Братья Лепехины

Майским погожим выходным днем встретились два брата. Не то что они на неделе не встречались, ведь работали на одном заводе, на котором работал и их отец, мой дед – Лепёхин Пётр Ефимович. Старший Николай Петрович Лепёхин командовал полигоном завода «Штамп», а помоложе Алексей Петрович (на фото он справа) на том же заводе был диспетчером, тоже довольно ответственная работа. Третьего, младшего брата Никиты, с ними не было, он еще в школе учился, там, в Дедилово.

Так вот. Встретились они, сходили на рынок, запаслись продуктами на неделю и увидев фотографию решили сфотографироваться на память. Вот так и сфотографировались два брата Лепёхиных со своими покупками. И ничего в этом примечательного не было если бы это не был май 1941 года. И это была их последняя фотография. А через месяц началась война.

Первым попал на фронт младший их брат Никита. Вот как это получилось. В 41 году он еще учился в школе, что в селе Дедилово. 1 сентября 1941 года новый учебный год начался в новой, кирпичной, 2-х этажной школе. Но уже в конце июня собрали старшеклассников и директор сказала: «Ребята, требуется ваша помощь на строительстве оборонительных рубежей. Сумки оставьте здесь, мы их потом к вам домой отнесем и родителей предупредим.» Никто из школьников не отказался помочь Родине в столь тяжелый момент. К школе подъехали «полуторки», грузовые машины того времени, ребята и девчата быстро в них залезли и поехали на запад. 2 июля они уже были в Смоленской обл. под г. Доргобужем. На месте из них быстро сформировали мужские и женские бригады, организовали питание, ночлег, поставили задачи и закипела работа. Работали весело и быстро, но в один прекрасный момент приехал мотоциклист и сказал, что немцы прорвали оборону и они вот-вот окажутся в окружении. Начались сильные бои под Ельней. Работы прекратили и школьники отправились пешком в обратный путь. В окружение они все-таки попали. Немцы разношерстно одетых школьников не трогали. На той стройке было много ребят из Фабрично-заводских училищ, а они были в форме. И немцы, издалека принимая их за солдат, постоянно обстреливали колонны ФЗУшников. Много их тогда погибло. Но наконец школьники вышли из окружения, кажется кончились их мытарства. Но не тут-то было. Тут за дело взялись наши особисты. Девочек-то отпустили, а ребят начали трясти, и прежде всего самого рослого Никиту, моего отца, кто, да откуда, да чего тут делаешь? Наши героические девчата и среди них наша уважаемая Зинаида Ильинична Васюткина, тогда девятиклассница, не убежали по домам, а бегали по всем начальникам и доказывали, что это не дезертиры вовсе, а их одноклассники и идут они с оборонительных работ. В конце-концов ребят отпустили, но очень многие тут же остались в армии добровольцами. Среди них был и мой отец – Лепёхин Никита Петрович, а для Николая и Алексея – младший брат. В армии он прослужил всю войну и на гражданку попал только в 1948 г. Вот что он сам про себя рассказал: «На сборном пункте я был зачислен в 20 бригаду, но командир собрал нас молодежь и отправил в тыл учиться на шоферов.

Был направлен в Горький (из 50 человек до Горького доехало только 5) сначала учились на мотоциклиста, потом на шоферов. Посадили нас на машины и своим ходом мы выдвинулись на Малоярославец. Под Малоярославцем, под Юхновым нас как молодых шоферов высадили из машин, мы сели рядом с опытными шоферами и поехали дальше (мы подъехали на машинах, а рядом с дорогой на пригорке лежали люди, видно что недавно из боев, как оказалось водители с передовой у которых разбило машины). Нам приказали передать технику более опытным водителям-фронтовикам, а нас в распоряжение штаба. Все-таки ребята, с которыми я учился, были грамотные и сообразительные, и в технике разбирались. Вот нас и назначили кого в связные, кого в разведку.

В конце июня месяца мы вступили в бой под Малоярославцем. Сначала я был связным у ком. взвода, затем у ком. роты, после попал к ком. батальона. Остальных шоферов кого в разведку, кого в стрелковые части направили, стрелковая часть была. Ну а мне пришлось нести службу при командире батальона. Ну какая задача была. Связь. Рация была одна на батальон, она больше стояла чем работала, в боевой обстановке телефонные линии рвались, приходилось осуществлять связь между комбатом и стрелковыми ротами и ком. взводов. Приходилось так что придешь на передовую, а там ни ротного никого нет. Однажды на КП после обеда из него вышли комбат и комиссар, а смотрю на сосне какое то темное пятно, а дело было в часа 3–4 дня. Я говорю, – товарищ капитан, смотрите типа разведчика или что-то там сидит, он говорит, – где? – да вон, – да там не было никого. Ну я заметил это дело из автомата пульнул и оттуда палки посыпались и упал человек наводчик немецкий. Ну комбат сразу дает команду отойти от КП, а на нем два связиста были, он мне говорит, – иди предупреди, чтобы тоже уходили. Ну я подошел к ним и сказал, – сматывайте свои провода быстрее и уходите, они говорят, – сейчас. Ну я отбежал от блиндажа метров на 50, только отбежал два снаряда один справа другой слева, а третий точно в блиндаж попал. От этого блиндажа ничего не осталось, только бревна в разные стороны полетели, ну естественно связисты эти погибли.

