Владимир Олейчик Три вопроса самому себе

Владимир Олейчик

Три вопроса самому себе

Что для меня Челябинск? Я родился в феврале 1941 года в Белоруссии. 21 июня мы выехали из Осиповичей, в июле оказались в Челябинске. Тут я вырос. Тут прошла вся моя жизнь. Жена моя челябинка, дети, естественно, тоже. Судите сами, что для меня Челябинск. И весь Урал.

Детство мое прошло на Переселенке. Танковое училище, Колупаевка, вокзал — это все мое. Моя же — вторая железнодорожная школа.

И еще один район мой — Металлургический. С ним много связано. Наконец, своим стал Северо-Запад, где сейчас живу.

Жить на Северо-Западе неплохо. Но… В свое время, когда работал директором металлургического комбината, я, если помнят металлурги, выбирал новопольскую площадку. Сейчас она застраивается.

Как мы живем? Сад — в одном месте, гараж — в другом, квартира — третий пункт, работа — четвертый. Вот и мечемся между этими четырьмя точками. И, между прочим, не замечаем того, что до сих пор строим бараки. Только раньше они были низкие, а теперь — высокие. А надо бы возвращаться к земле. И вообще, среда обитания, условия жизни становятся первостепенной ценностью.

Еще школьником я объездил на велосипеде весь Урал. Увильды я открыл для себя в 1957 году. Озеро тогда было удивительно чистым. Теперь оно не такое.

Природа уральская прекрасна. Край наш редкий. Но мы губим его красоту. Я и думаю: что же мы оставим своим детям, где они-то будут путешествовать, где открывать свои чистые озера?

Беда ли, что Челябинск судьбой связан с тяжелой промышленностью? Нет, я думаю, это не беда, а, наоборот, счастье, которым мы не смогли как следует воспользоваться. У нас все есть. Все полезные ископаемые. Наши недра — настоящие кладовые. Что хотите — от гранита до золота и редких металлов — все у нас под ногами. А мы что? В руде, например, 38 процентов серы. Строить бы экономику на сере, а мы сжигаем ее, выбрасываем в воздух, которым сами же дышим.

Я всегда гордился и до сих пор горжусь своей профессией. Работал и подручным сталевара, и сталеваром, и мастером, и так далее, до директора завода. Мой цех — цех жаропрочных сталей, ЭСПЦ-3. Сталь, которую мы плавили, шла на ядерные реакторы, на лопасти турбин, на подводные лодки. Материалы редчайшие. И очень дорогие. Словом, мне нравилась моя работа.

Но, правду говоря, с железом в Челябинске мы переборщили. Нарушили два баланса — баланс энергии и баланс веществ. Много потерь. Челябинский металлургический комбинат — крупнейший завод спецсталей, и их мы выпускали слишком много. Совсем недавно еще намеревались построить три очереди нового ЭСПЦ-6, который должен был завалить страну нержавейкой. Я тогда спорил: зачем три очереди, хватит одной. Только теперь стало ясно, что, действительно, одной обойдемся.

Металлургия на Урале в традиции. Археолог Зданович открыл в Аркаиме первых наших предшественников. Оказывается, уже тогда умели плавить медь, причем очень экономно и рационально. Традиция тянется через века и, наверное, продолжится после нас. Но это будет уже другая металлургия.

На ЧМК остановлен первый мартеновский цех. Будут сокращаться и другие производства. Таково веление времени.

Челябинск — город сильный. И богатый. Он богат даже своими отвалами. О таких отвалах кое-кто в мире откровенно мечтает. Плохо только, что мы сами этого не ценим. Что такое градирня? Это сооружение, которое выбрасывает энергию в небо. Не надо доказывать такую нелепость. А сколько градирен в Челябинске?

Я не зря говорю о балансе энергии и балансе веществ. Когда моя семья в 1953 году переехала на ЧМЗ, там, у сада «Дружба», у прудов-отстойников, утки водились. Теперь там шлаковые отвалы. Да, отвал — богатство, но в Челябинске такого богатства так много, что людям жить негде. Отвалы наступают на город. Такой парадокс.

Каково будущее Челябинска? Я приверженец такого закона: сначала — окружающая среда, а потом экономика. В Германии, например, как я убедился, этот закон признан всеми, а у нас нет.

Я работаю в проектном институте, который проектирует металлургические заводы. Но я предпочитаю говорить: «Гипромез» — институт, проектирующий окружающую среду. И получается: какую экологию мы «начертим», в такой и будем жить. Мы и наши дети. Так оборачивается дело. Сначала — человек, потом — все остальное.

Что будет? Выгоним металлургию из города? Нет, я думаю, не выгоним. Возьмем ЧЭМК, оказавшийся в центре города, занимающий берега Миасса, на которых бы людям жить. Что с ним делать? Перенести? Не обязательно.

В Дюссельдорфе из окна офиса я видел городскую панораму: жилые дома, а среди них какое-то здание, глухо укрытое профнастилом. Только по выпуску пара над ним я догадался, что это домна. Значит, дома и домны могут быть соседями. Они совместимы. А мы тщетно пытаемся отгородить заводы от жилых районов санитарными зонами.

ЧЭМК останется. Но, я думаю, преобразится. Он станет более компактным, внешне более привлекательным, а главное, более чистым. Таким чистым, чтобы рядом с ним можно было жить, не опасаясь за свое здоровье.

Я думаю, в Челябинске со временем будет меньше металлургов. При мне на комбинате работало 42 тысячи человек, теперь на нем, видимо, осталось тысяч тридцать. Новые технологии потребуют меньше рук. Не у печей, а в сфере услуг должны работать челябинцы в большинстве своем. Так будет лучше всем.

Изменится и сам город. Что видишь, когда въезжаешь в город? Сначала идут «собачьи будки» садовых домиков, потом серые массивы гаражей, потом городские территории. А где тут жить?

Я думаю, в будущем Челябинск припадет к земле. Хорошо бы сады перекроить так, чтобы в них построить дома, коттеджи. Если люди переселятся в усадебные дома, гаражные кооперативы окажутся лишними, освободятся ценнейшие городские территории. Человек должен жить просторнее и на земле, а не на пятом этаже. Пусть города расплывутся, сомкнутся, как в Германии, зато горожане обретут естественные условия жизни. Сказано было хорошо: ВСЕ — для человека. Надо бы исполнить.