Чукаев Петр Андреевич, младший брат Чукаевых В.А и А.А. (1935 г.р.)

С запада гнали скот, людей, беженцев и армию кормить надо было и вот организовали на Покровке бойню, её мой отец (Чукаев Андрей Петрович) возглавлял. Для беженцев столовые бесплатно работали. А когда немцы подошли, всё начальство разбежалось, никто ничего не сказал, что делать. Мясо не вывозят. Так с Тулы приходили машины, а тут дня 3 вообще никаких машин не было. Он в милицию, в райком доложил о ситуации, но никто ничего. Он видит, что его крайним сделали. Отец и сказал по деревне, кому чего надо берите. И немцы уже идут, вот они. Всё поголовье, что не были забиты деревенские растащили по своим дворам. У нас было заготовлено 3 бочки кг по 200–300 мяса, в подвале была картошка, ну и все запасы к зиме. Короче к зиме мы были готовы.

В ноябре месяце 41 мне было 6 с половиной лет. Наши части появились в Октябре оборванные, разутые, голодные, в летней форме одежды, а уже снег, мороз. Никакого тылового обеспечения совершенно не было. У них была одна пушка и ту они тащили на себе. И больше никакой техники, ни каких машин у них не было. Было их человек 150. Остановились у нас с десяток. Немцы в Жиловских выселках, наши мост взорвали и готовились к обороне. Командир наверно полка или батальона приказал сходить в немецкий штаб в Хрущёвку и добыть языка. Они в нашем доме к рейду готовились человек 10 с пулемётом, два автомата и винтовки. Но там они напоролись на засаду и их хорошо потрепали. Пару человек убили. Они пришли, пулемёта нет, остался один автомат и пара винтовок. Командир пришёл и говорит перестреляю всех, трусы. И на следующий день заставил их опять в Хрущёвку идти. Добыть языка и собрать брошенное оружие. Они к нашему отцу. Помоги разобраться, мы тут ничего не знаем, опять на засаду напоремся. И отец пошёл. В этот раз они удачно сходили притащили своё оружие и даже два немецких автомата.

Накануне дядь Пронька поднял панику, привязал свою дочь Маньку к спине и бегал по деревне и кричал, что сейчас нашу деревню будут бомбить. И нужно всем бежать в Епишево. Все собрались и пошли с мешками, коровами и детьми и пошли туда и не только с Жилой, но и с других деревень, народу было много. Мне дали вести корову, которую мы взяли с бойни. И нас в Епишево разбомбили, мы назад. Коровы испугались и от нас разбежались.

Из Епишево шёл уже без коровы с погодком Пашей. Когда входили в деревню в Епишево, собака у крайнего дома сильно лаяла и к дому не подпускала. А когда начали бомбить, мы побежали. Самолёт спикировал и обстрелял нас из пулемёта. Пуля Паше в ногу попала. Я испугался и убежал. Подбегаю к первому дому, хозяин стоит на улице с собакой, она брешет. Я к хозяину, за ногу его схватил и в это время в дом попадает бомба и весь его разворачивает. С меня сорвало тёплую шапку. В яме увидел валяется женщина разорванная взрывом. Собака убита. Я тоже осколком ранен. Хозяин видит такое дело и бежать от меня. Я вскакиваю и за ним. А у его дома уже за деревней была силосная яма, в которой спряталось огромное количество народа. Мужик туда пригнул и я за ним. Она довольно глубокая. Когда самолёты улетели, все своих детей взяли и ушли из этой ямы. А я оказался ничейный. Я ору мужик мимо проходил, меня вытащил и сказал иди туда, там твои пошли. Я по этому полю. Короче огородами к дому. Я догоняю своих, они мне, Петь да ты же ранен. Я, как ранен? Я по голове рукой провёл, а она вся в крови. Посмотрели, а у меня осколки правую руку насквозь пробил, шею зацепил, голову, осколок до сих пор там, и задницу. А тут телега едет и на ней везут разорванную женщину из нашей деревни. Меня Валя(сестра) тащила, а я здоровый бутуз был, тяжёлый и она мне, Петь ну сядь на телегу, а то тяжело мне. А телега вся в крови, я ей не буду боюсь, не буду. Так я ни не сел на эту телегу и Валя меня до дому тащила.

Ночью мы пришли в Конопку. А там в крайних домах сделали полевой госпиталь. Раненые, там больные лежат, всё такое. Там мне обработали раны голову, руку, попу перевязали и я весь перевязанный, перебинтованный. Ходить не могу и Валя меня тащит. Устала она до невозможности, ей самой-то было 13 лет.

Ночью мы пришли домой глядим дядь Проня ходит по огороду и смотрит. Наверно закопал что-нибудь и охраняет.

