мероприятия по ряду причин не дали положительного эффекта. Так, 27 января в составе Главной, Туапсинской и Новороссийской ВМБ было приказано сформировать ударно-поисковые группы сторожевых катеров, оснащенных гидроакустическими приборами «Тамир», специально предназначенными для поиска и уничтожения подводных лодок. Входившие в состав групп катера должны были находиться в 15-минутной готовности к выходу, их запрещалось отвлекать на решение других задач. Группы были сформированы через месяц в составе шести катеров для Главной базы и по три для остальных баз. Естественно, что в таком составе они серьезной угрозы для подлодок не представляли. Лишь в начале апреля все группы было приказано довести до шести катеров. В то же время для сбережения материальной части выходы групп производились лишь в случае явного обнаружения подлодок, либо за несколько часов перед выходом конвоя из базы.

Помимо этого, существовали также ночные поисковые группы («засады») в составе охотника и торпедного катера. При обнаружении субмарины в надводном положении охотник должен был обеспечить целеуказание торпедному катеру артогнем, а тот атаковать цель торпедами. В 1-м квартале состоялось 59 таких парных выходов, ни один из которых не увенчался обнаружением противника. В мае тактику изменили – в ночь на 13-е группа вышла в район нахождения подлодки, установленный радиоразведкой, после чего охотник лег в дрейф и приступил к гидроакустическому поиску. Спустя два часа он был уничтожен попаданием торпеды с подлодки, которую и должен был найти. После этого метод «засад» был выведен из употребления.

Из-за отсутствия достаточного количества малых охотников противолодочный дозор на подходах к Батуми, Поти, Очемчири, Сухуми, Туапсе и Новороссийску осуществлялся силами немногочисленных катеров-тральщиков, вооруженных шумопеленгатором «Цефей-2» и 12 малыми глубинными бомбами. 8-узловой ход не позволял этим катерам преследовать подлодки в надводном положении. «В связи с малым количеством КАТЩ, изношенностью материальной части, требовавшей периодического ремонта, часто отдельные КАТЩ несли непрерывную службу в море, заходя в базу только для пополнения продовольствия» – отмечалось в обзоре ПЛО ЧФ за 1-ю половину 1944 г. К счастью, ни один из этих катеров не стал жертвой субмарин противника, которые превосходили катера-тральщики и по скорости, и по огневой мощи.

22–26 апреля бригада траления и заграждения была переформирована в 1-ю бригаду траления и бригаду сторожевых кораблей. За счет вступления в строй новых катеров типа ОД-200, а также перевода больших и малых охотников из состава Северного флота непосредственное охранение конвоев заметно усилилось, часть катеров стала выделяться в головной походный дозор. Тем не менее в конкретных боевых эпизодах эскорты конвоев действовали ничуть не лучше, чем в предыдущие годы войны. Ордеры, как правило, составлялись без учета наличия и исправности на катерах гидроакустических станций, что вкупе с низкой надежностью «Тамиров» и малой продолжительностью работы их в активном режиме приводило к тому, что основным способом обнаружения подлодок, как и раньше, оставалось визуальное наблюдение. Часть этих недостатков была устранена после выхода приказа наркома ВМФ № 00146 от 1 июня, где ответственность за планирование и организацию всех межбазовых конвоев возлагалась на штаб флота. Однако это решение никак не могло повлиять на подготовку экипажей и качество аппаратуры. В масштабах всей кампании лишь треть обнаружений, сделанных катерами, приходилась на аппаратуру. Если же говорить об обнаружениях подлодок всеми средствами сил ПЛО и разведки, то на гидроакустическую аппаратуру падало 11,5 % от 223 эпизодов (в 1943 г. на аппаратуру приходилось 10 % от всех обнаружений).