Нас из под Юхнова перебросили под Сухиничи. Приехали под Сухиничи на второй день нужно было уходить в разведку. А один там подзаболел разведчик и вместо этого товарища посылают меня. И вот нас 6 человек: я, Тишечкин, Никуленко с Урала, Кошельков гитарист с Урала, дальше татарин забыл его фамилию, и командир Низовский такой был Лейтенант. Прошли мы линию фронта сначала через проволочные заграждения, потом вышли на нейтралку, показали нам проход, а шли дорога проселочная и там такая водой промыло промоина, и шли по этой промоине, мы ползком, слева немецкая батарея стояла справа наша и тут я наблюдал артиллерийскую дуэль. Сначала наши стрельнут по немецкой батарее снаряды разорвались где-то недалеко, потом немцы ответили один снаряд потом второй и готово колеса кверху полетели, пушки наши накрыли, кого убило, кто ранен. Ну мы шли дальше попали в деревню Кринцы, шли там эти точки фотографировали, дальше там точки фотографировали. Уже стали выходить из деревни напали там на репу, нарвали, дело было в конце августа, сидим кушаем. Видим летит рама немецкий корректировщик, Низовский говорит, что она тут летает и обстрелял ее. Сели кушать, Смотрим заходит два Юнкерса и как начали чесать эту деревню. Бомба взорвалась в метрах 10 от того места где мы сидели. Кошельков как стоял, а у него весь боезапас был, патроны от автомата, сразу готов, рядом сидел Тишечкин, ему осколок в правую ногу попал, ногу оторвало. А Никуленко сидел дальше, около горотьбы я ему крикнул, – бомба! Ложись! а он не поверил и приподнялся, а в это время бомба взорвалась и осколок попал ему в висок, готов, нас четверо осталось. Я, Низовский, Тишечкин без ноги и этот татарин Гайматулин что ли. Пока бегали искали уж темно. Тишечкин орет его застрелить, а мне ничего не оставалось делать, я взял нож отрезал ему ногу и бросил в окоп. Перевязал, жгут наложил и вот мы двинулись вчетвером назад ночью. Выходили в другом месте там уже не было пути и мы шли на пролом. Смотрим дорога стали подходить нас окликнули немцы, – Стой! Кто идет?. Я кое что знал, у нас Марья Ивановна Геллер хорошо преподавала, я начал орать по немецки. Фроендшафт, свои что ли, они замолкли, мы все-таки с их стороны шли, только дорогу перескочили наши орут, – Стой! Кто идет?. Ну тут уже проще в ход пошел русский мат. Спустились вниз в лощину там боевое охранение было. Ну я спросил где часть, это не наша часть была. Госпиталь полевой, он был при каждой части. Захожу, здрасте, здрасте, я говорю, – тут нужно раненого принять, он говорит, – не могу. Вы из какой части? я говорю, – из такой-то, он говорит, – не могу, я ему, – нет примешь. Ну свежая часть еще не обстреляна. Там дом деревенский в нем нары палати, я его положил. Он крутился, крутился, – ну ладно оставь, я говорю, – давай расписку. Он молодой, а хитрый, ну хитрый, ну расписку он мне дал печать там все стояла. Смотрю, командир наш упал, ну я говорю, – ну что оставим его здесь, командиру доложим, Понизовский здоровый такой был, смотрю зашевелился поставили его на ноги, он голову вниз и идет прихрамывает, смотрю уже светло часа 3. Пришли командир батальона уже ждет, – где вы были? что вы делали? мы говорим вот то-то, то-то. Рассказал я ему, командира в госпиталь нам отдыхать. Утром часов в 9 нас подняли, взвод автоматчиков на Форд и проверять где это случилось, подъехали к передовой, а командир части говорит, – куда вы пойдете, там, – говорит, – немцы. А мы посмотрели, посмотрели, поняли, что проверка не удалась. Просто какое-то недоверие, думали провокация какая то. Были конечно случаи разные и в разведке струсят возвращаются и докладывают ерунду вот и недоверие.

Осталось нас человек 20, а держать нужно всю линию фронта вот и бегали. Прибыло к нам пополнение человек 200 из средней Азии, в основном, там были узбеки мусульмане. Утром пошли в бой. Немцы открыли огонь, они струсили подняли руки и побежали к немцам сдаваться. Командир роты приказывает, – по изменникам родины огонь. А там еще одна часть кавалерийская стояла лейтенант со старшиной ездят вдоль линии фронта на лошадях орут: «По изменникам Родины – Огонь!» Старшина соскакивает с лошади берет станковый пулемет Максим. Немцы из миномета стрельнут, мина разорвалась, они у убитого собираются кучками и давай, – Алла! кричать, темный народ, неотесанный, необстрелянный. Короче. Немцы думали, что мы в атаку пошли и молотят изо всех сил, а наши по трусам из пулеметов в спину, ну до немцев человек 20 добежало, а остальные там все полегли. А нас опять человек 20 осталось.

Нас отвели на переформирование, мы ехали на сборный пункт уже здесь под Москвой под Наро-фоминском. К нам прибыл Катуков командир танкового корпуса, хотя это была другая 22 армия. У нас была стрелковая бригада в составе Корпуса. Наш корпус был придан 3 танковому корпусу под командованием Катукова, это была 10, их три было 10, 11 и 12 особых стрелковых бригады, а в ней были приданы все виды вооружений. В батальоне были 45-мм противотанковые пушки – дивизион, взвод БТР, взвод автоматчиков, взвод разведки, 3 стрелковых роты, взвод обеспечения, при бригаде были такие же подразделения только величиной с роту. Вот когда мы ехали ночью из леса выехали идут две дороги одна налево, другая направо. Командир батальона и начальник штаба заспорили, командир батальона говорит давай направо, а начальник штаба – давай налево, туда ехать нельзя там немцы. И говорит иди Лепехин узнай кто там. Прошел я с километр, смотрю огороды, сарай стоит деревянный, я по грядкам, картошка там была, и туда. Подползаю к сараю, смотрю через плетень, а там немцы сидят в касках фильм смотрят свой. Гитлер чего то там на экране руками машет. Ну я тут ни живой не мертвый разворачиваюсь и назад по этим грядкам до свидания, к своим. Докладываю командиру, что в деревне немцы, как немцы, а так в сарае сидят фильм смотрят. Командир говорит разворачивай пушки сейчас мы их накроем. А начальник штаба ему: «Ты что одурел что ли. У нас нет такой задачи». Ну короче говоря уехали мы оттуда, развернулись и по другой дороге, чтобы на немцев не наткнуться. Почему так получилось не знаю, ведь должна была быть разведка, боевое охранение. Ну короче приехали мы в Нарофоминск, нас посадили на железнодорожные платформы и отправили в Калинин на переформировку. Вот там мы просидели весь сентябрь месяц.

