ИМПЕРИЯ, В КОТОРОЙ НЕ ЗАХОДИТ СОЛНЦЕ

ИМПЕРИЯ, В КОТОРОЙ НЕ ЗАХОДИТ СОЛНЦЕ

Британская империя стала следующей фазой в процессе развития западной талассократии. Как писал К. Шмитт, «именно англичане были теми, кто, в конце концов опередив всех, одолели своих соперников и достигли мирового господства над океанами. Англия стала наследницей. Она стала наследницей великих охотников и водителей парусников, исследователей и первооткрывателей всех остальных народов Европы. Британское владычество над землей посредством моря вобрало в себя все отважные подвиги и достижения в мореплавании, содеянные немецкими, голландскими, норвежскими и датскими моряками» [11]. Утверждая вышесказанное, К. Шмитт имел в виду то, что постепенно англичане взяли под свой контроль мировые морские коммуникации, обретя чуть ли не абсолютное господство на океанах и превратив тем самым империи своих конкурентов в сугубо сухопутные феномены.

За три столетия колониальной экспансии Англия методично захватывала страны Востока. На всем пути Васко де Гаммы и других португальских мореплавателей в Азию она создала колонии, ставшие базами английского флота и опорными пунктами Британской талласократической империи: Гамбия, Сьерра–Леоне, Золотой Берег, Нигерия, острова Вознесения и Святой Елены, Южная Африка, острова Маврикий, Занзибар, Родригес, Амирантские, Сейшельские, Чатам, Чагос, Мальдивские, Лаккадивские, Никобарские, Андаманские.

Эта цепь английских владений на трансокеанском пути была дополнена другой, которая достигала Индии через Средиземное море: от Гибралтара, через Мальту, Кипр до древних цивилизованных государств Востока, далее вокруг берегов Азии через Красное море к британской колонии Аден, Оман и владений Великобритании в Персидском заливе.

Английские колонии были подобны орбитам электронов, которые охватывали весь земной шар. Цепь британских владений включал Малайю, Саравак, Бруней, Гонконг. На юге от Индонезии Британии принадлежали Австралийский континент и Новая Зеландия. В Тихом океане находился ряд британских островов: Соломоновы, Гилберта, Феникс. Даже в Антарктике англичане имели владение на островах Южная Георгия и Южных Сандвичевых островах. Кроме того, они также объявили своею собственностью часть Антарктического континента, рядом с которым находятся принадлежащие им Фолклендские острова.

Несмотря на провозглашение независимости большей частью американских государств еще в начале XIX века, Англия до этого момента владела колониями в Гайане, Британском Гондурасе и имела владения на островах Вест–Индии. Значительная часть Северной Америки, которая входила в границы Канады, также принадлежала британской короне.

Не ограничиваясь контролем над мировыми океанами, Великобритания осуществляла экспансию в глубину континентов. В конце XIX столетия она завершила свое движение по Африке от ее юга к северо–востоку. Следуя плану Сесиля Родса, англичане постепенно завладели большей частью земель, расположенных вдоль восточной трансафриканской сухопутной дороги. Лишь Танганьика, принадлежавшая Германии[62], перерывала монолитный пояс английских владений, протянувшихся от зоны Суэцкого канала до Кейптауна.

В конечном итоге общая территория Британской империи составила четверть всей поверхности земной суши (37,2 млн.кв. км), на которой проживало более четверти (462,6 млн.чел.) населения планеты.

Размышляя об определяющем влиянии Великобритании на общеевропейский внешнеполитический стиль Европы того времени, О. Шпенглер заметил: «Не он [Наполеон] был основателем принципа экспансии. Корни последнего уходили в пуританизм кромвеле веко го окружения, вызвавшего к жизни британскую колониальную империю, и он же, начиная со дня Вальми, при посредничестве таких прошедших английскую выучку голов, как Руссо и Мирабо, вылился в тенденцию революционной армии, одержимой в своем наступательном азарте, конечно же идеями английских философов. Не Наполеон оформил эти идеи, а они его, и, уже взойдя на трон, он должен был и впредь осуществлять их в борьбе с единственной державой, желавшей того же, — с Англией. Его империя — творение французской крови, но английского стиля. В Лондоне усилиями Локка, Шефтсбери, Кларка, прежде же всего Бентама, была разработана теория «европейской цивилизации» — западного эллинизма — и перенесена в Париж Бейлем, Вольтером и Руссо. Во имя этой Англии парламентаризма, деловой морали и журналистики люди сражались при Вальми, Маренго, Йене, Смоленске и Лейпциге, и во всех названных битвах английский дух одерживал победу — над французской культурой Запада» [6, с. 310].

Отличительной чертой Британской империи на всех этапах ее становления была разобщенность ее территорий и децентрализованное управление. В ее состав по типу управления входили доминионы (первоначально заселенные по большей части европейцами и позднее добившиеся самоуправления); колонии (где население небританского происхождения управлялось чиновниками из метрополии); территории под британским протекторатом; мандатные территории.

В доминионах проживало всего 5% населения Британской империи; в этом плане они были несопоставимы с территориями, на которых британские чиновники управляли неевропейскими народами на более или менее автократических началах. Насчитывалось около 50 колоний такого типа.

