Глупость или измена

11 марта 1985 г. новым генсеком стал М.С. Горбачёв.

Есть основания предполагать, что М.С. Горбачёв начал сотрудничать с органами государственной безопасности ещё в студенческие годы. В 1966 г. рассматривалась возможность назначения его начальником Управления КГБ по Ставропольскому краю, а в 1969 г. — заместителем председателя КГБ СССР. В 1978 г. Ю.В. Андропов способствовал выдвижению М.С. Горбачёва в Москву на пост секретаря ЦК КПСС, а когда стал генсеком, сделал его если не вторым, то третьим человеком в руководстве партии. Именно КГБ содействовал тому, чтобы после смерти К.У. Черненко М.С. Горбачёв стал его преемником[1260].

Широко распространено мнение, будто бы М.С. Горбачёв и его команда пытались реформировать советское общество чуть ли не вслепую.

«Никакой программы перестройки не было, — писал бывший шеф КГБ СССР Владимир Александрович Крючков. — Люди путались в догадках относительно того, что же представляет собою этот замысловатый лозунг. Попытки выяснить, к чему же мы идем, какие цели преследуем, какие конкретные и перспективные задачи решаем, наталкивались на многословие Горбачёва, а то и на глухую стену молчания»[1261].

Отрицает существование программы перестройки и один из ближайших сподвижников М.С. Горбачёва Вадим Андреевич Медведев: «В дискуссиях последних лет часто звучит вопрос: имел ли Горбачёв, начиная перестройку, её программу? Конечно, тщательно разработанной по всем пунктам и подпунктам программы не было, да и не могло быть. Была сумма идей, на основе которых постепенно формировался новый политический курс»[1262].

На этом же настаивал другой сподвижник генсека Александр Николаевич Яковлев. Причём он утверждал, что «преобразования в 1985 году начались без плана и даже без идей». «Что касается плана, — разъяснял Александр Николаевич, — то его и не могло быть. Кто в то время мог принять “план” коренной реформации общественного строя, включавший в себя ликвидацию моновласти, моноидеологии и монособственности? Кто? Аппарат партии и государства? КГБ? Генералитет?»[1263].

Однако, как установлено, придя к власти, М.С. Горбачёв немедленно собрал в своём ближайшем окружении предложения по реформированию страны, а затем создал специальную рабочую группу под руководством А.Н. Яковлева и поручил ей составление концепции перестройки.

А.Н. Яковлев с лета 1983 г. возглавлял Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Общее представление о той позиции, которую он занимал на заре перестройки, дают два вышедшие из-под его пера и «относящиеся к декабрю 1985 г.»[1264] документа. Представляя их в 2001 г. читателям, А.Н. Яковлев писал: «Один — из моего архива, другой — из архива Горбачёва»[1265]. Один опубликован под названием «Тезисы об основных слагаемых перестройки»[1266], другой — под названием «Императив политического развития»[1267].

В первом из них, который можно назвать «манифестом перестройки» или же программой-максимум, А.Н. Яковлев характеризовал марксизм как «неорелигию, подчинённую интересам и капризам абсолютистской власти, которая десятки раз возносила, а потом втаптывала в грязь своих собственных богов, пророков и апостолов»[1268]. Считая, чТо «политические выводы марксизма неприемлемы для складывавшейся цивилизации», автор названного документа предлагал отказаться не только от марксизма и социализма. «Речь идёт…, — писал он, — о замене тысячелетней модели нашей государственности»[1269]. Главной целью перестройки, по его мнению, должна была стать реставрация частной собственности, которая привела бы к «рыночной экономике» и «своеобразной деиндустриализации страны»[1270].

Во втором документе намечались некоторые конкретные шаги, направленные на достижение конечных целей: освобождение партии от хозяйственных и других государственных функций, переход к двухпартийной системе, введение альтернативных выборов, децентрализация управления, «осуществление права на демонстрации, свободу слова, совести, печати, собраний, права на свободное перемещение», переход к полному хозяйственному расчёту, «трансформация монополии внешней торговли» и т. д.[1271]

Концепция перестройки под названием «Предложения по реформированию экономии и политической системы» (32 с.) была составлена не ранее 18 марта и не позднее 23 апреля[1272].