Сентябрь прошел, пополнение мы получили. Вдруг нас по тревоге поднимают, грузят на платформы и наш батальон бросают под Белый, Калининской области, деревня Нелидово, а перед Нелидово, где-то под вечер немцы начали нас бомбить на ходу, эшелон. Два Юнкерса зашли и как начали наш эшелон чесать. Ну я лег под переднее колесо машины ну все думаю готов, ну ничего проскочили. Разгрузились ночью. У нас НЗ было, колбаса копченая только привезли только не такая, а получше. Ну стали, разгрузились, ротный подошел и говорит ну дай коляску, я говорю нельзя же Комбат приказал никому не давать. А он ну ладно что ты, ну дал я ему коляску. Ну кончилось это все. Утром команда:» Сдать НЗ», я сдаю. Нач. прод. считал, считал и пишет 5,5 кг не хватает колбасы и докладывает батальонному. Он меня вызывает и говорит, куда колбасу дел, я ему говорю товарищ майор ну куда, куда, ротный взял коляску, взводный коляску, старшина коляску ну и сам съел коляску вот и все. А откуда 5 килограмм, в этой коляске от силы грамм 250, я не знаю, давай начпрода сюда. Куда колбасу дел, товарищ майор ну ведь они поели. Ну что они съели четыре коляски, килограмм не больше. Командир приказал повару нам суп без мяса давать.

Немцы заняли мост Доргобужской дороги и начали нас с той стороны Днепра обстреливать. Мы с Алексеем, что делать, я ему, снимай все к чертовой матери, ну нагишом на ту сторону Днепра пошли, раза два или три мне пришлось на ту сторону ходить, деревенская закалка сказалась, ребята молодые здоровые были. Пришли мы в деревню, ночь, заснули в копне, утром проснулись а в деревне никого нет, смотрим женщина повозку собирает, мы спросили куда? а она:» К партизанам, скоро немцы здесь будут», Мы поели и оттуда бегом. Из этой деревни мы последние выходили. Нашли свою воинскую часть под Ельней. Вот тут я увидел первые «Катюши», три «Катюши». 42 год август месяц, в лесу по песчаной дороге, выехали на лужайку, развернулись, дали залп и уехали, и тут же по этому месту немецкая артиллерия ударила, точно в то место где они стояли.

Началась зима, я оставался при комбате в основном, начались большие бои, заняли мы овраг, а немцы над оврагом, связь осуществлялась окольным путем по оврагу. Когда мы приехали роты ушли занимать боевые позиции, а КП батальона остался на расстоянии. Связи никакой ни телефонной, ни радио. Он собрал всех своих связных, при комбате их было 3–4, я прихожу, командир меня увидел и говорит: «О Лепехин, – а на КП оставалось всего два человека Командир и комиссар ну говорит последняя надежда, давай комиссар иди с Лепехиным, а я на КП один останусь». Пошли мы с ним, идем, все хорошо, идем лощиной и вот заспорили, я говорю, пошли прямо, а комиссар – налево. Был конец ноября, уже лежал снег. Я говорю, – видишь следы, а ночь на дворе, метель, следы потихоньку заметает, но их еще видно, говорю мы здесь не пройдем. Слева немцы бьют, справа наши, все пристреляно, он-то отстал от меня метром на 15, начали стрелять а там были кустики, а их пристреливают в первую очередь, я лег на мне была черная Горьковская шинель, в Горьком на шоферских курсах выдали, огонь усиливался, я пошевельнусь а они из пулеметов, то справа, то слева, ну я вижу такое дело выползаю из шинели, разделся лежа, ушел из шинели и котом, котом. Откатился я от этой шинели, остался в одной гимнастерке и рубашка, штаны. Вышли мы в лес, снегу во, комиссар наш майор Морозов, немцы как только не давили, как у себя дома. Мы идем он справа на полшага, я впереди автомат у меня и всегда я с собой брал три гранаты лимонки, одна в боковом кармане, а две на поясе. Идем, смотрим лес прошли, деревня начинается, огороды, слышу немецкую речь, солдат шнель, шнель, русиш. Немцы навешали осветительных ракет, хоть иголки собирай и тут пошло, но наши уже не стреляли справой стороны, стреляли немцы, ушли мы оттуда. Смотрим стоят человек 6 на том месте где мы свернули, видят мы с немецкой стороны идем, орут стой, стрелять будем. Ну я узнал повара нашего Орефьева, он сутулый такой был. Я ору ему: «Орефьев!», он по голосу слышит его назвали, говорит – ага свои. Мы им где вы обосновались, они да вот тут, и как раз там куда я показывал ну еще метров 300 пройти. Он мне ну ладно, видит что виноват по всем статьям, иди говорит, отдыхай, ну я пошел на кухню, полевая у нас была, наелся каши и спать.

