19. Балерина судилась с ЦК (Иск Матильды Кшесинской о возврате принадлежащего ей особняка, Россия, 1917 год)

Страсти по фильму «Матильда», не утихавшие по меньшей мере год, вызвали в том числе живой интерес к этой по-своему незаурядной женщине. Помимо значительного следа в истории русского балета и заметного – в истории последних десятилетий царствующего дома, она оставила по себе память и в судебных архивах. Ее попытка весной 1917 года вернуть себе захваченный большевиками особняк хоть и не завершилась успехом, но привлекла к себе немалое внимание современников.

ЛЮБИМАЯ БАЛЕРИНА РОМАНОВЫХ

Матильда Феликсовна Кшесинская родилась в артистической семье: ее родители служили (так тогда говорили) в балетной труппе Императорского Мариинского театра. Они сумели передать профессиональное мастерство и преклонение перед Ее Величеством Сценой всем своим общим детям – старшая сестра Матильды Юлия и брат Иосиф также будут довольно известными артистами балета. В своих «Воспоминаниях», написанных в эмиграции в зрелом возрасте, знаменитая танцовщица писала о своем отце: «Он имел на сцене Мариинского театра неизменный успех у публики, а его исполнение мазурки считалось образцовым, так что его ставили выше знаменитого варшавского танцовщика Попеля. А. Плещеев, видевший его в расцвете его славы, писал о нем: «Более удалое, гордое, полное огня и энергии исполнение этого национального танца трудно себе представить. Кшесинский умел придать ему оттенок величественности и благородства. С легкой руки Кшесинского, или, как выразился один из театральных летописцев, с легкой его ноги, положено было начало процветанию мазурки в нашем обществе. У Феликса Ивановича Кшесинского брали уроки мазурки, которая с этой даты сделалась одним из основных бальных танцев в России».

Матильда Кшесинская (фото 1900-х гг.)

По окончании Императорского театрального училища Матильда была принята в труппу Мариинского театра и с большим успехом выступала на его сцене и в других театрах до революции, в общей сложности двадцать семь лет, что само по себе свидетельствует о ее таланте, успехе у публики и работоспособности: большинство артистов балета уходили на пенсию после двадцати лет службы в театре.

Знакомство Кшесинской с самым высокопоставленным из ее поклонников произошло 20 марта 1890 года, во время выпускного спектакля, на котором по традиции присутствовала императорская семья. По воспоминаниям балерины, в этот день Александр III протянул ей руку со словами: «Будьте украшением и славою нашего балета!» Чуть позже, во время ужина он усадил юную артистку между собой и наследником и шутливо распорядился: «Смотрите только не флиртуйте слишком». Молодые люди, как им и положено, старшего и опытного не послушали…

Наметившийся союз между Николаем и Алисой Гессен-Дармштадтской прекратил их отношения, но не прервал связи балерины с царствующим домом. 18 июня 1902 года Матильда Кшесинская родила мальчика, которого назвали Владимиром. В этот период у нее был роман с великим князем Сергеем Михайловичем, двоюродным дядей Николая II, поэтому сын получил отчество Сергеевич (оно поменяется на Андреевич в 1921 году, когда Кшесинская выйдет замуж за великого князя Андрея Владимировича, который усыновит Володю). В связи с этим она решила продать небольшой особняк на Английском проспекте, подаренный ей в свое время Николаем, и построить более вместительное жилище. Был куплен большой участок земли на углу Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы, где за два года по проекту архитектора фон Гогена был возведен роскошный особняк в стиле северный модерн.

Северный модерн – направление в русской архитектуре, получившее развитие в основном в Санкт-Петербурге в начале XX века под влиянием шведской и в особенности финской архитектуры. В Европе термин не используется, там говорят о «национальном романтизме». Моду на скандинавское искусство внедрил в Северной столице, судя по всему, Сергей Дягилев, организовавший в конце XIX века ряд выставок шведских и финских художников.

МЕСТО ПУСТО НЕ БЫВАЕТ

В конце февраля 1917 года обстановка в столице накалилась. Полицмейстер IV отделения Петрограда генерал-майор Галле, с которым Кшесинская была хорошо знакома, предупредил ее, что оставаться в доме небезопасно. Как вспоминала сама прима русского балета: «Весь день (27 февраля. – А.К.) были слышны вдали отдельные выстрелы, но теперь под вечер выстрелы стали раздаваться около моего дома. Нам всем стало ясно, что надо во что бы то ни стало как можно скорее покинуть дом, пока толпа не ворвется в него. Я надела самое скромное из своих меховых вещей, чтобы быть менее заметной – черное бархатное пальто, обшитое «шиншилла», – и на голову накинула платок… Мы все бросились на квартиру Юрьева, который жил недалеко от меня, в самом начале Каменноостровского проспекта, в доме Лидваля. Его квартира находилась на пятом этаже, на самом верху дома, три дня мы провели у него, не раздеваясь».

