Стратегия: применение силы

Предположим, что силы были сформированы и мобилизованы, с препятствиями, мешающими их применению, удалось справиться в той степени, в какой это имело смысл. Как применять эти силы? Первое решение, которое необходимо принять, всегда касается вопроса о соотношении обороны и наступления. Сама по себе, при прочих равных условиях, оборона, в сравнении с наступлением, более сильная форма ведения войны. По мнению Клаузевица, на это существуют три причины. Во-первых, удерживать нечто всегда легче и требует меньше усилий, чем завоевывать. Во-вторых, поскольку цель обороны состоит в том, чтобы сохранить все как есть, то время работает на нее; отсутствие событий помогает обороне. В-третьих, в той степени, в какой наступление предполагает продвижение в географическом пространстве, развитие действия на удалении от военных баз и последовательное занятие вражеских территорий, это приводит к тому, что линии коммуникаций наступающей стороны становятся длиннее, в то время как линии коммуникаций обороняющейся стороны сокращаются. Это не имело столь решающего значения в эпоху, когда природа логистики была такова, что армия могла обеспечивать себя за счет ресурсов окружающей местности. Александр Македонский вел военные действия в Азии в течение многих лет, не получая никакой поддержки из Македонии, за исключением эпизодических подкреплений живой силой, и то же самое относится к Густаву Адольфу во время боевых действий в Германии. Однако роль длины коммуникационных линий начала возрастать начиная с XVIII в., а в современных военных действиях с применением обычных видов оружия их длина играет огромную роль.

Воюющая сторона, которая ограничивается лишь оборонительными действиями, может выиграть войну только благодаря ослаблению противника, а именно: она может надеяться выстоять, сберегая силы, и использовать предоставляющиеся возможности для нанесения потерь до тех пор, пока противник не сдастся. При благоприятном стечении обстоятельств такая стратегия может быть достаточно эффективной и посему рекомендована к применению. И действительно, начиная со времен Перикла, она часто использовалась. Однако обычно результатом чисто оборонительного подхода является не победа, а ничья. Для того чтобы решить дело, обычно необходимо атаковать, уничтожать силы противника и захватывать центры его силы. На стороне атакующего преимущество инициативы. Он занимает положение, в котором может навязывать свою волю противнику и тем самым мешать осуществлению и даже началу выполнения многих его планов. На этом основан известный афоризм: «Когда сомневаешься — атакуй». Тем не менее никогда не следует забывать, что наступление как таковое является более слабой формой войны. Поэтому сторона, которая намеревается наступать, обычно должна иметь численное или качественное превосходство в силах, а иногда и то и другое.

Предположим, имеются благоприятные условия для начала наступательных действий, однако остается открытым вопрос, как осуществить наступление. Самое простое — сосредоточить все имеющиеся силы в одной точке и после этого нанести удар по противнику подобно огромной пуле. Или же силы можно разделить на две, три или более частей, каждая из которых будет наступать по отдельности. Но в этом случае возникает следующий вопрос: должны ли части наступать одновременно или эшелонированно? Если наступать эшелонированно, то снова возникает вопрос: какой фланг должен вести наступление, а какой следовать за ним? Если ведется не эшелонированное наступление, а силы разделены на две или более частей, то оси, вдоль которых они ведут наступление, могут проходить параллельно; однако они также могут расходиться или сходиться в одной точке. Эти вопросы далеко не тривиальны, и в поисках ответов на них было написано много трудов. Большинство из них относится к периоду с 1800 по 1914 г., и все они тесно связаны с именем современника Клаузевица, блестящего стратега Антуана Жомини. В зависимости от складывающихся обстоятельств, включая соотношение сил, рельеф, линии коммуникации, естественные препятствия и т. п., каждый вариант имеет свои сильные и слабые стороны.

