Новый суд

Новый суд

Вторично дело рассматривал сорокашестилетний судья Френсис Тэлти, бывший адвокат. Он пользовался репутацией строгого, серьезного судьи и был твердо намерен в течение всего процесса сохранять полную объективность и беспристрастность по отношению к подсудимому. Впервые я близко столкнулся с судьей Тэлти, когда обратился к нему с просьбой о проведении суда в другом месте. Он отказал, и я с уважением отнесся к его решению. Попросив о переводе дела в другой суд, мы как бы высказали предположение, что даже судья Тэлти не в состоянии обеспечить объективное судебное разбирательство здесь, в Кливленде. Своим отказом он заявил, что прекрасно справится с этой задачей.

Судья Тэлти был суров по отношению к прессе. Он запретил входить в здание суда фотографам и кинооператорам и принял меры к тому, чтобы всю информацию о процессе журналисты получали только во время судебного заседания. Для представителей прессы он оставил в зале суда четырнадцать мест, но лишь два из них предназначались не для кливлендских репортеров: одно для Юнайтед Пресс и одно для Ассошиэйтед Пресс. Я возражал против такого решения. Во-первых, я сомневался, что кливлендские газеты сумеют дать объективный отчет о происходящем, во-вторых, не считал, что решение Верховного суда давало местным судам так много власти над прессой. Мое возражение было отклонено, да и сама пресса не слишком энергично отстаивала свои права.

Потребовалась неделя, чтобы подобрать присяжных — семь мужчин и пять женщин, большинство сравнительно молодые. Я был очень доволен, что старшиной присяжных стал инженер Ральф Уичел. Ему, как и мне, было тридцать три года, он хорошо разбирался в современных научных доказательствах. После того как присяжные были назначены, судья Тэлти приказал до конца процесса изолировать их в гостинице. Это оказалась та самая гостиница, где остановился я, и мне пришлось немедленно перебираться в другую.

На первом суде слабым местом в защите Сэма было то, что адвокаты не сумели собрать достаточного количества доказательств. На этот раз мы располагали показаниями доктора Пола Лиланда Кирка, криминалиста, обследовавшего спальню Шеппардов. Кроме того, вместе с Энди Терни мы по всей стране разыскали и допросили немало свидетелей, выступивших в защиту Сэма в 1954 году.

Первым представило своих свидетелей обвинение. Большинство из них давало показания еще в 1954 году; на этот раз не все у них прошло так гладко. Например, Роберт Шотке. В то время он был сотрудником отдела убийств кливлендского управления полиции, и на первом суде выступал главным свидетелем обвинения. Шотке допрашивал Сэма в госпитале всего через несколько часов после убийства и обвинил его в этом преступлении; тогда Шотке считали кем-то вроде Дика Трейси или сержанта Фрайди, смело выступившего против могущественного семейства Шеппардов и заклеймившего убийцу. Во время перекрестного допроса я прежде всего установил, что Шотке присутствовал в тот момент, когда сын Хоука нашел сумку для инструментов, в которой обнаружили окровавленные часы Сэма, его связку ключей и кольцо с университетской эмблемой.

— Мистер Шотке, вы понимали, что убийца Мэрилин мог оставить на этих предметах отпечатки пальцев? — спросил я.

Он признал, что это возможно.

— Вам не пришло в голову, прежде чем обвинять кого-либо в убийстве, выяснить, чьи это были отпечатки?

Мгновение поколебавшись, Шотке кивнул. Я спросил, почему же он обвинил Сэма, даже не проверив отпечатки, и в ответ не услышал ничего вразумительного.

— Офицер Шотке, — продолжал я, — вы знали, что Сэм лежит в постели с серьезными повреждениями, что ему сделали рентген шеи. Поинтересовались ли вы тяжестью полученных им ранений?

Он признал, что не сделал этого.

— Вы ведь понимали, что если эти повреждения довольно серьезны, то Шеппард не мог их сам себе нанести и, следовательно, он не виновен?