14 декабря 1997 г. на страницах «Minneapolis Star-Tribune» М.С. Горбачёв заявил, что общий смысл перестройки сводился к следующему: а) «ликвидация монополии государственной собственности», б) «раскрепощение экономической инициативы и признание частной собственности», в) «отказ от монополии коммунистической партии» на власть и идеологию, г) «плюрализм мысли и партий», д) «реальные политические свободы», е) «создание основ парламентаризма»[1273]. Эти цели полностью соответствовали той концепции перестройки, которая была разработаны весной 1985 г.

В своей книге «Глупость или измена. Расследование гибели СССР» я выдвинул версию о том, что, начиная перестройку, М.С. Горбачёв и его ближайшее окружение ставили перед собою цель не создание социализма с человеческим лицом, как это провозглашалось, а вхождение СССР в «общеевропейский дом».[1274]

О том, что эта версия не лишена оснований, свидетельствует дневник ближайшего помощника М.С. Горбачёва Анатолия Сергеевича Черняева, который 21 января 1990 г. записал: «Всё очевиднее, что поначалу общеевропейский дом будет без нас»[1275].

Это означает, что генсек и его окружение действительно ставили перед собою задачу вхождения советской страны в «общеевропейский дом». Об этом свидетельствует и подписание СССР в январе 1989 г. Венской конвенции, признавшей приоритет международного законодательства над национальным[1276], и публикация в январе 1988 г. на страницах «Правды» статьи «Мировое сообщество управляемо»[1277], означавшей готовность советского руководства присягнуть мировому правительству, и разработка концепции «общеевропейского дома», обсуждавшейся на заседании Политбюро ЦК КПСС в марте 1987 г.[1278]

Между тем необходимо понять: достижение этой цели было невозможно при сохранении советского блока и Советского Союза в прежнем его виде. Поэтому вхождение нашей страны в общеевропейский дом предполагало ликвидацию «мировой системы социализма» (вместе с Советом экономической взаимопомощи и Организаций Варшавского договора), расчленение СССР (по другому — превращение его в конфедерацию), приватизацию государственной собственности, отказ от монополии партии на власть и идеологию, переход к альтернативным выборам и многопартийности.

Именно в этом направлении и намечала реформирование страны разработанная весной 1985 г. концепция перестройки.

18 апреля 1985 г. М.С. Горбачёв познакомил со своими «планами перестройки советской экономики» прибывшего в Москву директора Вестминстерского банка Фридриха Вильгельма Кристианса. Вестминстерский банк хотя и считался тогда английским, давно принадлежал к числу международных банков, входящих в финансовую империю Ротшильдов. Ф.В. Кристианс принадлежал также к руководству Дойче банка[1279].

5-6 октября 1985 г. М.С. Горбачёв совершил свой первый заграничный визит в качестве генсека и посетил Париж[1280]. «После первой встречи и продолжительной беседы один на один с Горбачёвым в Елисейском дворце в октябре 85-го, — пишет бывший пресс-секретарь генсека А.С. Грачёв, — президент Франции Франсуа Миттеран сказал своим ближайшим советникам: “У этого человека захватывающие планы, но отдаёт ли он себе отчёт в тех непредсказуемых последствиях, которые может вызвать попытка их осуществления?”»[1281].

«На Миттерана, — пишет А.С. Грачёв, — явно произвела впечатление решимость нового лидера подвергнуть критическому пересмотру все основные механизмы советской системы»[1282]. «Главное, чем он поразил и “воспламенил” социалиста Миттерана, пожалуй, ещё больше, чем суперконсервативную Тэтчер, был развёрнутый план внутреннего раскрепощения советского общества»[1283].

Выслушав эти откровения, Ф. Миттеран заявил: «Если вам удастся осуществить то, что вы задумали, это будет иметь всемирные последствия»[1284].

Получается, что «концепция перестройки», известная только очень узкому круг лиц, близких к новому генсеку, утаённая от руководящих органов партии, до сих пор скрываемая от нас, готовилась для рассмотрения за пределами страны.

Известный нам материал показывает, что исчезновению Советского Союза с карты мира предшествовали: а) возникновение и обострение экономического кризиса, б) ослабление союзной власти и постепенная утрата ею контроля за происходящими событиями, в) рост оппозиционного, в том числе национального движения, возрастание его влияния и постепенный захват им власти на местах, г) крах прежней идеологии и распространение новых идеологических ценностей.

Возникает соблазн рассматривать гибель СССР как результат развития этих и некоторых других, подобных же процессов. Однако такой подход к данной проблеме был бы допустим только в том случае, если бы названные процессы имели спонтанный характер.

