Как будут вестись войны

Подобно тому как человек, получивший пулю в голову, может еще шатаясь пройти несколько шагов, прежде чем умереть, так и традиционная война, по-видимому, находится на последнем издыхании. По мере того как конфликт низкой интенсивности начинает доминировать, многое из того, что принималось как «стратегия» на протяжении последних двух столетий, окажется бесполезным. Переход от традиционной войны к конфликту низкой интенсивности приведет к тому, что многие системы вооружений, включая те, которые считаются сегодня мощнейшими и новейшими, будут отправлены на свалку. Вполне вероятно, что он также положит конец крупномасштабным исследованиям и разработкам в области военных технологий, как мы их сегодня понимаем.

В данной книге стратегия определена как нечто неизменно существующее, применимое везде и всегда, где и когда ведутся реальные войны, а не только осуществляется сдерживание. Для того чтобы вести войну, необходимо сформировать вооруженные силы. После того как они будут сформированы, возникнут неопределенность, трение и негибкость, с которыми надо будет как-то справляться. При этом придется принимать решения о применении силы не абстрактно, а против живого, реагирующего противника. Все эти утверждения справедливы всегда — вне зависимости от масштаба конфликта, а также от среды, где он протекает, будь то земля, море, воздух или космос. Это так же верно независимо от вида применяемого оружия, если только мы не находимся в ситуации, когда неопределенность можно устранить, реакцию врага — игнорировать, а войну — выиграть одним мощным ударом. По этой причине ядерная стратегия ни в коей мере не является стратегией. Не считая этого крайнего случая, ничто так не характерно для стратегии, как ее «взаимный», интерактивный характер. В этом отношении она остается неизменной, независимо от места действия, применяемых средств, поставленных целей, а также от того, говорим ли мы о войне или о какой-либо игре состязательного характера.

В отличие от этого, классическая стратегия, как ее понимали Жомини, Клаузевиц и большинство позднейших пророков традиционной войны, — продукт определенного времени и обстоятельств. Искусство «использования сражений для достижения целей войны» предполагает, что две стороны имеют в своем распоряжении значительные вооруженные силы и что эти силы отличимы друг от друга, территориально разделены и хотя бы потенциально мобильны. Оно также подразумевает, что дальнобойность их оружия не является неограниченной — еще одно предположение, которое становится теперь все более сомнительным. Помимо всего прочего, существует целый ряд «действующих лиц» и понятий, которые принимаются как данность традиционной стратегией и входят в ее инструментарий. К их числу относятся крупные территориальные единицы, сражения (в противоположность, с одной стороны, кампаниям, а с другой — мелким стычкам), фронты, тыловые районы, «глубина», базы, цели и линии коммуникаций — всего не перечесть. В настоящее время требуется лишь беглое ознакомление с военной историей (лучше на языке оригинала, а не в современном переводе), чтобы обнаружить, что ни эти концепции, ни эти факторы не являются самоочевидными или неизменными. И конечно, именно по этой причине сам термин «стратегия», хотя и был заимствован из древнегреческого языка, вошел в употребление только в конце XVIII в.

Применить стратегию в ее классическом смысле к конфликтам низкой интенсивности всегда было проблематично. Даже в то время, когда Жомини работал над сочинением «Краткий обзор крупных военных операций» («Precis des grandes operations de la guerre»), испанские партизаны доказывали на деле, что возможно вести войну, и очень жестокую войну, в небольших масштабах. Многие из участников этой войны были неграмотные крестьяне, а также женщины, дети и священники. Вероятно, они даже никогда не слышали о стратегии, которая, как писал Толстой в романе «Война и мир», была новомодным понятием с неким элементом кажущейся искушенности. Столкнувшись с самыми мощными вооруженными силами традиционного типа из всех когда-либо существовавших в мире, повстанцы обошлись без «армий», кампаний, сражений, баз, целей, внешних и внутренних линий, опорных пунктов и даже территориальных единиц, имеющих четкие границы на карте.