Дальше события еще интересней, в этом овраге особых боев не было, так позиционные, немцы себе, мы себе. Как то под вечер иду и попал на кинжальный огонь, нужно было кругом обойти, а я пошел напрямую ну вот они меня и прижали. А там у нас капонир был большой, а время было часа 2 дня, меня там прижали, я там сидел часа 3 до самой темноты, ничего не мог сделать. Ну а потом стал осуществлять связь между оврагом и КП. Иду как то вечером, смотрю валяются на полянке человек 6, ну я сразу упал, смотрю вокруг, где снайпер может быть, вижу в одном месте вроде дымок курится, после выстрела, там промоина ну снайпер в ней и сидел, ему весь овраг хорошо было видно. Отползал, отползал потихоньку, так и уполз. К своим пришел, а они давай надо мной смеяться, где это ты так вымазался. Я говорю снайпер там уже человек 6 наших положил, я седьмым должен был быть. Командир роты Морозов вызывает командира пулеметного взвода и приказывает уничтожить снайпера, иди говорит с ним и разберись там. Ну мы подползли и накрыли его. Подошли лежит молодой убитый парень, снайперская винтовка с оптическим прицелом, красноармейская книжка, кого-то им убитого и его документы. 24 года рождения звать Иоган, молодой совсем. Винтовку забрали.

Потери конечно были. Пришел приказ на замену. Нас менял 23 пехотный полк. Мы должны были уходить, а они нас заменяли. А заменять нужно было не только людей, но и технику. Пушки, БТР и все на глазах у немцев. Я еще комбату говорю, что немцы все видят, а он мне пусть смотрят. Короче к вечеру позиции опустошили остались только 2 станковых пулемета. А там мост по которому мы всегда ходили. Мне комбат говорит поди проверь как там путь свободен, я только к мосту подошел, метров 300 от КПП не больше, а там немцы, «Хальт» орут. Делать нечего, ну я разворачиваюсь и до свидания. Они по мне стрелять. Я добежал до КПП и говорю Комбату немцы там, а он ну и плевать, пошли я поведу. Я и нач. штаба да два станковых пулемета с расчетом прикрытие, всего 6 человек. Ну вот они полезли на гору на этот овраг, а немцы навешали ракет и все видно и кинжальным огнем стали расстреливать всю эту массу, человек 300 там было. Мы из пулеметов открыли огонь, немцы из минометов их тут же подавили. Мы стоим в стороне и не знаем что делать. Я говорю пойдем левым флангом, там кроме боевого охранения ничего нет, я там все излазал. Командир говорит пойдем. Идем у нас автоматы и две гранаты у него и три у меня, всего пять гранат. Подходим. Немцы орут Хальт, а мы прем, им по немецки свои, короче подпустили они нас на бросок гранаты. Мы бросили по гранате, взрыв и мы прошли. Пришли в лес на место сбора, нач. штаба говорит пойдем обратно, коды на КП оставили, ему говорю с таким трудом вышли, а ты горишь обратно. Смотрим ребята стали собираться. Из 300 на место сбора пришли человек 26–27 не больше, остальные все там остались, кто погиб, кто ранен. Даже бедный почтальон, который у нас раз в неделю появлялся, письма принесет и все, там остался. Комбата что-то там и не было. Ну что делать, нач. штаба пишет боевое донесение в бригаду, как выходили из боя, кто там остался, как все было организовано. Вызывает к себе нач. штаба командира батареи и спрашивает, сколько снарядов там осталось, артиллерист отвечает по два боевых комплекта, один комплект 15 снарядов, 30 снарядов на пушку. Мы короче по КП выпустили 45 снарядов, чтобы коды уничтожить. Написал он донесение, говорит мне давай тащи. Принес в штаб корпуса, начальник штаба говорит, во хватились, эти коды вчера еще заменили. Потом следующим утром три Катюши приехали на полянке развернулись все в укрытие остались одни шофера и операторы и командир батареи. Командир скомандовал: «По немецко-фашистским захватчикам огонь!» Только они отстрелялись расчеты выскочили все собрали и уехали и тут же эту полянку немецкая артиллерия накрыла, прямо точно на это место снаряды ложились. Меня удивила такая точность.

Однажды иду я лесом, смотрю группа немецких автоматчиков лесом по нашим тылам пробирается параллельно моему маршруту метров 300 – 400, пока они по оврагам и лощинам прятались. Я пришел в наш штаб, а там еще была кухня, склад продуктов. Там был майор, которому я доложил о группе немецких автоматчиков. Там же экипаж ремонтировал танк, гусеницу натягивали, натянули. Он собрал всех кого мог, поваров, наряд на кухню, всего человек 20, танк и мы пошли на эту группу немцев. Они прямо на нас вышли, ну мы их там всех и положили.

Через некоторое время, в 42 году, собрали всех шоферов, посадили нас на самые некудышние машины и отправили под Торжок на отдых и переформирование. Попал в 644 автобат, где встретил Гришку Еремина, Григория Ивановича, с этих пор мы стали с ним друзьями. Была организована операция по переброске под Демьянск наших войск. Должны были перебрасывать десантников, собрались все командиры, Тимошенко должен был приехать. Но чего то там затянулось, мы ждали, ждали, а потом все завалились на стол спать в одной хате, а я стоял на дверях караулил. В первом часу ночи или во втором вваливается Тимошенко со всей своей свитой, все повскакивали, карту развернули, посмотрели и вперед. А десантники парашютисты… потом нас перебросили в сам Калинин. Да тут еще получилось так, под новый год я ехал на машине, мы как раз освобождали Великие Луки, я перепутал, надо было ехать влево, а я попал вправо, и попал в самое пекло, а вез я бочки с бензином, одна своя была другая пустая, я заехал на аэродром, продукты какие-то были я их на бензин выменял. Ну еле выскочил.

