ТРИ КЛОЧКА БУМАГИ
ТРИ КЛОЧКА БУМАГИ
Рано утром на станции Кущевская в товарном вагоне, загруженном наполовину углем, был обнаружен труп неизвестной женщины. К месту происшествия прибыли работники уголовного розыска, следователь прокуратуры, начальник станции, санитары, путейцы.
Труп сфотографировали, отправили в морг. Вагон опломбировали и поставили на товарный двор.
* * *
Капитан милиции Савин, устало потирая седые виски, еще раз перечитал материалы предварительного следствия — ни одной улики, которая бы помогла найти убийцу. Он послал в органы милиции фотографию, ориентировку о нахождении трупа женщины с описанием ее примет. Как вести поиск преступника? Что делать дальше? Его размышления прервал телефонный звонок.
— Савин слушает! Так-так, любопытно! Доставьте его ко мне!
Вскоре дежурный милиционер привел угрюмого парня с кровоподтеками и ссадинами на лице. Тот подошел к столу и, расставив ноги, исподлобья посмотрел на майора.
— Фамилия, имя? — спросил Савин.
Задержанный назвался Петром Алексеевым. Он ехал без билета в тамбуре. Капитан спросил, откуда у него кровь на рубашке.
— А я не знаю. Это, наверное, краска, — ответил равнодушно Алексеев.
— Проверим. Снимите рубашку...
Судебно-медицинской экспертизой было установлено, что кровь убитой женщины и кровяные пятна на рубашке задержанного — одной группы.
Капитан вновь допросил Алексеева. Тот отрицал свою причастность к убийству. Без конца твердил, что ночью к нему в тамбур подсели двое неизвестных, сняли с него новую шерстяную рубашку, а взамен дали старую, вылинявшую, рваную. Да еще и пригрозили.
Через несколько дней грабителей задержали и привезли в Кущевскую. Алексеев их опознал. Они подтвердили его показания и рассказали, что один из них сорвался на ходу с поезда и поранился. Как оказалось, задержанные говорили правду.
* * *
Дни и месяцы шли, а преступление оставалось нераскрытым. Савин встречался с железнодорожниками, активом граждан, беседовал с ними, писал запросы.
В июле его внимание привлекло сообщение из Новороссийска. Там был задержан некто Гуляев. Он на «толкучке» продавал дамское пальто и платье. При обыске у него нашли несколько женских фотографий. На одной из них можно было, казалось, узнать убитую. Гуляева задержали.
— Гражданин Гуляев, — обратился к нему Савин, — чьи вещи вы продавали на базаре в Новороссийске?
— Моей жены.
— Почему вещи продавали вы, а не она сама?
— Мы с ней поссорились. И вот... — Он виновато развел руками, — взял ее чемодан.
Тщательно выбритый, хорошо одетый, он выглядел моложе своих сорока пяти лет. На вопросы отвечал не торопясь, обдумывая каждое слово. Гуляев родился в городе Симферополе, учился в строительном техникуме, работал мастером, бригадиром, прорабом в разных городах. Но потом бросил работу, стал бродяжничать.
— Как вы познакомились с Осташевой?
— Случайно. В Саратове. Прожили с неделю, поссорились. Я уехал. Она сейчас на стройке работает.
Гуляев назвал ее адрес.
— Что вы скажете на это, гражданин Гуляев? — капитан положил перед ним две фотографии: убитой и той, что была найдена у Гуляева.
Гуляев наклонился к столу, присмотрелся, а потом, пожав плечами, проговорил:
— Сходство с Осташевой, конечно, есть, но причем тут я?
Осташеву нашли. Она дала показания, что Гуляев ее обманул и обокрал.
Наступил новый 1953 год, а убийство по-прежнему оставалось нераскрытым. Им заинтересовался уголовный розыск Главного управления милиции МВД СССР, и дело перешло в другие руки.
Начальник дорожного отдела милиции на С.-К. ж. д. полковник Левин долго рассматривал фотографии погибшей женщины. Кто ее убил? Муж, случайный знакомый, бродяга? Он набрал номер телефона начальника отделения уголовного розыска:
— Товарищ Бутенко? Возьмите «Кущевское дело» и заходите ко мне.
Вскоре в кабинет вошел майор милиции Яков Дмитриевич Бутенко — человек выше среднего роста, лет сорока, с красивым смуглым лицом, темными проницательными глазами. Левин жестом указал на кресло у приставного столика.
