Максим Клайн «Мы уходим, оставаясь должниками…»

Максим Клайн

«Мы уходим, оставаясь должниками…»

В тот день сотни и сотни людей не только в Челябинске, Златоусте, но и в других городах России, Германии, США, Швейцарии вспомнили печальным искренним словом благодарности своего учителя и друга Максима Максимовича Клайна. Вот уже и сорок дней прошло, как не стало этого замечательного педагога-новатора, стойкого антифашиста, светлого и чистого человека с фантастической биографией, как говорил о нем поэт Михаил Львов. Несмотря на все превратности жизни, он был самым богатым на друзей и единомышленников.

Я держу в руках книгу «Уроки жизни», на обложке которой Максимом Максимовичем написаны такие откровенные и теплые слова признания:

«Я рано понял, что дружба — это одно из удивительных чудес, неоценимое богатство, которое нужно беречь и умножать. Когда я думаю о вас, мои дорогие и любимые друзья, на сердце становится теплее и жизнь кажется, несмотря на весь хаос человеческих отношений, наполненной особым смыслом…»

У самой же книги драматичная и такая же удивительная судьба, как и у ее автора. В прошлом году я прочитала в газете сообщение, что Максим Максимович тяжело болен и что помочь ему может только лечение в Германии. Вот тогда-то и было решено создать фонд Клайна. Средства были собраны. Но выяснилось: болезнь перешла в ту стадию, когда и чудо-врачи бессильны.

Максим Максимович мужественно встретил этот приговор и начал свою последнюю невероятно трудную работу. Он написал книгу, так объяснив читателям этот шаг: «Вероятному каждого человека на пограничной полосе между жизнью и небытием возникает необходимость отчитаться перед своей совестью. Это суд собственного «я», в котором обвинитель и обвиняемый, свидетель и защитник — в одном лице… В чем смысл жизни? Взрослые делают вид, что ответ на этот вопрос им известен и что они хорошо ориентируются в лабиринте своих проблем, бормоча молитвы или угадывая свою судьбу по звездам… Мне больно сознавать, что сегодня, в конце XX столетия, человека преследуют им же придуманные призраки и духи. Что шаманы, колдуны, чудотворцы, экстрасенсы могут беспрепятственно заниматься своим разрушительным делом, одурманивая людей и прежде всего детей. Жаль, что человечество не извлекло уроков из многострадального прошлого и, блуждая в потемках потустороннего мира, идет навстречу новым страданиям…»

И вот дописана последняя страница…

А в последующие экземпляры вслед за сигнальным вклеена полоска бумаги, на которой есть такие строки: «Сигнальный экземпляр первой части тиража был показан Максиму Максимовичу за сутки до его кончины».

Книга потрясает. Что же предложить вам, читатели? Главу о его детстве, прошедшем в Румынии и в Австрии? Бегство от гитлеровской чумы в СССР? Или о том, как Максим Клайн, еще плохо владеющий русским языком, воевал в Красной Армии и отступал вместе с ней до Сталинграда? Про награду и госпиталь? Про то, как его унизили и оскорбили трудармией? Про то, как он стал педагогом, работал в Златоусте, а потом в знаменитой челябинской 48-й школе? Про его учеников, про его антифашистскую деятельность?

Думаю, что когда книга попадет в ваши руки, это все не ускользнет от вашего внимания. Но есть в ней одна глава, очень личная и горькая для ее автора. Она окрашена еще и каким-то светом глубокого отношения к миру добра. Боль безысходна, но она не закрыла в тот тяжкий момент от Максима Максимовича красоты человеческой души…

Светлана Миронова

26 января 1994 года 11 часов 50 минут

Моя любимая жена и спутница жизни умерла после нескольких дней видимого угасания. До последнего ее вздоха я держал ее руки в своих и чувствовал, как жизнь ее покидает. Сорок восемь лет душевной, содержательной, верной совместной жизни принадлежат с этого момента прошлому? Нет, это невозможно, ибо моя незабываемая Дуся остается со мной в каждой мысли, в каждом предмете, добытом вместе, в наших сыновьях и внучках, которых она обожала. С 1947 года, когда мы после года знакомства поженились, и до последнего момента она стояла у штурвала нашей семейной жизни, которую, несмотря на встречавшиеся подводные скалы и далеко не богатую материальную обеспеченность нашей семьи, провела мужественно, любя, жертвуя всем, в последнюю гавань семейного счастья.