В число предметов, из которых складывается стратегия, входят вопросы, касающиеся противостояния естественного укрытия и продольного огня, прорыва и окружения, прямого и непрямого подхода к позициям противника. Эти вопросы не новые, они также не ограничиваются каким-то одним определенным уровнем, на котором ведется война. Римскому легиону, шедшему на войну, и даже группе пещерных людей, собиравшейся совершить набег, точно так же приходилось искать на них ответ, как и армиям под командованием Мольтке и Эйзенхауэра. Рота, состоящая из пятидесяти человек и получившая приказ штурмовать укрепленный окоп, стоит перед тем же выбором, что и миллионная армия, продвигающаяся по направлению к какой-либо стратегически важной реке. Стратегическая терминология, использующая такие понятия, как атака, оборона, наступление, отступление, решающий пункт, изматывание противника и т. п., является универсальной; она употребляется независимо от размаха боевых действий, характера используемых технологий и даже масштаба применяемого насилия. Что еще более примечательно, эта терминология применима не только к войне, но и к различным играм, начиная с футбола и заканчивая шахматами. Способность стратегии служить аналитической основой для различных видов деятельности настолько исключительна, что можно говорить о существовании некого общего знаменателя. Сущность и значение этого общего знаменателя объясняются в следующем разделе.

Читатель помнит, что для того, чтобы наступление было успешным, необходимо превосходство в силе. Поэтому начать наступательные действия в случае, когда наступающая сторона сильнее противника, не представляет проблемы; но в случае, если это не так, возникает вопрос, что делать. При обычных обстоятельствах противодействие примерно равных сил приводит к взаимному изматыванию противников с неясным исходом. Такой результат может быть приемлем при условии, что две противоборствующие стороны равны по силам, хотя даже в этом случае исход противостояния едва ли может удовлетворить какую-либо из сторон. Однако воюющая сторона, которая слабее своего противника, не может позволить себе войну на истощение. Предположим, что потери с обеих сторон равны, тогда результатом будет то, что одна сторона полностью исчерпает свои силы, тогда как у другой все еще останутся резервы. Некоторые военные авторитеты использовали данную цепочку рассуждений, чтобы доказать, что более слабый оппонент должен либо атаковать, либо погибнуть. Также не случаен тот факт, что три наиболее известных последователя данной теории — Фридрих Великий, немец Альфред фон Шлиффен и израильский генерал-майор бронетанковых войск Израэль Таль — происходят из стран, окруженных более сильными противниками. И в самом деле, если более слабая сторона не может нанести противнику больший ущерб, чем нанесли ей самой (что говорит о чрезвычайной глупости нападающей стороны), трудно представить, какой у нее остается выбор.

Если армия собирается провести успешную наступательную операцию против другой армии, равной или превосходящей ее по силе, ей необходимо провести сосредоточение сил. Она должна ослабить один участок и усилить другой, намеренно создавая рискованные ситуации и принимая на себя этот риск. Чем больше неравенство в силах у двух сторон, тем выше риск, на который придется пойти более слабому противнику, чтобы добиться успеха. Чем выше риск, на который идет воюющая сторона, тем больше вероятность того, что она добьется успеха, однако в случае неудачи последствия будут тем более серьезными. Например, во время Первой мировой войны немецкая армия сосредоточила семь восьмых своих сил на западе, вследствие чего Восточная Пруссия была почти не защищена. Другой пример: во время войны 1967 г. (Шестидневная война) военно-воздушные силы Израиля, насчитывавшие около двухсот единиц современных боевых самолетов, столкнулись с объединенными военно-воздушными силами арабских стран, превосходящими их по численности примерно в два с половиной раза. Утром 5 июня одна волна сияющих истребителей за другой нанесли серию разрушительных ударов по аэродромам Египта, уничтожив за три часа более двухсот самолетов. Но пока эта операция была в самом разгаре, только четыре самолета, что составляло два процента их общего количества, оставались на домашних авиабазах, чтобы охранять тылы Израиля от возможных воздушных налетов со стороны Сирии, Иордании и Ирака. Возможно, этот пример представляет собой крайность, но он достаточно типичен. На протяжении всей истории сторона, лучше других способная сосредоточить силы, даже идя на просчитанный риск, всегда достигала успеха.