— Изучили дело?
— Да, изучил, товарищ полковник.
— Докладывайте.
И Бутенко начал не торопясь рассказывать...
Еще в августе прошлого года следователь транспортной прокуратуры Макаров из-за невозможности установить причастных к убийству неизвестной женщины лиц прекратил дело. Савин продолжал вести розыск. Но он мало интересовался теми следственными материалами, которые собрал Макаров. А между тем в деле есть кое-что заслуживающее внимания. Это бумажки от какого-то документа, найденные при осмотре вагона. Савин не придал им значения.
Савин и Макаров не проверили поездную бригаду, а также тех, кто ехал в день предполагаемого убийства в поезде из Херсонской области в Краснодарский край. Версия о том, что совершить преступление в пути мог кто-либо из лиц, следовавших в этом поезде, оставалась непроверенной.
Не исключена возможность, что женщина могла ехать со станции Грушевский Антрацит, то есть с места погрузки в вагон угля. Могла она сесть в вагон в Каменоломнях, Новочеркасске, Ростове, Батайске. Женщину убили или муж, или ее знакомый. Ибо сесть в вагон, груженный углем, в ночное время с незнакомым мужчиной вряд ли она согласилась бы. Нет сомнения, что эта женщина была одинокой, ибо прошло полгода, а о ее исчезновении еще никто не заявил в милицию.
Полковник спросил:
— Кто будет вести это дело?
— Я или мой заместитель — решим сегодня.
Левин возразил:
— А я бы поручил кому-либо из молодежи. Нам нужно учить ее оперативному мастерству. Причем учить именно на трудных делах. Поручите распутать это преступление, например, лейтенанту Дубогрызову. И окажите самую действенную помощь...
Бутенко согласился. Ему нравился лейтенант Дубогрызов. Год назад, после сокращения Вооруженных Сил страны, в мае 1954 года он, офицер Советской Армии, поступил на службу в транспортную милицию.
После разговора с начальником дорожного отдела милиции Бутенко вызвал Дубогрызова в свой кабинет.
— Загадка, Владимир Васильевич, кроется в этих крошечных листочках. Придется вам побегать по ростовским организациям и учреждениям.
Бутенко сосредоточенно рассматривал обрывки документа через лупу.
— Желтоватый цвет... Обойдите все типографии, установите, где печатали подобные бланки, на какой бумаге? А вот видны буквы, часть печати...
И еще долго Яков Дмитриевич давал наставления лейтенанту, что ему делать.
Несколько дней Дубогрызов выполнял это задание. Потом получил новое.
— Разыскивается Валентина Суслова, — сказал ему Бутенко. — Приметы сходны с убитой. Нужно проверить...
И Дубогрызов срочно выехал на Кубань, в станицу Белореченскую. Отец и мать Валентины Сусловой жили на самой окраине. Дубогрызов встретился с ними. Взволнованные родители сообщили лейтенанту, что их дочь из Ростова регулярно писала им письма. Но последнее время что-то замолчала. Ниточка, за которую ухватился Дубогрызов, потянулась дальше. Когда он показал фотографию убитой, мать, всплеснув руками, закричала: «Она! Доченька...» — и потеряла сознание.
Отец, молча рассматривая фотографию, усомнился: убитая женщина выглядела старше их дочери. Дубогрызов предъявил вещи убитой. Родные не опознали их. Внезапно появившаяся тонкая ниточка так же внезапно оборвалась.
Шло время, а дело вперед не двигалось. И вдруг новая зацепочка. Работники пенсионного отдела облвоенкомата сообщили, что три небольших кусочка бумаги, подобранных в вагоне, были, предположительно, оторваны от бланка документа, выданного органами социального обеспечения Украинской ССР и принадлежали инвалиду Отечественной войны или труда.
Вернувшись в дорожный отдел милиции, Дубогрызов доложил Бутенко о результатах поиска.
— Это уже шаг вперед! — обрадовался майор и разрешил выехать в Киев.
В Министерстве социального обеспечения лейтенанта не порадовали. Бланки были отпечатаны большим тиражом, и установить, кому была выдана справка, от которой осталось всего три клочка, практически не представилось возможным. Дубогрызов направился в Киевский научно-исследовательский институт судебной экспертизы.
