Подполковник в отставке А. Козлов НА ПОСТУ В КРЕМЛЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Подполковник в отставке А. Козлов

НА ПОСТУ В КРЕМЛЕ

«Вы, наряду с напряженной учебой, в течение всего времени пребывания в школе несли ответственную и почетную службу по охране Кремля, конгрессов Коминтерна, партийных съездов, конференций и съездов Советов.

На вашу долю выпало огромное счастье видеть и слышать живого Владимира Ильича Ленина и стоять на посту у его квартиры.

Вы провожали в последний путь Владимира Ильича Ленина и несли почетный караул у его гроба».

Это строки из приветственного адреса, преподнесенного куйбышевцу Николаю Семеновичу Кузнецову в 1964 году начальником Московского Высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета РСФСР в ознаменование сорокалетия со дня третьего выпуска, примечательного тем, что это был практически первый в стране выпуск подобного рода красных командиров: они прошли полный курс обучения и получили основательное военное образование. В числе окончивших учебу были будущий Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров, генерал-полковник Д. Ф. Алексеев и другие прославленные генералы и государственные деятели.

А это извлечение из другого документа.

«Назначать на ответственные посты для несения охраны в Кремле курсанта Кузнецова Николая Семеновича, члена партии с 1919 года…» —

читаем в приказе начальника Первой Советской объединенной военной школы имени ВЦИК за 1920 год. Ответственные посты в Кремле — это те, которые были учреждены для охраны помещений, занимаемых руководителями Советского правительства, вождем мирового пролетариата В. И. Лениным.

Н. С. Кузнецов. Фото 1926 г.

С майором Кузнецовым я познакомился в начале пятидесятых годов, когда служил в органах госбезопасности в Куйбышеве. Работал с ним в одном отделе. С возложенными на него обязанностями он справлялся успешно, все делал без лишнего шума и показной активности, оставался спокойным, даже когда не все ладилось. Несмотря на значительную разницу в возрасте, у нас сразу установились товарищеские отношения. Однако нам, занятым работой даже по вечерам, не удавалось сойтись ближе, рассказать друг другу о себе, о прошлом. Может быть, я так ничего и не узнал бы о Кузнецове, если бы дотошный редактор стенгазеты отдела не настоял, чтобы он подготовил заметку в номер, посвященный ленинским дням. В той заметке Кузнецов писал:

«Тяжелую весть о кончине вождя я услышал на съезде Советов, где мы — кремлевские курсанты — несли охрану. 23 января на Павелецком вокзале мы встретили траурный поезд и сопровождали процессию по улицам Москвы до Колонного зала. Я был в числе сопровождавших и шел недалеко от гроба дорогого всему миру человека. Потом наша рота курсантов несла службу в Доме Союзов во время прощания народа со своим Ильичем.

27 января 1924 года у кремлевских курсантов появился новый парный пост — пост у Мавзолея Ленина».

Так мы узнали, что рядом с нами работает человек, охранявший Ленина и много раз встречавшийся с ним при жизни.

Какие пути-дороги привели рабочего парня в Кремль?

Николай Семенович рассказывает об этом так:

«С семнадцати лет я работал на железной дороге, вступил в партию. Когда усилился накал гражданской войны, большинство коммунистов ушли на фронт. Начали проситься и мы. Однако железнодорожники не подлежали мобилизации, и нам отказали. После неоднократных обращений комиссар железной дороги Виленский сказал мне: «На фронт успеешь, а вот учиться, пожалуй, поедешь. Нужны красные командиры». Направили нас, несколько человек из числа более грамотных, на пулеметные курсы в Москву. Но меня свалила болезнь — «испанка», и я отстал от своей группы. Поехал через несколько дней, начал в одиночку искать по Москве нужные мне курсы и очутился на Ходынке. Вижу — большая казарма, у ворот поставлен пулемет. Вот, думаю, тут они и должны быть, эти пулеметные курсы. Оказалось, что ошибся. Прочитали в казарме мои бумаги и направили в Кремль. На другое утро у Троицких ворот предъявил направление, показал партбилет и получил пропуск.

Я в Кремле! Там, где Советское правительство, где Ленин! От волнения я приостановился.