В каждой колонии вся полнота власти принадлежала генерал–губернаторам, которых назначало министерство по делам колоний в Лондоне. На губернаторской службе состояли генеральный прокурор и секретарь по финансам, а также несколько высокопоставленных лиц (влиятельных предпринимателей, миссионеров, племенных вождей), выбранных генерал–губернатором. Он же назначал законодательный совет, поначалу состоявший только из старших чиновников и самых авторитетных представителей местного населения; позже в него стали включать лиц, избранных на основе имущественного ценза.

Протектораты находились под сильным влиянием Великобритании во внутриполитических делах и допускали почти полный контроль над своей внешней политикой.

Первые постоянные английские поселения были основаны в начале XVII века во времена правления короля Якова I (1603— 1625). В 1607 году группа колонистов Лондонской торговой компании обосновалась на территории нынешней Виргинии, заложив на Американском континенте первый английский поселок — Джеймстаун, а три года спустя постоянные поселения появились на юго–восточном побережье Ньюфаундленда.

Однако широкомасштабная английская экспансия фактически началась с высадки и закрепления войск Кромвеля на Ямайке и Барбадосе, где создавались колонии плантационного типа, основанные на подневольном труде ввозившихся из Африки рабов, а также политических и уголовных преступников из метрополии. То есть всемирно–океаническая ориентация Англии проявила себя в 1655 году. А с середины XVIII столетия, окончательно сформировав свою талассократическую сущность, Великобритания начинает последовательно и целеустремленно вытеснять французов из их заморских владений.

В 1756 году борьба между Великобританией и Францией за колонии вступила в решающую фазу. Британцы захватили последние французские владения в Северной Америке ( Канаду), а также ряд других владений: остров Гренада в Карибском море, Сенегал в Африке. Главное же то, что англичанам удалось разгромить французов в Индии. В 1761 году, с захватом последнего оплота французов, города Пондишери, контроль над индийскими территориями окончательно перешел к Великобритании. По мирному договору 1763 года. Франция сохранила в Индии лишь 5 портовых городов, укрепления которых были срыты.

Еще в 1600 году в Англии была основана Ост–Индская компания, чья коммерческая деятельность была направлена за пределы Европы. Благодаря поразительно высокому дивиденду на вложенные деньги она очень быстро привлекла в свои операции огромные средства финансовых династий страны, в том числе и вложения английской аристократии. В результате этого компания постепенно превратилась во влиятельную политическую силу и вскоре смогла добиться права создать собственный аппарат управления колониальными территориями на азиатском Востоке, а с 1623 года наиболее масштабную деятельность развернула в Индии. В 1661 году Ост–Индская компания получила право вести войну и заключать мир. В 1686 году — чеканить монету, иметь военно–полевые суды, полностью распоряжаться своими войсками и флотом. То есть фактически она превратилась в государство в государстве, но государство особое, существующее только ради коммерческой деятельности. Дивиденды компании превысили двадцать процентов годовых в серебре и золоте. В период с 1683 по 1692 год она выплатила своим владельцам 400% прибыли на вложенный капитал (!). Однако достигались такие финансовые результаты специфическими методами.

Главным из них был откровенный грабеж. Яркий пример тому — судьба Бенгалии (богатейшего Индийского государства), захват которой был завершен англичанами разграблением бенгальской государственной казны. Только это «коммерческое предприятие» принесло компании и ее высшим руководителям около 3 млн.ф. ст. Вот что, с обескураживающей откровенностью, рассказывал командующий британской армией вторжения Роберт Клайв с трибуны палаты общин: «Богатый город (столица Бенгалии — Муршидабад. — Авт.) был у моих ног, могущественное государство было в моей власти; мне одному были открыты подвалы сокровищницы, полной слитков золота и серебра и драгоценных камней. Я взял всего 200 тыс. ф. ст. Джентльмены, я до сих пор удивляюсь собственной скромности»! [4, с. 286]. Это выступление приветствовалось бурными аплодисментами членов английского парламента.

Понимая грабительскую сущность колониальной деятельности британцев, К. Шмитт писал, что сотни тысяч англичан и англичанок стали тогда «корсарами–капиталистами» (corsairs capitalists) [11]. О. Шпенглер аналогичным образом охарактеризовал английскую внешнюю политику в целом: «Глубочайшая сущность этой политики в том, что это чисто деловая политика пиратов, независимо от того, находятся ли у власти тори или виги» ]8, с. 89]. По официальным данным, только разворовывание государственной казны Бенгалии в период 1757–1765 годов принесло англичанам колоссальную на то время сумму — 5 260 тыс. ф. ст.

Другим источником их обогащения в Индии стала торговля Ост–Индской компании и ее служащих. В первую очередь англичане расправились со своими конкурентами — местными купцами, которым они запретили заниматься внешней торговлей. Введение многочисленных внутренних таможен, монополизация ими важнейших отраслей внутрибенгальской торговли, прямое ограбление местных купцов — все это дезорганизовало торговлю Бенгалии и привело к массовому разорению национального купечества.

В 1762 году Р. Клайв и другие высшие служащие Ост–Индской компании создали общество для монопольной торговли солью, бетелем[63] и табаком в Бенгалии, Бихаре и Ориссе. Производители были обязаны сдавать соль этому обществу по принудительно низкой цене — 75 рупий за 100 маундов (ок. 1200 кг), а сбывалась соль по 450 рупий. Прибыль общества только за два года достигла 673 тыс. ф. ст. [4, с. 287].