Шотке согласился и с этим.

— Значит, вы обвинили доктора, даже не потрудившись проверить, насколько обосновано ваше обвинение?

Шотке кивнул. Теперь он имел звание сержанта и больше не работал в отделе убийств. Возвращаясь на свое место, он уже не был похож на Дика Трейси.

Спенсер и Эстер Хоук тоже выступили свидетелями обвинения. Я спросил бывшего мэра, который к этому времени развелся с Эстер и был женат на другой, почему, после того как Сэм позвал его на помощь, он сразу же позвонил в полицию? Почему Хоук не захватил с собой оружие? И откуда Эстер сразу узнала, что Мэрилин в спальне? По большей части их ответы были расплывчаты, неопределенны, сводились к тому, что в тот момент они об этом как-то не подумали.

Кроме того, был еще доктор Сэмюэль Гербер, свидетель обвинения номер один на первом суде, седовласый коронер, бросившийся в атаку по команде «Кливленд пресс». Я ожидал появления доктора Гербера, мягко говоря, с нетерпением. Тогда, на первом суде, он долго расписывал кровавые пятна на подушке Мэрилин, утверждая, что в одном из них узнал отпечаток хирургического инструмента. Гербер не уточнил, какого именно, но описал отпечаток двух трехдюймовых лезвий с зазубринами на концах.

Но в письменных показаниях, данных доктором Кирком после осмотра места убийства, было указано:

«Подушка с постели жертвы дает значительно больше информации, чем прозвучало в показаниях свидетелей. На обеих сторонах подушки имеются пятна крови… Следы брызг крови показывают, что во время нанесения ран подушка лежала вниз той стороной, на которой остался предполагаемый отпечаток инструмента… Несомненно, подушка либо использовалась убийцей для того, чтобы заглушить крики, либо жертва пыталась защитить ею лицо и голову. В любом случае потом подушка была убрана и, возможно, при этом согнута пополам таким образом, что получился зеркальный отпечаток пятна крови, впоследствии истолкованный как „след инструмента“».

Во время прямого допроса Гербера Корриган старался избежать упоминания о «хирургическом инструменте». Когда коронеру показали подушку, он только сказал, что это отпечаток какого-то «предмета». Очевидно, Корриган понял, что на этот раз история с «хирургическим инструментом» не пройдет. Но я чувствовал, что Гербер по-прежнему придерживается своей теории, и во время перекрестного допроса спросил, чем он в действительности считает этот отпечаток. Он не обманул моих ожиданий.

— По моему мнению, — заявил он, — это был след хирургического инструмента.

— Какого же именно? — поинтересовался я.

— Точно не могу сказать, — ответил Гербер.

— Пользовались ли вы когда-нибудь сами подобным инструментом?

— Не знаю.

— Вы же хирург, не так ли, доктор?

Доктор признал это.

— Имеется ли у вас в кабинете подобный инструмент?

— Нет.

— Вы видели подобный инструмент в больнице, в медицинском каталоге или где-нибудь еще?

— Нет, я не помню такого.

— Скажите присяжным, доктор, пытались ли вы за прошедшие двенадцать лет найти такой инструмент?

— Я обыскал все Соединенные Штаты, — ответил Гербер.

— Боже мой! — воскликнул я. — Так скажите же, пожалуйста, что вы нашли?

— Я не нашел этого инструмента.

— Вам известно, что Сэм Шеппард — тоже хирург?

Коронер кивнул.

— Я надеюсь, вы описали этот воображаемый отпечаток хирургического инструмента не для того, чтобы осложнить положение Шеппарда? Вы, разумеется, не могли так поступить?

— Нет, нет, — ответил человек, который двенадцать лет назад сделал все, чтобы угробить Сэма Шеппарда. — Разумеется, нет.

У меня было к нему еще несколько вопросов.