Около пяти лет я прожил потом в этом святилище, побывал в каждом его уголке, в малоизвестных заповедных местах, стоял на часах на всех постах. И до сих пор, когда прохожу под арками Кремлевских ворот и ступаю на гранитную брусчатку мостовой, меня охватывает такой же трепет, что испытал тогда восторженно-удивленным рабочим парнем…

Итак, пройдя Троицкую башню, я остановился и не знал, куда мне дальше идти. Обратился к одному часовому, другому — не отвечают. Вспомнил, что часовым не положено разговаривать, но как мне быть, если больше никого нет? В это время увидал, как двое проходят через площадь, оживленно разговаривая между собой. Подбежал к ним и говорю: «Товарищи!». Те обернулись, и я остолбенел: передо мной стоял Ленин, сам Ленин, так хорошо знакомый по портретам! Владимир Ильич заметил мою растерянность и заговорил первым, стал расспрашивать, что мне нужно, куда иду, откуда я. Я отвечал. Поговорив недолго, Ильич попрощался, а его спутник — им был, как потом узнал, Бонч-Бруевич — показал, как пройти в штаб курсов.

— Спросите там товарища Александрова, начальника курсов, или комиссара, — сказал он.

Я долго смотрел вслед уходящим. До тех пор, пока они не зашли в здание. Мне несказанно повезло: в первый же день встреча с Лениным! Другие курсанты, чтобы посмотреть на Ильича, ходили ближе к местам его ежедневных прогулок после дневной работы: мимо Большого Кремлевского дворца к Тайницкому саду и обратно…

Разыскал я штаб, поднялся на второй этаж. В комнате, которую мне указали, около большого письменного стола стояли два командира.

— Как вы сюда попали, что вам нужно, кто вас сюда направил? — спрашивает один из них.

Вид мой был не из лучших: поношенная одежонка, сам желтый и худой после болезни. Большой кабинет, важные командиры, вопросы один за другим — я немного оробел. Главное, испугался — не примут, а желание учиться было огромное, после встречи с Лениным оно еще больше усилилось, превратилось в мечту побыть несколько месяцев вблизи Ильича. Решил чуть слукавить.

— Меня послал Ленин, — сказал я и протянул свои документы.

Командир, видно, разгадал мою хитрость и засмеялся:

— Ну как же тогда не принять!

Он внимательно просмотрел мои бумаги, задал два-три вопроса, кажется, остался доволен.

— А экзамены все равно придется сдавать, — заключил командир. Это был Александров, нужный мне начальник курсов.

Образование у меня для того времени было вполне приличное — начальная при фабрике, а потом высшая начальная школа — это восемь лет учебы, да и учился я прилежно. Диктант написал без ошибок, быстро решил задачи на четыре действия по арифметике. Комиссару понравилось.

— Грамотные коммунисты нам очень нужны, — сказал он.

Зачислили меня в шестую пулеметную роту».

В июне 1920 года учебу пришлось прервать — часть курсантов направили на Южный фронт. Взвод, в котором служил Кузнецов, выгрузился на станции Гуляйполе и на другой же день вступил в бой против офицерских частей белых, занимавших город Орехов. Пулеметы были выданы курсантам лишь перед самым боем. Они оказались с непривычными для курсантов длинными рукоятками, но сметливые ребята быстро приспособились к ним. Наступая в составе Красной Армии, курсанты с боями дошли до Крыма.

Когда Кузнецов вернулся в Москву, пулеметные курсы оказались преобразованными в военную школу, соответственно был продлен срок обучения. Началась упорная учеба, сочетавшаяся с несением караульной службы в Кремле, выполнением служебных заданий и партийной работы, которую было поручено Николаю Семеновичу вести в своей роте.

«Побывал я на многих постах в Кремле, — рассказывал Н. С. Кузнецов. — На некоторые назначали только членов партии и то не сразу. Мне объявили о назначении на ответственный пост у квартиры Владимира Ильича Ленина, проинструктировали. От нашей роты туда было выделено всего несколько курсантов. Стоял я на этом посту вплоть до выпуска в 1924 году.

Неширокий, но довольно длинный, около двадцати метров коридор, в одном конце которого дверь в рабочее помещение Совнаркома, в другом — дверь в квартиру Ленина. Около этой двери был наш пост. Помню, как-то принял я вахту ночью. Курсант, которого я сменил, сообщил, что Владимир Ильич на работе и в квартиру пока не возвращался. Накануне у меня был приступ болезни, чувствовал себя неважно, но заявлять об этом не стал, не хотелось пропускать почетное дежурство. Через некоторое время в коридоре появился Владимир Ильич и направился в сторону квартиры. Подойдя ко мне, поздоровался, предъявил удостоверение, причем, как всегда, предварительно развернул его и внимательно посмотрел на меня.

— Вы, товарищ, не больны?