Пока мы были в Епишево, красноармейцы к нам пришли и встали. Мы вернулись, а тут наши запасы в оборот пустили. Отец говорит, ребята у меня семеро детей, вся зима впереди. Командир говорит ему: «Отец, люди уже неделю ничего не ели, мы может здесь все погибнем вместе с вами, меньше разговаривай».

Мы этой же ночью, пошли зачем-то сразу в Кочетовку к сестре отца тёте Моте. А там стоял штаб полка в Кочетовке. Вот мы туда пришли. Там была военврач, у меня всё тело покраснело, задница распухла, короче как заражение крови и она мне раны обработала, но на меня уже махнули рукой, мол не выживет. И на второй день я ночью проснулся и говорю: «Ма, я описался». Посмотрели, а там прорвало рану на заднице и весь гной из меня вытек. Вся постель мокрая была. Естественно спасибо вот этой военврачу женщине. Её уже в гражданское переодели.

Немцы шли с Хрущёвки и были уже в Жиловских выселках. Наши взорвали мост перед мельницей, чтобы немца остановить. А когда мы пришли в Кочетовку, то немцы шли уже со стороны Быковки. Стрельба пальба и всё такое. Мы по деревне мечемся ищем где спрятаться. Тут я видел как сдавался немцам начальник штаба полка. Народ сказал, что это начальник штаба. Он идёт с поднятыми руками, немцы у него над головой очередь, он падает, после опять поднимается и идёт, а они опять очередь.

Потом мы вернулись в Жилую, немцы уже заняли Кочетовку, но Жилую ещё нет. Ночью с Покровки стрельба. Мы решили бежать на Покровку, спрятаться. Мы отбежали от дома метров 100 до колодца с журавлём, смотрим а с Покровки немцы спускаются и строчат из автоматов. Мы обратно домой, а эти солдаты ничего не делают сидят и не знают что делать. Мы им немцы уже в деревне, делайте что-нибудь, уходите хотя бы отсюда.

Они, а куда идти. Отец их вывел через двор за огород и они пошли. А вокруг деревни ни постов ни охраны. Никакой караульной службы. Короче все побежали к школе, тут немцы их с Покровки из пулемётов накрыли, много погибло.

Короче, наши ушли, мясо кончилось, картошка кончилась. Пришли немцы, курей перестреляли, поросёнка и овец застрелили. Немцы доели нашу скотину. Местных они никого не тронули. Это были войсковые, а не эсэсовцы. У нас жило 5 офицеров, они получали посылки и им на рождество прислали яблоки и они нас 6 детей угостили по яблоку. Яблочки такие вкусные. Мы все на хорах лежим, наши все спят, а немцы кто спит, а кто нет. Те кто не спал ловят на себе вшей и бросают на тех кто спит и смеются. Я не сплю за ними наблюдаю. Я думаю, когда же вы угомонитесь, мне для себя нужно подвиг совершить. Яблоко у вас стащить. Они погасили лампу и улеглись. Я перешагивая через них к печурке, куда они поставили ящик, в котором оставалось 2 яблока. Я прокрался к этому ящику, нащупал их и оба забрал. И я их так с удовольствием съел. Они мне так понравились, так понравились. И я заснул с чувством выполненного долга. Утром меня Маша по заду бьёт, просыпаюсь. Немцы уже трясут отца, вывели на улицу, орут партизаны украли яблоки и тянут отца под бугор расстреливать. Маша по немецки немного понимала и поняла что это все из-за пропавших яблок.

Маша мне, ты ел яблоки? Я, – ел. Где огрызки? Под подушкой. Бери быстро и на улицу к немцам. Я подбегаю к немцам и открываю ручонки, а там два огрызка. Потрепал по голове говорит, Молодэц, молодэц. Отца под зад. Не партизан ты, говорит. Всё нормально кончилось.

В Жилой кухню и столовую немцы оборудовали под бугром в Яшкином доме, потом там магазин был, пока новый не построили. Повар куриные лапы, головы, ну и суб продукты всякие нажарит целый противень и нам маленьким всё отдавал, а мы как саранча налетим на это, голодные все были. Ребята лет 12–13 из патриотических чувств обстреляли этого повара из рогатки, ну и попали в него. Он как схватил черпак и давай налево и направо нас гонять. Я перепугался, домой прибежал и под кровать. Думал сейчас придут и убьют. Но потом смотрю ничего. Мы потом к кухне ходили, но повар как ребят побольше увидит, так всех гонит, а нас мелочь подкармливал. Мы к нему потихоньку боком, боком. Как-то у меня получалось, что я первый к нему всегда подходил. Он нам опять противень выносит, а кто по старше как появится, так он им как булыжником врежет, не подпускал.