Английские купцы и их индийские агенты угрозами и насилием навязывали втридорога местному населению разнообразный залежалый товар и за бесценок или вообще даром забирали у них ценные товары для вывоза за границу. Такими методами служащие Ост–Индской компании с 1757 по 1780 год аккумулировали в своих руках около 5 млн.ф. ст., а сама компания вывезла за эти же годы из одной только Бенгалии товаров на 12 млн, которые ей фактически ничего не стоили, так как она расходовала на их закупку деньги, полученные у бенгальского крестьянства в виде поземельного и других налогов.

Подобные финансовые поступления стали возможными после того, как в 1765 году англичане взяли под контроль финансово–налоговое управление Бенгалии, и Ост–Индская компания отдала сбор ренты–налога на краткосрочный откуп. В качестве откупщиков выступали крупные местные торговцы и ростовщики, а также англичане, служившие в компании, действовавшие обычно через подставных лиц из числа своих индийских агентов — баньянов.

Британец Доу в 1772 году следующим образом характеризовал деятельность откупщиков: «Откупщики, не будучи уверены втом, что они сохранят свои полномочия более года, не производили никаких улучшений в предоставленных им владениях. Их прибыль должна была быть реализована немедленно, чтобы удовлетворить алчность тех, кто стоял над ними. Они отбирали все до последнего фартинга у несчастных крестьян; последние, не желая покидать свои старые жилища, подчинялись требованиям, которых фактически не могли выполнить» [4, с. 289]. Если же крестьяне пытались организовать сопротивление, на помощь откупщикам Ост–Индская компания направляла батальоны сипаев.

При сборе налогов британцы применяли изощренные пытки, жертвами которых были даже женщины и дети[64]. «Детей засекали до смерти в присутствии родителей. Отца связывали вместе с сыном лицом к лицу и подвергали порке так, что удар если не приходился на отца, то попадал на сына. Крестьяне забрасывали поля. Они бежали бы все до одного, если бы не отряды солдат на дорогах, которые хватали этих несчастных», — указывал Бёрк в своей речи в палате общин о деятельности администрации Ост–Индской компании в Бенгалии [4, с. 289].

В связи с действиями англичан в колониях можно вспомнить Т. Дж. Даннингтона, которой в своей книге «Профсоюзы и забастовки» (1860) цитировал неизвестного автора статьи из журнала «Quarterly review»: «Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это еще не вся правда,. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение; при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает ногами все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы…»[65] [12, с. 372].

Налоговый грабеж англичан вызвал массовое разорение крестьян. Ограбление населения, большие закупки риса для армии и спекуляция служащих Ост–Индской компании вызвали в Бенгалии страшный голод, от которого в 1769—1770 годах погибла треть населения страны — 7 млн.человек. В 80–х — 90–х годах XVI11 века трагедия в Бенгалии повторилась — и тогда от голода умерло 10 млн.индийцев. Число жертв при английском правлении в одной только Индии XIX века сопоставимо с общим количеством жертв Второй мировой войны — 40—50 миллионов человек. Только по английским официальным данным, в Британской Индии от голода умерло в 1800—1825 годах— 1 млн.чел., в 1825–1850 годах — 400 тыс. чел., в 1850–1875 годах — 5 млн.чел., в 1875—1900 годах —26 млн.человек (!), в том числе во время Большого голода в 1876—1878 годах — свыше 2,5 млн.(французские данные говорят о гибели во время Большого голода 5 млн, а современные индийские — 10 млн.человек)[66].

В индийских княжествах, формально сохранивших независимость, но связанных «субсидиарными договорами», основную роль в ограблении индийцев играли тяжелая дань, наложенная компанией на князей, непосильные поборы на содержание «субсидиарного войска» и навязанные им кабальные займы. Заимодавцами выступали как сама Ост–Индская компания, так и ее служащие, за спиной которых стояли директора той же компании, лорды, епископы англиканской церкви, королевские министры и прочие представители правящих кругов Англии. Попав в финансовую зависимость от англичан, индийские правители рассчитывались с ними, отдавая в полное распоряжение компании народы своих стран. В связи с этим сбор налогов британцы проводили самостоятельно. С презрением относясь к индийцам и рассматривая их лишь как объект эксплуатации, представители Ост–Индской компании использовали любые методы для экспроприации населения. Доходило до того, что даже женщин и детей подвергали пыткам, чтобы заставить их показать спрятанное имущество. Так, например, на глазах родителей малолетних детей оставляли на солнцепеке, лишая воды и пищи, пока не будет выплачена положенная сумма налога.

Захват сокровищ, накопленных индийскими феодалами, усиление эксплуатации крестьян и крепостнической эксплуатации ремесленников, прикрепленных к факториям Ост–Индской компании; введение монополии на торговлю товарами широкого потребления; обложение вассальных князей тяжелой данью и навязывание им кабальных займов с ростовщическими процентами — таковы были «коммерческие» методы английских колонизаторов в Индии.

Естественно, что действия англичан вызвали ряд массовых народных восстаний. Однако они подавлялись самым жесточайшим образом. Британские каратели уничтожали целые индийские деревни, чтобы устрашить непокорных.

Кроме непосредственного грабежа колоний, англичане активно занимались работорговлей. После того как Утрехтский мир 1713 года закрепил за Британией монопольное право на снабжение Америки африканскими рабами, англичане вывезли из Африки почти в четыре раза больше невольников, чем все другие европейские страны, вместе взятые. За четыреста лет работорговли этот континент потерял более чем 100 млн.человек, включая убитых во время охоты за рабами и тех, кто погиб при перевозке [12, с. 372].