Директор института взял лупу, долго вертел клочки бумаги, а затем сказал:
— Полный оттиск печати не восстановим, а одну букву — попытаемся. Только это будет не раньше как через три-четыре дня.
Лейтенант вернулся в Ростов и через несколько дней получил из института ответ. В нем говорилось, что справка была выдана инвалиду труда городским отделом социального обеспечения. Город оканчивался на «вский».
Во все органы милиции Украины с окончанием на «вский» Дубогрызов послал ориентировки с фотографией убитой женщины и фотокопии клочков бумаги.
Вскоре стали поступать сообщения, что личность убитой женщины установить не удалось. И лишь в начале марта из Дружковского горотделения милиции была получена телеграмма:
«Срочно командируйте оперативного работника».
Когда поезд «Ереван — Москва» остановился на станции Дружковка, из вагона с небольшим чемоданом вышел Дубогрызов. Пройдя метров сто по перрону, он направился к выходу в город, сел в трамвай.
Сквозь заиндевевшее стекло он рассматривал мелькавшие огни, столбы, низенькие серые домики. Трамвай проехал через мост мимо красивого здания с колоннами — Дворца культуры, оставил позади корпуса небольшого завода. Вышел Дубогрызов на площади, в центре города.
В милиции его уже ждали. Начальник райотдела Алпеев открыл сейф, достал из него папку с бумагами:
— Судя по ориентировке и фотографиям, убитая была жительницей нашего города Марией Ивановной Тимошенко, 1914 года рождения. После войны жила одна и лишь в июне прошлого года вышла замуж и уехала с мужем на Кубань.
— Кто муж? — спросил Владимир Васильевич.
— Личность пока не установили.
— Где проживала Тимошенко?
— На частной квартире у гражданки Иванцовой по улице Коммунальной.
— Знают ли родные, что их дочь убита?
— Нет, не знают. Родные живут в селе Вышки, в ста двадцати километрах от города... На завтра вызвали сестру убитой.
Дубогрызов рассказал Алпееву, где была убита Мария, какие принимались меры по установлению ее личности и личности преступника.
Был уже вечер, когда лейтенант вышел из горотдела. Устроился в гостинице, но спать не хотелось, и он пошел разыскивать дом Иванцовой. Около часа бродил по тускло освещенным улицам, расспрашивая встречных. Наконец остановился у невысокого особняка и постучал в калитку. Во дворе хрипло залаяла собака. К калитке подошла женщина.
— Мария Ивановна Тимошенко? — переспросила она. — Да она здесь уже не живет. — И, всматриваясь в незнакомое лицо, спросила: — А вы кто ей будете?
— Знакомый. Она очень нужна мне.
— Так она еще в прошлом году вышла замуж и уехала.
— И как она живет? Что-либо пишет?
— Не знаю. Не пишет Маша писем, хотя обещала. А муж ее у нас бывал недавно, разговаривала с ним.
— Они что же — разошлись?
— Нет, Федя говорит, что Мария купила себе дом на Кубани, завела цыплят, есть у них сад. А сам он приехал за ее имуществом, которое они перенесли от меня к его матери.
— А где же его можно найти?
— Да у матери ж, наверное. А вот где живет — не скажу. Не знаю.
«По какой причине Мария стала инвалидом труда, — думал лейтенант, — почему именно с нею познакомился Федор, говорила ли она подругам о своем знакомом, о выезде с ним на Кубань?»
К восьми часам утра следующего дня он был уже на заводе, где ранее работала Мария. Пройдя большую арку, он свернул вправо, в красное высокое здание заводоуправления, постучал в кабинет председателя завкома.
Дубогрызов рассказал об убийстве неизвестной женщины, положил на стол ее фотографию:
— Не знаете ли вы эту женщину?
Внимательно посмотрев на снимок, председатель сказал:
— Эта женщина — наша бывшая работница, лучшая крановщица, Мария Ивановна Тимошенко. На заводе она работала с 1946 года. Славная женщина. Ее уважали, ценили...
— Кто из рабочих знает Марию?
— Хорошо ее знают Аня Мельникова, Зина Самсонова, Раиса Федорова... Это ее подруги. Я позову их. Они как раз сейчас в смене...
И началась беседа.
— Вы Анна Васильевна Мельникова?
— Да!
— Расскажите, что вы знаете о Марии Тимошенко.
