НА ВОЛЧЬЕЙ ТРОПЕ

НА ВОЛЧЬЕЙ ТРОПЕ

1

Наконец она вернулась, эта серая лошадь, которую ждали вот уже два дня. На ней не было ни седла, ни уздечки. На колхозном дворе она подошла к колодцу и тихо заржала. Из конюшни выбежал круглолицый подросток в ситцевой рубашонке с закатанными рукавами и в подвернутых заплатанных штанах.

— Зорька, Зорька! — воскликнул он радостно.

Лошадь повернула к мальчику морду и снова коротко заржала. Мальчик подбежал к колодцу, подхватил ведро, вылил воду в старое деревянное корыто и крикнул:

— Дядя Андрей! Наша Зорька нашлась!..

Из глинобитного приземистого сарая вышел конюх и, прихрамывая, заторопился к Зорьке. Она жадно, не отрываясь от корыта, пила. Конюх внимательно оглядел ее. Лошадь не была истощена. Похоже на то, что бродила где-то по бурьянам и репейникам.

— А где же лейтенант? Почему он не привел Зорьку? — спросил мальчик.

— Это ты спроси у него, — буркнул конюх, озабоченно осматривая Зорьку.

— А где седло?

— У Климова. Где же ему быть?

— Да он же, дядя Андрей, обещал...

— Обещал, обещал!

Конюх закурил козью ножку и припомнил, как младший лейтенант Климов пришел два дня назад на конюшню и, сославшись на распоряжение председательницы колхоза, сказал:

— Срочно — коня. В райцентр надо.

— Всем нужны кони, — закряхтел конюх, — и всем срочно... В ночь на мельницу ехать, а на чем? Вот то-то и оно...

— К ночи как штык буду! Даже раньше! — успокаивал его младший лейтенант.

Но Климов не появился ни к ночи, ни на следующий день.

— Стало быть, в районе задержали паршивца, — сетовал дядя Андрей, поглядывая на мальчика. — Чистое наказание с этой молодежью. И все спешат и спешат. А куда? В рай небесный?

— Да ведь война, дядя Андрей, — мальчик по-взрослому нахмурил брови. — А военным нужны кони. Может, командир ему приказал: «Скачи срочно!»...

— Срочно, срочно! Много ты понимаешь.

Конюх привязал Зорьку к коновязи и торопливо заковылял в правление колхоза. Там он застал председателя, бурно доказывавшего что-то бухгалтеру.

— Что случилось, Андрей Иванович? — обратилась она к конюху.

— Да насчет лошади я, Марья Ивановна. Пришла, но без седока. Вся грива и хвост в репьях. Уздечки и седла нету...

— Безобразие! За такое дело спросить надо. — Марья Ивановна в сердцах сняла трубку телефона и крутанула ручку индуктора.

— Семикаракоры!

Ответа не последовало. Она снова позвонила.

— С Климовым этого не бывало. Завсегда возвращал. — Конюху хотелось приглушить гнев председательницы. — Я думаю, как бы беда какая не приключилась.

— Семикаракоры? Начальника райотдела НКВД. Это товарищ Перминов? Здравствуйте! Как понимать, дорогие товарищи? Берете лошадь на пару часов, а возвращаете к концу вторых суток. Да если б хоть возвратили... Сама пришла, а седла нет. О ком же еще говорю? Да о вашем Климове. Что, что?.. Ах, вон как? Странно. А он же спешил к вам. Говорил, мол, важное дело. Ну, в общем, приезжайте! Разберитесь...

Через час зеленый газик доставил майора Перминова и оперуполномоченного уголовного розыска лейтенанта милиции Самойлова на хутор Бакланики.

— Когда Климов брал у вас лошадь?

— Второго ноября днем, часов так в двенадцать...

— А лошадь вернулась только сегодня?

— Точно. Вот совсем недавно, перед тем как позвонила вам.

— Что говорил Климов, когда лошадь брал?

— Заверял, что вернет ее к вечеру.

— Где лошадь?

— Пошли покажу.

Зорька стояла около воза с сеном... Толпились любопытные старики. Выдернув репей из гривы, седобородый казак сказал:

— Около второй бригады такого репейника — завались.

— Вдоль берега Сала его еще больше! — возразил Андрей Иванович.

Перминов поинтересовался у колхозников, не видел ли кто-нибудь Климова в тот день, когда он брал лошадь в колхозе? Молодая женщина в комбинезоне отозвалась:

— Его видела моя знакомая. Он будто ехал в сторону Семикаракор. Сама сказывала.

— Как фамилия?

— Катя Сазонова.

— Где живет?

— На хуторе Золотаревке...

— А я слыхала, будто Климов уехал в Ростов. Его, кажись, видели наши хуторские на пристани в Константиновской, — проговорила седая остроносая женщина.

После осмотра лошади Перминов распорядился:

— Начинайте, Николай Арсентьевич, активный розыск Климова. Не нравится мне вся эта история...

Перминов на газике уехал в Семикаракоры. Самойлов решил идти пешком на хутор Золотаревку. Мария Ивановна, узнав об этом, всплеснула руками:

— Да куда ж в такую погоду на ночь глядя? Заночуйте у нас! А утром и поедете.

Самойлов надел синюю поношенную шинель.

— Дорога каждая минута, — пояснил он.

— Подождите, я сейчас. — Женщина ушла и скоро вернулась. — Поедете с Андреем Ивановичем.

Самойлов поблагодарил, надел фуражку с голубым околышем и вышел во двор. Было пасмурно. Со стороны Сала надвигалась туча, начинал накрапывать дождь.

Андрей Иванович вывел из сарая лошадь. Самойлов помог запрячь ее в бедарку. Потом они положили в ящик охапку соломы и выехали со двора.

Замелькали почерневшие осенние деревья, серые небольшие домишки и сараи, крытые камышом. Из подворотен навстречу им выбегали дворняги, заливались продолжительным лаем.

За хутором начиналась широкая степь. Ни шороха, ни звука. Нераспаханные поля заросли бурьяном. Бедарка легко катилась по дороге вдоль речки. Андрей Иванович время от времени похлопывал вожжой по впалым бокам лошаденки.

— Напоминал он мне старшего сына. На Хасане погиб... — произнес грустно он. — Иван-то Климов... Такой же рослый и такой же веселый, краснощекий был.

Самойлову не понравилось, что старик говорил о Климове в прошедшем времени, как о покойнике, но промолчал.

