1 августа, суббота.

1 августа, суббота.

Ночью снился странный сон. Первая его часть касалась дачи: будто бы на дачу приходил комендант Константин Иванович и что-то расспрашивал о Вите. Наверное, думаю о нем, впрочем, уже здесь, в Италии, он звонил, говорил, что у него все в порядке, правда, с работой плохо, а пока он ставит забор. Вторая половина сна – это Валя и мама. Будто бы выезжаю от дома на черной «Волге» и еду по асфальтированной дороге, которая внезапно превращается в грунтовую. Машина проваливается в какой-то жидкой грязи, я не пугаюсь: дескать, далеко не утону, вытащат, но машина почему-то стремительно начинает в этой жидкой, желтого цвета глине тонуть. Я пытаюсь как-то вылезти из кабины и тут просыпаюсь, оказывается, я провалился между двумя матрасами огромной двуспальной кровати. Четыре ночи, С. П. спокойно спит на соседней кровати, как всегда накрывшись подушкой.

В 9. 30 освободили, как предписано гостиничными правилами, номер. Сразу же подумалось, как хорошо: никаких экскурсий! Замечательно два с половиной часа провели на море, на пляже отеля. Я по советской привычке все время чего-то боялся, но хотя мы уже не жили в гостинице, формально наш багаж еще стоял в конференц-зале, на втором этаже. Зал используется как камера хранения. Море на восточном побережье Италии мутное, мелкое, слишком теплое. Купаешься, как в тарелке супа. Этот вывод сделал я еще несколько лет назад, когда ездил на чтения Флаяно. Это восточное побережье Италии. Правда, пляж в нашем отеле «Коломбо» превосходно оборудован: лежаки, зонтики. Опять продолжал прерванное поездкой чтение «Memoryreturn». Если уж Патриарх Тихон проявил такое страстное попечение о церковных богатствах, то почему же он молчал тогда, когда эти богатства действительно грабили и расхищали? Белогвардейский генерал Мамонтов, например, во время своего кавалерийского рейда захватил дорогую «добычу» – драгоценные ризы, иконы, кресты и т. п. – общим числом до 10 тысяч вещей. Генерал Богаевский – атаман Войска Донского при Деникине – забрал золото, серебро, бриллианты новочеркасских и старочеркасских православных храмов. Никаких описей и расписок он, разумеется, не оставил. Когда остатки деникинских войск под ударами Красной Армии покатились к Новороссийску, часть этих ценностей была похищена. За перевозку в Стамбул через Черное море оставшихся сокровищ (1778 пудов одного лишь серебра) белогвардейцы, по их словам, уплатили 145 пудов серебром».

«Пройдитесь по парижским бульварам, – писал в «Известиях"(10 мая 1922 года) князь В. Львов, бывший обер-прокурор Святейшего Синода (!!!) при Временном правительстве (даже он не выдержал и из махрового белогвардейца стал просто гражданином. – А. К. ), – и вы увидите выставленные в витринах магазинов золотую утварь, золотые ризы и драгоценности, снятые с икон. И неужели русская эмиграция имеет право продавать свои религиозные драгоценности для своей нужды, а русский народ не имеет права для утоления своего голода снять церковные драгоценности и купить на них хлеба? Да кто же, наконец, хозяин в Русской Церкви? – Русский народ».

Историческое напоминание. Колчак, который захватил золотой запас республики, в обеспечение поставок оружия передал США 2118 пудов золота, Англии – 2883 пудов, Франции – 1225, косоглазым – 2672. Ущерб от иностранной интервенции только на Дальнем Востоке составил свыше 300 млн золотых рублей. Только в 1920 году интервенты Антанты, действовавшие на юге, вывезли 13 млл. пудов зерна, 830 тыс. пудов соли, 120 тыс. пудов льна, 120 тыс. пудов табака и т. д. Был уведен весь военно-торговый флот.

И последнее, чтобы и к этому не возвращаться, и к книге Купцова. Нет, как известно, правды на земле, но правды нет, как становится известно, и выше.

«Далее И. Лунченков описывает, как поступили белые с награбленными ценностями. «В середине 1922 года в Катарро под видом туристов прибыла на специальном пароходе группа американских миллионеров. Осмотрев ценности, они заявили, что в таким виде они, боясь огласки и скандала, их не купят: необходимо ценности «обратить в лом». Заключили договор и назначено было время присылки специального парохода из Америки. И вот началась вакханалия вандализма. Для работы, т. е. «обращения в лом», были приглашены свои верные люди – офицерская кавалерийская молодежь, около 40 человек. Работали тихо, без шума. Ломались совершенно новые часы (около 3000 экземпляров), ложки, ножи, гнулись подносы, кофейники, портсигары, траурные венки с гробниц исторических лиц, модели памятников, предметы церковной утвари, ризы с икон, вынимались камни, слоновая кость, серебро сбрасывалось ссыпом в ящики по 15 пудов каждый, а все остальное шло ретивым рабочим. Обнаглевшие, они ходили по маленькому городку и торговали слоновой костью, хрусталем, камнями. Вмешалась югославская прокурорская власть, были произведены обыски и найдена часть ценностей на квартире «рабочих». Дело пошло в суд. Офицер Богачев сел на восемь месяцев в тюрьму. «Работа» продолжалась 2 месяца. Уложено было 700 ящиков по 15 пудов каждый, всего больше 10 000 пудов.

Под руководством вандалов погибли единственные в своем роде уникумы исторической и художественной ценности, В октябре 1922 г. пришел пароход из Америки, и началась приемка ценностей. Сдавали Сахаров и Гензель. От американцев было получено 50 000 000 франков. Деньги были переданы лично Врангелю» («За чужие грехи»).

