Банда Беркута и мститель

Моросил тихий весенний дождец, штрихуя окоем серыми промельками небесных капель. Ветер трепал молодую зелень листвы в кронах деревьев. Неожиданно набежавший порыв ветра сложил мой зонтик в обратную сторону и вырвал из руки.

Метров за двести до дома Алексея Алексеевича неожиданно сверкнула золотистая змейка молнии, и сразу же послышался сухой раскат грома. Дождь начал усиливаться и за несколько минут превратился в настоящий ливень. Промокшего, как говорится, до нитки, на пороге дома меня встретил хозяин.

– Это хорошо, когда весенний дождик кропит, – усмехнулся он и предложил мне полотенце, а потом попросил пройти в его апартаменты… – Ну так слушайте, товарищ полковник…

В майский звездный вечер, напоенный запахами весны, у начальника разведки майора Алексеева в кабинете раздался резкий телефонный звонок. Офицер даже вздрогнул. Далекий голос спросил:

– Товарищ начальник, правда, что конец войне?

В эту минуту он был так взволнован этой радостной вестью о пришедшей на нашу землю долгожданной Победе, что сначала не придал особого значения телефонному звонку и просто ответил:

– Правда, дорогой, – завтра празднуем день Победы!

В черной и тяжелой, как гантель, эбонитовой трубке последовало молчание.

– Алло, алло, ну говорите, черт побери, что-нибудь… Почему молчите?

– А для меня война еще не кончилась, – с глубокой тоской произнес тот же незнакомый звонкий голос.

Алексеева обескуражили эти слова, и он раздраженно спросил:

– А кто это говорит?

– Это я – Сашко… Сашко Берест. Разве не слыхали? Это тот самый, что с бандитами воюет.

Про себя майор подумал: «Берест, Берест… Самая распространенная фамилия и не только на Западной Украине. Я их встречал десятки».

– Ничего не понимаю, – признался он далекому незнакомцу, – говори точнее, товарищ Сашко.

– Что ж непонятного? Ясно, по-моему, сказал, – ответил чистый и звонкий голос.

– Это не тот, который на Куренных, в Михлине, Звенячем, Семидубах, Левашах и так далее?

– Вы угадали – тот самый.

– А откуда ты звонишь, мил человек?

– С сельсовета…

– Откуда, откуда? С сельсовета?

– А откуда же я буду звонить?

– С какого?

– Недалеко от вас…

Короткая пауза. Затем опять послышался вопрос:

– Значит, в самом деле, закончилась война? Вот хорошо…

Майору хотелось сказать неизвестному другу что-то хорошее, что-то теплое и приятное, но в эту волнительную минуту он не мог собраться с мыслями, подобрать нужные слова.

– Сашко! – крикнул майор в трубку. – Заходи ко мне. Заходи в любое время, хоть сейчас.

– Этого не могу я сделать, – не по возрасту рассудительно ответил начальнику разведки полка телефонный абонент. – Я еще в большом долгу. Я охочусь, и за мной идет охота… Да и расстояние – у меня ни машины, ни повозки нет. Думаю, встретимся – война не закончилась в нашем кутку…

После чего в трубке послышались короткие гудки.

– Алло, алло…

Разговор прервался. Майор несколько раз дунул в трубку, нервно постучал пальцами по вилке аппарата, но в ответ гробовое молчание. Он даже в сердцах поругался с телефонисткой. Просил девушку его снова соединить.

Соединила. Но секретарь сельсовета ответил, что молодой человек как пришел быстро, так и ушел.

– Ничего не рассказал о себе?

– Нет…

Удача и неудача, взлет и падение, победа и поражение, как же они ходят вместе! Офицер проклинал свою беспомощность.

Всю ночь Алексеев провел в подразделениях полка, опрокинул не одну чарку с офицерами по случаю нашей Великой Победы и в честь присвоения ему звания майора, а вот телефонный разговор с Сашко не выходил из головы.

Утром в штабе полка он поинтересовался у уборщицы – местной гражданки:

– Максимовна, не скажите мне, в каких краях проживают семьи под фамилией Берест? Ну хотя бы назовите одно-два села.

Она озабоченно посмотрела на офицера и спросила:

– Шо, родичей шукаете?

– Да, хочу найти родственников.

