Глава 8 Интернирование тяжелобольных и раненых военнопленных в нейтральные страны

Одним из важнейших направлений деятельности Министерства иностранных дел Российской империи в годы Первой мировой войны стало оказание помощи военнопленным. На бытовом уровне в России распространено двойственное отношение к этой категории лиц, чужих – жалели, подкармливали, когда возможно, своих – недолюбливали, чурались, как прокаженных. В верхних эшелонах власти еще хуже – всех побывавших в плену автоматически причисляли к шпионам и никого не интересовали реальные причины попадания несчастного человека во вражеский плен. Был ли он безоружен, тяжело ранен или попал в плен по дурости собственных командиров – эти оправдания в расчет никто и никогда брать не хотел. Между тем война показала не только значительную техническую отсталость России, но и, мягко говоря, «бесталанность» ее генералитета.

Об этом, в частности, свидетельствует значительное количество русских генералов, оказавшихся в плену у германских войск. В сражениях при Танненберге 26–30 августа 1914 г., в Августовских лесах в феврале 1915 г. и при сдаче крепости Новогеоргиевск 19 августа 1915 г. русская армия понесла значительные потери в генеральском составе. По приводимым российским исследователем О.С. Нагорной данным, при окружении 2-й (Наревской) армии в Восточной Пруссии в плену оказались 16 генералов. При окружении 20-го армейского корпуса 10-й армии в Мазурии к немцам попали 13 генералов. Еще 17 генералов сдались при осаде крепости Новогеоргиевск. Во время Лодзинской операции в ноябре 1914 г. в плену оказались 12 генералов¹⁹⁷.

Согласно официальным данным, представленным МИДу Главным управлением Генерального штаба, Центральным справочным Бюро и соответствующими союзными правительствами количество военнопленных на декабрь 1916 г. составляло: см. таблицу на след, странице.

Всего в России было зарегистрировано 1 451 160 военнопленных, а во вражеских странах – 2 501 250 русских. В России офицерских чинов германской армии – 2371, из них генералов – нет, полковников – 3, штаб-офицеров – 12, врачей – 98.

В Германии офицерских чинов русской армии – 20 486 (генералы, офицеры, военные чиновники, священники, сестры милосердия), из них генералов – 57, врачей приблизительно – 600–800¹⁹⁸.

Данные о числе русских, попавших до 1 января 1918 г. в плен, в разных источниках отличаются друг от друга. Но все источники подтверждают, что число российских пленных было наибольшим. В статье российского исследователя Е.Ю. Сергеева приведены цифры: 3 млн 395 тыс. нижних чинов и 14 323 офицера и «классных чинов», что составило 74,9 % боевых потерь русской армии, или 21,2 % от общего числа мобилизованных в нее. Большинство русских военнопленных находились в лагерях на территории Германии и Австро-Венгрии (соответственно 42,14 и 56,9 %)¹⁹⁹.

Уместно вспомнить, что количество советских военнопленных, попавших в плен в 1941–1945 гг., до сих пор является предметом дискуссий как в российской (советской), так и в немецкой историографии. Германское командование в официальных данных указывает цифру в 5 млн 270 тыс. человек. По данным Генштаба Вооруженных Сил Российской Федерации, потери пленными составили 4 млн 559 тыс. человек²⁰⁰.

Наиболее сложным в жизни военнопленных в Германии и Австро-Венгрии был первый период (1914 – конец 1915 г.), когда страны не были готовы к приему огромного количества военнопленных, не предполагая, что содержать их придется несколько лет. Сеть лагерей и отделений военнопленных в Германии и Австро-Венгрии сложилась лишь позднее – к марту 1916 г.

Лагеря военнопленных в Германии и Австро-Венгрии делились на две категории. К первой относились так называемые «главные». К ним были приписаны военнопленные солдаты и офицеры, находящиеся в отделениях главных лагерей и рабочих командах в 20 военных округах Германии: 113 лагерей для нижних чинов, 37 – для офицеров и 149 лазаретов. Ко второй категории относились 235 лагерей, расположенных на территории, занятой Германией. В Австро-Венгрии существовала такая же классификация: на ее территории насчитывалось 300 лагерей, а на территориях, занятых австро-венгерскими войсками, – еще 68.

В лагерях «первой категории» (для офицеров) условия содержания были сносными и даже удовлетворительными: некоторые группы русских офицеров размещались в старинных замках или в бывших санаториях и пансионатах, как, например, в городе Аугустабаде. В лагерях «второй категории» (солдатских) условия были несравнимо худшими.

В Российской империи для содержания военнопленных также организовали более 400 лагерей, в которых содержались от 1,8 млн до 2,3 млн человек (в том числе около 190 тыс. немцев, 450 тыс. австрийцев, 500 тыс. венгров). Количество неприятельских военнопленных, занятых в экономике России, составляло 1,5 млн человек. На некоторых заводах Урала пленные составляли от 1/3 до половины всех работающих. В металлургической промышленности юга России – свыше 25 %, а в железорудной – около 60 %²⁰¹.