Все путешествие обратно в Москву, несмотря на двухчасовую задержку с вылетом, закончилось вполне благополучно: даже успели на последнюю электричку из Шереметьева, а потом и на пересадку в метро на станции «Боровицкая». К сожалению, такое замечательное начинание, как электричка от Шереметьева, не доведено до конца. Легкие и стремительные подходы должны быть со всех терминалов. Аэропорт Шереметьево, с ведущим к нему Ленинградским шоссе, которое реконструируют уже лет пятнадцать, – это текущий позор всей России.

2 августа, 2009 воскресенье. Хватило собранности сразу же утром уехать на дачу. Прихватили еще Володю и Машу, с ними их же отраднинский Саня. Он их ровесник, работает охранником, сейчас безработный. Я изучаю жизнь московской окраины. Правда, ребята хорошие, я чего-то покупаю из продуктов, часть покупает С. П., но зато они ведут хозяйство, Маша специализируется по агротехнике, Володя топит баню и ведет текущий ремонт. Именно это и позволяет мне вести на свежем воздухе кое-какую текущую работу.

Участок за две недели, что я не был, весь зарос. Но уже пошли огурцы, и кажется, в этом году будет много помидоров. Я уже не говорю о чесноке и кое-какой другой зелени.

Что за время моего отсутствия случилось в России, без газет малопонятно, но по телевизору показали пребывание Патриарха Кирилла в Севастополе и его богослужение в Херсонесе, где, по преданию, был крещен князь Владимир. Несмотря на чтение книги Купцова, все это во мне вызывает добрые чувства.

Днем, пока ребята занимались участком, а С. П. обедом, я сидел над приведением в порядок записей в дневнике и читал толстушку Аргументов и Фактов , прихваченную в самолете. Есть две занятные, все на мою же тему, цитаты, которые и привожу. Одна из статей, кажется, бывшего пресс-секретаря в правительстве Ельцина Вяч. Костикова. Номер газеты, кстати, юбилейный.

«Доставшиеся нам от эпохи Ельцина и олигархические по происхождению кадровые резервы, – пишет автор, в подзаголовке статьи которого стоит «необходима бюрократическая революция», – слишком задержались у пульта управления. Они, может быть, и были полезны в период, когда стабильность, удержание власти и сохранение в неприкосновенности «либеральной цели» ценились выше императивов развития. Их жесткая политическая ангажированность и «личная преданность», возможно, и были исторически допустимыми. Но сегодня они не обеспечивают ни потребностей роста, ни улучшения привлекательности российской модели. Напротив, их неспособность обслужить потребности реальной экономики, их раздражающее словоблудие уже негативно сказываются на настроениях населения, генерируют недоверие к власти, а, следовательно, и новую нестабильность».

По кому идет огонь, совершенно понятно. Но связывать недовольство населения с тенденциями самого нового времени, это слишком круто. Если бы русские были, как итальянцы, бастующие по каждому поводу, то все давно выглядело бы по-другому.

Вторая статья связана с Черкизовским рынком, ее выстрелы направлены в ту же сторону.

4 августа 2009 года, вторник. Собственно, я почти никогда не был так долго на даче. Живу, как мечталось. Потихонечку, по мере сил копаюсь в огороде, поправляю и редактирую дневник за итальянские числа, думаю о романе. Роман уже поднадоел. «Дворня» занимается своими делами, но все время что-то делает по хозяйству. Вечером коллективом посмотрели старый фильм Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии». Фильм этот я видел раньше с Валей, но уже забыл, помню только знаковую сцену, как вся компания идет по дороге. Многое, что тогда проходило мимо нас из анализа поведения буржуазии, теперь оказалось просто нашим – коррупция, пустота чиновников, недееспособность армии. Вечером читал подаренную мне Марком Заком последнюю книжку о кино. Это погодовая выборка из его монографий и статей о тех или иных фильмах. На этот раз и отобранные куски поживее, и сама идея создания описания лучших, знаковых фильмов с 57-го по 84-й чрезвычайно любопытна. «Фильмы в исторической проекции». Марк всегда отличался некоторой дубовостью стиля, а здесь чуть повеселее.

Опять снилась Валя, ей сделали операцию на одном глазе, как бы спасли зрение, и теперь она снова будет жить со мной. Я еще раз увидел ее огромные сияющие глаза. Дальше продолжать не могу, уже у меня из глаз слезы. Во сне видел также и своего брата Анатолия. Как он там?

6 августа, среда. Утром сидел над седьмой главой и несколько ее продвинул. Весь день летит, если уходишь из дома рано, и даже если думаешь, что поработаешь где-нибудь на работе. План был такой: заехать в Московское отделение – вышел очередной номер «Колокола» с шестой, предпоследней главой «Кюстина». Оказалось, что в этом номере, хотя он и вышел ничтожным тиражом в 200 экземпляров, напечатана еще моя статья о театре Гоголя – полный вариант со сравнениями и былыми сокращениями. Потом пешком с Никитской улицы, переулками, по Бронной в институт, а уж оттуда вечером на Бережковскую набережную, напротив Киевского вокзала. На пароходе «riverpalace» Борис Семенович Есенькин, генеральный директор компании «Библио-глобус», т. е. огромного и, безусловно, лучшего книжного магазина Москвы, справляет свой юбилей. Кажется, предстоит нечто грандиозное. Вместе с пригласительным билетом мне прислали и рекламный буклет этого «riverpalace». Это суденышко водоизмещением в 200 тыс. тонн, которое своим ходом побывало в Париже на «гастрономических гастролях» и в Лондоне, хотя оно сошло со стапелей только 8 августа прошлого года. Здесь уже побывали Дм. Медведев, Мирей Матье, Галина Вишневская и Валентин Юдашкин – список цитирую по буклету. Список сам по себе занятен: вот так в России выстраиваются приоритеты. От президента до портного.