Современный исследователь европейского колониализма Эрик Хобсбаум писал: «Колониальная торговля рабами создала текстильную промышленность и продолжала питать ее. В XVIII веке она развивалась на территориях, прилегающих к главным колониальным портам Бристоля, Глазго, особенно Ливерпуля, крупного центра работорговли. Каждая фаза ее была бесчеловечна, но быстро растущая торговля хлопком способствовала развитию работорговли. Фактически работорговля и торговля хлопком идут рука об руку. Африканские рабы покупались в одной партии с индийским хлопком, но когда приток этих товаров остановился из–за войны или революции в Индии или по соседству с ней, Ланкашир был на краю гибели. Плантации хлопка в Вест–Индии, куда доставлялись рабы, производили большую часть хлопка–сырца для британской промышленности, и в ответ плантаторы покупали чеки Манчестерской хлопковой компании в больших количествах. Все это продолжалось до тех пор, пока подавляющая часть ланкаширского хлопкового экспорта не пошла на смешанные афроамериканские рынки. Ланкашир позднее внес свой вклад в работорговлю, сохраняя ее, поскольку после 1790–х годов поставка рабов из Южных Соединенных Штатов была продолжена и определялась ненасытными и стремительно возрастающими потребностями фабрик в Ланкашире, для которых они поставляли большую часть хлопка–сырца» [13].

Итогом колониальной политики Великобритании и других европейских государств в XVII—XVIII веках стала потеря восточными странами государственной независимости — основной предпосылки нормального экономического и культурного развития. Их экономика была разрушена нещадной эксплуатацией и грабежом колонизаторов, продуктивные силы подорваны, а культурная жизнь в большинстве случаев пришла в упадок. Экспансия европейцев нарушила самостоятельное развитие многих стран Востока, которые оказались на положении сырьевых придатков, насильно втянутыми в орбиту геополитического влияния западных стран.

Таким образом, создание мирового рынка и экономическое сближение европейских государств происходило на основе силового подавления колониальных народов. Хотя уже само втягивание их в систему западных межгосударственных отношении (как политических, так и экономических) нарушало их естественное развитие и обрекало на политическую зависимость и экономическую отсталость.

Именно за счет грабежа колоний не только Англия, но и другие ведущие страны Европы совершили мощный экономический рывок, открыв для себя индустриальную эпоху. Англичане лишь за первые 100 лет своего господства в Индии «выкачали» оттуда материальных ценностей на общую сумму 12 млрд. золотых рублей. Именно этот поток награбленных богатств оплодотворил капиталистическое развитие «туманного Альбиона» и ускорил промышленный переворот в этой стране. Огромные материальные ценности, захваченные европейцами, вывозились в метрополии и только там превращались в капитал, который вкладывался в производство. Для колониальных народов это была ничем не возмещенная потеря с катастрофическими последствиями. Интенсивный вывоз ресурсов и материальных ценностей, а также разрушение традиционных, национальных торговых и производственных инфраструктур привели к коллапсу их экономических систем с последующим разрушением.

Европейцы и американцы очень гордятся тем, что западная цивилизация достигла невиданных высот в своем развитии, но они стараются не вспоминать о том, что процветание Запада основано на многовековом грабеже и угнетении колониальных народов, что их счастье воздвигнуто на крови и страданиях сотен миллионов «туземцев».

Кроме упомянутых форм обогащения, британская корона имела еще один источник колоссальных доходов, который наиболее ярко демонстрирует моральную сущность англосаксов. С середины XVIII века английская Ост–Индская компания практически полностью контролировала опиумные плантации Бенгалии. Наркоторговля приносила им огромную прибыль, и в связи с этим британцы целенаправленно увеличивали их площадь. Одновременно с наращиванием объемов производства наркотиков англичане активно расширяли рынок сбыта, всеми доступными им методами увеличивая количество наркоманов на подконтрольных им территориях. Фантастические доходы от наркоторговли в сознании британцев свели на нет ценность жизни «аборигенов». Для них люди, не принадлежащие к «цивилизованному миру» (т.е. к Западу), не были в полной мере и людьми, а поэтому с ними можно было делать все что заблагорассудится. «Торговля рабами была просто милосердной по сравнению с торговлей опиумом, — заявил английский экономист Р. Монтгомери Мартин в 1847 году. — Мы не разрушали организм африканских народов, ибо наш интерес требовал сохранения их жизни… А продавец опиума убивает тело после того, как развратил, унизил и опустошил нравственное существо» [14].

С 1830 по 1837 год английский экспорт опиума в Китай возрос с 2000 ящиков (весом около 60 кг каждый) до 39 тыс. [14]. Огромная прибыль от наркоторговли парализовала торговлю другими товарами. Также благодаря ей произошел мощный отток серебра из Китая в Британию, в результате чего была уничтожена финансовая система Цинской империи. Миллионы китайцев, всех социальных групп, становились наркоманами. Государственные институты разрушались и выходили из–под контроля. Постепенно наркомания в Китае, активно стимулируемая англичанами, вышла на уровень общенационального бедствия.