Концентрация сил может иметь две формы: сосредоточение в пространстве и сосредоточение во времени. Сосредоточение в пространстве означает, что некоторые участки фронта остаются оголенными, в то время как силы стягиваются на другие участки. Наглядный урок того, как это делается, преподал фиванский военачальник Эпаминонд во время битвы при Левктрах в 371 г. до н. э. Вместо того чтобы выстроиться в восемь шеренг на всю ширину, как это было принято у греческих воинов, фаланга фивян представляла собой несимметричное построение. Ее левый фланг был усилен до такой степени, что в него входило не менее чем сорок восемь шеренг, построенных друг за другом. Для того чтобы сделать это возможным, правый фланг был оголен. Затем производилась атака эшелоном, причем левый фланг выступал первым и обрушивался на правый фланг спартанцев. В битве, длившейся, вероятно, два или три часа, сосредоточение сил принесло плоды. Как писал Плутарх, спартанцы понимали опасность, но не могли вовремя уклониться от удара, и вследствие этого потерпели тяжелейшее в своей истории поражение, от которого так полностью и не оправились.

Сосредоточение сил во времени, несущее в себе не меньше риска, чем в пространстве, вероятно, еще более труднодостижимо. Меньшие по численности вооруженные силы стараются компенсировать свою слабость с помощью скрытности и быстроты маневрирования. Они пытаются не допустить того, чтобы войска противника соединились и догадались об их намерениях. Со своей стороны они концентрируют войска против разъединенных сил врага, разбивая те поочередно. Часто этому способствует географический фактор, как в случае с Израилем, которому, несмотря на то, что он был окружен врагами с трех сторон, удалось сосредоточить силы сначала против Египта, потом против Иордании и, наконец, против Сирии. Однако иногда необходимо, чтобы военные соединения сознательно заняли позицию между двумя различными противниками и вели боевые действия по так называемым внутренним линиям. Они должны сдерживать одного противника и в то же время стремиться уничтожить другого. Такие операции, примером которых может служить первая кампания Наполеона в Италии, а также его более поздние оборонительные действия во Франции в 1814 г., чрезвычайно рискованны. Для того чтобы привести в исполнение подобный план, нужно быть дерзким военачальником, который полностью может положиться на имеющиеся в его распоряжении средства и, что не менее важно, на самого себя.

Еще одной ключевой проблемой стратегии, будь то в войне, футболе или в шахматах, является вопрос, на какие цели должна быть направлена сила и в каком порядке. Конечно, существует множество различных целей; одни географические, другие могут представлять собой технику или живую силу противника. Они могут варьироваться от самых конкретных, таких, как территория и экономические ресурсы, до самых абстрактных, таких, как действующая в войсках система передачи информации и боевой дух армии. Теоретически наиболее желанная цель — одновременное уничтожение и/или оккупация всех объектов. На практике же, поскольку ресурсы ограниченны, такая цель почти всегда недостижима. Если применять силу эффективно, если вообще ее применять, то необходимо выбирать определенные объекты, пренебрегая другими. Поэтому ключевой вопрос для стратега состоит в том, какие объекты выбрать, а какими можно пренебречь.

Хотя существует множество способов классификации целей, вероятно, наиболее распространенной является классификация, основанная на принципе сопоставления силы и слабости. Нагляднее всего это можно проиллюстрировать следующим примером. В течение двадцати пяти лет, предшествующих Первой мировой войне, перед немецким Генштабом стоял вопрос, на кого из противников, Францию или Россию, напасть раньше. Франция считалась более сильной и опасной. Поэтому ее устранение дало бы Германии наибольший выигрыш — вплоть до того, что предоставляло возможность вести затяжную и даже, при необходимости, непрерывную войну с Россией. Но именно по причине того, что стратегия нападения сначала на Францию была так важна для победы, она была наиболее рискованной. В случае провала похода на Париж Германии пришлось бы вести войну на два фронта с противниками, чьи совместные ресурсы превосходили ее собственные, и по этой причине в итоге она с большой вероятностью потерпела бы поражение. Знаменитый «план Шлиффена» обсуждался годами. Составлялись различные планы и разыгрывалось множество военных игр, но вывод всегда заключался в том, что в действительности у Германии не было выбора. В 1914 г. был испробован усовершенствованный вариант плана, и попытка окончилась провалом. Результат был именно таким, какого боялись немногие умные головы, т. е. поражение.