Пока ехал в метро, прочел две бросившиеся мне в глаза статьи. Одна о том, что ректоров двух университетов будет назначать президент, причем, насколько я понял, значения иметь не будет сколько ректору будет лет. А вторая статья о том, как командующий округом отправил служить в обычную роту солдат-певцов и танцоров из ансамбля. Насколько я понял, решение о ректорах сделано под В. А. Садовничего. Недаром, видимо, Виктор Антонович впустил в МГУ своеобразное ВПШ «Единой России». Само соседство двух статей занятно: с одной стороны, в законе об образовании делается некое изъятие для персоны, которую не выбирает университет, а представляет президент страны, а с другой, там, где сама логика жизни в искусстве и многолетняя традиция требует некоего исключения, тут все, как надо, все делается по закону. Воистину наш закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло.

В начале шестого добрался, наконец, до Бережковской набережной. Корабль-ресторан оправдывает название «Palace». Это заведение высшего типа, по кухне, еде, количеству официантов, посуде и десятку мелочей, которые определяют и стиль, и характер подобного учреждения. Чтобы покончить с этой частью темы, сразу скажу: все было организовано прекрасно. Что касается еды и напитков, то они были выше всяких похвал – в Кремле на официальных приемах, где я все же бывал, никогда так не кормили. Юбиляр проявил и щедрость, и организационный талант. Работала беспроигрышная лотерея, все время кто-то пел, танцевал, артисты менялись и менялись, был конферансье, как сказал поэт Вишневский, «звезда Юрмалы». Мне показалось, что это-то было не так хорошо. По крайней мере, и конферансье и сам Вишневский стихи читали такие народные, что слушавшую рядом со мной эти сочинения Ларису Васильеву приходилось утешать. Гостей, по моим подсчетам, было около двухсот человек. Из вполне определенно знакомых мне людей – Сережа Кондратов, Юра Поляков, Лариса Васильева, Володя Вишневский, Людмила Шустрова, Евгений Евтушенко с женой Машей, наш, из клуба, Степанец, которого я со всеми знакомил. Кстати, в результате моего сватовства Сережа Кондратов вроде решил выпускать собрание сочинений Полякова и собрание Евтушенко. Я в свою очередь поговорил с ним о Кюстине. Сережа невероятно молод, элегантен и предупредителен. Говорит, что много физкультуры. Кажется, у него дома свой бассейн. Во время разговоров и бесед подумал, что я со своими огромными связями не имею ни собрания, ни достаточного количества книг и денег.

Борис Семенович был в белом костюме, подтянутый, энергичный, почти молодой. Всех встречал у трапа – как и на любом приеме, здесь образовалась очередь, – был мил, предупредителен и обаятелен. Празднество предполагалось проводить до 24 часов, но я все же вышел на технической остановке около десяти. Я подарил юбиляру толстую книгу, изданную в «Дрофе», приблизительно с такой надписью: «в день юбилея – не без авторского садизма, – знаменитому книжнику и директору самого большого книжного магазина в Москве, книгу, которой нет у него на стеллажах».

Отдельно не могу не написать об Е. А. Евтушенко. Собственно, знаком я с ним уйму лет, но впервые как-то его по-другому понял. И это не ответ на его комплимент, когда он при всех сказал, что Сидоров струсил дать ему диплом об окончании вуза, а Есин, дескать, нет. Я ему, правда, объяснил, что Сидоров просто не мог этого сделать, потому что существовали другие законы. Сидоров, вероятно, не знал о некоторых связанных с законами возможностях. Я сначала получил право на экстернат, которым, правда, воспользовались только единожды. Исключительно под Евтушенко, практически, и получали. Попутно вспомнили о Зинаиде Ермолаевне, уже покойной матери Е. А. Собственно, затеяв это длинное отступление, я хочу сказать только о двух моментах. Первый – это воспоминание о поездке Е. А. по Лене – «я ехал по местам и читал стихи там, где даже не знали слова «поэзия» и, по крайней мере, никогда не видели живого поэта». Второе – это его прекрасная застольная речь, вызвавшая аплодисменты всей разномастной публики. Е. А. говорил об отмене сочинения при поступлении в технические вузы. Он каким-то образом, но очень справедливо связал это с тем, что шестидесятники, техническая интеллигенция, которая, собственно, и вывела нашу страну в космос и к другим достижения цивилизации, были еще и прекрасными, лучшими нашими читателями.

7 августа, пятница. Не выспавшийся, что-то, как всегда, перепутав, утром в девять поехал в институт – мне показалось, что сегодня в десять начнется экзамен по этюду, но сегодня день объявления результатов творческого конкурса, и в соответствии с законом об образовании, в который вляпалась вся страна, будут проводиться апелляции. С этим я сидел весь день, иногда мне помогал М. Ю. Стояновский как член комиссии. Проводить одному апелляцию было нельзя. Собственно, запомнился мне один парень, который написал 40 страниц без единого абзаца. Текст его был полон телевизионными и кинореминисценциями. Но что-то иногда в его страницах прорывалось живое. Я, может быть, и взял бы его на платной основе к себе в семинар – как меня уговаривала его мать, – но парень совершенно больной и абсолютно в литературе темный. Не мог во время беседы вспомнить элементарных вещей из Л. Толстого и Ф. Достоевского. Мне даже непонятно, как он смог закончить школу. Похоже, что этот бедный парень наблюдается у психиатра. Кое-каких девчонок мне тоже было жалко. Какие-то огоньки иногда просвечивали и у них. Особенно, у одной девушки, которая учится в автомеханическом институте. На очное отделение мы взяли только двадцать парней на шестьдесят с лишним мест. Вуз, конечно, феминизирован. Но как им всем объяснишь, что при всем прочем отбирал их и браковал мастер, и теперь принудить этого мастера, завышая им оценки, взять их очень трудно. Это все равно, что принудить парня, которому девушка не нравится, полюбить ее. Насильно мил не будешь. Правда, одному парнишке, которого отбраковал Куняев, я все же поднял балл до минимума, чтобы он принял участие в следующем экзамене. Парень писал только на античные темы, упоминая всех античных героев.