Между тем, как уже отмечалось, даже М.С. Горбачёв и его ближайшие сподвижники признают, что к 1985 г. экономического кризиса в стране ещё не было. Следовательно, он возник и стал приобретать катастрофический характер лишь в годы перестройки. И хотя его предпосылки складывались в предшествующую эпоху, политика реформаторов вела не к подавлению кризисных тенденций, а к их стимулированию.

Это были: 1) антиалкогольная кампания, пробившая первую серьёзную брешь в бюджете страны, 2) отказ от монополии внешней торговли, во многом способствовавший возникновению отрицательного внешнеторгового сальдо, что ещё сильнее било по бюджету и способствовало росту внешнего долга, 3) экономическая реформа 1987 г., стимулировавшая сокращение производства, подтолкнувшая рост инфляции и тоже ударившая по бюджету, 4) создание кооперативов, положившее начало приватизации государственной собственности и легализации криминального капитала, открывшее возможность для перекачивания государственных средств в частный сектор.

Та группировка, которая объективно выражала интересы формировавшейся подпольной буржуазии, с самого начла пошла на союз с иностранным капиталом и, опираясь на его поддержку, сумела оттеснить, а затем и разгромить технократическую группировку. Особенно острый характер эта борьба приобрела в 1990 г. при обсуждении программы «500 дней», одна из целей которой заключалась в том, чтобы легализовать теневой капитал и предоставить ему возможность скупить государственную собственность[1285].

Подобный же искусственный характер имели развивавшиеся в стране политические процессы. Взятый руководством партии курс на децентрализацию экономики сопровождался децентрализаций управления — резким ослаблением союзных и усилением республиканских органов. Дестабилизирующую роль в тех условиях играло самоотстранение КПСС от власти, что имело следствием утрату оперативного контроля над экономическими и политическими процессами в масштабах всей страны. Причем и первое, и второе проводилось «архитекторами перестройки» целенаправленно, поскольку итогом задуманной ими политической реформы должно было стать превращение СССР в конфедерацию.

Между тем исторический опыт свидетельствует: конфедерация как форма государственного устройства — это не только редкое явление, но и переходная форма или к федерации, если на конфедеративной основе объединяются независимые государства, или к совокупности независимых государств, если на конфедеративную основу переходит федерация. Следовательно, превращение СССР в конфедерацию представляло собою закамуфлированное разрушение союзного государства.

Можно было бы допустить, что складывание экономического кризиса и ослабление центральной власти имели своим следствием рост массового недовольства в стране и консолидацию оппозиции, которая, вопреки желаниям «архитекторов перестройки», ещё больше дестабилизировала ситуацию в стране и сделала развивающиеся процессы неуправляемыми.

Однако, как было показано, решающую роль в разжигании массового недовольства, в провоцировании национальных конфликтов и организации оппозиции как в центре, так и на местах играли ЦК КПСС и КГБ СССР. Причём начало этой деятельности относится к 1987–1988 гг., т. е. к тому времени, когда экономический кризис только зарождался, а политическая реформа только планировалась.

Это означает, что «архитекторы» перестройки специально вызывали к жизни разрушительные социальные и политические силы.

Более того, факты свидетельствуют, что СССР не развалился, а был расчленён, причём форсированно и с грубейшим нарушением действовавших законов. Особенно это касается периода с 19 августа по 26 декабря 1991 г., когда в республиках развернулся захват союзной собственности и средств массовой информации, искусственное разрушение союзных государственных структур. По сути дела это был растянувшийся на четыре месяца ползучий государственный переворот.

Именно к 1987–1988 гг., то есть к тому времени, когда планировалась политическая реформа и страна ещё находилась на пороге экономического кризиса, относится начало идеологического перевооружения общества, осуществлявшееся руководством партии под знаменем идеи гласности. Началось оно с критики сталинизма, закончилось дискредитацией марксизма и советской власти.

«Гласность, — пишет Ф.М. Бурлацкий, — стала едва ли не главным тараном, разрушившим коммунистическую систему». «“Огонек”, “Московские новости” и “Литературная газета”, а вслед за ними — и новые издания и во многом телевидение раскачивали общественное мнение и направляли недовольство против системы власти»*[1286]'.

Таким образом, все те факторы, которые привели СССР к гибели, были приведены в действие «архитекторами перестройки».

Нет, утверждает А.С. Ципко: «Команда Горбачёва, за редким исключением, не сознавала, что на самом деле своей политикой гласности стимулирует контрреволюцию»*.

