Лера Авербах Слово об органном зале

Лера Авербах

Слово об органном зале

Фрагмент из романа «Зеркало»

…Челябинск. Три слога. Че-ля-бинск. Восемь букв. Язык совершает путешествие от нёба к зубам, чтобы закончить звонким причмокиванием губ: Че-ля-бинск! Слово, навсегда отпечатавшееся в моем сердце, на скрижалях моей судьбы. И как же это меня угораздило здесь родиться?

Далеко за морями-океанами, в полутемной комнате, водить медленно пальцем по карте, ощущая сквозь гладкую бумагу пупырышки и неровности стены, отыскивая крошечную точку с нелепым названием.

Пристанище моей печали, обитель сердца, навсегда прирученная памятью к раннему детству. Край, опутанный светом невыплаканных слез и морозом торжественных зим. Изначальная тема для многочисленных вариаций. (Тайная мелодия души.)

Город, в котором я впервые увидела свет, исток истоков. Несчастный, самолюбивый, серо-дымный, обрученный с памятью, обреченный на любовь. Любовь, вынесенную за скобки, любовь несмотря ни на что, как некий общий знаменатель, как символ детства.

Помню, лет в восемь я впервые попала в планетарий. Первое детское ошеломление перед великим и неизведанным. После планетарий был переделан в органный зал, а через несколько лет на зал «положила глаз» церковь, и началась война между христианами и музыкантами.

На защиту органа вышла интеллигенция города. Но это уже было после моего отъезда. А до — были долгие рассветные часы в органном зале, когда я подходила к этому огромному стройному чуду и говорила: «Ну, здравствуй!» И орган, вдыхая, шумел проснувшимися мехами и трубами. Золотые буквы немецкой фирмы проступали под слабым светом; сквозь высокие окна неумолимо проникал морозный уральский рассвет, и мне было так хорошо, как бывает только в отечестве, когда и боль и радость возрастают до символов, когда еще не сомневаешься в своих силах и возможностях и оттого, действительно, оказываешься всесильным…

14.01.95. Челябинск — Нью-Йорк