Прямо из института поехал к С. П., взял его, Машу и Володю с Андреем и отвез всю компанию на дачу к С. П. – идет отладка и запуск отопления, которое делали еще весной. У С. П. поужинал, заодно кое-что подрезал у него на молодых яблонях и уехал домой.

В почтовом ящике лежала статья, которую Ашот вырезал мне или из «Культуры», или из «Коммерсанта». – Виктор Матизен и Кирилл Разлогов по-своему, но точно видят ситуацию в Союзе кинематографистов. Это, правда, все из одного критического лагеря, но убедительно. Витя расставляет все вехи, что чрезвычайно важно для общей истории и союза, и самой интеллигенции. Каким ловким человеком здесь оказывается Н. Михалков! Разлогов говорит о внегрупповых причинах, он как бы проходится по карте, предложенной Матизеном. Вытерпеть, чтобы всего не законспектировать, я не смог.

В. Матизен. Причины возникновения и задачи. «Союз кинематографистов благополучно существовал в СССР, так как отвечал интересам работников кино и советской власти. При его помощи кинематографисты обрели привилегированное положение, а власть – возможность эффективно управлять важнейшим из искусств. СК был не более чем орудием государства в лице Госкино и отдела культуры ЦК КПСС».

Необходимо запомнить понятие «привилегированное положение». Сейчас это уже воспоминание, членство в любом творческом союзе ничего не дает, важно только собственное имя.

Некоторый идеологический нюанс. К. Разлогов. «Примат функции идеологического контроля привел к уникальной особенности отечественных «союзов творцов» в них, наряду с создателями произведений (как везде) вошли и теоретики, и критики».

По горячим следам перестройки, что же все-таки перестроечный союз сделал. В. Матизен. «Под нажимом союза Госкино отменило цензуру и реорганизовало отрасль, предоставив объединениям и студиям независимость».

Довольно быстро союз потерял влияние, деньги и какую бы то ни было роль в обществе. В Дом кино практически могли ходить все. Зарубежное кино перестало быть дефицитом.

О том, что ничто человеческое человеку не чуждо. В. Матизен. »Для Михалкова приход к власти в СК был прежде всего психологическим реваншем за унижение, испытанное в 1986 году, когда его не выбрали в «климовское» правление СК из-за того, что он попрекнул кинематографистов неизбранием Сергея Бондарчука делегатом съезда».

Последняя фраза очень хорошо иллюстрирует положение на знаменитом «революционном» V съезде. С. Бондарчук независимо от того, нравился он кому-то или не нравился, являлся крупнейшим мировым режиссером. Впрочем, в свое время Л. Толстому не присудили Нобелевской премии, а Горького не ввели в состав академии.

Положение с союзе через некоторое время после спасительного избрания Н. Михалкова. В. Матизен. «Материальное положение в СК кое-как поддерживалось продажей и сдачей в аренду собственности, его влияние на систему господдержки кинематографа осталось нулевым, а побочные инициативы Михалкова вроде создания второй академии киноискусства и второй национальной кинопремии не столько прибавили ему сторонников, сколько увеличили число противников, недовольных тем, что председатель СК все более явно стал брать курс на православно-державно-«народный» кинематограф с очевидным желанием контролировать распределение средств».

Понятие «недовольные» – это мягкое название оппозиции.

Интриги или производственная необходимость? К. Разлогов. «Что же лежит в основе кризиса и распада большинства творческих союзов? В первую очередь, конечно, – исчерпанность их первоначальных функций, того, ради чего они создавались».

После исторического V съезда и после VI, на котором избрали Н. Михалковаглавой союза, наступает съезд следующий. В. Матизен. »vii съезд, как известно, счел деятельность михалковского правления неудовлетворительной и избрал новое руководство СК во главе с Марленом Хуциевым. Михалков не признал результатов съезда, отказался передать своему преемнику атрибуты власти, оставив за собой право распоряжаться средствами союза, и объявил победившей оппозиции войну».

Более осторожная точка зрения на те же события. И нечто о стимулах художников. К. Разлогов. «Не берусь судить, насколько Седьмой «нелегитимный» съезд кинематографистов России был кем-то «заказан» или изначально обречен. Ясно одно – его готовило «активное меньшинство» с целью сменить руководство СК. В этом процессе самую активную роль играли именно критики. Как и в других союзах, бескомпромиссность определялась «эго» тех крупных кинематографистов-практиков, которые были вовлечены в этот процесс».

На съезде и после съезда и после общего собрания в Гостином Дворе, где верх вроде бы взялН. Михалков. В. Матизен «…сам он принялся развивать фантастическую идею, что ему противостоят агенты Запада, финансируемые Дж. Соросом и готовящие заговор против СК, нынешней российской власти и против России как таковой».

Соображение знаменитого культуролога и кинокритика о творческих объединениях. К. Разлогов. «Здесь мы и найдем половину ответа на часто звучащий вопрос, почему распад Союза писателей прошел вполне келейно и его эхо не докатилось до широкой публики, а вот у кинематографистов «скандал в благородном семействе» привел к полномасштабной «медийной войне» – критики имеют доступ к средствам массовой информации…»

Об эхе творческих войн. В. Матизен. «Бесами были назначены главный редактор «Искусства кино» Даниил Дондурей, главный редактор «СК-Новости» Дмитрий Салынский и пишущий эти строки президент Гильдии киноведов и кинокритиков, которого постановили исключить из СК с абсурдной формулировкой «за действия, направленные на раскол союза».