Тем временем опустевший особняк самовольно заняли солдаты мастерских запасного автобронедивизиона. Большевики с их лозунгом «Долой войну!» были популярны среди солдат Петроградского гарнизона, в значительной степени состоявшего из запасных частей, и им удалось договориться с новыми «хозяевами» дома о «подселении». В результате в особняке разместились Петроградский комитет РСДРП(б), его Военная организация и редакции двух большевистских газет. После возвращения из эмиграции сюда часто наведывался Ленин, в том числе для того, чтобы выступить перед «массами» с балкона второго этажа. Н. Н. Платонова, жена известного историка, записала в эти дни в свой дневник: «Около него постоянно стоит толпа, и кто-нибудь ораторствует – больше говорит не сам Ленин… а кто-нибудь из «ленинцев», происходят ожесточенные споры между «ленинцами» и их противниками, причем несогласных с Лениным иногда арестовывают, а иногда, говорят, оратору-ленинцу приходится спешно спасаться во двор или в дом, чтобы не быть побитым».

«ЭТО БЫЛО ПРОСТО УЖАСНО…»

Через несколько дней после бегства Кшесинская несколько успокоилась и начала искать возможность вернуть особняк. Задействовав знакомства, она вышла на одного из депутатов Петросовета, который согласился поехать с ней и попытаться выяснить ситуацию. В доме они обнаружили полный разгром: «Мне предложили потом подняться в мою спальню, но это было просто ужасно, что я увидела: чудный ковер, специально мною заказанный в Париже, весь был залит чернилами, вся мебель была вынесена в нижний этаж, из чудного шкапа была вырвана с петлями дверь, все полки вынуты, и там стояли ружья, я поспешила выйти, слишком тяжело было смотреть на это варварство. В моей уборной ванна-бассейн была наполнена окурками. В это время ко мне подошел студент Агабабов, который первым занял мой дом и жил с тех пор в нем. Он предложил мне как ни в чем не бывало переехать обратно и жить с ними и сказал, что они уступят мне комнаты сына. Я ничего не ответила, это уже было верхом нахальства… Внизу, в зале, картина была не менее отвратительна: рояль Бехштейна красного дерева был почему-то втиснут в зимний сад, между двумя колоннами, которые, конечно, были сильно этим повреждены». Кшесинская обратилась к Керенскому (на тот момент министру юстиции Временного правительства), но тот отказался вмешиваться, упирая на то, что попытка освободить особняк закончится кровопролитием. Оставался формальный путь – суды еще действовали.

Свои «Воспоминания» Матильда Феликсовна будет писать более чем через сорок лет после описываемых событий. Поразительно, насколько сцены оскверненного дворца и расхищенного имущества крепко врезались ей в память. Сомневаться в их достоверности в этой части не приходится – картина разгрома подтверждается свидетельствами очевидцев.

Поверенный Кшесинской, очень опытный адвокат Владимир Савельевич Хесин, обратился с прошением к столичному мировому судье 58 участка Михаилу Гавриловичу Чистосердову о выселении из дома 2/1 по Большой Дворянской улице следующих ответчиков: Центрального комитета социал-демократической рабочей партии (они вселились в особняк позже остальных), Петроградского комитета социал-демократической рабочей партии, Центрального бюро профессиональных союзов, Петроградского районного комитета партии социалистов-революционеров и Клуба военных организаций, а также трех частных лиц: кандидата права В. И. Ульянова («литературный псевдоним – Ленин», как указано в исковом заявлении), помощника присяжного поверенного С. Я. Богдатьева и студента Горного института Г. О. Агабабова.

До Февральской революции дом примы-балерины Матильды Кшесинской

ПРИНЯТО К ПРОИЗВОДСТВУ

В своих воспоминаниях мировой судья Чистосердов рассказывает, что трудности начались с вручения повесток ответчикам: «Особняк Кшесинской представлял собою цитадель, где обитало ядро большевизма и который охранялся не хуже Зимнего дворца в былые времена. Проникнуть туда рассыльному, да еще с судебными вызовами повестками, которые нужно было кому-нибудь вручить, получить расписку в принятии повестки – при нравах и обычаях особняка [задача] явно невыполнимая». Пришлось прибегнуть к помощи комиссара рабочей милиции Петроградского района – он смог организовать вызов большинства ответчиков, кроме Ленина и студента Агабабова, которые в особняке не проживали, и обеспечить порядок во время судебного заседания.