– В Заборах есть. Кажись в Столбцах, а больше и не знаю, где есть еще, – ответила она.

Днем майор выехал в эти села. Кроме них, вдоль и поперек исколесил на «виллисе» ближние и дальние хутора. Но поездка его так и не увенчалась удачей: однофамильцы Берест были, но имени Сашко никто не припомнил.

«Кто же он, этот грозный судья, который с такой беспощадной суровостью карал и карает предателей и палачей? Где он сейчас этот простой человек с великой жаждой любви к родной земле? Какая лихая доля толкнула его на молчаливый подвиг? Почему он прячется от нас? Когда и кому предназначена очередная мина возмездия? – мысли с этими вопросами не давали покоя начальнику разведки полка. – Неужели не найду его?»

И все же он не терял надежды на встречу с ним.

Эта встреча произошла неожиданно и совершенно не так, как майор ее рисовал в своем воображении…

Шесть дней и ночей оперативники и солдаты ВВ скитались по лесам и болотам, гоняясь за остатками банды куренного Беркута. Агент немецкой разведки, он, превосходно зная местность, искусно маневрировал по лесам и болотам Полесья.

Потеряв в боях с войсковыми подразделениями половину своего состава, бандеровец мечтал любой ценой получить передышку. Каждый раз, когда армейцы навязывали ему бой, он внезапно отрывался, уходя по известным, наверное, только ему проходимым тропкам или кочкам в глубину болот и непроходимых топей, пытаясь, замести следы.

Зная его повадки, оперативники каждый раз отрезали пути отхода бандитского главаря и наносили удар за ударом. А однажды, навязав ему бой, солдаты, наконец, все же загнали банду в глубину Залесского болота.

Разведчики донесли, что беспрерывная погоня парализовала бандитов. Перебежавшие в отряд ВВ пять «беркутовцев» подтвердили это тем, что Беркут для наведения железного порядка расстрелял сотенного Остапа и роевого Калину.

Один из плененных по имени Мыкола, почти пацан, размазывая грязными, покрытыми цыпками, как рыбьей чешуей, руками ручейками текущие слезы по веснушчатой коже лица, причитал:

– Товаришу ахвицер, я не виноват, он зверюга – этот Беркут. Забрал меня в банду оружием. Батьку и маму пригрозил убить, если с ним не пойду.

Из его показаний стало ясно, что бандиты устали, что они в западне и что Беркут готов перестрелять всех оставшихся в случае окружения и сжимания кольца. Живым он не сдастся, понимал: попади в плен советским воинам сурового суда не избежать…

Всю ночь разведчики с подкреплением из солдат просидели в засаде. Бандиты не подавали признаков жизни. Перед рассветом неожиданно пошел мелкий дождик. Стало ясно, что «беркутовцы» на этом участке не предпримут никаких действий, поэтому майор Алексеев приказал частично снять засаду и укрыть людей за стогами скошенного сена. Не успел он добраться до крайнего стога, как в стороне послышался неясный шум. Потом раздался громкий окрик:

– Стой! Стрелять буду! Брось оружие!

С пистолетом майор помчался сломя голову в сторону крика.

«Рисковал, дурак, конечно» – потом он признается командиру полка.

– Что такое? – нетерпеливо спросил он у лейтенанта Гайдая.

– Неизвестный, товарищ майор! Спал в сене. Имеет автомат, пистолет и гранаты.

Алексеев включил фонарик. Перед ним стоял высокий, стройный, одетый в грязную из домотканого полотна рубаху юноша. Непокорные и длинные кудри были взлохмачены и небрежно подстрижены с боков.

«Бандюг, не иначе – ишь, как вооружен. Хорошо, что спал, а то бы по мне чесанул очередью» – подумал майор Алексеев.

– Откуда и кто ты, хлопче? – спросил он, и посмотрел на перекинутый через плечо дождевик.

Он исподлобья взглянул на офицера, на его погоны и после короткого раздумья ответил:

– Я… Я Сашко… Сашко Берест.

– Сашко Берест?

– Так, – коротко произнес он и кивнул головой.

– Не ты ли мне недавно звонил из сельсовета?

– Так, – он снова повторил свое, в переводе на русский «да», и протянул офицеру руку. На радостях оба обнялись.

Перед майором стоял живой Сашко – Александр Берест, причинивший своей неизвестностью оперативникам столько беспокойства.