Хотя партизанская война не всегда бывает успешной, с давних пор и до наших дней тысячи раз преподавался урок, доказывавший, что стратегия к ней отношения не имеет. Мао Цзедун сравнивал партизан с «рыбой», плавающей в «море», которое представляет собой весь остальной народ. Смысл данного сравнения состоит именно в том, что море не обладает качествами, отличающими одну его часть от другой. Точно так же американцы во Вьетнаме убедились в том, что стратегия, как ее преподают в штабных и военных колледжах, абсолютно не годится для понимания сути «войны без линий фронта», не говоря уже об успешном ее ведении. В свете этого четко видна привязанность стратегии, как ее понимали Жомини, Мольтке и Лиддел Гарт, к географии, что также объясняет, почему последний, в частности, не приводит ни единого примера из Средневековья, когда война во многих отношениях походила на современный конфликт низкой интенсивности. В общем, подобный конфликт отличается от традиционной войны так же, как картина мира по Эйнштейну отличается от картины мира по Ньютону.

Если будущее действительно за конфликтом низкой интенсивности, то стратегия в ее классическом понимании обречена на исчезновение. Многие считают, что уже сегодня она мало чем отличается от игры фантазии, и ее применимость ограничена военными играми, в которые играют в генеральных штабах. Подобно сфере, к которой она принадлежит, а именно — традиционной войне, стратегия попала между Сциллой ядерного оружия и Харибдой конфликта низкой интенсивности. Ядерное оружие способствует стиранию любых географических различий: в будущем, если вооруженные силы — или, что вероятнее всего, политические образования, их создающие, — захотят выжить и сражаться всерьез, им придется перемешаться друг с другом и с мирным населением. Конфликт низкой интенсивности приведет к тому, что как только они перемешаются, сражения уступят место стычкам, терактам и массовым убийствам. На смену линиям коммуникаций придут временные, легкотрансформируемые каналы малой протяженности. На смену базам — укрытия и временные склады, а на смену крупным геостратегическим целям — контроль за населением, который будет обеспечиваться сочетанием пропаганды и террора.

Распространение спорадических мелкомасштабных войн приведет к видоизменению регулярных армий, уменьшению численности и, в конце концов, их полному исчезновению. Когда это произойдет, многие повседневные заботы, связанные с защитой общества от угрозы конфликтов низкой интенсивности, перейдет к бурно развивающемуся охранному бизнесу. На самом деле может настать день, когда организации, занимающиеся этим бизнесом, придут на смену государству, подобно в былые времена кондотьерам. Необходимость противостоять конфликтам низкой интенсивности приведет к тому, что регулярные войска переродятся в полицейские отряды или, в случае если борьба длится очень долго, в обычные вооруженные группировки, как это уже произошло в Ливане и во многих других странах. Хотя большинство представителей современных милиционных формирований сегодня все еще носят нечто вроде униформы, когда это отвечает их целям, можно предположить, что со временем униформу заменят просто знаки отличия, такие как пояса, нарукавные повязки и т. п. Те, кто будут носить подобные знаки отличия, не будут армией в нашем понимании данного термина.

Отдельная глава в летописи будущих войн будет написана оружием, которое будет в них применяться. Стратегия была изобретена в конце XVIII в. как раз в то время, когда обслуживаемое расчетом оружие, в течение долгого времени господствовавшее в осадной войне, также начало определять ход полевых операций. Хотя это совпадение редко отмечается, возможно, оно неслучайно. Начиная с середины XIX в., тенденция использовать тяжелое, обслуживаемое расчетом оружие вместо личного стала одним из лейтмотивов современной войны. Основная масса такого оружия была создана главным образом для использования против ему подобного, как говорится, en rase campagne[72]. Многие виды самого мощного оружия, например танки, действительно больше не годятся ни для чего другого; там, где есть люди и их жилища, другими словами, где есть то, ради чего имеет смысл сражаться, им просто не хватает места для маневров. Целью других видов мощнейшего оружия было атаковать объекты в глубине тыла. В случае с тяжелыми бомбардировщиками и баллистическими ракетами их неспособность уничтожать точечные цели означала, что эти виды оружия можно использовать лишь в том случае, когда никаких своих или дружественных сил нет в радиусе многих миль.