Эти цифры нельзя считать абсолютно надежными, поскольку до сих пор не известно, какую долю от них составляли ложные контакты, а их было немало. Так, например, считалось, что в течение 1-го полугодия противолодочные силы ЧФ потопили или тяжело повредили четыре вражеские субмарины, но на основе документов бывших противников известно, что лишь в одном из них подлодка получила незначительные повреждения, в другом отделалась «легким испугом», зато в двух других реальный противник и вовсе отсутствовал. Такие результаты не удивляют с учетом того, что только в конце июля состоялись первые совместные учения кораблей противолодочных сил и двух специально выделенных для тренировки акустиков подлодок типа «М». До того для тренировки акустиков мог использоваться единственный на ЧФ стол обучения в Поти, не имевший, правда, полного комплекта необходимых деталей.

Цифры отчетов также свидетельствуют о низкой эффективности самого противолодочного оружия: как сказано выше, в течение 1-го полугодия результативными считались лишь четыре противолодочные атаки, хотя общее их число составляло 47.

Противолодочная авиация военно-морских баз, укомплектованная устаревшими и изношенными самолетами типа МБР-2, совершила в течение 1-го полугодия 1081 самолето-вылет для поиска подлодок и 622 для ПЛО конвоев. 15 мая нарком ВМФ направил в адрес командующего флотом директиву, в которой требовал, в дополнение к противодействию субмаринами у своих берегов, развернуть борьбу с ними на маршрутах развертывания и в пунктах базирования. Как следствие, с 22 мая приказом командующего ЧФ к поиску субмарин была привлечена колесная авиация. С июня ВВС ЧФ начали получать летающие лодки типа «Каталина» (до конца кампании получено 10 единиц), но этот факт уже не успел оказать существенного влияния на общую обстановку. В ряде случаев летчикам удавалось обнаружить лодки (всего на ВВС в 1944 г. падает 12,3 % обнаружений), но отсутствие эффективных противолодочных боеприпасов не дало возможности причинить ущерб хотя бы одной из них.

Также для обнаружения подводных лодок использовались 18 наблюдательных постов береговой обороны и частей ПВО, 24 поста СНиС. Посты СНиС, где чаще всего обнаруживались подводные лодки противника, были вооружены 45-мм пушками. Флот располагал тремя береговыми шумопеленгаторными станциями – двумя в Поти и одной в Батуми, правда, в рабочем состоянии находилась лишь одна из них. Входы в порты и гавани прикрывались боносетевыми заграждениями. В апреле противолодочные сети были выставлены в Цемесской бухте, во 2-м полугодии – у Батуми и Очамчири. Выполнению всего плана постановки сетей препятствовало наличие всего одного сетевого заградителя – парусно-моторной шхуны «Сухуми». Наконец, 15 и 19 июля, впервые с начала войны с целью защиты нашей коммуникации была выполнена постановка противолодочных мин. Поздний срок и малочисленность самих мин в заграждении – всего 48 – обусловили отсутствие какого-либо эффекта.

Таким образом, ликвидация подводной угрозы произошла не в результате качественного и количественного роста сил ПЛО и достигнутых ими успехов, а в результате общего прекращения военных действий на театре.

Куда больших успехов достиг Черноморский флот в обороне своих коммуникаций от надводных кораблей, точнее, торпедных катеров противника.

Правильно выбранный режим движения конвоев в зонах ответственности Туапсинской и Новороссийской ВМБ привел к тому, что все шесть групповых выходов (25 катеро-выходов) на наши коммуникации, совершенных в течение 1-го квартала, не привели к встречам «шнелльботов» с конвоями. Констатируя практически полное отсутствие ночного движения вдоль кавказского побережья, немецкое командование приказало произвести минную постановку у Туапсе (24 неконтактные мины, безрезультатна), а также нанести удары по нашим дозорам. Первый и последний такой удар состоялся в ночь на 5 марта, однако, несмотря на значительное огневое превосходство немцев (в бою участвовало пять «шнелльботов» против двух катеров МО-4), лишь один из охотников получил легкие повреждения.