— Нет, нет, товарищ Ленин, все в порядке…

Владимир Ильич еще раз взглянул на меня и ушел в квартиру, но тотчас вернулся, вынес стул.

— Посидите, товарищ.

Минут через десять пришел караульный начальник и сменил меня. Оказывается, Владимир Ильич позвонил коменданту Кремля о моей болезни…

Несмотря на занятость, Владимир Ильич много внимания уделял нам, курсантам, бывал в казарме, принимал меры для улучшения условий нашего быта и учебы. В то же время не раз указывал коменданту Кремля на недостатки в организации караульной службы, следил, чтобы они были устранены. Ленин несколько раз выступал перед нами. В мае 1921 года я был на партийном собрании в Свердловском зале Кремля, где выступал Владимир Ильич и говорил о продналоге. Ранее я слушал его лекцию о международном положении. Мы были благодарны Ильичу за его заботу о нас, и нам хотелось как-то выразить свое уважение к нему. На одном из собраний в начале 1922 года мы постановили присвоить В. И. Ленину звание почетного курсанта.

Когда Ленин умер, об утрате горевали трудящиеся всего мира. Каково было нам, знавшим его и слушавшим, находящимся с ним рядом в Кремле! Конечно, было очень тяжело и горько.

28 января 1924 года к нам на траурный вечер пришли некоторые руководители партии и правительства. Шел душевный разговор о Владимире Ильиче, о том, каким он был. О его величии и скромности, силе логики в его выступлениях, о беззаветной преданности идеалам революции».

По окончании военной школы Николай Семенович был на командных и политических должностях в Красной Армии. В 1933 году партия направила его на оперативную работу в органы государственной безопасности. Как бывший железнодорожник, он работал в транспортных отделах, в том числе продолжительное время в городе Куйбышеве. На пенсию ушел в 1953 году.

Пост, на котором стоял другой куйбышевец, Александр Борисов, был около двери кремлевского кабинета Ленина, но не в приемной, а в коридоре, ведущем к квартире.

А. Г. Борисов. Фото 1975 г.

До службы в Кремле Борисов был добровольцем отряда особого назначения ВЧК. В отряде Борисов привык ко всяким неожиданным поручениям: сутками сидел в засаде в квартире фабриканта Прохорова и на условный стук в дверь впускал очередного посетителя — участника контрреволюционной группы, не знавшего о разгроме их организации чекистами. Патрулировал по улицам неспокойной столицы, а когда обострялась обстановка, со своим пулеметом вставал на пост для усиления охраны важного объекта. В составе батальона войск ВЧК выезжал на Северный Кавказ для ликвидации бесчинствующих недобитых деникинцев, а потом — в дагестанский город Темир-Хан-Шура (ныне Буйнакск) на разгром крупной банды Гацинского и Алиханова. Участвовал в ожесточенных боях в районе горного аула Араканы.

Однако когда его вызвал начальник специального отделения ВЧК товарищ Беленький и после беседы объявил, что он, Борисов, назначается на работу в Кремль для охраны Ленина, растерялся. Быть около самого Ленина! Это такое большое доверие! Каждый боец в отряде мог только мечтать об этом.

Очень волновался тогда молодой пулеметчик. Он был готов при необходимости закрыть своей грудью любимого вождя. Еще свежи были в памяти злодейские выстрелы в августе 1918 года. Нельзя было исключать возможность новых покушений на Ленина и сейчас.

Не забыть Борисову первую встречу с Лениным. Он стоял на посту. Услышав приветствие Ильича: «Здравствуйте, товарищ», — от волнения не сразу нашелся, как ответить.

Ходили через эту дверь мало. Несколько раз за день проходил Ленин. Имели право проходить в кабинет здесь, минуя секретаря, еще пять человек из числа руководителей Советского правительства. Однажды во время конгресса Коминтерна был у Ленина основатель Компартии Италии Антонио Грамши. Он также прошел в дверь, охраняемую Борисовым.

В апреле 1922 года пост временно переместили к дверям Солдатенковской больницы на Ходынке — Ленину там делали операцию по извлечению пули. Борисов тщательно проверял пропуска у каждого. Дзержинскому, навещавшему больного, такая строгость понравилась.

— Правильно, товарищ. Так надо делать всегда, — сказал он. Тревожное время диктовало необходимость особой бдительности.

В июне 1922 года Борисову объявили о выезде в специальную командировку. Оказалось, что ехать нужно недалеко — в Подмосковье, в Горки.