Через некоторое время наш автобат перебрасывают в Джульфу. На второй день сажают на Студабекеры, шофера молодые, машины чужие, никто ничего не знает. Построил нас ротный перед этими машины и говорит: «Вот это американская техника Студабекеры, я их не знаю и вы их не знаете, 20 минут вам на освоение и вперед по машинам». Залезли в кабину посмотреть как скорости включаются, заводить там просто, ключ повернул отжал и завелась, ну что делать поехали. От Джульфы до Орджоникидзе 630 км, в нашей колоне только одна машина сорвалась в пропасть и все, остальные доехали, так день ото дня все лучше, лучше и научились помаленьку. Вот я почти два года отслужил в этом 28 автомобильном полку. Гоняли машины мы с Джульфы с Ирана по маршруту: Джульфа, Нахичевань, Еривань, Семеновский перевал, Дерижан, Индижан, Казах, Тбилиси, Бисалаури, Коби. Мы получали машины в Джульфе, а в конечной точке сдавали и обратно в Джульфу. В 43 году я попал я в ремонтную точку в Тбилиси, в каждой колоне своя техпомощь была, мало ли что, а еще рем-пункт был, сначала мы в Тбилиси стояли, затем в Орджоникидзе, и вот в конце 44 года в войска приходит приказ у кого среднее образование в училище, приходит разнарядка в бронетанковое училище и в авиационное училище. Я выбрал авиационное училище, начальник училища посмотрел мое личное дело, говорит:

– Молодец на войне с 41 года, о шофер. Знаешь у нас летчиков больше чем самолетов, а у меня в гараже 16 машин и ни одного шофера. Какая авиация, иди в гараж.

Всех шоферов из училища в войска мобилизовали и гараж остался без шоферов. И так я там прослужил до 48 года в марте 48 демобилизовался. К тому времени я был шофер ас. Я проехал всю Грузию, Армению и Азербайджан. Меня послали на кусы комбайнеров на комбайновый завод, проучился там 2 месяца с лишним, как члена партии с 1946 года, меня в МТС определили, по возвращению домой в Жилую в МТС работать начал».

Когда враг подходил к городу Туле, было принято решение эвакуировать завод «Штамп». Его эвакуировали в г. Орск. И Николай тут же уходит на фронт. Алексей тоже рвался на фронт, но он был нужен заводу, да и по здоровью он в армию не проходил. В Орске завод быстро начал выпускать военную продукцию. Алексей нашёл девушку по душе, женился. По некоторым сведениям у них родилась дочь. В конце концов Алексей добился отправки на фронт и воевал в десантной дивизии артиллерийским разведчиком. В моих руках два исписанных карандашом пожелтевших листочка. Это два письма с фронта.

Написаны они в 1943 году с разрывом всего полтора месяца. Первое написано корявым почерком, видно, что писали его в неудобных условиях, а второе написано аккуратно, ровным почерком. Первое написано Алексеем Лепехиным своему младшему брату Никите Лепехину, моему отцу. Все три брата были на фронте, вот и давали знать о себе короткими весточками. Вот это письмо. Тот фронтовой треугольник со штампами полевой почты и военной цензуры.

«Письмо с фронта. 7-11-43 г.

Здравствуй дорогой мой братец Никита.

Шлю я тебе горячий фронтовой привет с поцелуем. Желаю тебе огромных успехов в твоей службе. Никит спешу сообщить тебе о том, что первое твое письмо получил 1-го ноября и тороплюсь писать ответ. Это письмо от тебя получил первое и так был рад за что выношу тебе благодарность.

Никит, я в настоящее время нахожусь на фронте…..(зачеркнуто воен.

цензурой) области здоровье мое хорошее, питание тоже самое хорошее.

26 октября получил письмо от матери, пишут, что живут хорошо.

Никит пропиши мне что ты находишься сейчас на фронте или нет.

Писать больше нечего за тем до свидания.

Остаюсь жив и здоров, чего и тебе желаю. Крепко целую тебя, твой брат Леша. 7-11-43 г.»

А вот то другое скорбное письмо, написанное через месяц и 10 дней. Оно рассказывает о гибели Алексея, адресовано оно сестре братьев Лепехиных – Маше, Марии Петровне Лепехиной.

«Здравствуйте тов. Мария Петровна!

Пишет Вам письмо друг Вашего брата Алексея Петровича с которым были вместе в гостях у Вас, Вы очевидно помните его друга – Филиппа Васильевича. Ну-с вот я и решил Вам написать небольшое письмо с фронта, которое обещал при отъезде. Вас конечно удивит это письмо, но я прошу Вас не сомневаться, ибо в обещанном не сомневаются, но Вы меня простите, что так долго не писал, а теперь в силу необходимости и преданности лично для моего друга удовлетворяю Вашу просьбу, что 17 декабря 1943 г. в 8-00 часов на одной из высот у деревни Бураково (зачеркнуто военной цензурой) на передовых позициях при исполнении боевого задания нашего командования по уничтожению немецко-фашистских захватчиков и очищению от их нашу священную землю, за дело освобождения нашей родной Украины погибли смертью храбрых три боевых друга в числе которых Ваш брат Алексей Петрович и похоронены с почестью в деревне Бураково Кировоградской области.