Еще засветло Самойлов и Андрей Иванович добрались до хутора. Окно сельсовета светилось тусклым светом. Лейтенант выпрыгнул из бедарки и зашел в помещение.

За столом подшивала бумаги миловидная девушка. Увидев Самойлова, она улыбнулась как старому знакомому:

— А-а, в гости пожаловали? Давненько не заглядывали.

— Здравствуйте, Оля. Скажите, был ли у вас Климов в последние дни?

Оля, секретарь сельсовета, с удивлением посмотрела на Самойлова:

— Что-нибудь случилось?

— Пока ничего не могу сказать. Требуется уточнить, был ли Климов у вас и когда?

— Да, был два дня тому назад. Приехал на мотоцикле, а мотоцикл сломался, и он оставил его в МТС. Потом зашел сюда и сказал, что пешком дойдет до хутора Бакланики, а там возьмет лошадь.

Самойлов отправился в МТС. Под навесом сарая он застал механика. Тот подтвердил, что второго ноября Климов действительно прикатил мотоцикл и просил срочно отремонтировать.

— А где мотоцикл? — осведомился Самойлов.

— Пожалуйста, вот он, давно готов...

Механик нажал на стартер, и мотоцикл зарокотал. Потом, протерев сиденье, сказал:

— Работает как часы.

Самойлов поинтересовался, какая обнаружилась поломка.

— Система зажигания барахлила, отпаялся контакт прерывателя.

— Что говорил Климов?

— Обещал на другой день приехать.

Самойлов простился с механиком и направился снова в сельсовет. Там его уже ждали хуторские девчата, которых собрала Оля. Они с тревогой узнали о том, что Климов не доехал до Семикаракорской. Не встретился ли он с бандитами?

— Катюша, расскажи, где ты видела Климова? — Секретарь сельсовета представила Самойлову свою подругу Катю Сазонову.

— Я ехала на быках, — начала Катя. — Смотрю: у горки той, что около второй бригады, Климов верхом на лошади...

— А вы уверены, что встретились именно с Климовым?

— Да я ж его хорошо знаю.

Самойлов извинился за беспокойство и попросил девушку утром показать ему то место, где ее встретил Климов.

Было еще рано, когда, пройдя километра полтора, они остановились на пригорке.

— Вот здесь! — проговорила спутница Самойлова.

Лейтенант осмотрел дорогу, испещренную следами колес машин и телег, лунками от конских и бычьих копыт. В них рябила мутная вода. Отсюда хорошо виден был колхозный двор второй полеводческой бригады.

Самойлов поблагодарил девушку и пошел по дороге к бригаде. Там он порасспросил колхозников о Климове и узнал, что второго ноября вечером многие из них были на дворе и, если бы Климов ехал мимо них на лошади, то непременно кто-нибудь из них увидел бы его.

Во второй половине дня Самойлов вернулся в Бакланики и позвонил в Семикаракоры из кабинета председателя правления колхоза. Он доложил Перминову о проделанной работе, планах дальнейших действий.

— Хочу прочесать местность, — заключил Самойлов.

— Правильно, — одобрил Перминов. — Пусть молодежь поможет вам. Поговорите с комсомольцами.

Вошла Мария Ивановна:

— Ну хоть какой-нибудь просвет появился?

Самойлов развел руками.

— А я утром была в Семикаракорах, — проговорила Мария Ивановна. — Судьбой Климова интересовался секретарь райкома. Просил держать его в курсе дела.

Задребезжал звонок. Мария Ивановна взяла трубку.

Звонили из райкома комсомола. Обещали утром прислать комсомольцев на подмогу. Поговорив по телефону, председательница позвала колхозного счетовода, девушку лет девятнадцати, и договорилась, чтобы та завтра собрала пораньше своих комсомольцев.

Утром на колхозном дворе толпилось много молодежи.

— Ребята, — сказала им Мария Ивановна, — исчез Иван Дмитриевич Климов. Вы все его знаете. Есть подозрение, что он убит бандитами. Надо помочь работнику уголовного розыска товарищу Самойлову. Он вам расскажет, что делать...

Вскоре все вышли за хутор. Двигались двумя цепочками по полю, раздвигая руками бурьян. Несколько часов поисков не дали никаких результатов.

2

После разгрома гитлеровской армии Паулюса под Сталинградом фронт уходил все дальше и дальше. Освобожденные города, станицы и хутора Дона приступали к восстановлению разрушенного хозяйства.

Но фронт оставил после себя на нашей земле грязную накипь — бывших немецких прихвостней: атаманов, старост, полицаев. Многих из них задержали советские патриоты еще в те дни, когда фашисты бежали с Дона. Часть же изменников и предателей Родины все еще скрывалась в оврагах, лесах, бурьянах, скирдах соломы. По ночам бандиты выходили из своих нор, врывались в дома, колхозные кладовые, грабили, запугивали или убивали людей.

На борьбу с этой нечистью были брошены лучшие силы отдела борьбы с бандитизмом управления НКВД Ростовской области.

В числе их был и лейтенант Самойлов Николай Арсеньевич. Он вернулся с фронта в Семикаракорскую на прежнюю свою должность — оперативного уполномоченного угро.

В конце марта из управления НКВД был послан в Семикаракорскую младший лейтенант Климов. В ту пору ему было двадцать один год. Родился он в селе Васильев-Майдан, Починковского района, Горьковской области. Комсомолец с 1938 года, учился перед войной в Горьковской фельдшерской школе, а осенью в 1941 году оставил ее и поступил в школу НКВД.

Из Ростова до Семикаракор Иван Климов добирался по Дону на пароходе «Краснодар».

Стоял теплый весенний день. Пассажиры любовались разливом берегов древней реки, недавно освободившейся ото льда. Иван Климов слушал рассказы колхозников о том, как они налаживают свою жизнь после изгнания фашистов.

На пристани Климова встретил сержант милиции и проводил его до райотдела. Отрапортовав начальнику о своем прибытии, младший лейтенант протянул документы.

Ночь в Семикаракорах для нового оперуполномоченного прошла спокойно. А рано утром его вызвали в райотдел. От Перминова он узнал о том, что на хуторе Коростылевке ночью несколько человек подошли к дому колхозницы Яковенко и постучали в дверь.

— Кто там? — спросила она.

— Свои, — ответил мужской голос.

— Я не знаю вас. Не открою.