Большой, очень красивый парк, клумбы цветов перед домом, успокаивающая тишина. Ленин и его семья занимали три комнаты на втором этаже. В этом же доме жили семьи Д. И. Ульянова и бывшего народника из Алакаевки Алексея Андреевича Преображенского, ставшего под влиянием Ленина активным марксистом и входившего потом в состав искровской группы в Самаре. Преображенский был очень болен, но не мог сидеть без дела и работал в совхозе. В большой комнате около входа в здание находился телефон для связи с Москвой, и дежурили там работники охраны, в числе которых был и Борисов.

Время было тревожное, шла упорная борьба с остатками контрреволюционных сил, поэтому руководство охраны учитывало возможность различных осложнений. Состав работников охраны в Горках был малочисленным, и на каждого возлагалась большая ответственность, не говоря о постоянной занятости на службе.

В архиве сохранилась инструкция, предусматривающая в таких случаях особые меры охраны. Там упоминается, что

«Борисов и Пинковский с пулеметом «Люис» отвечают за охрану правой стороны большого дома в Горках и должны занимать боевую позицию по направлению вправо к пруду».

А. Г. Борисов с женой и внуком в Горках Ленинских. (Июнь 1977 г.)

«Мы, работники охраны, старались не нарушать покой Ильича, не мешали ему, — рассказывал Александр Григорьевич. — Держались в стороне, поэтому серьезных бесед с ним ни у меня, ни у моих коллег не могло быть. Однако Владимир Ильич несколько раз обращался ко мне и давал несложные поручения. При этом обращения его всегда были в очень вежливой форме.

Выступление Ленина я слушал всего один раз. Это было в ноябре 1922 года в Большом театре. Я сопровождал его во время поездки из Горок…

Меня спрашивают, каким запомнился Ленин в минуты отдыха? — продолжал Борисов. — Мне думается, что у Ленина, когда он более или менее был здоров, не было отдыха. Даже на прогулках он не расставался с книгами. В Горки привозили много книг. Ильич тут же быстро сортировал их, а некоторые отбирал для более детального просмотра или чтения. Во время прогулок я вместе с Пакалном, начальником охраны, сопровождал Ленина. В парке у Владимира Ильича было любимое место — под большим дубом, где он садился читать. В некоторые вечера, один-два раза в неделю, в доме демонстрировали кинофильмы. Однажды я помогал киномеханику Хабарову «прокручивать картину». Это был не развлекательный фильм, а хроника, или технический, о сборке автомобилей. Лишь однажды видел Владимира Ильича отдыхающим. Это было 1 января 1924 года около новогодней елки в Горках, куда были приглашены дети рабочих совхоза. Владимир Ильич находился здесь же».

В скорбный день 21 января 1924 года Борисов дежурил около телефона до 16 часов и ушел отдыхать перед ночным патрулированием по парку. Вскоре пришел сменившийся с поста Струнец, тяжело опустился на стул и проговорил:

— Ильич… наш… умер…

Борисов вскочил, долго не мог попасть ногами в валенки. Оделся кое-как и побежал. Не хотелось верить, что свершилось страшное. Еще днем, всего шесть-семь часов назад, Борисов видел Ильича…

На другой день Борисову дали специальную книгу, он стал записывать всех прибывающих для прощания с Ильичем, и каждый расписывался в книге. Приходили крестьяне из окрестных сел, вечером приехали делегаты II съезда Советов.

В морозный день траурная процессия направилась в Москву. На станции Герасимовка ожидал специальный поезд. Борисов был в числе сопровождающих и находился около гроба. На каждой станции и разъезде поезд встречали толпы людей. Многие вытирали слезы. Дзержинский сказал машинисту:

— Там, где народ, можете остановиться, но в Москву прибыть вовремя, по графику.

С Павелецкого вокзала процессия тронулась к Колонному залу Дома Союзов.

Несколько раз заходил потом Борисов в Колонный зал, чтобы побыть еще и еще раз возле дорогого Ильича…

В 1925 году Борисова перевели на другую работу, а в 1930 году он вернулся к своей старой профессии, которую приобрел еще подростком до добровольного ухода в Красную Армию, снова стал «стеклодуем», как тогда называли стеклодувов. Тридцать лет проработал он в этой должности в лабораториях куйбышевских заводов.

Семнадцать метров коридора в Кремле отделяли пост, на котором стоял Кузнецов, от поста, где находился Борисов, однако друг друга они не запомнили, а возможно, в те годы ни разу не встретились, поскольку числились в разных подразделениях. По-разному сложилась и их дальнейшая судьба, но у них одна общая черта, приобретенная, по-видимому, в те дни, — исключительная личная скромность.