Уже спустя два дня командующий ЧФ приказал ВВС флота уничтожить торпедные катера противника в их базах. Дважды в течение 11 марта база «шнелльботов» в Двуякорной бухте подверглась ударам штурмовиков (49 самолето-вылетов Ил-2), в результате чего два катера были серьезно повреждены прямыми попаданиями бомб. Спустя двое суток эти катера получили дополнительные повреждения в ходе налетов на Феодосию, куда они прибыли для ремонта повреждений. Новые удары по Двуякорной бухте состоялись 3 и 7 апреля, в результате чего был серьезно поврежден еще один и легко два катера. С учетом этого немецкое командование задумалось о смене пункта базирования на более удаленный от советских авиабаз и соответственно коммуникаций еще до начала операции по освобождению Крыма.

С началом эвакуации по плану «Адлер» немецкие надводные корабли были целиком задействованы для обороны собственных коммуникаций, а в конце приняли и непосредственное участие в транспортировке остававшихся на мысе Херсонес солдат и офицеров 17-й армии. Тем не менее не следует считать, что после тяжелого поражения в Крыму командование германских ВМС полностью утратило инициативу и в бездействии дожидалось своего конца. В июне дважды группы по восемь «шнелльботов» проводили поиски у западного побережья Крыма, в начале августа один такой рейд был произведен против предполагаемой коммуникации м. Тарханкут – Одесса. Надо отметить, что с 18 июля на Сулину стали базироваться корабли немецкой «боевой группы» – три артиллерийские баржи, по четверке «раумботов» и «шнелльботов». Хотя их главной задачей было противодействие возможному десанту, вечером 10 августа «боевая группа» была направлена в море для обстрела одесского порта. Ее выход был своевременно обнаружен советской воздушной разведкой, после чего отряд подвергся двум групповым налетам штурмовиков. Вследствие серьезного повреждения двух моторных тральщиков немцы отказались от продолжения рейда. Он стал последней активной акцией кригсмарине на данном театре.

Интересно отметить, что в этот завершающий период ВМС противника готовились к действиям и на другом – босфорском – направлении. В конце июля немцам стало известно о переговорах союзников с турецким правительством, после чего ожидалось вступление Турции в войну на стороне антигитлеровской коалиции. На этот случай германское командование в начале августа разработало оперативный план «Гертруд» и его морскую составляющую «Флигенпильц». В случае начала войны с Турцией главной задачей немецкого Черноморского флота считалось недопущение входа на театр кораблей западных союзников, а также нарушение турецких каботажных перевозок между портами румелийского и анатолийского побережья страны. С этой целью силами торпедных катеров и моторных тральщиков планировалось выставить пять минных полей на расстоянии 3 кабельтовых параллельно берегу у Босфора, силами румынского минзага «Мурджеску» и восьми БДБ – три минных заграждения по 100 якорных мин ЕМС по параллели 41.15 с. ш. Южный вход в пролив предполагалось заминировать силами люфтваффе. До практического осуществления этого плана дело не дошло.

Если вражеские субмарины представляли собой главную угрозу для существовавшего участка коммуникаций вдоль кавказского побережья, то мины являлись основной причиной задержки открытия фарватеров до освобожденных портов Крыма и северо-западного района Черного моря. Накануне оставления любого более-менее крупного порта немцы успевали заминировать его акваторию неконтактными минами, выставляемыми с БДБ. В ряде случаев, как, например, при отступлении из устья Днепра, противник, кроме того, устанавливал на подходах к портам также заграждения из якорных мин. Точное количество выставленных мин не указано даже в немецких документах, приблизительный подсчет дает не менее 550 мин, в том числе около 450 неконтактных. О плотности заграждений говорила серия подрывов наших кораблей, имевшая место в апреле. Так, 7 апреля в устье Днепра погиб сейнер «Дельфин» с личным составом штаба 1-го гвардейского укрепрайона. 18 апреля при входе в порт Одесса затонули два минных катера Дунайской флотилии, а 19–20 апреля у Феодосии катер-тральщик и тендер. Также 20-го в гавани Николаева подорвался и ушел на дно колесный пароход «Труд».