Оставляя слова о «редком исключении» на совести А.С. Ципко, обратимся к воспоминаниям А.Н. Яковлева, возглавлявшего в 1985–1988 гг. Отдел пропаганды ЦК КПСС. Неужели и он не понимал, что делает?

Объясняя свою позицию в этом вопросе, Александр Николаевич писал: «Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и “нравственным социализмом” — по революционаризму вообще»*.

«Советский режим, — пишет, во многом повторяя А.Н. Яковлева, один из руководителей латышской оппозиции Я. Видиньш, — можно было разрушить только с помощью гласности и партийной дисциплины, прикрываясь фразами о преобразовании социализма». Поэтому сначала, по его словам, удар был направлен по Сталину, потом по Ленину, потом по всей советской системе*.

Для успешной реализации планов «перестройки» нужна была массовая поддержка. А поскольку к середине 1980-х годов диссидентское движение было немногочисленным и наиболее активные её группы были разгромлены, на сцене появляются новые силы, получившие название «неформалов».

Летом 1993 г. я встретился в Москве с бывшим инструктором одного из московских райкомов партии Николаем Ивановичем К. На первый же вопрос, который был задан мною: «Чем Вы занимались в годы перестройки?», Николай Иванович ответил: «Зубатовщиной» и рассказал, как участвовал в создании неформальных организаций в Москве. Причём, по его словам, первоначально совершенно искренне, так как думал, что речь идёт об очищении советского общества от поразившей его скверны. И только потом стал понимать, куда «перестройка» ведёт на самом деле.

В моей книге «Глупость или измена: расследование гибели СССР» показано, что все или почти все неформальные организации, в том числе народные фронты, создавались по инициативе и при участии двух учреждений: ЦК КПСС и КГБ СССР.

Чем руководствовались реформаторы?

В поисках ответа на этот вопрос следует обратить внимание, что с самого начала перестройки советским руководством был провозглашен лозунг «Европа — наш общий дом» (1985 г.), затем была разработана и утверждена Политбюро ЦК КПСС концепция «общеевропейского дома» (1987 г.), признана возможность единого планетарного руководства миром (1988 г.) и, наконец, подписана Венская конвенция, провозгласившая верховенство международного права над национальным (1989 г.).

В связи с этим представляется возможным выдвинуть следующую гипотезу. Перестройка была задумана как подготовка к вхождению советской страны в мировую экономику и созданию не только «общеевропейского дома», но и «нового мирового порядка».

Для этого, как уже отмечалось, требовалось, чтобы: а) СССР отказался от своих сфер влияния, б) были ликвидированы СЭВ и ОВД, в) изменился экономический, политический и духовный облик советской страны, г) произошло разделение СССР на более мелкие государства.

И действительно, рассмотренный материал свидетельствует, что к началу перестройки у М.С. Горбачёва имелся общий замысел реформ, цель которых заключалась в ликвидации Советского Союза как государства-корпорации.

«Замысел, — признался бывший генсек в 1992 г., — был собственно в том, чтобы сломать хребет тому тоталитарному монстру, который у нас стали называть Административной Командной Системой»*.

Для достижения этой цели планировалось: произвести приватизацию государственной собственности и восстановить многоукладную рыночную экономику; отстранить КПСС от власти и создать многопартийную политическую систему; отказаться от монополии «марксистско-ленинской» идеологии и перейти к буржуазной идеологии западного образца; передать собственность и власть из центра в республики и превратить СССР в конфедерацию или содружество; встать на путь разоружения и отказаться от сфер влияния за рубежом, прежде всего в странах Восточной Европы.

Если принять эту версию, политика М.С. Горбачёва и его ближайшего окружения приобретает определённый смысл. Весь вопрос заключается только в том, от кого могла исходить такая программа и понимали ли реформаторы, к чему может привести ее осуществление?

Может быть, М.С. Горбачёв и его соратники не понимали, какими последствиями обернется для страны «отречение» КПСС от престола? Для ответа на этот вопрос следует вспомнить, как в 1984 г. М.С. Горбачёв выступал против передачи реальной власти от партии к советам. «Ведь, у нас, — говорил он, — нет механизма, обеспечивающего саморазвитие экономики… В этих условиях, если первые секретари партийных комитетов отдадут экономику на откуп хозяйственникам — у нас всё развалится»*.

Следовательно, если, понимая это, став генсеком, М.С. Горбачёв сразу же поднял вопрос о необходимости разделения властей, которое он сам позднее назвал «отречением от престола», значит, он сознательно взял курс на разрушение советской системы.