Не сумев проникнуть в хату обманным путем, бандиты взломали дверь и стали требовать от женщины хлеб, сало, ключи от сундука.

В то время как бандиты шарили в сундуке и кладовке, в другой комнате раздались треск рамы и звон стекла. Это выпрыгнул в окно тринадцатилетний сын вдовы. На улице послышался его крик: «Караул, спасите!».

Бандиты выскочили из хаты. В сторону мальчика хлопнули два выстрела. Послышался лай собак, появились люди. Бандиты кинулись к реке Салу. Когда колхозники подбежали к берегу, там уже никого не было.

Перминов дал задание Климову и Самойлову выехать на хутор Коростылевку. Самойлов запряг линейку, и они поехали. Лошади дружно бежали по мягкой дороге. Солнце подсушивало грязь. В воздухе звенели жаворонки. Когда лошади перестали бежать, Самойлов спросил Климова:

— Не из госпиталя, случаем?

Климов улыбнулся:

— Нет, из школы НКВД. Учился...

Через час они приехали на место происшествия. Лошади остановились у невысокого домика, крытого камышом. Войдя во двор, Самойлов и Климов увидели немолодую женщину. Это была Яковенко. Она подробно рассказала об обстоятельствах бандитского нападения, показав, где кто стоял, о чем говорил и спрашивал.

Ее сын Федор сообщил, что одного бандита он хорошо приметил. Несколько дней назад тот уже появлялся в хуторе, спрашивал дорогу на Карповку.

— А ну-ка расскажи, каков он собой?

— Высокий такой... Прихрамывает...

— Молодой, старый?

— Да такой, как вы, — глянул Федор на Самойлова.

За сараем мальчик показал место, откуда мог стрелять бандит. После долгих поисков в бурьяне они нашли стреляные гильзы от немецкого пистолета «парабеллум». Самойлов завернул их в бумагу и положил в карман.

Послышался шум мотора. У дороги остановился газик, из кабины вышел Перминов.

— Только что встретился с одним нашим активистом, — сказал он. — Тут живет — колхозник Иван Капухин. Так вот ему дважды встречался неизвестный мужчина. Иван предполагает, что тот иногда ночует у местной жительницы Марфы. Кстати, на днях она побывала в Новочеркасске, привезла оттуда и продавала колхозникам и платки, и кофты, и платья. Откуда она все достала? Неужто на рынке?

Перминов приказал Климову установить наблюдение за Марфой, а Самойлову отправиться в Новочеркасск.

Наметив план, они покинули хутор. У переезда через Сал Климов соскочил с линейки и незаметно вернулся назад. А с наступлением темноты вместе с понятыми он подошел к дому Марфы, постучал в дверь. Ответа не последовало. Он постучал сильней. Послышался женский голос:

— Подождите, я оденусь!

Спустя несколько минут тот же голос спросил:

— Кто там?

Понятые назвали себя. Заскрежетал засов. На пороге с лампой в руках стояла Марфа. Увидев соседей с работником НКВД, она нервно передернулась:

— Чего бы вам по ночам людей беспокоить?

— Посмотрим, как вы живете, — сказал Климов, проходя в комнату.

Марфа и понятые вошли следом. Подвесив лампу, Марфа села на сундук и сказала:

— Как живу, спрашиваете? Как собака в конуре.

Кинув взгляд на стол, добавила:

— С горя самогонкой утешаюсь...

Климов промолчал и вместе с понятыми осмотрел комнату. Ему сообщили, что у Марфы находится гость. Куда же он делся?

Молчание Климова раздражало Марфу. Она с подчеркнутым презрением следила за ним, накручивая на палец кончики цветастой косынки.

Климов подошел к ней и попросил подняться. Марфа нехотя встала. Климов отодвинул сундук и увидел крышку лаза.

— Что там? — спросил он.

— Погреб. От немцев пряталась!

— Есть ли кто сейчас там?

— Никого!

— Берите лампу. Полезайте первая.

В погребе Климов включил электрический фонарик и увидел на бочке дымившийся окурок.

— А это что?

— За капустой лазила, курила...

— Куда ведет лаз? — строго спросил Климов, увидя в углу дыру.

— В сарай...

Климов понял, что допустил промах. Следовало бы ему взять бойцов истребительного батальона и заранее окружить дом Марфы.

3

Через три дня поздно вечером Марфа встретилась за огородами с рослым мужчиной в гимнастерке и хромовых сапогах. Она бросилась к нему с причитаниями.

— Погубит меня этот хромой. Откуда он взялся на мою голову, — говорила она, вытирая слезы. — Меня уже вызывали на допрос. У опера Климова видела тех женщин, которым продавала его вещи. Ты бы избавил меня от хромого. Надоел уж. И Климова боюсь. Уж больно дотошный.

— Где он сейчас?

— А вон в том домике, где огонь горит.

— Дело! Я его завалю там. Ступай домой да помалкивай!

Было уже поздно, когда Климов собрал бумаги и погасил лампу. Ему предстояло еще добраться до районного центра. Выйдя на крыльцо, он вдохнул свежий воздух. Ярко горели звезды, и на мгновение Климов залюбовался ими. Сбежав с крыльца, он повернул за угол дома и неожиданно получил удар по левой руке чем-то металлическим. От верной гибели его спас случай: он в этот момент поправлял на голове фуражку. Ударом ноги Климов отшвырнул от себя бандита и отступил назад, вытаскивая из кобуры наган. Тот упал на спину и замер. «Ловушка», — мелькнула мысль у Климова... Он оглянулся. Позади — дерево. И вдруг бандит взмахнул рукой, и в тот же миг о ствол дерева ударилось что-то тяжелое и отскочило. Раздался взрыв. Над головой Климова просвистели осколки. Недалеко лежал человек. Он был убит брошенной им же гранатой.

Звякнула щеколда, и на пороге появился хозяин дома.

— Что случилось? — спросил он испуганным голосом.

— Не пойму, то ли в меня метил, да сам подорвался, то ли на мину наскочил, — ответил Климов. — Не приближайтесь! Я сейчас позвоню в район. А вы не подпускайте никого, я скоро приду...

Под утро к месту происшествия приехали Перминов, следователь прокуратуры и судебно-медицинский эксперт. Климов доложил о случившемся. Перминов распорядился подогнать к воротам машину, чтобы фарами осветить двор.

— Счастливый ты, парень. Смерть мимо тебя прошла, — проговорил старик-эксперт.