К. Разлогов. «Вторая половина ответа обнаруживалась на общем собрании членов союза. Его безусловными лидерами стали актеры, а главное преимущество этой профессии – медийные лица. В Гостином Дворе преобладали не столько рациональные аргументы, сколько эмоциональные реакции».

Еще раз о коне и лани. Проблема выборов и электората. К. Разлогов. «…в глазах артистов харизма собрата по профессии, по всеобщему признанию, «актерского режиссера» Михалкова, не может не быть во много раз выше авторитета всех критиков мира».

8 августа, суббота. Не поехал на дачу, чтобы заниматься романом, опять, сосредоточившись, крепко продвинул седьмую главу, написал три или четыре страницы. Но это все предварительные моменты, теперь надо двигать остальное, и здесь требуется придельная сосредоточенность.

Читал путеводитель, выпущенный Крыловым. Здесь, конечно, много подробностей, но все очень облегчено, приспособлено к гламурному восприятию современной публики, скорее изящно, чем хорошо. Кстати, прочел здесь же и некоторые биографические сведения о телевизионном ведущем: учился в ГИТИСе по специализации режиссура эстрады.

Все координируется. Почти до шести писал седьмую главу и в перерывах мыл плиту и полы на кухне и уже потом вышел из дома. Кажется, мелькает кое-что, что может послужить двигателем к окончанию седьмой главы. Кюстину все рассказывают сами мертвецы и встречают хохотом его соображения о демократии.

Вечером по «Эху Москвы» какой-то парень, компьютерщик и писатель, говорил об Америке, из которой он только что вернулся. Кажется, он реиммигрировал. Она совсем не показалась ему раем. Я бы с удовольствием прочел его какие-нибудь книжки. В частности, у него есть какая-то своя теория относительно 11-го сентября. По крайней мере, то, что он рассказывал, было ново и интересно.

Звонил С. П. на дачу, кажется, отопление у них уже пошло.

9 августа, воскресенье. Боже мой, сколько же грязи я вымыл из кухни! Вдобавок ко всему засорил рисом из подгоревшей кастрюли раковину. Завтра начну день с того, что надену резиновые перчатки и начну орудовать со своими специализированными инструментами. Тем не менее написал одну или две странички в седьмую главу и чуть-чуть поправил дневник.

Вечером по каналу «Культура» показали замечательный зарубежный фильм – это реконструкция одного из дел молодого Цицерона. Видимо, его речь на этом процессе послужила документальной основой. Это об убийстве неким сыном своего отца, чтобы получить наследство. На самом деле все было сфальсифицировано, чтобы это «наследство» чрез аукцион получил некий богатый отпущенник, любимец Суллы. Именно во время этого процесса тогда еще молодой адвокат Цицерон произнес свое знаменитое «Кому выгодно?» Все, к сожалению, оказалось очень похоже на наше время. Может быть, ничего и не изменилось? Такая же страсть к чужому, такая же бесстыдная власть, даже под другими названиями существуют политические проскрипционные списки. Отличие лишь в одном: защищая это безнадежно проигранное дело, Цицерон дрался и за свою жизнь, которой мог лишиться в случае проигрыша. И еще: коллегия суда, к которой обращался адвокат, не побоялась вынести вердикт, который наверняка не понравился власти. Не меняется ли все же наш мир к худшему?

Кадыров высказал пожелание, чтобы Путин стал пожизненным президентом. К слову, совсем недавно в Чечне убили правозащитницу из «Мемориала».

10 августа, понедельник. Рано поднялся, успешно поработал водопроводчиком: прочистил раковину. Около ворот института уже кучкуются молодые соискатели, их запустили только в половине десятого. В самом экзамене у нас некоторые технологические и организационные новости. Не пришел проводить экзамен Саша Сегень, а прислал вместо себя жену, которая тоже заканчивала когда-то наш институт. Она будет сидеть и присматривать за абитуриентами, пока они будут писать этюд, а потом сама, но вроде советуясь с Сашей по телефону, проставит оценки и напишет короткие рецензии. Вроде бы Саша где-то до 24-го в командировке. Не получим ли мы еще одну жену, которая руководит семинаром? Второй момент организационный – наверное, я об этом писал: раньше, когда принимали очников, – темы этюдов не писали, как обычно, на доске, а раздали уже напечатанными на листках. Каждый получил полный список.

К сожалению, и у нас возможен недобор. Из списка абитуриентов семинара Волгина, допущенных к экзаменам, явилось только 26. Ладил я с ребятами хорошо. Раздал чистые листы со штампом, потом раздал темы, даже на доске написал «Все будет хорошо».

С собою принес компьютер и кое-какое чтение, сделал в дневник конспект статьи Матизена-Разлогова.

Естественно, не обошлось и без неприятностей. Мастера очень ревниво смотрят за тем, чьи темы стоят в отобранном списке. Естественно, по своей гениальной привычке, пробегая глазами, следят только за тем: моя тема или не моя? Никто не понимает, что создается общая копилка, в которую каждый вносит что-то свое, и из этого потом создается общая мозаика. Часто темы, предложенные поэтом, уходят в раздел прозы, а из тем прозаика создается набор для драматурга. Очень часто темы предов, ведущих заочные семинары, уходят на экзамены к очникам. В этом перемешивании есть и еще один важный момент: нам всегда хотелось, чтобы экзамен проходил «чисто», т. е. тема не должна раньше времени выйти за пределы конверта, в котором она запечатана. Интересно, что в один год интересно придумывает, а значит, его темы используются чаще, один преподаватель, на следующий – другой. В этом году замечательные темы придумала Л. Баранова-Гонченко, в прошлом – Е. Сидоров. В этом году чуть ли не сорок тем предложил А. Сегень, набирающий на заочном отделении, но ни одну я не смог запустить в общий список. Я показал весь список ректору, но и тот смог выделить только одну, да и то потому, что она была выражена всего короче.