Сегодня даже третьеразрядные державы начинают обзаводиться оружием с практически неограниченным радиусом действия, которое способно поразить всякий объект на территории любого потенциального противника. Используя новейшие разработки в области электроники, другие виды оружия обладают достаточной мощностью, чтобы накрыть огнем все поле боя, а также разбить вдребезги концентрированную оборону. Однако большинство систем, включая тяжелую артиллерию, ракеты и авиацию, по-прежнему недостаточно точны, чтобы произвести впечатление на противника, чьи силы крайне рассредоточены, или неотделимы от гражданского населения, или смешаны с войсками противника. По этой причине сближение (вплоть до взаимопроникновения) с силами врага, растворение среди гражданского населения и максимальное рассредоточение сил стало обычной практикой в конфликтах низкой интенсивности. Если бесчисленные примеры, начиная с Вьетнама и Никарагуа и заканчивая Ливаном и Афганистаном, чему-нибудь и научили, так это тому, что основная часть самого современного оружия там просто бесполезна. Как показывает опыт, причина этого состоит в том, что вся польза, которую оно может принести, сводится на нет ущербом, наносимым окружающей среде, а также ненасытными потребностями в материально-техническом снабжении и техобслуживании.

В этом смысле большинство современного обслуживаемого расчетом оружия, особенно самого мощного и сложного, ждет судьба динозавров: подобно им, оно обречено на исчезновение, и этот процесс уже идет полным ходом. Во время Второй мировой войны Соединенные Штаты производили до 100 тысяч самолетов в год. Сегодня военно-воздушные силы США, будучи богатейшей организацией среди себе подобных, с трудом могут позволить себе покупать больше ста истребителей ежегодно. При стоимости, доходящей до 500 млн долл., — столько стоит бомбардировщик «Стелс» — сегодня современные системы оружия столь редки, что, подобно каким-нибудь поддельным антикварным вещам, каждая из них является буквально штучной работой. Поскольку современные крупные системы редко удается довести до рабочего состояния, не превысив запланированного уровня расходов, всегда существует тенденция снижать их численность и расширять программы, что приводит к росту стоимости каждой их единицы. Когда оружие произведено, оно оказывается слишком дорогим, чтобы проводить испытания или боевые учения с его применением, поэтому приходится использовать тренажеры. Наконец, когда вспыхивает конфликт низкой интенсивности и предоставляется возможность применить тяжелую технику, использование таких дорогостоящих систем против людей, которые фактически представляют собой неграмотную, необученную толпу, а не против солдат регулярной армии, оказывается расточительством. В результате, например в Ливане, первый удар с воздуха американских военно-морских сил, приведший к потере двух самолетов общей стоимостью приблизительно 60 млн долл., стал также и последним. Summa summarum, уже сегодня только одно государство, а именно США, может позволить себе содержать больше чем лишь несколько таких систем; и даже оно не планирует заменять те, которые были утрачены во время войны в Персидском заливе.

Внушительным показателем того, насколько серьезно люди относятся к военной технологии, является степень секретности, ее окутывающей. Если взять 75-миллиметровую пушку начала века (Франция); гигантские гаубицы (Германия) и танки (Великобритания) Первой мировой войны; баллистические ракеты (Германия) и дистанционный взрыватель (Великобритания) Второй мировой войны — вокруг всех этих изобретений царила такая секретность, что это иногда препятствовало самому процессу их разработки, внедрения и использования в операциях. Когда Гарри Трумэн сменил Рузвельта на посту президента США в апреле 1945 г. и ему сообщили об атомной бомбе, то, застигнутый врасплох, он смог только пробормотать, что это «величайшее изобретение в мире». Напротив, начиная с 1945 г. ореол секретности вокруг военных технологий и оружия в западных странах почти исчез. Никого не удивляет, что пластиковые модели самых современных тактических самолетов появляются в магазинах игрушек прежде, чем о них официально сообщают в открытой печати, и никому не приходит в голову подать на изготовителей в суд. Переживает расцвет литература, основная цель которой — реклама новых систем оружия в мельчайших подробностях. Дошло до того, что журнал Aviation Week and Space Technology израильские пилоты называют Aviation Week and Spy Technology[73].