— Коронер Гербер, говорили ли вы некоему интерну, примерно за месяц до убийства Мэрилин Шеппард, что когда-нибудь «поквитаетесь» с Шеппардами?

— Человек, который это говорит, — лжец! — закричал Гербер.

— Говорил ли вам в день убийства доктор Чарлз Элкинд, известный невропатолог, что Сэм серьезно ранен?

— Нет, не говорил.

— Разрешали ли вы, наутро после убийства, нескольким ребятишкам ходить по дому Шеппардов?

— Нет, — ответил Гербер.

Так же он ответил и на следующий мой вопрос, говорил ли он некоему репортеру, через несколько дней после убийства, что, по его мнению, убийцей была женщина.

Когда настала очередь защиты, мы представили двоих свидетелей, которые опровергли все показания Гербера. Оба почтенные, уважаемые граждане, они утверждали, что он делал и говорил именно то, что теперь отрицает.

Ассистентка Гербера, Мери Коуэн, тоже была свидетелем обвинения. Во время перекрестного допроса я обратил ее внимание на расположение пятен крови в комнате, используя фотографии, сделанные доктором Кирком. Она уверяла, что невозможно определить, наносил убийца удары правой или левой рукой. Прежде всего я убедил ее согласиться, что убийца размахивал орудием убийства, стоя в ногах кровати; затем — что пятна крови на дверце шкафа около кровати попали туда при взмахах этого орудия.

— Посмотрите, мисс Коуэн, не кажется ли вам, что им размахивали в левую сторону?

— Похоже, что так, — признала она.

Когда обвинение закончило допрос свидетелей, я предложил закрыть дело за отсутствием доказательств. Судья Тэлти отклонил мое ходатайство, и мы начали допрос свидетелей защиты. Главным из них был доктор Кирк, перечисление званий, должностей и степеней которого заняло почти полчаса. Среди прочего, он много лет занимался применением физики и химии для исследования вещественных доказательств, а также выступал в качестве эксперта в федеральных судах штатов по всей стране.

Работать с доктором Кирком было одно удовольствие: мы понимали друг друга, словно отлично сыгравшиеся бейсбольные защитники, которые не пропустят ни один пас.

Доктор Кирк ясно и четко, с впечатляющими подробностями описал свои находки. Прежде всего он прочитал небольшую лекцию о крови — группы, типы, как течет, как засыхает и какие выводы можно сделать по следам брызг. После этого перешел к описанию того, что обнаружил на месте преступления.

На плане комнаты доктор Кирк начертил линии, соединяющие наружные границы участков, где отсутствовали пятна крови, с центром кровати Мэрилин, и доказал, что нападавший стоял в ногах кровати, с восточной стороны.

Тщательное исследование пятен на восточной стене позволило ему определить, какие из них брызнули из ран Мэрилин, а какие разлетелись от орудия преступления. Кроме того, Кирк рассчитал траекторию взмаха и, с учетом местонахождения нападавшего и расположения пятен крови, сделал заключение, что убийца держал орудие преступления в левой руке. Он также установил, что большое пятно крови на дверце шкафа не принадлежало ни Мэрилин, ни Сэму Шеппарду.

Когда доктор Кирк закончил давать показания, меня уже не беспокоил перекрестный допрос. Такой опытный юрист, как Джон Корриган, не мог не понимать, что в данном случае ничего не добьется. Не удивительно, что он ограничился всего несколькими вопросами.

Кроме доктора Кирка защита представила двух свидетелей, опровергнувших показания Гербера; свидетеля, чьи показания говорили о наличии другого подозреваемого; двух свидетелей, подтвердивших серьезность повреждений, причиненных Сэму в ночь убийства. Одним из них был доктор Ричардс Кох, дантист, показавший, что у Сэма были выбиты два зуба и сильно порезан рот. По его мнению, такие повреждения самому себе причинить невозможно.