Над могилой Вашего брата Алексея Петровича мы все боевые товарищи поклялись не щадя своей крови и жизни усилия разгром немецких поганцев и разбить на голову, за кровь Вашего брата пролить врагу тысячу раз больше. Нет и не будет пощады ему за кровь наших боевых товарищей. Над могилой дан шести кратный салют из пушек. Вечная память осталась в наших сердцах. Будте здоровы не расстраивайтесь пишите ответ.

17.12.43. С приветом Ф. Бурганов».

Военная цензура тоже зачеркнула и д. Бураково и Кировоградскую область, но с помощью криминалистов нам удалось прочитать эти названия. Мне очень хотелось побывать в той деревне Бураково, но не было случая. Где-то в конце 80-х годов я был в командировке на Украине и прокладывая маршрут местных командировок, я нашел деревню Бураково, она находится рядом с г. Чигирин.

Да это тот самый Чигирин в котором была ставка Богдана Хмельницкого, где наши войска, среди которых было много Дедиловских воинских людей, под командованием знатного воеводы 17 века Ромадановского отбивались от турецких войск. Сын Богдана Хмельницкого объявил Украину турецкими поданными и турки прислали 100 тысячную армию для защиты новых территорий, но не все малороссы хотели быть турецкими поданными и восстали они против этого. Совместными усилиями русские и малорусские казаки и другие воинские люди долго обороняли казачью столицу Малороссии город Чигирин. А когда стало не в моготу сделали они Гуляй-город и под его прикрытием совершили марш более 100 км. И переправились через Днепр практически без потерь и ничего турки не смогли с ними сделать.

Вот я в своем маршруте и запланировал г. Чигирин, ну и д. Бураково. Съездил в Чигирин, с большим интересом осмотрел холм, на котором была казачья крепость, и заехал в д. Бураково. Это оказалась очень большое село. Половина его находится в Черкасской области, другая половина в Кировоградской области. Когда я спросил у местных жителей, где здесь были бои? Они уверенно показали на западный конец деревни. На том конце мы встретили пожилого мужчину Миколая Волошина и спросили его про бой.

У мужчины сразу навернулись слезы. Он тогда был еще подростком и детская память остро зафиксировала все события. Он рассказал, что наши притащили небольшие пушки и поставили их в линию прямо на огородах. Окапываться было некогда, к окраине деревни уже подползали фашистские танки. И сразу начался бой. В одно из орудий попал снаряд. Весь расчет погиб. Нам, детворе, интересно было, нас мать в подвал загоняет, а мы тикать и прятаться. Отец за нами пошел, но его ранило осколком в шею. Рядом с их домом погиб связист. Он так и лежал с проводами в руках. Потом, когда бой стих, всех погибших похоронили за школой. Танки так и не прошли, повернули обратно. А после войны их перезахоронили в братскую могилу у соседней деревни Верхние Верещани. На обелиске были написаны десяток фамилий и указано, что здесь похоронено 28 неизвестных.

Когда мой дед Чукаев Андрей Петрович закрывал брешь в окружении Корсунь-Шевченковского котла, с другой стороны мой дядька рядовой 6-го гвардейского арт. полка, 5 гвардейской воздушно-десантной дивизии, 4-й гвардейской армии Воронежского фронта Лепехин Алексей Петрович, средний брат моего отца, вел встречный бой с фашистскими танками у околицы деревни Бураково. Мне показали место, где стояла его пушка, и место его первого захоронения, за школой.

Снаряд попал в его 45-ку и погибли два человека из боевого расчета, в том числе и наводчик – мой дядька. Как бой немного стих погибших оттащили за школу и похоронили. Правда сослуживец написал, что похоронили с почестями дали шесть артиллерийских залпов над могилой героев, залпы были, наши и немецкие и не в небо, а по врагу и по однополчанам моего дядьки и некогда им было торжественные мероприятия проводить, но они этого очень хотели и хотели чтобы родственники в тылу знали об этом, да простится им эта святая ложь.

Я стоял на том месте, где погиб мой дядька и представлял, как ползут по склону холма танки и стреляют по боевым позициям наших, рядом стоял очевидец тех событий и рассказывал: «Вот здесь артиллеристы убитые лежали, вот здесь связист с проводами в руках так и погиб, а у той хаты снаряд пол угла отворотил». И вообще упоминание о войне у старшего поколения деревни Бураково, которое ее захватило, вызывало слезы и узнав цель моего приезда все с готовностью приходили мне на помощь.

После командировки написал в местный райвоенкомат, о том, что в той братской могиле захоронен Лепехин Алексей Петрович, но получил формальную отписку. Никто ничего не сделал. Ведь за эту работу орденов не получишь. Одно слово тыловые крысы. Сделал табличку, но все не получалось съездить на могилу и ее повесить. А тут еще я понял, что неправильно написать фамилию одного, ведь вели бой и погибли они втроем. Нужно найти фамилии погибших вместе с ним его однополчан. На запрос в архив, я получил формальный ответ, мол установить эти фамилии не предоставляется возможным. Опять формализм. Решил сам все проверить и вот в архиве 6 гвардейского арт. полка нашел журнал потерь и все они трое там записаны, так выяснилось, что мой дядька был не только артиллеристом, но и артиллерийским разведчиком. Вот они эти фамилии.

6 Гв. Арт. полк, 5 Гвардейская Воздушно – десантная дивизия, 4 Гв. армии, Воронежского фронта.

Дерба Владимир Михайлович, гв. ефр., разведчик, 1921-17.12.43 г., Черниговская обл., с. Найденовка.

Лепехин Алексей Петрович, гв. ряд., разведчик, 1915-17.12.43 г., Тульская обл., Дедиловский р-н, д. Жилая.

Гражданкин Иван Федорович, гв. ряд., телефонист, 1911-17.12.43 г., Куйбышевская обл., Хворостовский р-н.