Шли дни. С хуторов продолжали поступать сообщения о новых вылазках. Преступники действовали темными ночами, а где прятались днем, установить не удавалось. Одни предполагали, что бандиты скрываются в камышах на Маныче, другие — в лесах Придонья.

4

Прошло пять месяцев. Самойлов и Климов дружно жили и работали. Климов расследовал преступления полицаев, старост, атаманов. Самойлов же занимался в основном расследованием тех преступлений, которые совершались в районе уже после освобождения от немцев. Они помогали друг другу, поровну делили трудности военного года.

Однажды к концу рабочего дня Самойлова и Климова вызвал Перминов. Он сообщил, что между хуторами Старо-Кузнецким и Золотаревским только что упал фашистский самолет, подбитый зенитным снарядом.

— Я поеду с Климовым, а вы, — он обратился к Самойлову, — остаетесь в райотделе до моего возвращения.

Когда они подъехали к горящему самолету, наступали сумерки. Неподалеку под присмотром колхозников лежал раненый летчик. Перминов и Климов доставили его в штаб авиаполка.

Этот эпизод быстро забылся бы, но из штаба полка сообщили, что на допросе пленный летчик признался, что он успел перед падением сбросить на парашюте лазутчика. В сообщении выражалась просьба организовать розыск неизвестного пассажира.

* * *

...По правому берегу Дона среди кустарников по едва заметной тропинке рано утром пробиралось трое вооруженных людей в гражданской одежде.

— Тс-с, — остановился передний и показал в сторону. Под кустом боярышника спал человек в солдатской форме.

Тот, который был с немецким автоматом, носком сапога толкнул спящего. На лице вскочившего отразился испуг. Рыжеусый, в кубанке, спросил:

— Что за птица?

— А я... я солдат, — ответил военный, внимательно разглядывая незнакомцев. — Вчера пошел вечером к знакомой, а вернулся — батальона уже нет. Он ушел на фронт.

— Ага-а, значит, дезертир? — удовлетворенно хмыкнул рыжеусый. — Оружие есть?

— Нету.

Главарь банды сел на кучу хвороста, потребовал:

— Ну-ка покажь документы!

Солдат расстегнул шинель, извлек из гимнастерки красноармейскую книжку и передал рыжеусому. Тот перелистал ее.

— Так, значит, Дубов Максим Алексеевич? Откуда родом? Где служил?..

Какие бы вопросы ни задавал главарь, Дубов отвечал без запинки.

В заключение рыжеусый сказал:

— Раз ты дезертир, то будешь с нами делить судьбу. Понял? Нам такие люди нужны. Как, согласен?

Встреча с «лесными братьями» не обрадовала Дубова. Ему вспомнилась беседа с генералом Шнекке перед вылетом в тыл Советской Армии. На стекле стола лежала большая топографическая карта. Шнекке сказал по-русски: «Вы будете теперь Дубов Максим Алексеевич. Свою прежнюю фамилию забудьте. Когда вернетесь, получите много денег, будете счастливым человеком». И вот эта переделка, не долетел до места назначения. Хорошо, хоть живой остался. Но что делать дальше?

— Как мне величать вас? — спросил Дубов главаря.

— Зови батей.

Третьи сутки бандиты отлеживались в замаскированной землянке. Поджидали Хромого. Но тот не возвращался.

«Уже двоих потеряли. Не слишком ли много потерь? — мрачно раздумывал рыжеусый, беспрерывно куря. — И вряд ли новичок заменит хоть одного из них».

Дубов скоро понял, что эти люди «свои», и успокоился.

Утром, главарь объявил:

— Будем двигаться, искать Хромого.

— А потом? — спросил Дубов.

— Уйдем на Маныч. Потом махнем в Мартыновскую. Там живет Кочергин — наш надежный человек. Он имеет мое задание. А там — поживем, узнаем...

Дубов помолчал немного, спросил:

— А потом?

— Это зачем тебе «потом»? — нахмурился рыжеусый, — много будешь знать, скоро состаришься.

Дубов и главарь банды скрестили злобные взгляды.

— Каждый сверчок должен знать свой шесток! — продолжал цедить сквозь зубы главарь. — Что прикажу, то и будешь делать. Понял? А до остального тебе дела нет! Мы еще не знаем, на что ты способен, кто ты такой...

5

Климов ехал рано утром по Коростылевке. Из-под колес линейки клубились облачка пыли. До его слуха внезапно донесся знакомый голос. Он оглянулся. К линейке, спотыкаясь, бежал босой мальчик. Климов узнал Федора.

— Что случилось?

— Дядя, дядя! Хромой тот на хуторе. Помните? Да тот, что по мне стрелял... Он продает велосипед.

— Где?

— Заехал во двор вон того дома. Сломанное дерево видите?

Климов погнал лошадей. Соскочив с линейки, он увидел, как по огороду, подпрыгивая, бежит высокий мужчина.

— Кто это? — торопливо спросил Климов стоявшую возле дома женщину.

— Не нашенский! Первый раз вижу. Верно, от тебя взметнулся, велосипед даже кинул...

Климов, не дослушав, стремительно бросился за бандитом. Тот уже приближался к зеленым зарослям речки. Он выстрелил вверх. Бандит не остановился. Достигнув кустов, он открыл ответный огонь. Пули со свистом пролетали над головой. Климов догадывался, что бандит поспешит к переправе, расположенной в километре от хутора. Иначе ему некуда податься. Надо перехватить его. Климов побежал вправо, стараясь отсечь бандиту путь к отступлению, но тот разгадал его замысел. Отстреливаясь, он помчался по-над берегом и опередил бежавшего по открытой местности Климова. Путь бандиту был короче. Вскочив на паром, Хромой ухватился за канат.

— Стой! Стрелять буду! — закричал младший лейтенант.

Бандит, напрягая силы, продолжал тянуть канат. Паром все дальше отходил от берега. Климов тщательно прицелился и выстрелил — бандит свалился в воду...

* * *

Самойлову в Новочеркасске удалось, хоть и не сразу, установить личность Хромого и его связи. Помог обнаруженный в тайнике на его квартире немецкий пропуск с фотографией, выданной на имя полицейского Мостовца. Это и был Хромой. С приходом Советской Армии Мостовец бежал из города. При обыске были изъяты многие вещи, награбленные в дни немецкой оккупации. Их-то постепенно и продавала Марфа, выполняя поручение приятеля своего любовника.