— Что можно сказать? Хороший она человек. Боевая была. Когда работала у нас, уважением пользовалась. Но произошел несчастный случай, ушла, и мы как-то позабыли о ней.
— Какой случай?
— Она помогала пустить новый подъемный кран. И так увлеклась, что и не заметила, как концы косынки попали в зубья... В общем, получила травму.
Да, не оставили сперва в беде работницы Марию Тимошенко. Они навещали ее в больнице, носили ей передачу. Когда Мария вышла из больницы, завод выдал пособие. Сумма оказалась крупной. Кроме того, ей была установлена пенсия. Видимо, хранившиеся в сберкассе деньги привлекли внимание преступника. Если, конечно, это та, которую он, Дубогрызов, ищет. А чтобы убедиться, надо проверять и проверять...
Дубогрызов узнал, что Мария действительно взяла в сберкассе крупную сумму денег за два дня до своего отъезда.
...Утром из Вышек приехала сестра Марии. Она назвала имя и фамилию мужа Марии — Федор Тимофеевич Сычев — и описала наружность его: широколицый, с прищуренными глазами, морщинистый лоб. После беседы с сестрой Марии начальник паспортного стола Тертых принес справку на выдачу паспорта с наклеенной фотографией. В справке указывалось, что Сычев родился в селе Залежинке, Курской области, в 1917 году, холост, без определенных занятий. Дважды судимый.
— Получив паспорт, — вспомнил Тертых, — Сычев сказал: «Где женюсь, там и пропишусь...
— А где же все-таки Сычев живет? — спросил Дубогрызов.
— У матери. Но не прописан у нее.
— А вы знаете, где живет мать Сычева?
— На той же улице, что и я живу. Могу показать... Кстати, и на квартиру по соседству могу вас определить.
Вечером Дубогрызов и Тертых подошли к небольшому домику, постучали.
— Это мой хороший товарищ, Антонина Петровна, — сказал Тертых хозяйке, — он приехал в командировку, а мест в гостинице нет. У меня же, сами знаете, семья большая. Если можно, то пусть поживет у вас...
— А чего же не можно? Пусть поживет, — проговорила Антонина Петровна и пригласила их к столу.
Тертых, поблагодарив, ушел, а Дубогрызов от приглашения не отказался. Поужинали. Мать, проводив дочь в другую комнату, закрыла дверь и села на широкую табуретку неподалеку от стола. Дубогрызов тихо рассказал Антонине Петровне, кто он и с какой целью поселился у нее. А потом попросил подробно рассказать о Федоре Сычеве.
— Нехороший он. Все мотается. Люди говорят, что он в дни войны дезертиром был, немцам прислуживал.
— А где же он находится сейчас?
— Не знаю. Последний раз его видела под Новый год. Большое гулянье было у матери.
— Женат Сычев?
— А кто его знает. Была я как-то у Сычевых, спросила у матери, где обитает Федор, почему не живет с нею. Она ответила, что Федор очень занят, работает ревизором на железной дороге, хорошо живет. Она ездит к нему в гости.
Дубогрызов составил телеграмму Якову Дмитриевичу Бутенко о результатах розыска и оставил Алпееву ее для отправки.
Дня через два в Дружковку приехал Бутенко. Он выслушал доклад Дубогрызова, одобрил его действия, спросил о матери Сычева, чем она занимается.
Бутенко встретился в райотделе с сестрой Марии, а Дубогрызов отправился на свой «наблюдательный пункт». Антонина Петровна таинственно сообщила:
— К Сычевым приезжала какая-то полная женщина. Одета она в темно-коричневую москвичку с меховым воротником, в пуховом платке.
— А откуда это вам известно?
— Была у Сычевых и увидела ее. Когда старуха провожала меня, я спросила: «Кто это?» — «Это, — говорит, — Горпина, Федина знакомая». — Вдруг Антонина Петровна ринулась к окну и поманила Владимира Васильевича:
— Вот она с матерью. Видимо, направляются к поезду. Собираются уезжать.
На первом пути станции стоял поезд «Краматорск — Константиновка». Дубогрызов стоял на перроне и ждал, когда из вокзала выйдет Горпина. В это время к нему подошел среднего роста человек в демисезонном пальто, темной кепке. Это был капитан милиции Антонов, заместитель начальника отделения уголовного розыска дорожного отдела милиции на С.-К. ж. д. Его в Дружковку вызвал Бутенко.