Последний, тот самый телефонист, который погиб у дома с проводом в руке.

Изготовил новую табличку с их именами и стал искать случая посетить их могилу. И если в том случае, когда на табличке была одна фамилия за много лет случай так и не представился, то когда на табличке были фамилии всех погибших, она быстро заняла свое место буквально за два дня до 60-ти летия освобождения Украины. Мне самому не удалось это сделать, но мой хороший друг Романенко Михаил Г еоргиевич глав. врач Центральной районной больницы Мирнинского района, что в Якутии, уроженец тех мест, вместе с братьями прикрепил табличку и помянул всех погибших в той войне, к их скорбной трапезе присоединились местные сельчане.

А это боевой путь полка в котором воевал мой дядька Лепехин Алексей Петрович.

«После окончания формирования в районе г. Киржач 4.02.43 г. отправлен в район Старая Русса в 68 армию для ликвидации Козмо-Демьянской группировки противника. Ком. полка Понамарев И.Т.

24.2.43 полк сосредоточился в районе г. Холмы. 11.3.43 г. занял исходные позиции на берегу р. Ловать.

В 9-00 14.3.43 г. после часовой арт. подготовки полк в составе дивизии перешел в наступление. С 14 по 23.03.43 г. пол вел тяжелые бои в период весенней распутицы, форсировал р. Ловать, р. Редья и продвинулся на 12 км в глубь обороны противника.

23.03.43 г. отведен во второй эшелон. За 9 дней боев уничтожено до 100 солдат и офицеров, разрушено 8 и повреждено 6 ДЗОТов минометов 9, орудий 7, 12 пулеметов.

Потери: 85 человек, ранено 165 человек.

2-10.7.43 г. находились в 10 км восточнее г. Тулы Демидовка Алешино.

20.08.43 г. на основании устного распоряжения штаба корпуса полк в составе дивизии вступил в бой с противником в районе Каплуновка. Полк вел тяжелые бои в районе Отельва-Пархомова– Михайловка, где противник ввел в бой большое количество танков, а его авиация волнами по 60–80 самолетов бомбила боевые позиции полка, совершая по 5–6 налетов за день.

28.9.43 г. полк ведя тяжелые бои продвинулся к реке Днепр в районе г. Черкассы. На фронте дивизии нашим войскам противостояли части немецких танковых дивизий СС «Адольф Гитлер», «Мертвая голова», «Великая Германия», «Гитлер Юнг», 7ТД и 10 МД.

С 20.08.43 по 28.09.43 лс полка уничтожено: более 140 солдат и офицеров противника, танков 27, самоходных орудий 7, бронетранспортеров 9, автомашин 22, тягачей 2, орудий 10, минометов 24, 6-ти ствольных минометов 4, пулеметов 34.

Трофеи: автомашин 14, танков 2, мотоциклов 3, орудий 4, минометов 2, склад 2.

С 28.09.43 по 28.11.43 г. полк вел ожесточенные бои за переправу через р. Днепр. Противник частями 289 ПД и 544 ПП прикрываясь массированным артогнем, танками и авиацией оказывал упорное сопротивление переправившимся частям и при расширении плацдарма на правом берегу р. Днепр.

17.10.43 г. противник произвел мощную артподготовку силами 10 батарей. Арт-огнем были разрушены переправочные средства и связь. После чего враг предпринял 4 атаки на наши позиции, которые были успешно отбиты. В 16–30 противник перешел в пятую, самую мощную, атаку, которая завершилась гранатным боем и рукопашными схватками в наших траншеях и на огневых позициях батарей.

За период с 28.09. по 28.11.43 г. полк уничтожил: свыше – 300 солдат и офицеров противника, автомашин– 2, танков – 5, орудий – 6, пулеметов – 50, САУ – 2, минометов – 10.

Захватил трофеи: автомашин – 2, орудий – 5.

С 1.12.43 г. по 19.02. 44 полк в составе дивизии вел бой на правом берегу р. Днепр и принимал активное участие в окружении и уничтожении Корсунь-шевченковской группировки противника. Операция проводилась когда была сырая погода и дороги были трудно проходимы не только для авто, но и для гужевого транспорта. Орудия отставали, для переноски снарядов приходилось привлекать местное население вслед за уходящим противником.

В этой операции против нас действовали части 14 танковой дивизии, 389, 282, 106, 39 пехотных дивизий противника. За период с 1.12.43 по

19.02.44 г. полк уничтожил 320 солдат и офицеров противника, танков – 14, САУ – 2, минометов – 13, орудий – 16, пулеметов – 32, автомашин 90. Захвачены трофеи: миномета – 4, орудий – 20, тракторов – 10, автомашин свыше -500, мотоциклов – 18, складов – 2. Потери: офицеров – 3, сержантов – 7, солдат – 23 чел. Ранено: Офицеров – 9, сержантов – 16, солдат– 102 чел.

В бою на правом берегу Днепра в районе Ставидло погибли замполит полка гвардии подполковник Алешин Г.Я., зам. командира полка по строевой части гвардии майор Гуревич Н.Т., похоронены со всеми почестями в деревне Крымки.

После уничтожения Корсунь-шевченковской группировки полк отдыхал с 20.02 по 29.02 44 г. Далее 08.43 по 09. 44 гг. воевал в составе 4 гв. армии 2 Укр. Фр.

С 11. 44 по 05. 45 г. воевал в составе 4 гв. армии 3 Укр. Фр. на территории Венгрии, Румынии, Югославии Австрии. После окончания войны стоял у г. Мельк Австрия».