Я это веду к тому, что уже после экзамена, когда я вечером ехал в машине на дачу, целую истерику, с бросанием трубок и криками: «если вы мне не доверяете как профессору, то я не буду преподавать» устроил мне С. Ю. Куняев (Стас уполномочен заявить, как он сам пишет). До этого он, когда увидел темы, осторожно меня спросил, кто придумывает темы и как все это формируется. Я ему ответил, и дальше, по мере того как шел экзамен – в аудитории напротив – заходил на кафедру, где мы перебрасывались словечками, фразами, даже вместе пили чай и довольно много говорили. В частности, о какой-то новой книге Куняева, которую он пишет.

С. Ю. Куняев вообще полон разнообразных сведений. Например, он очень интересно говорил о Валленберге, фигура которого для меня всегда была темновата. Оказалось, что он, скорее, не спасал евреев в годы гитлеровской оккупации, а отбраковывал их. Вроде бы существовала какая-то связь с Эйхманом, и очень нужных и очень богатых людей, на основе или взаимности, или какой-то солидарности, удавалось вытащить из газовых камер, а уж остальные шли. Поговорили и о других наших литературных делах, в том числе о романе Саши Сегеня «Поп». Не на съемки ли фильма отправился Саша? Кстати, мы сошлись, что даже если это хороший роман, то все равно какой-то, и немалый, элемент расчета и конъюнктуры во всем этом предприятии есть.

Чем вызван был такой куняевский, по поводу тем этюдов, взрыв? Я думаю, что уже дома, взяв в руки работы, он понял, что их надо внимательно читать и разбираться в аргументации студентов. По себе знаю, что разбираться с новым поколением и их взглядами в нашем возрасте не всегда просто и легко. За час или два, как Куняев, возможно, предполагал, не получилось. А не сделать ли нам звонок Есину? Вот темы С. Ю. Куняева:

«Нет худа без добра…»

«На миру и смерть красна»

«С волками жить – по-волчьи выть»

«Помирать собрался, а рожь сеет»

«Снявши голову – по волосам не плачут»

Звонков с перерывами – надо было выплеснуться – было два, у меня настроение испорченное. Завтра рано вставать и ехать на коллегию по жалобам на прессу.

11 августа, вторник. С вечера все приготовил, чтобы рано встать и пешком идти на станцию. Списал даже у соседей утреннее расписание на Москву. Но еще утром что-то случилось с желудком, выпил лекарство, а в шесть решил, что так просто и без инцидентов до Москвы не доеду. Спал до десяти часов.

Утром в постели прочел рассказ Анатолия Ливри, который он прислал в «Российский колокол». Журнал с моим романом, о котором он мне писал, – был наводкой. Это все та же известная мне история со славистикой в Сорбонне и минутой молчания все по поводу тех же событий 11 сентября. В какой-то степени Ливри сейчас самый яркий по стилю писатель, пишущий на русском языке. В каждой фразе какой-нибудь замысловатый или изысканный троп. Вот начало рассказа, хотя по сравнению с другими его частями не самое яркое: «Утренний Париж смотрелся старичком в коляске, розовым, чистеньким, амнезичным, с парализованной правой стороной. Город был недвижим, беззвучен и только Сена, прячась за горбатым дворцом – тоже ухоженным, точно оскоплённый хищник в клетке, – с шипом влачила свои воды прочь из Европы». Сколько смыслов и как безошибочно. Не знаю, насколько точно описана современная славистика Сорбонны и насколько все документально, но сделано это чрезвычайно жестоко. Предельно жестоко, убийственно. Выписываю, поскольку это еще и описание еды.

«Ах, эти сентябрьские устрицы! Ох уж эти жареные тетерева животами вверх! Ах, этот Арарат грецких орехов с молочным Тереком пастилы! А вазы, полные фруктов! И где сейчас этот мученик лосось с укропом в питоновой ноздре?! А рахат-лукум с круассанами и калачами! А тот поросенок, пожертвовавший славистике последними неделями своей жизни и павший на оловянное университетское блюдо средь комьев капусты с черной сливой, разорвавшей ему пасть! Вечная ему память! И пусть славится в веках красная гвардия пивных банок да караул из задастых бутылей цимлянского, которое довольно успешно выдавалось профессорами начальству за шампанское!

А начальство действительно ожидалось. Не потому ли появились в горшках тюльпаны, уже наказанные за свою свежесть и повернутые меловыми лицами в угол? – и не из-за высоких ли гостей лесбийская пара матрешек да их многочисленные отпрыски лишились русых бород, которые они отращивали месяцами на книжных шкафах и которые заставляли чихать смуглянку-библиотекаршу с безуховским ключом на плоском заду? – не для них ли динамики пряли веберовсккое Приглашение к танцу , а стадо девиц своими красными руками с плебейским выражением пальцев волокло стонущего клавишами Петрофа к стенке, оклееной обоями гри-перль с бордюром, и посреди которой, словно жучок микрофона, виднелась шляпка гвоздя. На нее, в зависимости от ситуации, вешался то портрет Путина, то де Голля лондонского периода, коего незлобивая художница по ошибке наградила капитанскими эполетами петеновского адъютанта. Сейчас же, – Толичка это сразу заприметил, – обе картины были спрятаны под стол с пивом, а у стены скучал пустоголовый бюст Набокова с откушенным сорбонновской Агафьей Федосеевной ухом».

Как мне кажется, если журнал дойдет до Парижа, то опять возникнет скандал. Но Толичка – в рассказе Анатолий Ливри так именует своего героя – этого и хочет, и по-своему прав, око, как говорится, за око. Но себя тем не менее любит безумно.