— Как идут дела? — спросил Антонов у Дубогрызова.
— Установили личность убитой женщины, выхожу на убийцу. Сейчас еду туда, где, наверное, находится Сычев.
— Один? Ишь, какой прыткий!
Антонов и Дубогрызов зашли в вагон и заняли места на нижней боковой полке. Прислушивались к разговору женщин.
— С Федей ты будешь жить хорошо, — говорила старуха, поправляя на голове платок. — Надоело ему ходить холостым. Да и мне, старухе, уже нужна невестка...
— Федя мне нравится. Он серьезный человек. Но почему он так спешит в Таганрог переехать? Не хочется мне продавать хату.
— Ничего, детка! Куда иголка, туда и нитка. Федя все-таки начальник на рыбных промыслах. Его сейчас там ждут, весна уже... Да ты не бойся. Все будет хорошо.
Поезд от Дружковки до Константиновки шел минут пятнадцать. Как только он стал замедлять ход, обе женщины, взяв с собой сумки, вышли из вагона.
Прошло четыре дня. Старуха не выходила из хаты. Горпина бывала по утрам на станции, заходила в контору и буфет. До недавнего времени она работала стрелочницей, но в связи с предстоящим замужеством уволилась.
В воскресенье, 20 марта, у веселого домика с вишневым садочком остановился выше среднего роста человек. Он был в черной фуфайке, шапке-ушанке, кирзовых сапогах. Оглянувшись по сторонам, открыл калитку и зашел во двор. Это был Федор. Его весело встретила Горпина:
— Очи болят, все тебя выглядувала. Та шо ж это за такое?..
— Работы много. У меня бригада. Готовимся к весенней путине, — нехотя проговорил Федор.
На столе появились жаркое из гуся, моченые яблоки, капуста, вино, водка.
Федор, вытирая лицо рушником, из-под пряди мокрых волос косо посматривал на стол и в окно. Никакой свадьбы ему не хотелось затевать. Горпина достала из шифоньера шелковую рубашку прежнего мужа, подала Федору. Тот надел ее, причесался.
Сели за стол, Федор налил матери вина, себе и Горпине водки.
— Живите, дети, счастливо. Пусть не последняя эта рюмочка будет, — проговорила мать. Федор чокнулся с Горпиной.
Послышался резкий стук. Горпина встала и открыла дверь. Вошли два милиционера и лейтенант милиции.
— Предлагаю вам, гражданин Сычев, следовать за мной, — проговорил Дубогрызов.
— Что такое? — вышел из-за стола Сычев.
— Вам в милиции скажут.
* * *
В Дружковском горотделении милиции Бутенко и Антонов вели допрос свидетелей — подруг и знакомых Марии Тимошенко. Работницы предприятия, домохозяйки, знавшие погибшую, охотно рассказывали следователю о ее жизни и трудовой деятельности, опознавали ее платья, кофточки, юбки, предъявленные им вместе с другими вещами.
Свидетели подробно рассказывали о знакомстве Марии с Федором, об их совместной жизни и выезде из Дружковки на Кубань.
В ходе следствия было установлено, что Сычев Федор после освобождения из мест заключения полезным для общества трудом не занимался. Он знакомился с одинокими женщинами, входил в доверие, а потом грабил.
В конце 1953 года Сычев проживал на хуторе вблизи города Павлограда. Там он встретил Петренко Матрену, с которой стал сожительствовать. Она оказалась доверчивой женщиной. Федор предложил продать ее дом и вещи, чтобы выехать жить на Курильские острова. Та согласилась. Сычев купил ей билет. За несколько минут до отхода поезда он взял чайник и сказал Матрене: «Я на дорогу кипяточку». — Как вышел из вагона, так больше и не вернулся. Матрена уехала на заработки, а ее деньги, вырученные от продажи дома, остались в кармане у Сычева.
Приехав в Дружковку, Сычев познакомился с Марией Тимошенко, которую убил ради ограбления.
В кабинете Антонова лежали вещи, изъятые при обыске в доме матери Федора Сычева и его сестры. Они принадлежали Марии. Важное показание дала портниха. Она рассказала, как к ней пришел Федор Сычев и потребовал возвратить платье, которое заказывала Мария.
— А почему она не пришла? Ведь надо примерить платье, — спросила портниха.