Перед отъездом из Новочеркасска в горотделе милиции Самойлов обратил внимание на письмо жены инвалида Курилова. Прошло три дня, как он уехал на велосипеде за солью на хутор Коростылевку, и до сих пор не вернулся. Сообщались приметы: у Курилова по одному пальцу на кистях рук, поэтому на руле велосипеда имеются специально припаянные петли.

Вернувшись в Семикаракорскую Самойлов узнал от Перминова, что во время его отсутствия на Климова было совершено покушение. Личность убитого гранатой человека установить не удалось...

— Есть предположение, — сказал Перминов, — что убитый являлся активным участником банды. Это и есть тот «гость», которому удалось избежать ареста у Марфы.

Открылась дверь, и на пороге появился испачканный грязью и взволнованный Климов. Перминов встал навстречу младшему лейтенанту.

— Что случилось?

— Хромого убил. Живым не удалось взять. Отстреливался, мог уйти, ну и...

Майор внимательно слушал рассказ Климова о случившемся на хуторе Коростылевке. Когда тот закончил, Перминов показал Климову пропуск с карточкой, который привез из Новочеркасска Самойлов.

— Не похож ли на Хромого?

— Да! Это он...

— Полицай.

— Он, случайно, был не на велосипеде? — спросил Самойлов.

— Точно, — удивленно отозвался Климов. — Откуда ты знаешь?

— И на руле петли припаяны?

— Да.

Тогда Самойлов рассказал о заявлении Куриловой.

— Значит, надо искать очередную жертву Хромого, — заключил Перминов.

Через некоторое время после описанных событий в Семикаракорском районе появился сутулый с рыжей бородой старик. Он продавал медные крестики и фотокопии икон с изображением ангелов и апостолов, иногда заводил душеспасительные разговоры.

— Слыхал я, немцы возвернутся скоро, — осторожно сказал он как-то колхознице Марии Сидоровой.

— Типун тебе на язык, дед. Пропади он, тот Гитлер, пропадом. Он убил моего мужа. Натерпелись люди от этих разбойников.

Старик зло посмотрел на женщину, перекрестился и убрался восвояси.

О появлении старика в Семикаракорском районе стало известно Перминову. Он достал из сейфа объемистое дело, перечитал протокол допроса немецкого летчика, который должен был сбросить «пассажира» в предгорьях Кавказа. Показания не расходились с данными, которые отмечались в полученной из Ростова ориентировке. В ней перечислялись документы, выданные гитлеровской разведкой на имя Дубова Максима Алексеевича. Перминов подумал про себя: «Не является ли этот «божий странник» Дубовым?». Закрыв дело, Перминов дал распоряжение Климову и Самойлову:

— Надо во что бы то ни стало разыскать старика.

В тот же день Перминов и Самойлов с помощью колхозников в полуразрушенном саманном сарае, расположенном в ста метрах от дороги, нашли труп. На кистях рук погибшего не было пальцев. Самойлов сличил лицо убитого со снимком пропавшего Курилова и установил сходство.

Не оставалось сомнения, что инвалида Курилова убил Хромой.

Климов вскоре напал на след старика. Учительница Надежда Алексеевна рассказала о том, что в среду, переправляясь паромом на левый берег реки Сала, она обратила внимание на старика с рыжеватой бородкой, в войлочной дырявой шляпе. На ногах у него были солдатские ботинки. На пароме ехали молодые женщины с кошелками, ведрами. На бухте каната сидел солдат с костылями. Шея и голова его были забинтованы. Левая нога не сгибалась. Солдат снял пилотку, расстегнул ворот рубашки и закурил. Надежда Алексеевна спросила:

— Где ж вас так покалечило?

— Известно где, сестрица, — на фронте! — хмуро ответил солдат.

— А на каком фронте?

— На Воронежском. Слыхала? — спросил солдат и, не дождавшись ответа, добавил: — Досталось нашему брату!.. Немец как нажал! Под Белгородом пустил на нас «пантер», «фердинандов» — такие танки у него. Как даст залп, все кругом горит! А у наших снарядов нет...

Старик перекрестился. Глядя на него, старушка, сидевшая на ведре, с белым узлом, тоже перекрестилась. Женщины слушали и молчали.

Надежда Алексеевна с подозрением смотрела на солдата. Подумалось ей; «Если он там был ранен, наверняка бы его направили в госпиталь. Не мог же он так быстро выписаться? И почему он здесь?»

Паром тем временем причалил к левому берегу, люди сошли на песок. Солдат на костылях отделился от женщин и направился по тропинке в лес. За ним пошел на некотором расстоянии старик.

Когда люди разбрелись в разные стороны, ускорил шаг и старик. Он догнал солдата и с ухмылкой проговорил:

— Здорово, Василий Шустов. То бишь, батя. А меня не забыл?

С мрачным видом тот пожал плечами:

— Не знаю тебя, отец. Кто ты?

— Не узнаешь? А ты подумай, — усмехнулся старик.

Шустов отрицательно покачал головой и пояснил, что после ранения у него сильно болит голова. Старик рассмеялся, сдернул с лица фальшивую бороду и спросил:

— А теперь, помнишь? Шустов застыл на месте.

— Дубов? Вот здорово! Ну и ну...

— То-то, — садясь на бугорок под кустом, проговорил Дубов.

Солдат с костылями был главарем «лесных братьев». Дубов после ссоры с ним в лесу под Кочетовской ушел из банды. И вот Шустов вновь встретился с Дубовым.

— Где же твои «братья»? — спросил Дубов.

— Растерял, — махнул рукой Шустов.

— Этого следовало ожидать. Корчил ты, Василий, бог знает какого атамана. На всех через левое плечо плевал. Посмотрел я на тебя, да и махнул темной ночкой из твоей берлоги.

Дубов попеременно жил в Армавире, Кропоткине и Тихорецкой, искал тех людей, которые должны были под его руководством совершить ряд диверсий на железнодорожных узлах. Но людей, завербованных гестаповцами, не удалось найти. Они либо уже были арестованы, либо прятались в лесу и горах. И Дубов решил вернуться на Дон.

Вынув из котомки бутылку, яйца, колбасу, огурцы, Дубов разложил все это на клетчатом платке, налил в алюминиевую кружку самогону и сунул ее в руки Шустову...