22 апреля перед реорганизованной 1-й бригадой траления была поставлена задача очистить от мин подходы к Крыму. На первом этапе тральщикам надлежало обезопасить гавань Феодосии и Двуякорную бухту, а также протралить фарватер от Керченского пролива. При этом были уничтожены 224 якорных и одна неконтактная мины, а также 57 минных защитников. Интересно отметить, что еще 11 донных мин, установленных в феодосийском порту, были найдены и подняты водолазами уже после окончания войны. Ни одной мины при тралении не было обнаружено в гавани Ялты, где до того «разрядилась» немецкая БДБ F 572. По-видимому, при их подготовке на минном складе были допущены серьезные ошибки, так как обе извлеченные позже водолазами мины находились в небоеготовом состоянии.

22 мая Феодосия и Ялта были полностью открыты для приема кораблей, после чего главной задачей для 1-й бригады стало траление Севастополя и подходов к нему. Работы выполнялись в несколько этапов и по плану должны были завершиться к 1 ноября. Несмотря на сосредоточение в Севастополе лучших тралящих средств и кораблей со всего театра, результаты траления сложно оценить однозначно. Из более чем 100 донных мин, выставленных противником перед оставлением Севастополя и Балаклавы, с середины июня до начала октября электромагнитными тралами были вытралены лишь 10. Кроме того, два боеприпаса были подняты водолазами и один подорван глубинными бомбами. Для получения этого результата пришлось сбросить 1018 бомб. В ходе проведения работ на уже протраленных участках 16 августа подорвался катер-тральщик (затонул), 19 октября – буксир (получил повреждения), что характеризовало качество траления как не слишком высокое. Оно, по-видимому, было обусловлено тем, что бухту тралили петлевыми тралами, заведенными с берега и катерами-тральщиками. При этом катерные электромагнитные тралы КЭМТ-2 давали надежный результат лишь в районах моря с глубинами не более 12 м. С 15 октября к тралению Северной бухты и внешнего рейда приступил оснащенный комплектом импортных тралов БТЩ Т-407, которому до 1 ноября удалось уничтожить еще 30 донных мин – в два с лишним раза больше, чем всем тралбаржам и катерам-тральщикам 1-й бригады за предыдущие почти 4 месяца. В этой связи интересно отметить, что приказ об оснащении британскими тралами типа «ЛЛ» кораблей ЧФ был отдан наркомом ВМФ только 9 июня, и Т-407 являлся на момент траления Севастопольской бухты единственным на флоте электромагнитным тральщиком, обладавшим ими. С другой стороны, обе поднятые водолазами мины «ящичного типа» RMH (помимо них, в Севастопольской бухте ставились мины типа LMB, обладавшие гораздо большей надежностью) оказались в небоеготовом состоянии. Ненадежность мин RMH еще раз подтвердилась при водолазном обследовании Севастопольской бухты в 1951–1953 гг., когда на дне были обнаружены и уничтожены 24 такие мины и только две типа LMB. Это отчасти объясняет, почему столь массированная минная постановка при слабом качестве траления не имела соответствующего результата. К слову сказать, с учетом вышеприведенных данных, гипотеза о подрыве линкора «Новороссийск» на мине типа RMH в октябре 1955 г. выглядит совершенно невероятно.

Одновременно 2-я бригада траления, сформированная в конце апреля, очищала от мин Керченский пролив. Об объеме проделанной работы говорят следующие цифры: всего в 1944 г. в ходе траления в проливной зоне и в Азовском море было вытралено и уничтожено 617 мин и минных защитников. Продолжительные сроки траления – фактически до конца кампании – объяснялись плохим техническим состоянием тральных кораблей и хронической нехваткой топлива. Так, например, в течение июля для траления фарватеров на всем Черноморском театре было осуществлено 113 выходов тральщиков, что составляло лишь 20 % от потенциала тральных сил. Потери в районе Керченского пролива на минах с мая по сентябрь составили тендер и два катера-тральщика.