Вторым был доктор Элкинс, остеопатолог. На осмотре Сэма, проведенном через два дня после преступления, он выявил трещину в третьем шейном позвонке и ушиб спинного мозга. Я спросил доктора Элкинса, мог ли Сэм сам причинить себе такие повреждения.

— Только выбросившись из окна второго этажа, — ответил он.

Обвинение вызвало еще несколько свидетелей, задачей которых было сгладить впечатление от показаний доктора Кирка. Среди них был и доктор Роджер Марстерс, который в 1955 году подверг сомнению утверждение доктора Кирка, что большое пятно на дверце шкафа не принадлежит ни Сэму, ни Мэрилин.

— Вы имеете опыт в определении группы свежей крови, доктор Марстерс?

— Да, имею.

— До участия в этом деле в 1955 году приходилось ли вам определять группу засохшей крови?

— Вообще-то нет.

— Доктор Марстерс, — сказал я, — в деле имеются показания, что пятна крови, группу которых устанавливал доктор Кирк, были до этого обработаны порошком для выявления отпечатков пальцев. Как вы считаете, могло ли это обстоятельство помешать правильному определению группы крови?

— Да, — подтвердил свидетель, — я считаю, это могло в значительной степени помешать определению группы, загрязнить кровь.

— Вы настаиваете на этом, доктор Марстерс?

— Да, категорически.

Я вытащил из кармана несколько листов бумаги.

— Не писали ли вы случайно статью о порче запекшейся крови?

— Да, — подтвердил Марстерс, — я действительно писал подобную статью для одного из научных журналов.

— Излагали ли вы в этой статье результаты опытов, проводившихся вами, чтобы установить, загрязняет ли порошок, использующийся для дактилоскопии, запекшуюся кровь?

— Да, я проводил такие опыты.

— А разве вы не пришли к выводу, что порошок, применяемый при дактилоскопии, не загрязняет запекшуюся кровь?

— Да, действительно, — согласился он.

В заключительном слове я сравнил штат Огайо с женщиной, что-то разыскивающей в канаве под уличным фонарем. На вопрос прохожего, что случилось, она отвечает, что ищет доллар, который обронила в пятидесяти футах отсюда.

— Так почему же вы ищете здесь? — спросил прохожий.

— Потому что тут светлее.

* * *

Присяжные ушли совещаться 16 ноября. Час проходил за часом, я уже начал покрываться холодным потом, хотя по-прежнему надеялся на победу. Мне позвонил приятель и сказал, что букмекеры Лас-Вегаса дают двадцать против одного за оправдательный вердикт. Букмекеры Кливленда ставили шесть против пяти, и это меня беспокоило.

«Здесь в Кливленде, — думал я, — когда речь идет о Сэме Шеппарде, можно ждать чего угодно».

Мы пообедали и поужинали в гостинице. Потом Сэм, Ариана и Рас Шерман отправились ко мне в номер дожидаться вердикта. Я остался в баре. Вечером, в 21.30, позвонил судья Тэлти и сказал, что присяжные еще не вынесли вердикт и он собирается отправить их на ночь в гостиницу. Я позвонил Расу Шерману и велел привести Сэма. Мы должны присутствовать в зале суда, когда присяжных будут отправлять спать. Там нас ожидал сюрприз. Пока мы добирались, присяжные вынесли вердикт. В 22.30 они вошли в зал суда. Когда они входили, один неожиданно подмигнул мне. Я нагнулся к своему клиенту.

— Сэм, — прошептал я, — мы выиграли.

Я видел, что он мне не верит.

— Мы вынесли вердикт, — объявил Ральф Уичел, старшина присяжных.

— Он у вас?

Уичел передал бумагу с вердиктом бейлифу, тот отдал ее судье Тэлти. Судья развернул бумагу и прочел.

— Мы считаем, что подсудимый невиновен.

Бах! Сэм грохнул кулаком по столу.

— То-то же! — воскликнул он.

— Тише, Сэм, — сказал я, — суд еще не кончился.

Но я хорошо понимал его чувства.