«Возвратите ему оружие…» – радостный от этой встречи, распорядился Алексеев…

Постепенно стало сереть. По узкой, протоптанной через луг тропинке, майор с Александром побрели к опушке леса. Парень шагал молча, и хоть несколько устало, но уверенно. Он хорошо знал тропинку. Уселись на сырой земле под высокой раскидистой сосной, одиноко стоящей за небольшим оврагом. Легкий ветерок шелестел в верхушках лиственных пород деревьев. От соснового, огромного ствола исходил запах живицы.

Сашко сидел, потупив покрасневшие глаза. Он смотрел в одну точку с блужданием мыслей где-то далеко-далеко. Алексеев не мог на него наглядеться. В густом чубе белесых волос его головы офицер увидел впервые в жизни у человека такого возраста вкрапления седины. Глубокие морщины на складках крутого лба придавали ему несвойственную суровость. Лицо и руки были в царапинах и шрамах. Из-под пропитанной потом рубахи проглядывало худое тело. Мешковато свисавшие, из черного сукна штаны, едва держались на нем. Ноги были обуты в лапти. В народе на Полесье эту обувь называли постолами.

И словно уловив внимательный с удивлением взгляд майора на обувку, юноша в оправдание заметил:

– В такой обуви легче и тише ходить, а зимой у меня были немецкие сапоги – добротные, с подковами и шипами. Тяжелые на ход, а вот в этих «тапках» отдыхаю и не так отличаюсь от местных. Они все ходят в постолах.

Потом он повернулся в сторону, вперив взгляд на желтый, похожий на цыпленка, одуванчик.

– О чем ты думаешь, Сашко? – спросил его Алексеев.

Он сорвал сухую травинку.

– Так… Думаю о неоплаченном до конца долге садисту и палачу Беркуту, – и с мучительной тоской посмотрел на офицера, который понял, что именно эта месть в первую очередь тревожит его горячее сердце.

Откуда-то со стороны, приминая сочную траву, подошел лейтенант Урусов. В его руках висел походный вещевой мешок.

– Столовая приехала, – тихо проговорил он с улыбкой, и положил свою ношу на узловатый и высоковыступающий из земли корень дерева. Видимо, не желая в таких случаях быть свидетелем разговора Александра с Алексеевым, он непринужденно повернулся и зашагал в сторону луга, припадая на раненую ногу.

– Куда же вы? – остановил его майор.

– Пойду, разведаю подступы к болоту.

Сашко встрепенулся.

– Туда не ходите, товарищ лейтенант.

Алексеев с недоумением взглянул на него.

– Почему?

– Там… Там заминированная тропа.

Офицеры тревожно переглянулись. Урусов понял взгляд начальника, как приказ отбоя, и ушел, припадая на покалеченную ногу.

– Давай-ка позавтракаем, Сашко, – предложил майор, – небось, проголодался.

Он тяжело вздохнул и перекусил зубами травинку.

– Трое суток ничего не ел.

– Что, голодовку объявил? – пошутил офицер… явно не к месту, о чем через мгновение пожалел.

– Просто нечего было есть, кроме корней аира да цветков акации.

– А как же ты думал дальше выйти из этого положения? – Алексеев налил из потерявшей защитный цвет и помятой фляжки в алюминиевую кружку немного спирта и передал ему.

Он посмотрел на майора ясными глазами и с искренним смущением проговорил:

– А шо это?

– Спирт, питьевой…

– Вообще я не пью, тем более ни разу не пил этой огненной жидкости, но сейчас от радости встречи с вами – выпью!!!

Он выпил, закашлялся и схватился за горло, потом накинулся на банку с тушенкой. Вместо ложки зачерпнул содержимое консервы отломанным с коркой ломтем хлеба и стал с наслаждением, нет, скорее с остервенением, жевать и сопеть от удовольствия, возникшего при утолении голода…

Не успели они скудно позавтракать, как майора окликнул начальник штаба полка майор Грицай Виктор Николаевич. Алексеев пошел ему навстречу, предложив Сашку уложить походные пожитки.

– Получена шифровка командира дивизии, – сообщил Виктор Николаевич. – В категорической форме требует кончать с Беркутом и кончать, как можно скорее. Есть намерение перебросить наш полк в Пинские болота.

– Что ж, можете передать, что мы готовы.