Низко над рекой пролетели советские бомбардировщики. Подняв голову, Дубов с надкушенным огурцом в руке долго смотрел им вслед. Эскадрилья летела на запад. У Дубова судорожно сжались пальцы.

— Пей до дна! — сказал он и отпил из бутылки. Вытерев губы, спросил: — А где ж тот Хромой?

— Не вернулся. Слыхал я, будто молодой опер завалил его, — ответил Шустов.

Сдвинулись брови, прищурились глаза у Дубова. Он придвинулся ближе к Шустову.

— Что за опер? Не тот ли, что меня ищет? Каждый день от него приходится ноги уносить. По следам идет. В Золотаревке чуть не захватил меня тепленького в постели.

— На мотоцикле летает, краснощекий такой. Раза два встречался с ним, — пояснил Шустов.

Подливая самогон, Дубов проговорил:

— Об опере нужно серьезно подумать... А сейчас скажи: где тот Кочергин, о котором ты когда-то рассказывал?

— Остался в Мартыновском районе. Его прячет жена. Я только что от него. По морде его чую: хочет идти к прокурору. На покаянную...

— К прокурору?! — злобно и угрожающе прошипел Дубов и, подумав, уже спокойней добавил:

— С ним особый разговор будет.

* * *

Кочергин вылез из погреба и молча сел за стол. Жена, щуплая, невысокого роста женщина, подала ему ужин и села рядом. Он нехотя похлебал борщ.

Черная нить копоти взвивалась ввысь от горевшего светильника, сделанного из консервной банки. Жена, не отрываясь, смотрела на заросшее лицо мужа. Он был худой, бледный, с заострившимся носом.

Ей вспомнился день первомайского праздника в тридцать седьмом году. Тогда она впервые увидела красивого паренька Ивана Кочергина. В кругу молодежи он лихо отплясывал под гармонь «казачка». Девушки и парни в такт хлопали в ладоши, смеялись. Зимой состоялась свадьба. Жили душа в душу. И вдруг война. Вместе с другими он ушел на фронт. А вернулся дезертиром.

Мария смахнула набежавшие слезы и тихо промолвила:

— Ваня, разве можно так жить? Извелась я вся. Да и ты не лучше. Сходи куда надо, расскажи обо всем. Так лучше будет. Дочь ведь растет. Как в глаза людям будет смотреть? Сходи, Ванюша, сними камень с души.

Мария зарыдала. Кочергин кинул ложку, стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Замолчи! И без твоих слез тошно!

Послышался стук в дверь. Кочергин прошептал:

— Пришли...

— Не открывай дверь, Ваня, я сама.

Кочергин отстранил жену и, с силой откинув крючок на двери, вышел в сенцы. Мария бессильно опустилась на табуретку. Шаркнул засов, звякнула щеколда, и в комнату вошли Шустов и Дубов. Осмотревшись по сторонам, кинули взгляд на женщину.

Кочергин предложил нежданным гостям сесть.

— Не до сидений, — резко оборвал Дубов, — есть работенка... Собирайся.

Мария заслонила собой мужа:

— Никуда он не пойдет.

— Ну? А может, все же пойдет? — с иронией произнес Дубов и повелительно взглянул на Кочергина. Тот молчал.

— Оставьте его, в покое. Он на человека не похож.

— Не будь бабой, Кочергин. Собирайся! — строго сказал Шустов.

Мария бросилась к мужу и закричала:

— Не пущу! Ваня, скажи, что же ты молчишь?

Кочергин, опустив голову, тяжело дышал. Он мысленно проклинал тот день и час, когда повстречался с Шустовым. В одном из боев он был легко ранен и смалодушничал, укрылся на хуторе под Константиновкой, в семье Шустова. Тот поил его водкой, и когда пришли немцы, бывший кулацкий сын, ненавидевший Советскую власть, сказал Кочергину: «Деваться, браток, тебе некуда. Слушайся меня, и ты не пропадешь»...

— Ну что, долго еще ждать тебя? — сквозь зубы процедил Шустов.

Кочергин обнял жену и, глянув в ее заплаканные глаза, сказал:

— Успокойся! Я скоро вернусь... — и схватился за фуфайку.

Дубов повернулся к Марии.

— Добра желаем твоему мужику. Зачем сидеть ему в погребе, не видя света?

Днем бандиты отлеживались в балке.

— Сегодня завалишь опера, Иван! — Шустов положил тяжелую руку на плечо Кочергина. — Он скоро будет возвращаться. На насыпи, за мосточком, на подъеме. Понял? И после этого — никаких к тебе претензиев. Куда захочешь, туда и иди. Неволить не станем.

7

В полдень Климов, вскочив на мотоцикл, поспешил на хутор Бакланики. Там были не только служебные дела. Ему хотелось повидать учительницу Надю, с которой недавно познакомился.

...У колхозного двора стоял Андрей Иванович. Он поднял руку, Климов рывком тормознул, и мотор заглох. Младший лейтенант встал с сиденья, стряхнул с себя пыль. Андрей Иванович достал кисет с табаком-самосадом и, вертя закрутку из газеты, начал рассказывать Климову о появлении на хуторе посторонних людей.

— Рано утром двое прошли берегом Сала в сторону Золотаревки. По-моему, они ночевали на хуторе Коростылевке. Я крючковал, сидя на бережку. Один еще спросил: «Клюет, дед?» Я посмотрел на него. Уж больно он показался мне знакомым. Кажись, при немцах в Константиновке мельником был. Он тогда с гестаповцами якшался. Лютый зверь, а не человек.

Климов вернулся в Семикаракоры, доложил Перминову о сообщении колхозника.

Выслушав младшего лейтенанта, майор сказал:

— Обратите особое внимание на приметы неизвестных. Постарайтесь выяснить, где они ночевали. Нужно призвать колхозников к бдительности. Из Ростова получена ориентировка, что три грабителя на станции Кавказской напали на офицера, возвращавшегося из госпиталя домой. Они забрали у него документы и скрылись. Не исключена возможность, что это трое от той самой бандитской пятерки, с которой вы успели познакомиться. Их ведь осталось трое. Это, по-моему, они и есть...

— Андрей Иванович видел только двоих, — возразил Климов.

— Это не имеет значения. Третий мог в условленном месте поджидать. Я прошу вас, товарищ Климов, предупредите председателей колхозов, бригадиров, чтобы они усилили охрану колхозного добра. Позапрошлой ночью в соседнем районе было совершено нападение на мельницу. Бандиты взяли два мешка муки, порезали приводные ремни и скрылись. Это уже диверсия.

