«Слухач»
«Слухач»
Так однажды повар Саша Сопин назвал радиста Геннадия Паушкина: Геннадий на слух принимал сигналы азбуки Морзе и сразу переводил их на привычный русский язык.
Вечером 21 июня он с одним из командиров отделений заставы был направлен на участок, возвратился оттуда около 24 часов, а пока почистил винтовку и попил чайку, стрелки добежали до часа ночи. Видимо, поэтому в жестокое утро 22 июня спал особенно крепко и проснулся после всех. Вскочив с койки, он схватил с тумбочки брюки и гимнастерку, натренированными автоматическими движениями натянул их на себя, недоумевая, что все ему вроде бы не по росту. Во дворе был кромешный ад: оглушительно ухали снаряды, горело, обдавая нестерпимым жаром, и трещало горящее дерево и железо застав, трассирующие пули противно жужжали, казалось, у самых ушей.
— Паушкин! На рацию! — услышал он.
— Передайте немедленно в штаб отряда о нападении на заставы, — приказал лейтенант Ветчинкин.
Путь до радиорубки он проделал по-пластунски. Вот он достиг двери радиорубки, открыл ее, ужом скользнул через порог внутрь, встал на ноги, вставил ключ в замочную скважину изнутри и повернул его. Включил питание, настроился на волну отрядной рации и быстро застучал ключом: «SOS! SOS! SOS!». Потом открытым текстом передал: «Застава в огне! Застава в огне! Застава в огне!» — и дальше о сути случившегося.
Передача окончена. Геннадий взглянул в окно рубки.
— Не может быть! Неужели они здесь?!
К сожалению, глаза не подводили его, он видел: румынские солдаты прорвались на территорию застав, бегали по двору.
Надо скорее уничтожить рацию и сжечь документы, и он торопливо запустил руку в карман брюк, в котором обычно носил спички. Но там их не оказалось. Он точно знал: спички всегда были у него, — они были непременным атрибутом его спецслужбы. Он суетливо обшаривает карманы, выворачивает их. Из карманов выпадали какие-то полуистершиеся бумажки.
В кармане оказалась красноармейская книжка соседа по койке Коли Суворова, который, проснувшись на несколько мгновений раньше, схватил его, Геннадия, обмундирование, а свое оставил на тумбочке. Сосед не курит, искать в его карманах спички бесполезно.
А враги не стояли на месте. Они уже рядом, вот загрохали прикладами винтовок и автоматов по двери. Надо что-то предпринять. Геннадий увидел широкую щель в полу. Он собрал кодовые и переговорные таблицы и опустил в щелочку. Теперь надо разделаться с рацией. Орудуя гранатой, как молотком, сбил лимбы, покрушил лампы.
И уж потом швырнул гранату в окно, прямо под ноги фашистам. Сам выскочил из этого же окна и обрушился на уцелевших после взрыва врагов, воспользовавшись замешательством, скатился в какой-то ров.
— Генка! Генка! — услышал он сразу несколько голосов. — К нам, быстрее к нам!
Еще несколько усилий, и Геннадий среди своих. Вместе с товарищами по заставе защищал границу, отступал с боями. Забегая вперед, скажу: Геннадий Александрович воевал до последнего дня войны.