А что же второй брат с той фотографии, тот который слева, старший – Николай Петрович Лепехин, тоже родился в д. Жилая. Он уже служил в армии с 29 по 34 год, был артиллеристом на Сахалине. Когда началась война, он стал рваться на фронт, его призвали.

С октября 1941 г. он на фронте. Сначала зам. Командира батареи корпусной артиллерии, а затем и командир батареи. И однажды зимой 1943 г. наблюдательный пункт с которого он управлял огнем своей батареи, был накрыт арт. огнем немцев. Его засыпало землей и снегом. Наши засветло не смогли пробраться к разбитому НП и помочь раненым и только когда стемнело пробрались, нашли его с трудом, более 5 часов он пролежал контуженный, без сознания, засыпанный землей и снегом. Отправили лечиться артиллериста в родной город Тулу. В госпитале он не только лечился, а ещё активно искал свою жену с двумя малолетними сыновьями, которые уехали в эвакуацию, нашел, добился их возвращения, пробил им комнату.

Уже в октябре 43 г. он опять на фронте, опять командует батареей, но уже не крупнокалиберной, да дальнобойной, а той которая на передовых позициях. Но в мае 44 г. опять ранение и госпиталь и первая награда. Вот документ.

Орден «Красная звезда» № 3581191 ок № Е-220433, Приказ 8 Гвардейского стрелкового корпуса № 033/н от 11.05.44 г.

«Действующая армия.

Наградить «Орденом «Красная звезда»

1. Гв. ст. лейтенант Лепехин Николай Петрович. Командир батареи 187 гв. арт. полка. 83 гв. стр. Городокской Красного Знамени дивизии

Из наградного листа.

В районе дер. Горяне Городокского района Витебской обл. несмотря на сильные обстрелы противником НП его батареи, он хладнокровно и четко выполнял поставленные ему боевые задачи корректируя огонь батареи. В этих боях его батарея уничтожила 5 пулеметов, 4 противотанковых орудия, разрушила 5 НП, 3 ДЗОТа, 6 блиндажей, рассеяла и частично уничтожила до роты противника.

В бою 6 января 1944 г. тов. Лепехин был легко ранен, но несмотря на это продолжал оставаться в строю до исхода дня».

Подлечился солдат и опять на передовую. Опять командир батареи 39 отдельного пулеметно-артиллерийского батальона. И снова самое пекло. Но дедиловская закваска старая и крепкая, у нас из поколения в поколение не паркетных шаркунов растили – воинов. Трех месяцев не прошло с момента ранения, а уже новый приказ.

Орден «Красной звезды» № 104588 су В864904 Приказ по 67 армии № 0419/н, от 8.08.44 г.

«Приказ по войскам 63 армии 3 Прибалтийского фронта.

НАГРАДИТЬ: Орденом «Красной Звезды»:

Ст. лейтенанта Лепехина Николая Петровича, командира батареи 39 отдельного пулеметно-артиллерийского батальона.

Краткое описание.

За время нахождения в батальоне в должности командира батареи, зарекомендовал себя дисциплинированным, исполнительным инициативным офицером в период ведения боевых операций в наступательных боях проявил отвагу и мужество. Умело руководит подразделением. В бою батарея, которой руководит ст. лейтенант Лепехин, благодаря его умелому руководству уничтожено 4 ДЗОТа и до 24 немецких солдат и офицеров.

Имеет хорошие организаторские способности. За время боевых операций тов. Лепехин сохранил всю свою материальную часть пушек.

В Отечественной войне участвует с 1942 г. Имеет два ранения и контузию.

Передает свой опыт другим командирам. Пользуется заслуженным авторитетом среди личного состава».

Хорошо воевал солдат, старший брат моего отца Лепехин Николай Петрович. И учтите это на самой передовой, в самом пекле. Артиллерия это самая желанная мишень для авиации и артиллерии противника. Делай свое дело как должно, а там будь что будет. Через три месяца еще один приказ о награждении. Ох за дело награждают артиллерию переднего края, ох за дело. Судите сами.

Орден «Отечественной войны 2 ст.» № 266371 су Г 171463

Приказ по 3 Прибалтийскому фронту № 0642/н, от 29.11.44 г.

По 14 укреп. району.

Наградить:

Орденом «Отечественной войны 2-й степени

16. Старший лейтенант Лепехин Николай Петрович. Командир батареи 39 отдельного пулеметно артиллерийского батальона.

Ком. 3 Прибалтийским фр. Масленников

Член ВС 3 ПБФ Рудаков».

«Имеет 3 ранения. Описание поступка.

За время наступления с 10 по 20 августа 1944 г. батарея Лепехина под его умелым руководством уничтожила свыше 15 огневых точек противника и несколько десятков немецких солдат и офицеров.

25.08.44 г. в районе Куцари по своей личной инициативе Лепехин с 2 бойцами пошел в разведку, где обнаружил немецких солдат с оружием. Лепехин принял решение взять их в плен, отдал приказание бойцам идти во фланг, а сам лично пошел прямо на них. Не доходя 5-10 м, скомандовал «Хонде Хох» все немцы подняли руки. Все 5 ефрейторов с оружием были взяты в плен».

Но не всегда солдату везет. Опять тяжелое ранение. И до конца войны по госпиталям, а там, несмотря на инвалидность, отдыхать некогда, нужно разрушенное хозяйство восстанавливать, страну из руин поднимать. Он сделал все что мог. И так в ту войну поступал каждый честный человек.

А началась эта история с того что два брата шли с рынка, зашли в фотографию и сфотографировались на память, и не знали они, что больше им не суждено вместе сфотографироваться на память, а для одного из них, через два года, память окажется вечной.

Лепёхин А.Н.