Климов снова выехал на мотоцикле в Бакланики. На окраине станицы он встретился с Надей. Она ехала на бедарке с черноволосой девчонкой лет четырнадцати. Климов остановился и, сдвинув на затылок фуражку, удивленно посмотрел на чемодан и сумку с продуктами.

— Что, уезжаете? — спросил Климов обеспокоенно.

— Да, — ответила Надя. — А вас это волнует?

— Еще как. Мне хотелось поговорить с вами... Да вот... Скоро вернетесь?

— Как только провожу на пристань сестренку. — Надя обняла черноглазую девчонку.

Климов повеселел.

Девочка тряхнула вожжами и чмокнула губами.

Климов с огорчением посмотрел вслед удалявшейся бедарке. Завел мотоцикл и, оставляя шлейф пыли, стремительно поднялся в гору.

Еще не утих удаляющийся рокот мотоцикла, как из-за, куста поднялся заросший человек с запавшими глазами. В руке у него блестел парабеллум. Это был Кочергин. Из лесополосы к нему подошли Дубов и Шустов:

— Струсил? Почему не стрелял!? — со злобой прошипел Дубов.

— Не могу! Зачем убивать? Я не хочу! — тяжело дыша, говорил Кочергин.

— Садись, успокойся! Что это ты, Иван, раскудахтался, как наседка: «Не могу! Не хочу!», — успокаивающе проговорил Шустов, многозначительно переглядываясь с Дубовым.

— На обратном пути ты его завалишь. Понятно?

— Не могу. — Кочергин со злостью рванул ворот рубашки и со слезами на глазах обратился к Шустову и Дубову: — Братцы, отпустите меня! Не могу я больше так жить. Душа иссохла, тоска за сердце берет. Братцы! Что я плохого для вас сделал? За что вы накинули на шею мне петлю?...

Дубов с размаху ударил Кочергина в бок носком сапога и крикнул:

— Перестань киснуть! Что нюни распустил?..

Кочергин скорчился, вскинул пистолет, но Дубов вырвал у него оружие и внешне добродушно спросил:

— Что это ты, Иван?

— Давайте, братцы, пойдем в милицию. Мне рассказывал мой корешок. Он пришел к прокурору объяснил все, как было. Его направили в строительный батальон железную дорогу чинить. А после дают документы, и ты — чист на всю жизнь. Пойдемте, а? Что это за собачья жизнь такая...

— И по жене, небось, заскучал? — подмигнув, спросил Дубов.

— По правде сказать, еще и как! — согласился Кочергин.

— И по дочке?

— Конечно. Сплю и вижу ее, белокурую. Все за нос ловит ручонкой...

— Затосковал, значит, говоришь? — продолжал Дубов, садясь рядом с Кочергиным.

— Еще как!

— Тогда ступай домой и делай что хочешь... Только о нас — ни слова! Понял?

Кочергин оживился, заволновался:

— Спасибо вам, братцы! Век вас не забуду. Спасибо. Можно идти?

— Ступай! — буркнул Дубов и лег на живот, подложив род себя пистолет. Кочергин, попрощавшись с Шустовым и Дубовым, торопливо зашагал по балочке, опасливо оглядываясь. Ему не верилось в добрые намерения своих дружков.

— Зачем отпустил? — спросил Дубова Шустов.

— Здесь нельзя, Василий. Чуток дальше, в балке.

8

В нескольких километрах от села Большая Мартыновка в конце августа 1943 года колхозники обнаружили труп неизвестного мужчины. Он лежал в глубокой балке, заросшей травой и колючим кустарником.

В тот же день об этом узнали работники милиции. Они прибыли на место происшествия, осмотрели убитого, составили протокол, начертили схему, на которой красным карандашом отметили условными знаками положение обнаруженного трупа и двух стреляных гильз от немецкого пистолета. Их нашли вблизи дороги на том месте, где неизвестный был убит, а затем сброшен в балку. При падении смертельно раненный человек оставил следы крови на стеблях травы и земле.

Труп перевернули и заметили, что боковой карман пиджака был вывернут, на нем остались наколы от булавки. В левом кармане нашли небольшой перочинный ножичек.

После тщательного осмотра места происшествия труп сфотографировали и доставили в морг.

Об этом загадочном убийстве в тот же день стало известно сотрудникам отдела борьбы с бандитизмом управления НКВД. В Мартыновку прибыл начальник отделения отдела борьбы с бандитизмом Илья Яковлевич Ермаков. Ознакомившись с делом, он размножил фотографии погибшего и разослал их для опознания в ближайшие райотделы милиции. По всей области были проверены заявления трудящихся, в которых сообщалось об исчезновении родных и близких.

Но эта кропотливая работа не дала желаемых результатов. Тогда с целью установления личности убитого Ермаков решил встретиться с активом трудящихся станиц, хуторов. И тут пришла удача. На третий или четвертый день поисков одна женщина сказала:

— Кажись, это Иван Кочергин. С племянником моим он знаком. Помню, при прощании напился он до потери сознания.

— Когда это было? — спросил майор.

— В сорок первом... Он уходил на фронт. А больше не видела. Его жену, Марию, встретила вчера. Она шла с дочкой, я девочку еще морковкой угощала. Вот те на! Бедная сиротка!..

Женщина тяжело вздохнула. Ермаков попросил указать дом, где живет Мария Кочергина.

Скоро Ермаков уже стучал в дверь.

— Кого вам нужно? — спросила вышедшая на крыльцо женщина.

— Марию Кочергину, — ответил Ермаков.

— Это я...

— У меня к вам разговор. Можно зайти?

Женщина побледнела, предчувствуя беду. Она молча провела в комнату. Ермаков присел к столу и сказал:

— Я — сотрудник НКВД. Вот мой документ.

Ермаков показал красную книжечку. Женщина не сдвинулась с места.

— Вам известно, где сейчас муж?

— Нет, не знаю.

— Когда вы виделись с ним в последний раз?

Мария не разжимала губ. На ее глаза навернулись слезы.

— Четвертая неделя прошла... Обещал вернуться. — Мария прикрыла глаза кончиком фартука.

— Он был в отпуске?

Женщина молчала. Ермаков разложил перед ней несколько фотографий убитого.

— Знаком ли вам этот человек?

Мария вскрикнула и начала медленно опускаться на пол. Ермаков еле успел поддержать ее.