Может быть, «архитекторы перестройки» не понимали, чем обернётся реформирование СССР по тому варианту, который был ими избран?

Ответ на этот вопрос дают уже приводившиеся признания А.Н. Яковлева и Э.А. Шеварднадзе, которые были сделаны ими в беседе с бывшим директором Агентства национальной безопасности США У. Одомом: «Они знали, что Советский Союз разрушится»*.

Понимал это и М.С. Горбачёв. Вспомним, как в 1987 г. он отговаривал В.И. Воротникова от создания Коммунистической партии РСФСР, утверждая, что это будет первым шагом на пути развала СССР, и как в 1989–1990 гг. эта же идея реализовывалась под его руководством.

Может быть, реформаторы думали, что распад СССР откроет перед бывшими советскими республиками возможность для более успешного развития? Выступая 14 июля 1989 г. на заседании Политбюро, М.С. Горбачёв заявил: «Все проработки, которые до сих пор сделаны, приводят к выводу: распад на многие годы выбьет из колеи все нации»*.

А вот его же прогноз, сделанный весной 1990 г.: «Меня воодушевляет, что нынешние поколения… нашли в себе силы взять на себя ответственность за кардинально новое общественно-историческое решение, невзирая на невероятные политические, экономические, психологические трудности, которые нас ждут на этом пути. Всё ещё впереди, в том числе и главные трудности»*.

О том, какие трудности М.С. Горбачёв видел впереди, мы уже знаем. Вспомним его выступление 12 октября 1987 г. в Ленинграде на Марсовом поле, где он напоминал ленинградцам о блокаде. 9 января 1991 г., если верить Ф.Д. Бобкову, Михаил Сергеевич сказал В.А. Крючкову: «Внуков жалко»*. Значит, понимал, что начатая им перестройка не даст благотворных результатов ни в ближайшем, ни в отдалённом будущем.

Может быть, такой прозорливостью отличался только генсек? Нет. Вот что записал в дневник 15 ноября 1990 г. А.С. Черняев: «Разрушить прежнюю систему без хаоса невозможно. Но люди не хотят расплачиваться за 70 лет преступной политики. И никогда не поймут, почему, чтобы стать цивилизованной страной в конце XXI в., надо пройти через голод, развал, разгул, преступность и прочие наши прелести»*.

Однако речь шла не о превращении СССР в «цивилизованную страну». В то самое время, когда А.С. Черняев писал приведённые строки, МВФ и другие международные структуры уже имели план перевода советской экономики на рыночные отношения, предусматривавший деиндустриализацию советских республик и превращение их в сырьевой придаток мировой экономики*.

Показательно, что А.Н. Яковлев тоже видел одну из главнейших задач начатых преобразований в деиндустриализации3817. Между тем деиндустриализация, если перевести этот термин на более понятный язык, означает уничтожение промышленного потенциала и связанной с ним инфраструктуры, т. е. питающих его энергетических мощностей, обслуживающих его транспортных путей, готовящей для него специалистов системы среднего и высшего профессионального образования, работавших на него конструкторских бюро и научно-исследовательских институтов и т. д.

«Самый главный герой перестройки М.С. Горбачёв, — отмечал позднее В.И. Воротников, — в своих интервью с середины 1992 г. нагло и бессовестно заявляет, что весь “демократический переворот” он так и замышлял с самого начала, но скрывал это, двигаясь по этапам. Иначе, заявляет он, “если б я тогда провозгласил конечную цель, то меня неминуемо свергли”. До какого же чудовищного цинизма по отношению к своей стране и к своему народу надо дойти, чтобы делать такие заявления»*.

Более откровенно признавался в этом А.Н. Яковлев.

«В конце концов я пришел в одному выводу: этот строй можно взорвать только изнутри, используя его тоталитарную пружину — партию. Используя такие факторы, как дисциплина и воспитанное годами доверие к Генеральному секретарю»3821. А вот его слова из другого интервью: «Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен — лукавил не раз. Говорил про “обновление социализма”, а сам знал к чему дело идет»*. «Советский тоталитарный режим, — признавался он, — можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма»*.

«С самого начала перестройки, — пишет Ф.Д. Бобков, — всё делалось продуманно и неторопливо, наши лидеры понимали: если сразу объявить свою конечную цель — заменить социалистический строй и распустить компартию — нетрудно себе представить, какое это вызвало бы народное негодование»*.