«Толичка с удовольствием воззрился на свое отражение: намеренно туповатый взор манекенщика, расколошмаченные о макиавру костяшки кулаков, бычий лоб, белые одежды, сходящиеся складкам в выпуклой промежности – всё то, за что его и взяли преподавателем в Сорбонну…».

В качестве примеров из этого рассказа я выпишу себе в картотеку описание праздничного стола и сексуальную сцену. Последнее просто ново, а первое замечательно.

Мой роман в связи со скандалом, устроенным Куняевым, снова встал, значит, займусь недописанными итальянскими впечатлениями, тем более что С. П. мне перенес на компьютер фотографии, которые он снял на мобильный телефон.

Вечером, когда я приехал в Москву, то нашел в почтовом ящике новую посылку от Ашота. Это копия указа Лужкова о присуждении премий Москвы. Я выписываю только то, что меня или интересует, или волнует. Во-первых, Инна Кабыш премию не получила, потому что в последний момент «Литературная газета», которая ее представляла, не принесла необходимый листок по учету кадров. Но это еще и привычка поэтессы, чтобы все было кем-то сделано: у нее плохие отношения в собственной школе, а ходить объяснять и просить у дирекции, видимо, не хотела. Обидно, потому что можно было бы подобрать что-то достойное из современной литературы. Литература опять потеряла место. Но есть и приятное: Олег Кривцун, автор замечательной книги «Творческое сознание художника», премию получил. Я приложил здесь много сил. В секции преимущественно театроведы, и все они лоббировали своих. Получил премию и Олег Пивоваров, редактор «Театральной жизни». Что касается премии по кино, то ее давали коллективно за фестиваль «Московские премьеры». У А. Баталова, который был в этой группе «паровозом», премий вагон и тележка, но вот В. Шмыров заслужил. В этом же списке есть еще и Елена Ардабацкая, редактор отдела кино «Московского комсомольца».

Средства массой информации гудят из-за открытого письма Д. Медведева к В. Ющенко.

12 августа, среда. У нас новая кампания. «Алкоголизм приобрел характер национального бедствия» – это вечером с экрана телевизора сказал Д. Медведев. Он же: «Мы выпиваем в год по 18 литров чистого алкоголя, включая младенцев». «Здесь мы абсолютные чемпионы, больше, чем мы, не пьет никто». Это уже далеко не первая антиалкогольная кампания, которую я наблюдаю за свою жизнь.

Сегодня много новостей, и маленьких и больших. Вчера выписали из больницы президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова, на которого в начале лета было произведено покушение, а сегодня там же застрелили министра строительства.

Из маленьких новостей и наблюдений. Утром ходил в две мастерские по ремонту оптики. На Ленинском проспекте – отпуск у мастера, на Ломоносовском – нет точечной сварки. Магазин «Оптика» на улице Строителей закрылся навсегда. На этой же улице закрыты привычные и многие годы работавшие «Автозапчасти», куда-то исчезла «Кулинария» и большая палатка, где продавали моющие средства и другую химию. Нашествие кризиса я ощущаю и по другим более мелким признакам.

К часу приехал в институт проводить апелляцию по этюду. Шли в основном абитуриенты Куняева, которым мастер расставил привычные ему по журналу короткие повелительные резолюции. При этом сами абитуриенты по стихам отобраны очень неплохо. Троих удалось спасти от раздражения мэтра. Все время думаю: отчего такая агрессия и непонимание наших общих институтских проблем? Возможно, это занятость собственной работой и естественное раздражение от работ, с которыми надо разбираться. Возможно, это своеобразный подсознательный ответ на несданный в этом году его внуком государственный экзамен. А также думаю, что общее плохое настроение создало письмо, которое переделкинские гранды написали Медведеву о рейдерском захвате писательского поселка. Детали не выписываю. На всякий случай второй раз перепечатываю темы, которые предложил Станислав Юрьевич.

1) «Нет худа без добра…» 2) «На миру и смерть красна» 3) «С волками жить – по-волчьи выть» 4) «Помирать собрался – а рожь сеет» 5) «Снявши голову – по волосам не плачут».

И тематика узковата, и ракурс однообразен.

Вечером смотрел по ТВ футбольный матч Россия-Аргентина, включился со второго тайма. Закончилось все со счетом 1: 3 в пользу Аргентины. Почему я почти сразу же начинаю болеть против своих? Еще днем, в машине, я слышал захваливающие нашу команду и наших футболистов репортажи. И спортсмены, и букмекеры, захлебываясь, уверяли, что мы победим! Что за презрение к судьбе! Потом меня всегда раздражает «патриотический» тон ведущих. Такое отношение к игре, к элементам удачи и ситуации для меня чуждо, я раздражаюсь.

13 августа, четверг. С двенадцати до шести просидел на собеседовании, потом поехал париться в баню, иначе не засну. Но еще утром к половине девятого ходил в стоматологическую поликлинику. Элла Ивановна теперь уже мой врач-терапевт, конечно, врач почти гениальный. У нас что-то вроде дружбы, рассказывает о своем сыне, который учится. Среди ее рассказов и наблюдения над милицией в быту. Она живет в одном доме с молодыми и старыми милиционерами. Впечатление от ее рассказов – безрадостное, слишком много в них примитивно человеческого. Из общего – это изменение цен: еще год или два назад я платил за рентген зуба 50 рублей, сегодня это уже 250. Правда, аппаратура в знакомом рентген-кабинете совершенно новая. Здесь я порадовался.

Что же вечером ел? Уже не помню, но перед тем как заснуть, довольно долго читал «Казанову». Цитату для странички, посвященной Венеции, я выбрал давно, а вот теперь изучал весь фрагмент, связанный с пребыванием героя в тюрьме. Это огромный кусок, сила которого не в описании побега, а в первую очередь в галерее лиц, которые автор неспешно описывает. Здесь и портреты, и характеры, чего стоит парикмахер, который не может не подличать и не доносить. Как по-разному читаются текст в иные временные отрезки собственной жизни! По-другому воспринимаю все происшествие, побывав в самой этой тюрьме, но все равно, как более сильное, все время «в побег» в моем сознании вмешиваются кадры из фильма Феллини.