Когда дома поджигали я был в Кочетовке, там их не поджигали. Видимо не дошли. Наш дом подожгли там мать была, Маша раненая (моя мама (прим ЛАН) и Валя, они потушили. А соседей дома Бреевых не было и их дом вчистую сгорел. Там Николай погиб, заживо сгорел. Его младшего брата в армию не взяли, он воровал, только к нам два раза залезал. С другом приходят один девчат в магазине отвлекает, а другой деньги ворует. Отец приходит и за голову хватается, недостача, а за это тюрьма без разговоров. Их поймали и посадили. Инкассации не было. Отец набьёт 3–4 мешка деньгами, санки нагрузит меня направляет, а сам со стороны контролирует и домой. У него пистолет был (зажигалка в виде пистолета (прим ЛАН). А дома где хранить, под матрац. Вот Володька придёт к нам и то и дело под матрац залезал и деньги воровал.

В декабре месяце наши ночью по Дедлову нанесли удар несколько танков и кавалерия их здорово турнула. Немецкий танк у Жилой подбили. А один танк решил уйти по льду у мельницы у взорванного моста в сторону Жиловских выселок, но провалился по лёд и он там стоял до начала 50-х годов. Немцы с испугу полураздетые в поле побежали, ну и помёрзли. У них одежда вообще очень лёгкая была, зимнего почти ничего не было. По весне потом трупы собрали и закопали.

Наши пришли, у нас слава богу коровка осталась. Картошки нет, мяса нет. Отца за бойню арестовали. Осудили, затем на фронт в штрафбатальон.

И началась наша борьба с голодом. Пока в июле 1945 г. не вернулся отец. Вот тогда я первый раз наелся и забыл про голод. А до этого зима для нас была бедствием, летом ещё как никак наешься. Мне на 7 лет подарили маленькую крольчиху. На селе мать Петра Герасимовича, учитель физики потом был, спился, тётя Поля тоже держала кроликов. Я пошёл чтобы нашу подросшую крольчиху к её кроликам запустить, потомство нагулять. Мы пришли, Витька Бурцев отвлекает, а я свою крольчиху к её кроликам подпустил. Вечером давай её ловить, поймал крольчиху, а меня хозяйка поймала. Ты что делаешь? Вот свою крольчиху поймал, она с вашими кроликами погуляла, а то ей скучно. Мне домой пора и я её домой хочу забрать. Ах ты шпана несчастная, за это деньги нужно платить. Какие деньги, нет у меня никаких денег. Короче отшлёпала она меня и отправила. Пришёл я домой и подполье её запустил. Там пусто было, картошки не было. А ей есть хочется, так она прорыла ход на улицу и там питалась самостоятельно, чего уж там она ела я не знаю, но жила в подполье. Принесла зимой приплод, а топить нечем. Мама пошла с Валей на шахту за углём. А там строго было, даже из породы не давали уголь выбрать. Их поймали отлупили, отобрали мешки, санки. Они вернулись домой, а крольчата замерзли. Вот мам взяла корзинку и плачет. Вот и вы так у меня замерзнете, а я ничего сделать не смогу. Ни натопить ни накормить ничего нет. Все проснулись голодные, холодные. Ирина совсем маленькая была. Мать нас собрала и сказала: «Дети, нужно поддерживать Ирину, если мы её не поддержим, она умрёт у нас. Поняли?» Все конечно поняли. Если чего делили, то Ире побольше и никто не возражал. Пришла весна крольчиха ещё приплод принесла. Они на ночь выскакивали покормиться, а мы иногда отлавливали одного кролика. Резать было некому и резал всегда дядь Пронька и за это забирал себе голову и внутренности, а тушку нам отдавал. Мама её раза на 3–4 растягивала. Государство нам колхозникам ничем не помогало. Дядя Тимоша, папин брат, привёз нам мешок отрубей. Вот из этих отрубей мать нам варила суп, кролика, травы какой-нибудь положит, лебеда чаще всего, и суп готов. Была у нас ещё одна радость. У нас там был молокозавод всю продукцию которого подчистую забирали, а нам иногда доставалось вылизать бочку из-под масла или сливок. Вот мы пальцем со стенок собираем, а палец потом облизываем, если червяк какой попался, то и его туда же. Весна вообще ничего нет. И крапиву и одуванчики, всё ели. Морковка только вылезет, её ещё и нет, мы её уже рвём и едим. Мать ругается, но всё понимает. Только просит чтобы всё подряд не рвали, вот мы и прореживали.