Лиддел Гарт и некоторые другие приводили аргументы против использования данной стратегии нанесения первого удара по сильнейшему противнику. По их мнению, правильнее было бы действовать как раз наоборот. Атаковать противника там, где он силен, — это безрассудство, вряд ли таким образом можно добиться успеха, а неудача вполне может привести к катастрофе. Поэтому разумнее сосредоточиться против слабых мест противника, планомерно отсекая кусок за куском, пока оставшиеся у него силы не станут беззащитными. Именно такую стратегию Перикл советовал применять афинянам во время Пелопонесской войны. Она прекрасно работала почти два десятилетия — до того момента, пока однажды афиняне не решили приняться за кусок, который оказался слишком большим, чтобы его проглотить. Поход на сицилийский город Сиракузы обернулся катастрофой, в результате чего Афины лишились цвета своей армии и флота. И даже в этом случае они не проиграли бы войну, если бы спартанцы не построили флот на деньги Персии и не нанесли бы удар по Афинам с моря, там, где они были наиболее сильны. Стремясь уничтожить противника, лакедемоняне и их союзники провели и выиграли великое морское сражение при Эгоспотамах. Таким образом, силы афинян были подорваны, и у них не оставалось иного выбора, кроме как капитулировать.

Теоретически наилучшая цель — стратегически важный и незащищенный объект. В ходе любой войны возникает соблазн обнаружить какую-либо стратегически важную мишень, уничтожение которой повлечет за собой еще более значительные последствия и приведет к полной остановке всей системы. Несмотря на то что данная логика привлекательна, на практике она применима лишь в малой степени. Причина зачастую — недостаток информации. В качестве примера может служить конкретный случай времен Второй мировой войны. Хотя запасы цветных металлов были абсолютно необходимы для развития немецкой экономики (и поэтому представляли собой привлекательную мишень для бомбардировок), требуемые объемы производства оставались сравнительно небольшими, и поразить данную мишень оказалось довольно трудно. В других случаях эта логика не работает из-за того, что средства доставки недостаточно точны. Децентрализованный образ действия, основанный на большом количестве автономных элементов, может сделать бесполезными прицельные атаки на стратегически важные объекты, и к этому же приводит наличие многочисленных коммуникаций, которые являются характерной чертой любой хорошо скоординированной современной социальной системы. Вероятно, лучшим примером неудачного применения этой логики на практике могут служить атаки военно-воздушных сил США на немецкий шарикоподшипниковый завод в Швайнфурте летом 1943 г. Первый налет был успешным, но американцам не удалось добиться того, чтобы выпуск немецкой боевой техники прекратился, так как были изысканы дополнительные ресурсы. Повторный рейд застал Люфтваффе уже приведенным в боевую готовность, в результате чего четверть атакующих сил американцев была уничтожена. Больше подобный эксперимент не проводился.

Вышеупомянутые примеры никоим образом не исчерпывают стратегических дилемм, поскольку существует бесконечно число возможных комбинаций военных и невоенных целей, сильных и слабых противников, защищенных и незащищенных мишеней, тех, которые можно, и тех, которые нужно поразить, и т. д. Не существует интеллектуальной системы, достаточно мощной, чтобы исчерпать все комбинации и таким образом послужить детальным руководством по применению силы. Если бы она существовала, ее было бы слишком сложно охватить не только отдельно взятому человеку, но даже организации, использующей самые мощные компьютеры. Любая попытка создать такую систему сама по себе говорит о чрезмерной людской гордыне, очень напоминает попытку построения Вавилонской башни и заслуживает такого же наказания. Теория может избавить стратега от необходимости каждый раз продумывать все с нуля, а также предоставить ему исходный пункт для размышлений. Если теория разумна, такая отправная точка, несомненно, представляет определенную ценность. Однако всегда наступает момент, когда необходимо выйти за ее рамки и воспользоваться собственным разумом; поскольку в итоге война все-таки ведется как с помощью силы, так и с помощью ума.