ЧАСТЬ 15 Конец и продолжение «Пиквика»

ЧАСТЬ 15

Конец и продолжение «Пиквика»

Честертон в книге о Диккенсе отмечает создавшееся у него с детства впечатление, что в «Пиквикском клубе» нет конца, как будто в книге недостает нескольких страниц. На этом основании он даже не считает это произведение романом, потому что у романа непременно есть конец. С другой стороны, он думает, что Диккенс с таким же успехом мог бы остановиться на любом другом месте, где завершается какой-нибудь эпизод. Читатель всегда будет чувствовать, что похождения Пиквика не кончились, и будет ждать, что где-нибудь он с ним да столкнется еще раз. Насколько причудливо утверждение Честертона, будто «конец» есть признак романа, настолько же убедительно его желание еще раз встретиться с Пиквиком. Недаром Сэм Уэллер, хорошо проникший в психологию своего хозяина, скептически относится к заявлению, будто его похождения кончены. Как знать? Сейчас он так думает, но кто поручится, что он не изменит своего решения, ведь у него душа двадцатипятилетнего (гл. 50, LVI)? Именно наблюдение Сэма в особенности убеждает, что дело здесь не только в формальных недостатках построения. В романе нет временного приурочения, а потому, естественно, нет и определенного во времени конца, как нет и начала, ибо мы не знаем, откуда пришли все эти старомодные чудаки.

Вкладывая слова сомнения в уста Сэма, Диккенс, может быть, сам испытывал то чувство, которое испытывает читатель, закрывая его книгу: как жаль, что кончилась вся эта неразбериха! А может быть, в таком ненастоящем окончании «без конца» неясно для самого Диккенса проявился инстинкт писателя: если бы дальнейшие его литературные успехи оказались не так блестящи и он потерял внимание читателя, ему нетрудно было бы вернуть его, вызвав вновь на сцену мистера Пиквика. Мистер Пиквик воскрес бы и, как воскресший Рокамболь, продолжал бы свои похождения: вне времени их можно было бы продолжать, сколько хватило бы пространства. И действительно — не прошло и двух лет по окончании «Пиквикского клуба», как Диккенс обдумывает план новой литературной затеи с участием мистера Пиквика и Сэма Уэллера, изложенный им в письме к Форстеру (июль 1839 г.).

Это план издания, которое должно было напоминать, по его собственным словам, аддисоновский «Спектейтор» («Зритель»); но, с другой стороны, нетрудно заметить в нем также сходство с планом «Пиквика». Издание должно открываться некоторой вымышленной историей возникновения его, затем вводится нечто вроде маленького клуба, отчет о действиях и похождениях членов которого может быть дан в свободной последовательности; далее могут быть вводимы новые лица и вновь выведены мистер Пиквик и Сэм Уэллер; к этому присоединяются в свободной форме и в произвольной последовательности очерки, рассказы, приключения, письма мнимых корреспондентов; особое внимание уделяется палатам (парламента) и Лондону, о прошлом, настоящем и будущем которого будут вести ночные беседы (Диккенс вспоминает «Тысячу и одну ночь») Гог и Магог (деревянные статуи, украшавшие Гилдхолл лондонского Сити), а также сатирическим статьям, темою которых будет местная юстиция, а формою — переводы «Варварских хроник» несуществующей страны (нечто вроде «Путешествий Гулливера», поясняет Диккенс).

В следующем, 1840 г. Диккенс начал осуществлять этот план в урезанном и обесцвеченном виде в «Часах мистера Хамфри»; из футляра этих часов доставались рукописи и читались в небольшом кругу друзей. Первый выпуск «Часов» был распродан в огромном количестве экземпляров (около 70 000), но лишь читатели узнали, что это не начало большой повести, спрос на издание упал. Диккенс тотчас изменил план издания и начал печатать «Лавку древностей», которую прервал всего два раза небольшими вставками, страховавшими от неуспеха: в них действовали мистер Пиквик и оба Уэллера. После этих небольших перерывов продолжается и заканчивается «Лавка древностей», а к «Мистеру Хамфри» Диккенс возвращается только затем, чтобы ввести в эту же рамку «Барнеби Раджа» и ликвидировать «Часы». Таким образом, затея оказалась неудачной: две большие повести разорвали слабую раму, и даже воскрешенный Пиквик оказался недостаточной скрепою. Но хотя Пиквик и Уэллеры явились только для спасения автора от литературной неудачи, новая встреча с ними доставила живейшее удовольствие их друзьям.