Этот феномен наиболее очевиден в США, где необходимость продавать новое оружие Конгрессу приводит к проведению широких рекламных кампаний. В Вашингтоне собрание, посвященное обсуждению какой-нибудь узкоспециальной темы, например активной танковой брони, может привлечь аудиторию, состоящую из сотен человек — представителей «оборонного сообщества». Среди тех, кто посещает подобные собрания, есть конгрессмены, государственные служащие, офицеры вооруженных сил, оборонные подрядчики, представители средств массовой информации и др. Более того, за последние несколько лет появились свидетельства того, что страны, которые традиционно серьезно относились к войне, такие, как Израиль и Советский Союз, последовали этому примеру. В настоящее время Советский Союз дал разрешение офицерам западных стран посещать свои военные базы и стал посылать некоторые свои новейшие системы оружия, такие как истребители МиГ-29, на международные авиасалоны и оружейные выставки. Ухудшение экономической ситуации вынудило Израильское управление разработки вооружений (RAFAEL) сократить срок, в течение которого запрещен экспорт только что разработанных систем; другими словами, ускорить процесс снятия с них грифа секретности. При этом следует заметить, что некоторые предметы, которые действительно имеют важное значение, окружены такой же секретностью, как и прежде. В их число входят, с одной стороны, ядерные возможности стран, таких, как Тайвань, Южная и Северная Корея, Пакистан, Индия, Израиль и ЮАР, с другой — внутреннее устройство средств прослушивания и наблюдения, приборов ночного видения и другой техники.

В не столь отдаленном будущем крупные военно-технологические исследования и разработки, в том виде, в каком они существуют со времен промышленной революции, похоже, прекратятся. Даже сегодня на каждую новую систему оружия, действительно применяемую в ходе боевых действий, приходится множество таких, которые так и остаются на бумаге; процесс исследований и разработок в целом всего лишь пустая игра, главная цель которой — создать дополнительные рабочие места и обеспечить пособие инженерам-технологам. Игрушки, особенно те, которые кажутся мощными и опасными, могут быть привлекательными для генералов в униформе и без нее. Но с точки зрения общества не имеет смысла производить оружие, которое будет слишком дорогим, быстрым и неизбирательным, слишком громоздким, неманевренным и чересчур мощным для того, чтобы его можно было применить в реальной войне. Еще более абсурдно создание оружия с такими затратами на его разработку, что его производство оказывается возможным только при условии последующей продажи другим; особенно если учесть, что зачастую время от начала разработки до полного введения заказа в боевой состав занимает от десяти до пятнадцати лет, и существует вероятность того, что некоторые покупатели оружия превратятся в противников его разработчиков и поставщиков. Оружие, которое Великобритания, Франция, Италия и многие другие страны продали Саддаму Хусейну в период с 1980 по 1990 г. и которое впоследствии было использовано им против армий перечисленных стран, — это как раз тот случай. Большая часть современной промышленности, выпускающей тяжелое оружие, является, с военной точки зрения, карточным домиком. Она живет тем, что экспортирует свою бесполезность.

Все вышесказанное не означает, что у новых технологий нет военного будущего. Это говорит скорее о переходе от сегодняшних громоздких, дорогостоящих, мощных машин к небольшим дешевым устройствам, которые можно производить в больших количествах и применять почти повсеместно, подобно тому, как в прошлом огнестрельное оружие привело к исчезновению рыцарей с их громоздкими доспехами. Уже широко используются магнитные пропуска, позволяющие своим владельцам входить в здание и покидать его. По мере развития технологии карточки снабдят передатчиками и свяжут с компьютером, что позволит постоянно контролировать передвижение их владельцев по секретным зонам, базам или объектам. Подобные устройства, лишь с незначительными изменениями, можно будет использовать в номерных знаках транспортных средств. Камеры наблюдения и телевизионные системы замкнутого типа, используемые сегодня для наблюдения за происходящим внутри зданий и на автострадах, могут применяться и с иной целью; силы обороны Израиля в связи с интифадой проводили эксперименты с камерами, установленными на аэростатах. Состязание между шифровальными и подслушивающими устройствами началось, как и соревнование между контрольными устройствами и взрывчатыми веществами, не имеющими запаха и характерных признаков, которые применяют террористы наряду с отравленными зонтами и различными ловушками. У всех этих приспособлений больше общего с телескрином Джорджа Оруэлла, вполне вероятного с технической точки зрения, чем с современными танками, ракетами и самолетами.