Собеседование проходило для категории заочников, уже имеющих высшее образование. В основном это молодые люди, совсем недавно окончившие свои вузы. Много гуманитариев, но есть и врачи, и программисты. Два соображения по этому поводу – чрезвычайно низкий уровень общей гуманитарной подготовки в вузах средней руки, и второе – осознание, что с таким багажом идти в жизнь и по жизни невозможно. А уж как мало за жизнь прочли! Интернет становится врагом большой культуры. Многие попали в свои выбранные специальности случайно. Второе – об этом я вслух сказал после окончания собеседования – это необходимость и нам усложнять преподавание на заочном отделении, и больше давать, и строже требовать.

В качестве еще одной иллюстрации к росту цен. Беру только знакомые ситуации и то, с чем я уже сталкивался. Ремонт очков, точечная пайка дужки – уже 900, хотя три года назад только четыреста.

14 августа, пятница. Утром почти до часу сидел над романом и кое-что все же сделал. Задача у меня сложная: написать последнюю главу увлекательно, постараться не особенно наврать и не сгустить краски, и еще помнить, что, в отличие от моего героя, мне в этой самой России жить, а не критиковать ее из прекрасного далека.

В час дня приехали Володя с Машей, заехали за С. П. и отправились сначала на хозяйственный рынок. Денег потратил уйму, пришлось покупать за 4 тысячи так называемую «болгарку» – дисковую пилу по металлу и новый смеситель для ванны за 2250 рублей.

На даче, как всегда, ужинали чем-то вкусным, что, как всегда, готовит С. П. Я сразу же принялся все поливать и хищно разглядывать поле битвы, чтобы завтра поточнее развести по объектам рабочую силу. С опозданием, но пошли огурцы, и вовсю краснеют помидоры. Конечно, мои затраты никакой урожай окупить не может, но я каждый год наблюдаю за чудом появления росточков, а если еще на этих росточках что-то возникает, то я потом долго жмусь и ничего не хочу вовремя снимать.

Заснул довольно рано, перед сном опять читал Купцова, поражаясь, как много собрал он разного материала и как талантливо его осмыслил. Я совершенно не ненавистник и не противник православной русской церкви, но очень со многим у Купцова соглашаюсь. Наверное, здесь обычное русское понимание общего.

За стеной ребята и Маша часов до четырех играли в карты.

15 августа, суббота. На даче я просыпаюсь позднее, чем в Москве, но все равно в восемь уже был на ногах. Все, конечно, по разным этажам спят. Я это люблю, утро мое, и за утро я много успеваю. Я обхожу участок, собираю в одной теплице помидоры, в другой огурцы, которые сразу пошли, как только появилось солнце и их стали поливать. Потом, как делаю почти каждый день, пошел в большую, минут на сорок, прогулку. Всегда в этих случаях вспоминаю старого Льва Толстого, который по утрам в Ясной Поляне ездил верхом на лошади. Будем считать, что я тоже помещик. Иду сначала до упора в одну сторону нашего кооператива. Жизнь везде разнообразна, но почему-то и теперь ясно, что люди, заводя грядки и теплицы, подчиняются, скорее, инстинкту земли, нежели прагматическому видению. Кстати, в той же книге Купцова сначала меня поразила, а потом заставила и согласиться с ним точка зрения, что с отменой нашим провидцем Н. С. Хрущевым так называемых приусадебных участков, чуть ли не вдвое сократились надои молока по стране и количество выращенных овощей.

Потом я возвращаюсь по той же дороге обратно, разглядывая, что посадили соседи и как оформили свои «наделы». Участки есть просто художественно распланированные: цветы, дорожки, образцовые грядки. Сам я в этом смысле ничего придумать не могу, могу только собезьянничать, поэтому стараюсь везде перенимать опыт. Читаю все объявления. Их клеят на столбах и заборах: продают навоз, привозят песок, землю, щебенку. О, если бы такое частное изобилие было в мое время! Правда, в мое время ничего не стоил бензин, и копейками исчислялась стоимость молока и хлеба. Довольно много, в отличие от прежних лет, объявлений о готовности купить землю и дом. Я отношу это, скорее, не к домовитости, а к кризису и неуверенности в объективной стоимости собранных рублей. А что станет с этими рублями дальше?

Наконец выхожу в наш небольшой сосновый лесок.

16 августа, воскресенье. В Москве, когда вернулся, опять делаю выписки из книги Купцова. Меня очень интересует все, что связано с изъятием церковных ценностей во время голода. В главе, посвященной этому вопросу, Купцов очень подробно говорит…

17 августа, понедельник. Сходил утром к зубному врачу Элле Ивановне и включил радио. Два события: одно почти привычное – в Назрани взорвали местное УВД, большие жертвы, террорист-смертник въехал на машине во двор учреждения и подорвал себя. Второе происшествие можно квалифицировать как катастрофу. На Саяно-Шушенской ГЭС во время ремонта вышел из строя один из агрегатов, в машинное отделение хлынула вода, разрушена стена машинного зала. Погибло восемь ремонтников и рабочих, и объявили еще о более чем пятидесяти пропавших без вести. Наверное, тоже погибли. Отключены все десять агрегатов. Как это произошло, мне непонятно, по сообщению местных властей, может быть частичное подтопление. Чуть ли не целый день были отключены ряд регионов Сибири. Еще в четыре часа по Москве в половине Абакана не было электричества. К вечеру кто-то из начальства сказал, что на изготовление новой турбины и генератора потребуется чуть ли не два года.