«ВОКРУГ ЕЛЬЦИНА НЕТ НИ ОДНОЙ СВЕТЛОЙ, ПРОГРЕССИВНОЙ ГОЛОВЫ…»

«ВОКРУГ ЕЛЬЦИНА НЕТ НИ ОДНОЙ СВЕТЛОЙ, ПРОГРЕССИВНОЙ ГОЛОВЫ…»

Нет никаких сомнений, что 28 съезд был не просто демонстрацией силы — в ходе его была избрана и опробована тактика сопротивления реформам Горбачева.

От Горбачева наряду с «умеренными реформаторами», типа Яковлева, Шеварднадзе, отсекались и «радикалы». Здесь ставка была сделана на раздувание взаимной неприязни Горбачева и Ельцина, вспыхнувшей на октябрьском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС, с трибуны которого Ельцин обвинил Горбачева и его окружение в создании вокруг генсека атмосферы подобострастия. Натравливая Горбачева на Ельцина, реакция вбивала клин между Горбачевым и радикальными реформаторами, тем самым расчищая себе дорогу к ключевым постам в партии и государстве.

КГБ монополизировал каналы информирования президента и располагал немалыми возможностями по части влияния на него. Информация, поступающая из КГБ, постоянно убеждала Горбачева, что Ельцин и его окружение при любых обстоятельствах не пойдут с ним вместе, что Ельцин использует политические лозунги для прикрытия исключительно личных целей, которые заключаются в том, чтобы занять место Горбачева.

Вот несколько типичных цитат из донесений КГБ, обнаруженных следствием. «Ельцин настойчиво подчеркивает, что главная задача сейчас — «свалить» правительство Рыжкова…». «Гдлян намеревается опубликовать текст докладной записки, направленной им и Ивановым в 1986 году на имя М. С. Горбачева. Публикации этих материалов Гдлян придает очень важное значение, поскольку, по его мнению, в них «хорошо просматривается одна вещь: лжец Горбачев вместе с членами своего политического кружка пойман за руку. Если хорошо преподнести, то этот материал просто сражает…». «По данным от источника в руководстве МИД РСФСР, Ельцин планирует активизировать свои усилия с целью использования событий в Прибалтике, прежде всего в Литве, для возможного отстранения М. С. Горбачева от власти в СССР…»

Горбачеву внушалось, что Запад крайне отрицательно относится к Ельцину, что «обстановка в руководстве Российской федерации тяжелая и противоречивая», что Ельцина там с трудом переносят, что «вокруг него нет ни одной ясной и прогрессивной головы», что он «тяжело болен» и вот-вот рухнет, скошенный если не болезнью, то своими же сподвижниками.

Навязывая Горбачеву искаженную, однобокую информацию, его подталкивали к действиям в «нужном» направлении.

27 марта 1991 года, в канун внеочередного съезда народных депутатов России, на котором фракция коммунистов собиралась сместить Ельцина с поста председателя Верховного Совета РСФСР, в Москву были введены войска. Поводом, как тогда это объяснили, послужило письмо на имя президента СССР, подписанное 29-ю депутатами, которые просили Горбачева оградить съезд от морального террора манифестантов — сторонников Ельцина. Тогда вину за бряцанье оружием свалили на премьер-министра Валентина Павлова. Только узкий круг лиц знал, что в действительности ввод войск в Москву санкционировал Горбачев. А Павлов был всего лишь исполнителем. Решение о вводе армейских подразделений президент принял под информационным нажимом Владимира Крючкова и Бориса Пуго, которые приводили «неопровержимые доказательства», что в день открытия съезда манифестанты предпримут штурм Кремля.

Политические обозреватели отмечали огромный контраст между блестящими, уверенными действиями Горбачева на международной арене и его крайне непоследовательными метаниями внутри страны в поисках выхода из затянувшегося кризиса. Перспектива мгновенного перехода к рыночным отношениям пугала его. Эти опасения Горбачева умело подогревало окружение.

На рабочем столе президента множились докладные про то, что Запад, в том числе и США, оценивает программу «500 дней» как «нереалистичную» и «далекую от жизни».

Чем дольше медлил Горбачев, тем больше ухудшалась обстановка в стране. Топтание на месте для экономики, вынужденной жить по старым административным законам в условиях падения государственной дисциплины, неразберихи и неопределенности, было равносильно смерти. Переход к рынку в этих условиях становился все более проблематичным и по-настоящему страшным.