Наиболее драматическая ситуация с тралением сложилась в северо-западном районе Черного моря. Это объяснялось тем, что к моменту своего прибытия в Одессу Одесская ВМБ практически не располагала тралящими кораблями, а мобилизовать их на месте было затруднительно из-за того, что все портовые плавсредства были уведены либо уничтожены противником при отступлении. Выход был найден в мобилизации семи рыбачьих сейнеров и 16 ялов, которые были оснащены шлюпочными тралами. Их силами в апреле – июле было полностью уничтожено заграждение из 100 якорных мелкопоставленных мин перед устьем Днепра, что позволило практически без потерь перевести из Очакова в Одессу катера Дунайской флотилии. Из ее состава в распоряжение Одесской ВМБ было передано четыре полуглиссера и такое же число катеров-тральщиков, что позволило начать траление неконтактных мин. Одновременно дивизион катеров флотилии приступил к проделыванию фарватера Одесса – Цареградское гирло Днестровского лимана. 26 июня в составе Одесской ВМБ была сформирована 3-я бригада траления, включавшая один дивизион катеров-тральщиков, передаваемый из Дунайской флотилии, и два дивизиона катеров с электромагнитными тралами, которые должны были поступить от промышленности. Это оказалось весьма своевременным, поскольку в ночи на 5 и 8 июля немецкая авиация выставила несколько десятков неконтактных мин в устье Днепра в районе Очакова. К началу сентября траление было в основном завершено. В зоне ответственности Одесской ВМБ было уничтожено 344 якорных (в том числе 69 шлюпочными тралами) и 162 неконтактных (103 тралами, 57 контрвзрывами, две разоружено водолазами) мины, а также 41 минный защитник. При тралении погиб один речной тральщик, кроме того, 1 августа южнее Одессы подорвался и погиб торпедный катер.

Несмотря на заметные успехи в борьбе с донными минами, полностью обеспечить безопасность плавания кораблей и судов не удалось. Так, из 92 неконтактных мин LMF, выставленных непосредственно в одесском порту, тралами и контрвзрывами были уничтожены только 50. В результате 2 ноября, уже после окончания военных действий, здесь погиб катер-тральщик № 591, а 10 января 1945 г. канонерская лодка «Аракс». Это заставило тралить бухту водолазами, которые смогли найти и обезвредить еще 23 мины. Все это заставляет сделать вывод, что надежных средств и методов борьбы с неконтактными минами к концу войны ЧФ все еще не имел. Кроме того, на фарватерах, пролегавших в зоне ответственности данной ВМБ, в последнем квартале 1944 г. погибли сейнер, два буксира и тралбаржа. Это объяснялось главным образом тем, что ширина протраленных фарватеров была незначительной, а береговое навигационное оборудование еще не было восстановлено.

Общий итог боевых действий на советских коммуникациях невозможно охарактеризовать одним предложением. С одной стороны, нашей стороне удалось выполнить свой план перевозок, который по сравнению с предыдущими годами войны выглядел необычайно скромно. Больших потерь от действий противника транспортный флот не имел – гораздо большее влияние на сокращение плана оказала крайне тяжелая ситуация с судоремонтом. С другой стороны, ЧФ даже по состоянию на конец войны не мог эффективно бороться с подводными лодками и современными типами мин, что, безусловно, сказывалось на интенсивности использования морских коммуникаций. Так, например, транспортировка ГСМ из портов Кавказа в Одессу стала возможна лишь с конца первой декады сентября, а не в период подготовки к проведению Ясско-Кишиневской операции, в чем было весьма заинтересовано командование 3-го Украинского фронта.