Китайское руководство в соответствии с данной ситуацией перешло от спорадических, несистемных мероприятий против наркодельцов, к планомерной борьбе с ними. В 1839 году в приморской провинции Гуандун (через которую в глубину страны шли основные наркотрафики) представители местной власти начали конфискацию опиума. Торговые суда, которые пытались скрыться с грузом, перехватывались. Блокировав городские кварталы, где проживали европейцы, китайцы принудили их выдать еще 20 тыс. ящиков с наркотиком. По свидетельству некоторых источников, на отмели Хуминь они сжигали и топили конфискованный опиум три недели. А современная китайская литература утверждает, что тогда его было уничтожено 1188 тонн (!). Британские наркодельцы потеряли два с четвертью миллиона фунтов стерлингов.

Построенная ими система наркоторговли начала разрушаться. Правящие круги Британской империи, ею управлявшие, стали нести большие убытки. Чтобы исправить эту ситуацию, официальный представитель британской короны в Гуандуне Ч. Эллиот направил военный флот перехватывать тех купцов, которые дали китайцам расписку с обещанием не ввозить в Китай опиум. Чуть позже, возле форта Чуаньби, состоялась первая стычка между английскими и китайскими моряками. В 1840 году, для того чтобы спасти наркоторговлю, Британский парламент объявил Китаю войну, направив к его берегам экспедиционный корпус. Официально британцы мотивировали свою агрессию намерением принудить китайцев компенсировать убытки за наркотики, уничтоженные в провинции Гуандун.

В ходе боевых действий англичане блокировали Кантон и другие южные китайские порты. Затем захватили Динхай и вышли к Тяньцзиню, который находился в непосредственной близости от столицы империи. Китайская армия, вооруженная мечами, пиками и луками, в лучшем случае — старыми мушкетами, оказалась недееспособной. Китайцы постепенно сдавались небольшими отрядами. 29 августа 1842 года Цинская империя капитулировала, подписав Нанкинский договор, по которому британцам для торговли были открыты пять китайских портов и выплачена контрибуция в 21 млн.серебряных юаней, а также отдан остров Сянган (часть территории современного Гонконга). Кроме того, Нанкинский договор имел положения о консульском судопроизводстве, которое выводило из–под юрисдикции китайских законов не только англичан, но и китайцев, которые на них работали. То есть наркомафия стала неприкасаемой.

Чуть позже по английскому образцу подписали свои договоры с Китаем Франция и Соединенные Штаты. После этого импорт опиума в Китай достиг 52 925 ящиков [14].

В 1856 году началась вторая «опиумная война». Европейские государства решили силой принудить дряхлую Китайскую империю предоставить себе новые привилегии, желая обеспечить свободный вывоз дешевой и бесправной рабочей силы — кули. В 1857 году в войну против Китая вступила Франция, в декабре пал Кантон, в мае 1858 года —Тяньцзинь. После ожесточенных боев возле фортов Дагу англо–французским войскам был открыт путь на Пекин. В сентябре 1860 года они вошли в китайскую столицу, в которой после грабежа сожгли императорский дворец. После этого Цинская империя прекратила свое существование как самостоятельное и независимое государство.

В результате британской агрессии в первой половине XX века в Китае, находившемся в состоянии постоянных междоусобных войн, под опиум был занят миллион гектар земли, а только официально количество наркоманов составляло 20 млн.человек [14]. Лишь китайские коммунисты, захватившие власть в 1950–х годах, ликвидировали наркоманию путем физического уничтожения наркоторговцев.

И хотя этот чрезвычайно выгодный для англичан «бизнес» в конце концов был остановлен, за столетия его существования могущественные олигархические кланы Британской империи

получили астрономические доходы. Как заметил бывший сотрудник британских спецслужб Джон Колеман: «В конце столетия олигархические плутократы Британии были как разжиревшие стервятники на равнине Серенгети во время ежегодных миграций антилоп гну. Их доход от торговли опиумом с Китаем превышал прибыль Давида Рокфеллера на несколько миллиардов долларов ежегодно. Исторические записи, ставшие доступными мне в Британском музее и «Индийском офисе», а также информацию из других источников — от бывших коллег, работавших на ответственных постах, — полностью это доказали» [15, с. 169].

Позднее к наркобизнесу Ост–Индской компании присоединилась и королевская семья Великобритании, которая использовала ее для производства опиума в Бенгалии и других местах Индии, контролируя его экспорт благодаря так называемым «привозным пошлинам», т.е. она взимала налоги со всех официально зарегистрированных производителей и поставщиков опиума в Китай [15, с. 136].

Вот как описывает закулисную сторону вышеизложенных событий Джон Колеман: «Плутократы и олигархи высшего общества Лондона стали искать рынок сбыта, который был бы более податливым и восприимчивым (чем английский. — Авт.). Такой рынок они нашли в Китае. В документах, которые изучал в «Индийском офисе» в разделе «Прочие старые записи», я нашел все подтверждения того, что опиумная торговля в Китае началась с создания «Китайской внутренней миссии», финансируемой британской Ост–Индской компанией. Эта миссия внешне представляла собой общество христианских миссионеров, но на деле это были «рекламные агенты», которые занимались продвижением нового продукта, т.е. опиума, на рынке.