— Ваня-а! Ванечка! Они убили его, проклятые! Я все расскажу...

О Василии Шустове, жителе станицы Константиновской, она знала со слов мужа. В дни немецкой оккупации он работал следователем в полиции, фамилию второго, черноволосого бандита, она не знала, но помнила, что звали его Максимом.

Записав показания Марии, Ермаков спросил:

— Вы давали мужу правильный совет, а почему же сами не заявили нам о его связи с бандой?

— Я боялась, что сделаю хуже ему. Думала, что он сам образумится.

Наступил ноябрь 1943 года. Находясь в Мартыновском райотделении милиции, Ермаков по телефону узнал о том, что исчез Иван Климов, которого он хорошо знал. Эта весть встревожила его. Через несколько часов на попутной машине майор добрался до Семикаракорской.

* * *

До позднего вечера Перминов, Самойлов и прокурор Синегуб обсуждали план активного розыска Климова.

Прокурор красным карандашом подчеркнул объяснение Климова, в котором говорилось, где и при каких обстоятельствах, он вступил в схватку с человеком, подорвавшимся гранатой.

— Видимо, покушение на Климова было совершено или с целью завладеть его документами, или отомстить. Я предлагаю тщательно отработать обе эти версии, просмотреть дела, находившиеся в производстве у Климова.

Перминов, выслушав прокурора, сказал:

— Климов смелый и отчаянный работник. Он неоднократно задерживал бывших гитлеровских приспешников, скрывавшихся от правосудия. Мне кажется, встретившись с бандитами, он погиб в неравной схватке. Поручаю Самойлову отработать выдвинутые версии, подключить к розыску бригадмильцев. Работа требует большого напряжения, а поэтому временно отложите все другие дела...

Открылась дверь, и в кабинет вошел Ермаков. Все повернулись к нему.

— Труп опознан. Убитый — Иван Кочергин. — сказал он. — С Кочергиным было двое. Один из них — Шустов, служивший при немцах следователем, другого Максимом зовут. Жена Кочергина видела его один раз.

— Вот они-то и кружат в наших местах, — заключил Перминов. — Пора бы прихлопнуть бандитов.

На другой день дежурный Семикаракорского райотделения милиции принял сообщение о том, что на хуторе Бакланики прошлой ночью с колхозной пасеки был похищен улей. В донесении указывалось, что кража была совершена двумя неизвестными. На одном из них была офицерская шинель цвета хаки, с красными петлицами, на другом — кожаное пальто. Ермаков и Самойлов тотчас выехали на хутор.

Самойлов хорошо знал сторожа пасеки:

— Здравствуйте, Степан Иванович. Расскажите, что случилось у вас этой ночью.

— Улья тянут. И не поймешь кто. Было это, значится, так: отошел я на минутку к навесу сарая, а ружьишко лежало на повозке... Смеркалось уж. Гляжу, идут они к кладовой и, слышу, гремят замком. Я окликнул: «Кто там?». Они пригрозили. Смотрю, а у них, проклятых, автомат, карабин. Сломать замок не смогли. Тогда они залезли в омшаник к ульям и, выбрав, который потяжелее, унесли с собой.

— В каком направлении пошли?

— Вот по этой стежке к Салу.

Ермаков и Самойлов подошли к кладовой, осмотрели замок.

На земле нашли сбитую мушку от карабина. Потом направились к Салу.

После похолодания наступила на редкость теплая погода. На берегу роились мухи и пчелы. Ермаков и Самойлов увидели разбросанные в траве соты. Из воды выглядывал улей. Пчел, видно, потопили, прежде чем воспользоваться медом. При осмотре истоптанной травы были найдены порченые соты, клочки бумаг и порванное следственное дело, которое вел Климов. Больше сомнений в гибели Климова не оставалось.

К концу дня с добытыми сведениями Ермаков и Самойлов вернулись в райотделение.

После совещания в Ростов было послано подробное донесение, а в соседние районы — телефонограммы с указанием примет разыскиваемых бандитов.

В тот момент, когда сотрудники райотделения собирались уходить домой, дежурный принял телефонограмму. В ней сообщалось, что на хуторе Топилине у председателя колхоза угнали лошадь, запряженную в бедарку.

— Необходимо ехать туда, — поднялся Ермаков.

Перминов дал распоряжение заводить машину. Через час Ермаков и Самойлов были на хуторе Топилине. Нашли тех, кто видел двух неизвестных, ехавших на бедарке. Все сходилось: один из них был в форме работника НКВД, другой — в кожаном пальто.

Связались по телефону с ближайшими хуторами. Ермаков ориентировал руководителей колхозов, коммунистов, комсомольцев на то, чтобы при появлении бандитов они немедленно сообщили на хутор Топилин работникам милиции и приняли меры для задержания.

Только после этого уставшие Ермаков и Самойлов расположились на ночлег.

Под утро их разбудили и сообщили, что на хуторе Павловском возник пожар. Ермаков и Самойлов выехали к месту происшествия. Через полчаса они увидели горевший стог соломы.

Когда машина подъехала к толпившимся колхозникам, солома уже догорала, тут же валялись две бутылки и обглоданные кости.

— Какие-то подлецы пировали у костра, нажрались и уехали, а огонь не потушили, — сказал пожилой колхозник. — Ветер подул и скирда загорелась.

Старик не успел закончить свой рассказ, как к собравшимся подошел чабан:

— Я знаю, чьих это рук дело. Перед вечером подъехали ко мне на бедарке двое с автоматами и говорят: «Нет ли, дед, тут бандитов?». Мне они показались подозрительными. Я закуриваю и молчу. Они назвались работниками НКВД. Тот, что был в военной форме, сказал: «Не бойся нас. Мы приехали ловить грабителей, которые беспокоят вас. Для нашего больного начальника нужно овцу прирезать». Я ему и говорю: «Овцы не мои, а колхозные, принесите от председателя бумажку, тогда и берите». А он как закричит на меня и такими паскудными словами выругался, что мне стало страшно. Пригрозил меня застрелить. Потом они вдвоем взяли овцу, положили на бедарку и уехали.

Выслушав чабана, Ермаков обратился к колхозникам:

— Товарищи! Это те бандиты, которых мы ищем. Они убили нашего работника и, прикрываясь его формой и документами, творят свои гнусные дела. Мы просим вас быть бдительными. Далеко они не уйдут.

9