В 43 г. я пошёл в 1 класс, школа была за огородами. Двое валенок у нас было на троих. Кто приходил, я у того валенки и забирал, последний на занятия ходил во вторую очередь. Мне было 8, а некоторым было 10 лет, 11, они очень хорошо учились и не могли во второй класс никак перейти. Миша Кольцов с 32 года, на 3 года старше меня. Саша Кольцов со мной в классе учился с Жиловских выселок. В классе было человек 15. Первая моя учительница Куприна с Жиловских выселок, хорошая учительница была. Маша хорошо поступила в институт, там всё-таки какой никакой паёк давали. Бабушка была не против хоть одна выживет. Нам было очень тяжело и бабушка думала что помрём. Дедушка нам тряпки присылал, тоже помощь. За счёт этих посылок мы потом дом построили. Он нам всем подарки привёз. Всем золотые часы, мне немецкий костюм на вырост. Летом девки гуляли, отец спал и к нам Бреев тот же залез и всё своровал. Когда начал продавать попался на золотых часах. Они там начали оправдываться, но им не поверили и дали по 5 лет. Зимой к нам раз полезли окно начали вырезать, а у нас тревога под каждое окно встаём кто с колом, кто с утюгом и чуть чего полезут по голове бить и всё, да ещё у отца ружьё было. Поэтому боялись, руки трясутся. Утром выходишь у дома следы, потоптались и ушли, побоялись. Потому что Лютый мужик будь здоров, его естественно побаивались. У него кулак был два моих. У Юры чуть поменьше.

А знаешь почему его Лютым дразнили? Был у нас Кастер бандит, выступал против Советской власти и всех ставленников уничтожал. Неграмотные здоровые мужики. Бандиты. А на Покровке ис покон веку у нас проводились кулачные бои. У церкви Тихоновской собирались и понеслась. Ну и в одной драке отец ударил Кастера в переносицу и разбил нос и обе щеки. Закон был такой и он оставался до 54 года. Останавливался бой и начинали разбираться если были подозрения о нарушении правил, если боец применил свинчатку, кирпич или другой посторонний предмет помимо кулака. Бой остановили и эти говорят, что Косяк нарушил правила, кулаком так не раскроишь и его за нарушение правил нужно утопить. Его взяли и понесли топить в озерко около церкви. Наши согласились и идут следом. Когда его поставили на край проруби, сейчас по голове саданут и под воду. Он говорит: «Давай другого брата я тоже сделаю», тут наши тоже кричать начали – Давай! Отец метр 56, а Кастер под 2 метра. Он на меня прёт такая громила, я как подпрыгнул, да как ударил и ещё больше разодрал ему лицо. Тут все успокоились и отстали от меня, а стали смеяться над Кастерами, а за мной кличка Лютый так и осталась.

Кулачные бои на Покровке происходили так. Мы забирались на колокольню и начинали кричать Ура-а-а Выходите. Ура-а-а. Зачинщики. Те поднимаются нас с церкви погонят и с Покровки гонят в деревню. Наши мужики видят такое дело поднимаются и начинают Горних теснить. До домов их тесним, а там к ним подмога и они начинают нас теснить, нас побольше собирается, мы начинаем теснить. Вот так и ходим туда– сюда. Собирались две команды у Тихоновской церкви, мы, мелочь, начинали задираться, а потом подключались и взрослые и понеслась. Это была прекрасная мужская закалка. Кастеров, в конце концов, расстреляли. На Пасху всегда была кульминация. Уже Толик служил, где-то 52 год, он в отпуск пришёл, старшина и кулачный бой. Нас разогнали по деревне. Он уже нам родня, охраняю зятя, вот я огородами, огородами и потихоньку пришли к себе домой. Пришли домой смотрим в окно, а около дома 5 человек валяется. Я им, чего лежите? Кто вас? Да кто, кто – Лютый. Почему лежат? Встал ещё плюху получишь, а лежачего не бьют. Ну мы им вставайте и прогоном уходите домой. Ну мы все знаем друг друга, мы что варвары что-ли. Ну взрослые победу давай отмечать, а нам пацанам только подраться. Хорошее это дело. Вот уже недавно идём на кладбище, Толик уже там лежал, ну наша компания идёт ну и говорим, что когда-то мы здесь стояли, защищали честь Жилой, а идёт какой-то старик и говорит: «Да, Пётр Андреевич, мы помним твои удары. Лихой ты был боец». Я его спрашиваю, а ты кто такой? По виду вроде меня лет на 15 старше, а разобрались он на 3 года меня моложе. Пьянка. Вся деревня спилась. Мои ровесники почти все умерли. Когда я уходил в 54 мужики сильно пили, а потом женщины начали спиваться и умирали косяками.

Закончил я 4 класса в Жилой. В 7 классе нам попался очень хороший преподаватель Истории и Конституции Николай Иванович, тоже Жиловской. Недалеко от нас жил. Чахоточный, умер рано, но очень толковый и грамотный преподаватель. Как нас сдержать оболтусов? Мы были хулиганы, а он нас стал заинтересовывать книжками, стал подталкивать нас к чтению. Помню первую книжку читали на занятиях «Спартак», читаем, а он ещё вопросы задаёт, мы отвечаем. Десятилетку закончил в Киреевске, каждый день пешочком туда и обратно. Дождь, снег, все нипочем.