Может быть использована и технология слежения, свидетельством тому — опыт Китая, где автоматические камеры, изначально установленные для того, чтобы наблюдать за дорожным движением, впоследствии использовали с целью установления личности отдельных демонстрантов во время беспорядков 1989 г. на площади Тяньаньмынь. Однако Оруэлл, следует полагать, заблуждался, допуская, что с помощью технического оснащения можно полностью подавить конфликт низкой интенсивности и таким образом установить стабильную тоталитарную диктатуру. Опыт показывает, что техника для записывания и передачи информации, применяемая с целью укрепления режима, также может быть полезной для его свержения. Устройства, которые, как утверждают их производители, защищены от несанкционированного доступа к ним, тем не менее могут подвергнуться такому манипулированию. Кроме того, чем более совершенна и более распространена технология, тем больше уровень ее эксплуатационной нагрузки вследствие постоянного слежения за каждым. Хотя использование систем искусственного интеллекта и объединение в сеть мощных компьютеров могут в какой-то степени помочь разрешению этой проблемы, персонал, работающий с подобной системой обеспечения безопасности, скорее всего, останется слабым звеном. Наблюдение самый скучный вид работы и не самый высокооплачиваемый. Со временем даже у персонала, имеющего наивысшую степень мотивации, вероятно, притупится внимание. Его можно будет перехитрить, подкупить или переманить на свою сторону.

Проблема подрывной деятельности, видимо, встанет довольно серьезно. В недалеком прошлом военные организации до тех пор, пока они сражались друг против друга, могли принимать лояльность своего народа более или менее как данность. Однако подобное будет происходить все реже. Не исключено, что в будущем военные организации не смогут контролировать принадлежащих к ним лиц таким же образом и в такой же мере, как это делают находящиеся в ведении государства вооруженные силы с их униформой, регулярным жалованьем, разветвленной системой социальных гарантий и мощной службой контрразведки. Военные организации будущего не будут признавать существования различий, которые в прошлом позволяли правительству, а не частным лицам извлекать из войны выгоду. Возможно, лицам, принадлежащим к таким организациям, будет предоставлено больше возможностей для удовлетворения личных нужд непосредственно за счет врага. Как только удовлетворение личных нужд и извлечение личной выгоды будут признаны важными и законными мотивами, подрывная деятельность, предательство и переход на сторону врага как отдельными лицами, так и целыми подразделениями, станут таким же обычным делом, каким они наблюдались в прошлом. Как говорил Филипп II, отец Александра Македонского, там, где не может пройти армия, наверняка сможет пройти осел, груженый золотом. Таков, вероятно, будет тот материал, из которого выстроится стратегия будущего.

Судя по опыту последних двух десятилетий, мечта о компьютеризированной высокотехнологичной войне большого радиуса действия, которую лелеют представители военно-промышленного комплекса, никогда не сбудется. Вооруженные конфликты будут вести люди на земле, а не роботы в космосе. У них будет больше общего с войнами примитивных племен, чем с крупномасштабной традиционной войной с использованием обычных видов оружия, такой, как мир видел, возможно, в последний раз в 1973-м (арабо-израильский конфликт), 1982-м (Фолклендская война), 1980–1988 годах (ирано-иракская война) и 1991-м (кризис в Персидском заливе) году. Поскольку воюющие стороны сольются друг с другом и с мирным населением, стратегия в духе Клаузевица не будет применяться. Оружие станет менее, а не более сложным. Война не будет вестись с расстояния одетыми в аккуратную униформу людей, сидящих в кабинетах с кондиционерами за мониторами компьютеров, манипулирующих символами и нажимающих на кнопки: на деле у «войск» будет больше общего с полицейскими (или с пиратами), чем с военными аналитиками. Исчезнут войны в открытом поле хотя бы потому, что во многих уголках земного шара больше не будет открытых мест. Обычным местом ведения войн станет сложная среда, созданная природой, или еще более сложная среда, созданная человеком. Это будет война подслушивающих устройств, заминированных автомобилей, мужчин, схватившихся врукопашную, и женщин, использующих свои сумочки для переноски взрывчатых веществ и наркотиков для их оплаты. Война будет затяжной, кровавой и ужасной.