Благодаря ее доброте, ее пониманию моих проблем, ставших нашими, я смог посвятить себя педагогической деятельности, которая часто меня так захватывала, что для семейной жизни не оставалось времени. Благодаря моей Дусе я мог учиться, путешествовать, заниматься спортом, читать. Мои друзья обожали эту скромную, обаятельную женщину, особенно семья Фабри из Швейцарии и госпожа Клэр Зальманн из Германии, с которыми мы несколько раз проводили отпуск в Сочи, у Черного моря. Это были прекрасные, незабываемые времена! И те, кто посетил нас в Челябинске, как, например, чета Пармантье из Франции, Рудольф Томас, Фридел Лаусберг, супруги Виктор и Луиза Бройер — наши гости из Германии, были восхищены ею, ее гостеприимством. У нас вообще много друзей, настоящих, верных на всю жизнь, с которыми мы часто проводили выходные и праздничные дни дома или в лесу, на лыжах. И везде Дуся была в центре внимания, а если дело доходило до вечеринки «вскладчину», как это бывало в «застойные времена», ее холодец или котлеты воспевались на все лады, и она светилась, моя Дусенька, от того, что смогла сделать что-то приятное для людей.

…Не меньше друзей стало у нас и в Челябинске: Тихомировы Вася и Люба, Лифшицы Бен и Рая, Вайсманы Майя и Илья, Опалихины Виктор и Ольга, Разумовы Алексей и Нина, Туники Ефим и Татьяна и многие другие — все не чаяли души в моей Дусе.

Особую роль наша мамочка сыграла в воспитании наших двух сыновей, которым она в детстве и позднее, пока они еще были дома, посвящала все свое время и свою любовь. Все хорошее, что у них есть — от матери. Хотя Евдокия Ефимовна работала всю жизнь экономистом и была примером во всем на работе, она никогда не забывала своего долга. Только сегодня, когда ее нет с нами, мы, трое мужчин — отец и сыновья, вполне оценили ее жертвы для семьи.

Когда наша мать оперировалась в 1983 году в онкологическом отделении областной больницы, меня потрясло мужество, с которым она смотрела на будущее. Мы благодарим судьбу за то, что Евдокия Ефимовна оставалась еще целых десять лет, до последнего вздоха на своем посту — матери, жены, бабушки, не жалуясь на свои бесконечные боли. Более того, когда я заболел, она провела много бессонных ночей рядом со мной, у больничной койки, что, несомненно, отнимало у нее последние силы…

29 января ее провожали в последний путь наши семьи, ее сестры Зоя и Клавдия со своими детьми и внуками, ее и мои друзья, мои коллеги, которые ее очень любили, бывшие ученики, представители районного и городского отделов народного образования и профсоюзных комитетов. День выдался солнечный, как бы в память о ее светлом земном пути.

Я прекрасно понимаю, что образовавшаяся пустота невосполнима. Одиночество пугает, наступая неудержимо, особенно в бессонные ночи, когда случившееся кажется нереальным, только сном, из которого невозможно вырваться. И вот я как бы пишу ретроспективно сценарий к фильму, последние кадры которого еще мерцают на экране памяти. Сценарий пишется так, для формы, ведь в фильме ничего уже исправить нельзя, разве что конец: счастливый старец окружен любящими его детьми и внуками, друзьями, бывшими учениками, коллегами по работе и ангелом-хранителем, беспокойной, вечно хлопочущей Лидией Александровной Чучковой. И это чудо не выдумано, оно достойно отдельного рассказа с подробным описанием того, что делает каждый из окружающих меня друзей, в том числе и тех, которых нет рядом, но в мыслях они со мной.

Несмотря на все попытки друзей и близких отвлечь меня от холодной действительности, я веду свой нескончаемый разговор с той, которой нет, с той, которой я не успел сказать самые нужные и важные слова. От этого становится больно, так больно, что глубокий стон вырывается из груди, затаившей отчаяние по навсегда ушедшему любимому человеку…

Все вокруг хотят, чтобы я еще жил. Добрыми словами, ежедневной заботой и любовью меня подбадривают, следят за моим питанием, лечением и душевным равновесием. Я вижу, все делается от чистой души, и я поддался слабой надежде — что-то еще суметь, встать твердо на ноги для того, чтобы навести порядок в своих многочисленных папках, книгах, записях, ведь они могут еще кому-то пригодиться.

Эпилог

Смысл того, что я смог написать в эти мрачные дни моей жизни, состоит в том, чтобы разобраться в самом себе. Я отнюдь не хотел изображать приключения человека в бурное время XX века.

Как одному из тех, кто пережил ужасы войны и не меньшие опасности до-и послевоенного времени, чтобы затем более сорока лет своей жизни посвятить воспитанию и образованию детей, мне показалось важным доверить бумаге нескончаемый диалог со своим «Я» о правильности выбранного пути.

Заканчивая свой путь, я могу с уверенностью утверждать, что я не предал свое мировоззрение и действовал всегда в соответствии с ним, не струсил, когда надо было защищать то, что считал правильным…

Жаль только, что не смог сделать все, что считал важным и нужным: ввести полное самоуправление учащихся, создать дружный коллектив учителей и их родителей, освободить школу от авторитарных методов обучения, добиться объективной дифференциации учащихся по их способностям, знаниям и навыкам…

P. S. И еще одну фразу Максима Максимовича, часть которой я вынесла в заголовок, хочу привести в конце: «Мы уходим, оставаясь должниками всех, кто был добр к нам, кто сохранил память о нас».