— Она решила сама дошить его, — ответил Сычев.
Сычев после убийства Марии продал швейную машину. Дубогрызов разыскал женщину, которая купила ее. Та женщина хорошо знала Федора. Она удивилась:
— Зачем же ты, Федя, продаешь швейную машину? Ведь Мария сама умеет шить.
На это Сычев ей ответил:
— Мы уже купили новую.
Следствие располагало и другими косвенными уликами.
Допросили в качестве свидетельницы и мать Сычева. Она слепо верила сыну, а тот ее обманывал на каждом шагу. В милиции посочувствовали горю этой женщины и отпустили домой.
Сычева допрашивал Антонов с участием Бутенко. Преступник, войдя, медленно осмотрел кабинет и уставил пристальный взгляд на Бутенко.
— Расскажите о своей трудовой деятельности, — предложил Антонов, обращаясь к Сычеву.
Тот не торопясь стал рассказывать о своей учебе и работе на болтовом заводе, на транспорте. Потом за кражу коровы отбывал наказание. Говорил о своей болезни, указывал больницы, в которых приходилось ему лечиться... Сычев явно старался увести следствие по ложному пути.
Четыре дня допрашивали Сычева, проверяли его показания. Медленно и неотвратимо факты и свидетельские показания припирали преступника к стенке. Бутенко спрашивал:
— Вы склонили Горпину Смалько взять расчет на станции, где она работала, продать дом и ее имущество. Вы предлагали ей выехать в Таганрог. С какой целью?
— Да, я предлагал, я хотел с нею жить, но она не согласилась. У нее был любовник, я ревновал ее к нему.
— Вы знаете Тимошенко Марию Ивановну?
— Да, это моя бывшая жена. Но она сбежала от меня еще здесь, в Дружковке. Уехала неизвестно куда. Где она сейчас — не знаю.
Майор Бутенко принял решение: продолжать поиски свидетелей, которые видели Марию Тимошенко и Сычева в день отъезда из Дружковки на Кубань.
Дубогрызов начал с вокзала. Он установил дежурную смену, которая несла службу на станции Дружковка в день отъезда Марии с Федором. Это задание было выполнено сравнительно легко. Лейтенант встретился с кассиршей, которая хорошо знала Марию. Женщина вспомнила, что та брала у нее билеты. Затем, когда подходил поезд, кассирша зачем-то вышла на перрон, столкнулась с Марией, и та познакомила ее со своим мужем. Кассирша уверяла, что она хорошо запомнила личность Сычева. Мария брала два билета до Ростова.
Оперативная группа уголовного розыска выехала в Ростов и Батайск, чтобы установить, куда могли направиться дальше Мария и Сычев. Предъявляя фотографии, Дубогрызов опросил всех работников станции от начальника до буфетчицы. Каждый говорил одно: не помню, не знаю ничего.
Из Батайска работники уголовного розыска разъехались по промежуточным станциям до Кущевки.
Дубогрызову досталась Кущевка. Буфетчица, с которой он начал опрос, внимательно посмотрел на фотографию и сказала:
— Женщину не видела, а этого мужчину я хорошо запомнила.
— Можете ли рассказать о нем поподробнее?
— Было это уже поздно, за двенадцать. Я собиралась уходить домой, как вдруг зашел этот человек. Попросил: «Дайте мне бутылку вина и банку консервов...» Я подала ему. Гляжу, он хлопает по карману, жмется. Потом и говорит: «Простите, у меня нет денег. Я оставлю в залог эту брошь. Она золотая. А завтра я принесу деньги. Не сомневайтесь». Оставив брошь, ушел и больше не возвращался...
Сычева привезли в Кущевку. На очной ставке он подтвердил показания буфетчицы. Сычев показал место в лесополосе, где он спал в ночь убийства Марии. Там нашли разбитую бутылку и заржавленную консервную банку.
На том же месте в яме были закопаны его вещи.
— Да. Мария была моей женой, — признался Сычев, — она обманула меня. В Кущевке встретила своего сожителя. Я приревновал ее, у нас с ним была ссора. Не мог удержаться от гнева...
Сычев не скупился ни на слова, ни на слезы. Он лгал, изворачивался. Работникам уголовного розыска было ясно: Сычев старался убедить их в том, что он совершил убийство на почве ревности, а не с целью ограбления, но эта уловка ему не удалась.