Воспоминания М. Г. Чистосердова хранятся в Государственном архиве Российской Федерации, Ф. Р-5777. Оп. 1. Д. 816. Л. 71–116. Фрагменты из них опубликованы сотрудником ГАРФ Галиной Медведевой в «Российской газете» за 12 июля 2017 года.

Рассмотрение иска было назначено на 5 мая. Ответчиков представлял присяжный поверенный Мечислав Юльевич Козловский, известный деятель польской социал-демократии, соратник Дзержинского, член Петроградского комитета РСДРП(б) и депутат Петросовета. Собственно адвокатский опыт этого профессионального революционера был не слишком значительным, не чета Хесину, да и дело выглядело заведомо проигрышным; поэтому Козловский сразу заявил, что явился в суд «не для того, чтобы в «банальном смысле» выиграть процесс, – но лишь для того, чтобы выяснить перед судом и перед русским обществом смысл совершившегося революционного сдвига, который, отметнув все старые нормы, создает новые правоотношения, базирующиеся на воле коллектива, взявшего в свои руки устройство новой социально коммунистической жизни». И он, и ответчик Богдатьев, также профессиональный адвокат, отстаивали нехитрый тезис: странно говорить о законности и ссылаться на решения Сената в дни революции, сметающей старые нормы. Они даже выставляли захват особняка солдатами бронедивизиона благом для Кшесинской, поскольку в противном случае, по их словам, толпа, скорее всего, разграбила бы имущество «бывшей царской фаворитки».

Хесин поблагодарил новых обитателей особняка за заботу о собственности его доверительницы (вероятно, иронически, с учетом описанного выше ее плачевного состояния), но заметил, что «охрана не создает право на имущество». Он также попросил суд не принимать во внимание ссылки на угрозу разграбления дома толпой, заметив, что на улице много чего говорят – например, о пломбированном вагоне и германском золоте. На главный тезис своих процессуальных противников он ответил: «В революции есть закон; пока нет новых – действуют старые. Если совершенно отрицать закон – то это уже анархия».

На предложение мирового соглашения стороны ответили отказом. Судья Чистосердов постановил выселить занявшие особняк организации в течение двадцати дней. Иск к Владимиру Ульянову был оставлен без рассмотрения ввиду того, что он в доме не проживал и, следовательно, как физическое лицо его захватчиком не являлся. Богдатьев заявил о своем намерении обжаловать решение на съезде мировых судей – апелляционной инстанции для мировых судов, – но делать этого не стал. Решение вступило в законную силу.

«ПРОПАЛ ДОМ»

Выполнить его, однако, не удалось. Несмотря на предъявленный Хесиным исполнительный лист, выселяться обитатели дома отказались. Проезжавшая в июне мимо своего бывшего жилища Кшесинская видела члена исполкома Петросовета большевичку Александру Коллонтай, гулявшую по саду в принадлежавшем балерине горностаевом пальто. Только 6 июля, после произведенной большевиками попытки вооруженного восстания в Петрограде, особняк заняли войска Временного правительства. Впрочем, даже это проблему не решило. Посетившая свой дом (в последний раз, как оказалось) Кшесинская обнаружила привольно расположившихся там революционных матросов, которые, увидев ее, с удовольствием обсудили мужские предпочтения бывшего императора. После этого балерина уехала из Петрограда в Кисловодск. 3 марта 1920 года она навсегда покинула Россию. Эмигрируют после революции и адвокат Хесин, и судья Чистосердов. Мечислав Козловский пойдет работать по юридической и дипломатической линиям, на некоторое время он даже возглавит постоянную комиссию правительства по рассмотрению текущих дел не очень большой значимости – Малый Совнарком. Сергей Богдатьев поработает в партийном руководстве Советского Закавказья, а позже будет находиться в Москве на хозяйственной работе. Оба благополучно умрут своей смертью.

После прихода большевиков к власти в особняке Матильды Кшесинской находились различные учреждения. В 1938 году там разместился музей С. М. Кирова. В 1957-м особняк реконструировали и туда въехал Музей Октябрьской революции, преобразованный в 1991 году в Музей политической истории России. Что ж, с учетом бурной истории дома там ему – самое место…