Позже это еще раз подтвердилось, когда я получил доступ к документам сэра Джорджа Бердвуда в «Индийском офисе». Вскоре после того как миссионеры из «Китайской внутренней миссии» начали раздавать пробные пакетики и показывать кули, как надо курить опиум, в Китай стали прибывать огромные партии этого наркотика. <…>

Опиумные притоны стали расти по всему Китаю, как грибы, и в больших городах, таких как Шанхай или Кантон, для сотен тысяч бедных китайцев жизнь после трубки опиума начинала казаться более сносной. Британская Ост–Индская компания свыше 100 лет имела полную свободу действий, пока китайское правительство не начало понимать, что происходит.

Только в 1729 году были приняты первые законы против курения опиума» [15, с. 142–143].

Однако компании удавалось сохранять опиумный бизнес и после принятия этих законов. «Британская специальная секретная служба… следила за тем, чтобы неудобные китайские чиновники были подкуплены, а если это не удавалось, их просто убивали.

Каждый британский монарх с 1729 года получал огромные выгоды от наркоторговли, и это также справедливо в отношении правящей ныне коронованной особы. Их министры следили за тем, чтобы богатство рекой текло в их фамильные сокровищницы. Одним из таких министров королевы Виктории был лорд Пальмерстон. Он жестко придерживался того мнения, что не следует допускать ни малейшей возможности прекращения британской опиумной торговли в Китае. План Пальмерстона состоял в том, чтобы поставлять китайским правящим кругам столько опиума, чтобы отдельные члены китайского правительства стали лично заинтересованы в расширении торговли. Затем предполагалось прекратить поставки, а когда китайское правительство будет поставлено на колени, их следовало возобновить, но уже по значительно более высокой цене, сохраняя таким образом монополию при помощи самого же правительства, но этот план провалился» [15, с. 146]. Как было описано выше, китайцы начали уничтожать опиум, что и стало причиной «опиумных войн» с последующей ликвидацией независимого Китайского государства.

Хотя Ост–Индская компания уже давно не существует, так же как и британская колониальная империя, мировой наркобизнес продолжает процветать, неся рабство и медленную гибель миллионам людей. Как заявил в своей книге «Комитет 300» Д. Колеман, «неспособность ведущих западных стран уничтожить международный наркобизнес объясняется тем, что его контролируют, используя наркокартели, могущественные финансово–политические кланы Запада».

Вот что он пишет по этому поводу: «В 1930 году британский капитал, вложенный в Южную Америку, превысил капиталовложения в британские «доминионы». Грэхэм, видный специалист по британским инвестициям за рубежом, утверждал, что британские вложения в Южной Америке «превысили один триллион фунтов стерлингов». Вспомните, это был 1930 год, и один триллион фунтов тогда был потрясающей суммой. Какова причина таких огромных инвестиций в Южную Америку? Если сказать одним словом — наркотики.

Плутократия, контролирующая британские банки, держала в руках денежные вожжи и тогда, как и теперь, организовывала надежнейшее прикрытие для своего грязного бизнеса. Никто и никогда не мог схватить их за их грязные руки. Они всегда имели и имеют людей, которые принимают на себя вину, если дело идет неправильно. И тогда, и теперь их связи с торговлей наркотиками были скрытыми. Никто никогда не мог бросить даже легкую тень на «благородные» семьи Британии…

Большое значение имеет и то, что только 15 членов парламента контролировали эту огромную империю; из них самыми выдающимися были семьи сэра Чарлза Барри и Чемберлена. Эти финансовые суперлорды вели операции в таких местах, как Аргентина, Ямайка и Тринидад, которые стали для них бездонными источниками денег благодаря торговле наркотиками. В этих странах британские плутократы держали «туземцев», как они их презрительно называли, на скудном содержании, едва выше рабского. На наркоторговле в странах Карибского бассейна были сколочены огромные капиталы» [15, с. 132—133].

К мнению Д. Колемана относительно того, что за мировым наркобизнесом стоят правящие круги Запада, присоединяется и американский профессор Энтони Саттон: «Важные данные, полученные за последние 20 лет, доказывают, что правительство США замешано в наркобизнесе и что это не случайно.

Крупнейшая кокаиновая лаборатория в Боливии построена и использовалась ЦРУ. Генерал–лейтенант «Бо» Гритц выдвинул обвинение и предоставил данные, что «золотой треугольник», крупнейший производитель героина, имеет связи с Вашингтоном. Мы знаем, что ЦРУ финансировало афганских повстанцев и никарагуанских «контрас» за счет продажи наркотиков. Таких примеров — десятки. Можно утверждать, что большая доля наркобизнеса осуществляется с одобрения официального Вашингтона» [16, с. 99]. И это притом, что самым крупным потребителем героина и кокаина являются Соединенные Штаты!

По свидетельству профессора Центра международных исследований Принстонского университета Ф. Хица, который в 1990–1998 годах являлся генеральным инспектором Центрального разведывательного управления США и возглавлял комиссию по расследованию участия этой спецслужбы в содействии наркоторговле на территории США, сотрудники ЦРУ тесно сотрудничали с несколькими крупными латиноамериканскими наркоторговцами. Один из них, X. Моралес, снабжал их деньгами, а также арендовал самолет и два вертолета, которыми кокаин доставлялся из Мексики и Колумбии в Гондурас, а затем тайно переправлялся в США, где реализовывался через сеть распространителей в негритянских районах Лос–Анджелеса и Сан–Франциско. Полученные деньги использовались для закупки оружия никарагуанским контрас, а часть из них просто присваивалась участниками «спецопераций». Как заявил Ф. Хиц, наркодельцы действовали с ведома своих кураторов из ЦРУ.

Современный наркобизнес — это разветвленная торгово–производственная структура, в которую входят десятки государств, выполняющих свою определенную технологическую функцию. Главные страны, выращивающие опиумный мак и листья коки, — это Бирма, Южный Китай, Афганистан, Иран, Пакистан, Таиланд, Ливан, Турция, Перу, Эквадор, Боливия. Торговля героином финансируется гонконгскими банками, банками Лондона и некоторыми ближневосточными банками. Из–за этого, к примеру, Ливан быстро превращается в «Швейцарию Ближнего Востока». Страны, осуществляющие распространение и доставку героина — Гонконг, Турция, Болгария, Италия, Монако, Франция (Корсика и Марсель), Ливан, Пакистан [15, с. 152–153].

Главным аргументом, который должен опровергнуть факт многовекового существования международного наркобизнеса под контролем могущественных финансово–политических кланов Запада, является широкомасштабная борьба с ним специальных западных государственных структур.

Вот что по этому поводу пишет Д. Колеман: «Иногда партии кокаина арестовываются и конфискуются. Это обычные спектакли. Чаще всего конфискованные партии принадлежат новым организациям, пытающимся силой войти в этот бизнес. Такая конкуренция нейтрализуется путем точного информирования властей о том, где ожидается прибытие груза и кто является его собственником. Большое дело остается неприкосновенным; героин слишком дорог» [15, с. 158—159].

Яркой иллюстрацией сказанного является разгром медельинского наркокартеля в Колумбии, в котором значительную роль играли спецслужбы США. Как известно, возглавлявшие его братья Хорхе и Фабио Очоа и Пабло Эскобаро добровольно сдались властям, получив заверения в том, что их жизням и состояниям гарантируется неприкосновенность. Эти гарантии им были даны в обмен на репатриацию основной массы их наркодолларов в колумбийские банки. В связи с этим Агентство по борьбе с наркотиками США (АБН) громогласно заявило об очередной крупной победе над наркомафией. При этом по какой–то странной причине АБН, по крайней мере до недавнего времени, игнорировало наркокартель Кали, который по своим размерам не уступает медельинскому. Разница между этими преступными организациями заключается только в том, что руководство Кали представляет собой солидных бизнесменов, а не откровенных бандитов, демонстративно убивающих людей и разъезжающих на дорогих «феррари», как Хорхе Очоа. Они непозволительно сильно (для такой деятельности) привлекали к себе внимание и как типичные бандиты в значительной степени были непредсказуемыми и неуправляемыми, что создавало определенные трудности для их иностранных партнеров по бизнесу. Руководители же Кали не заметны и по методам своей работы представляют собой солидных и надежных бизнесменов. Очевидно, именно поэтому к ним перешло наследство Медельина.

Сюда же можно отнести и захват американцами панамского генерала Мануэля Норьеги, который не был в одной «команде» с верхушкой Кали и в значительной мере препятствовал прохождению через Панаму наркотрафика и финансовых средств. Проведя военную операцию «Правое дело», ВС США устранили М. Норьегу и тем самым убрали серьезное препятствие в деятельности Кали.

Впрочем, как бы там ни было, прежде всего вызывают недоумение не столько странные методы дорогостоящей борьбы западных спецслужб с международным наркобизнесом, сколько ее результаты. Как утверждает официальная статистика, оборот героина на мировом рынке за два последних десятилетия возрос более чем в 20раз, а кокаина — более чем в 50 (!) [17]. А ведь чтобы сделать невозможным, например, производство героина, необходимо всего лишь взять под контроль заводы по производству уксусного ангидрида[67] — самого важного химического компонента, необходимого в процессе производства героина из опиума–сырца. Очевидно, что аналогичным образом можно разорвать и технологическую цепочку по производству кокаина. Однако все указывает на то, что правящие круги Запада предпочитают подобному «блицкригу» вечную борьбу с наркомафией.

На первый взгляд возможность организации западной элитой международного наркобизнеса кажется немыслимым в связи с его чудовищной аморальностью. Однако здесь имеет смысл вспомнить приведенные ранее слова Т. Дж. Даннингто на о том, что при 100% капитал «попирает ногами все человеческие законы, а при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы…». В бизнесе по–западному имеет значение лишь размер прибыли, а любые моральные нормы, особенно при возможности получения сверхдохода, становятся пустым звуком, именно поэтому организация международного наркобизнеса правящими кругами Запада является вполне вероятной. Если когда–то англосаксонская элита создала свои капиталы, насильно навязывая опиум китайцам, то почему она сейчас не может заниматься производством и продажей наркотиков? Законы западного бизнеса не изменились, любовь к ближнему, так же как и христианское милосердие, его устоев не поколебали, а семейные кланы Дилонов, Форбсов, Эпплетонов, Бейконов, Бойлестоунов, Паркинсов, Расселов, Каннингхемов, Шоу, Кулиджей, Паркманов, Раннеуэллов, Кэботов, Кодманов и т.д., фантастически разбогатевших, по утверждению Д. Колемана, на китайской опиумной торговле, и сейчас управляют Соединенными Штатами. Что им мешает продолжать такой доходный «бизнес»? Ведь только по официальным подсчетам (а они, как правило, всегда занижены) мировая наркоторговля приносит в год 300 млрд.долл. США (!) [18].

Возвращаясь к британской геополитической стратегии, необходимо отметить, что ее колониальное проникновение на Восток оказывало возрастающее влияние и на экономическое положение тех азиатских стран, которые на тот момент сохраняли свою самостоятельность. Установив свой контроль над новооткрытым морским путем из Европы в Индию, вокруг Африки и далее на Восток, создав на этих путях многочисленные базы для снабжения и стоянки своих кораблей, англичане практически монополизировали торговлю между Индией и Европой.

Именно во второй половине XVII века начинает активно использоваться быстрый, дешевый и безопасный торговый путь вокруг Африки, перекрывая тем самым поток товаров по старым путям морской и караванной торговли, соединявшим Индию через Персидский залив и Иран с бассейнами Черного и Средиземного морей или через Красное море и Египет с бассейном Средиземного моря. Это нанесло сильный удар по многолюдным и богатым городам Азии и Африки, издавна жившим за счет посреднической торговли между Западом и Востоком. Упадок таких городов, как Каир в Египте, Дамаск в Сирии, Измир в Турции, Тебриз в Иране, Кабул и Кандагар в Афганистане, Лахор в Индии, был непосредственно обусловлен этим изменением мировых торговых путей.

Европейские пришельцы не ограничились монополизацией торговли между Европой и Индией, захватив, кроме этого, важнейшие отрасли морской торговли между странами Южной и Юго–Восточной Азии, в значительной мере вытеснив индийских, китайских, яванских и арабских купцов из судоходства и морской торговли Индийского океана и Южных морей. Огромные прибыли от этой посреднической торговли доставались теперь европейцам, и в первую очередь — англичанам.

Морская гегемония Великобритании, основанная на самом мощном в мире военно–морском флоте, и интенсивная эксплуатация колоний позволили ей до середины XIX века занимать доминирующее положение в мировой экономике. Ни одно европейское государство не могло сравниться с ней в промышленном производстве. В 1850 году ей принадлежали половина мирового производства чугуна, более половины добычи каменного угля, почти половина мировой переработки хлопка [4, с. 379]. На тот момент Великобритания, как когда–то Голландия, строит морские суда для всех стран мира; в судостроении она первой переходит от дерева к металлу, широко развертывая строительство пароходов. Иностранцев, которые посещали Англию, поражали размеры ее промышленных предприятий, особенно в тяжелой промышленности. Заводы, на которых были заняты тысячи рабочих (по 10 тыс. чел. и более), уже в 50–х годах стали распространенным явлением.

Ценою этого стремительного экономического подъема было не только катастрофическое истощение колоний, приведшее к вымиранию десятков миллионов людей. Страшную цену за «прогресс» платили и социальные низы Великобритании. Условия труда на ее фабриках были ужасающими. Рабочий день в английской промышленности составлял в 1830–х годах обычно 12—14 (иногда 16) часов. Заработной платы рабочего едва хватало для поддержания жизни. Так, в 1838—1839 годах в Аштонеандер–Лайне на средний недельный заработок семья ткача из 4 человек могла купить только 12 кг хлеба; между тем квартирная плата и другие расходы отнимали у работника более половины заработка.

За малейшие проступки с рабочих взимались штрафы. На одной из фабрик под Манчестером работников штрафовали, если они открывали окно, опаздывали на работу на одну минуту, не ставили на место масленку, работали при газовом освешении, когда уже было светло. Деньгами выплачивалась лишь часть заработка, на остальную рабочий должен был покупать товары в хозяйской лавке втридорога. Наемные работники были совершенно бесправны. «Говорят о вилланах прошлого! Но были ли люди в эпоху феодализма так унижены, так абсолютно порабощены, как унижены и порабощены те несчастные создания, которые в духоте работают по 14 часов в день и подлежат наказанию, если выглянут в окно?» — спрашивал английский публицист Уильям Кобден [13]. Подобные условия, как свидетельствовали отчеты властей, вызывали многочисленные травмы, заболевания и высокую смертность.

«Из этой грязной сточной канавы низвергается промышленный поток человечества, чтобы удобрить весь мир, — заметил Алексис де Токвиль после посещения Манчестера. — Из этой мерзкой канавы текут потоки чистого золота. Здесь цивилизация достигает своего самого законченного развития и своей самой большой грубости, здесь цивилизация создает свои чудеса, а цивилизованный человек превращается почти в дикаря» [13].

На производстве царили нормы и правила казармы. «Любой рабочий, который будет засти гнут разговаривающим с другими, поющим или свистящим, подвергается <…> штрафу», — указывалось в одном английском фабричном регламенте.

Цена западного варианта развития цивилизации была и остается одинаковой для любого народа, по той или иной причине вступившего на ее путь. При таком выборе каждый, так или иначе, повторял британский алгоритм индустриализации. Об этом свидетельствует «Общий фабричный устав желатиновых фабрик Карла Сименса» в Германии (1869): «Рабочему не разрешается принимать на фабрике еду от родственников или посторонних <…> Рабочему запрещается оставаться в фабричных помещениях без особого разрешения по окончании рабочего времени или во время отдыха. <…> Во всех рабочих комнатах и цехах должны всегда царить покой и тишина; не разрешается свистеть, петь, вести ненужные разговоры, торговать или играть». Играть запрещали не случайно. Огромную часть рабочих составляли дети. [13].