16 декабря 1915 г. в составе МИДа создали Отдел о военнопленных во главе с бывшим министром-резиден-том в Дармштадте С.Д. Боткиным²⁰². В числе первостепенных задач, поставленных министром перед новым подразделением, стоял сбор информации о реальном положении военнопленных и наиболее серьезных случаях нарушения международного права²⁰³.

Директор Отдела о военнопленных С.Д. Боткин одновременно входил в состав созданной 9 апреля 1915 г. Чрезвычайной комиссии для расследования нарушений законов и обычаев войны австро-венгерскими и германскими войсками. Комиссия при поддержке МИДа проводила расследования нарушений законов и обычаев ведения военных действий и военных преступлений, совершавшихся по отношению к русским военнослужащим и мирному населению войсками Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Расследовала также обвинения, выдвигавшиеся против России²⁰⁴.

Об объемах проводимой Комиссией работы свидетельствует то, что уже в первые шесть месяцев она изучила 6632 дел. Наибольшее количество расследованных дел (5723) относилось к правонарушениям по отношению к российским войскам, причем первое место занимало применение неприятелем разрывных пуль (4234 дела). Подробно изучался Комиссией вопрос об использовании отравляющих газов.

Что касается положения русских военнопленных, то Комиссия допросила с апреля по декабрь 1915 г. в качестве потерпевших и свидетелей 222 инвалида из числа вернувшихся через Швецию и 386 (из них 240 из Австро-Венгрии) бежавших из плена и опросила, кроме того, почти всех (около 1500) вернувшихся инвалидов. По результатам своей работы Комиссия опубликовала 4 брошюры с описанием отдельных расследованных ею случаев на трех языках – русском, французском и английском²⁰⁵.

Российская законодательная база о военнопленных к началу войны основывалась на положениях Гаагской конвенции 1907 г. «О законах и обычаях сухопутной войны», в которой особо оговаривалось «человеколюбивое отношение» неприятельского правительства к попавшим в плен. В рамках этого во многом декларативного международно-правового акта 7 октября 1914 г. в России утвердили Положение о военнопленных. По нему военнопленными считались только «лица неприятельских сухопутных и морских вооруженных сил (кроме шпионов)», подданные воюющих с Россией государств, входящие в состав экипажей торговых судов и сопровождающие неприятельскую армию – газетные корреспонденты и репортеры, маркитанты, поставщики и др. С ними предписывалось «обращаться человеколюбиво», не препятствовать в «исполнении обрядов их вероисповеданий», сохранять при них собственность в неприкосновенности (кроме оружия, лошадей, военных бумаг) и т. д. Военнопленных разрешалось привлекать к «казенным и общественным работам», но «не изнурительным и не имеющим отношения к военным действиям». «Оплате вознаграждением» они не подлежали.

В соответствии с указанным Положением на территории России военнопленных предполагалось содержать при местных войсках в виде команд в ведении тех начальников воинских частей, при которых они состояли. Пищевое довольствие предполагалось «по возможности наравне с нижними чинами русских войск». Высшие офицерские чины должны были кормиться сами из выплат согласно табели окладов жалования по чинам в русской армии от 1 мая 1899 г²⁰⁶.

Огромные потери воюющих государств и беспримерная жестокость, с которой велись боевые действия, показали иллюзорность принятых норм международного права. Более того, масштабы взятых в плен военнослужащих и гражданских лиц настолько превосходили возможности воюющих государств по их содержанию, что они даже гипотетически не смогли бы применить указанное законодательство.

С первых же дней своей деятельности руководство Отдела о военнопленных стремилось обеспечить контроль за тем, как обращаются с попавшими в плен офицерами и рядовыми русской армии. Поскольку испанские дипломаты, взявшие на себя защиту российских интересов в Германии и Австро-Венгрии (не бесплатно!), весьма неохотно посещали места заключения военнопленными, МИД настаивал на плановой проверке концлагерей.

Министр иностранных дел С.Д. Сазонов просил поверенного в делах России в Испании Ю.Я. Соловьева обратить внимание испанцев на следующие вопросы:

«1. Дурное питание, равносильное голоданию, наших военнопленных в Германии.

2. Связанные с жестокими наказаниями за непослушание принудительные посылки пленных на французский и австро-итальянский фронты и другие работы, связанные с военными целями, а также в Болгарию и Сербию на железнодорожные и иные тяжелые работы.

3. Очень желательно добиться от германского правительства заключения соглашения об обмене пленных врачей и санитарного персонала.

4. Мы были бы крайне признательны за возможно частые командирования чинов посольства в разные лагеря для проверки многочисленных жалоб о положении пленных, о которых мы ему сообщаем, Вы могли бы дать мысль об увеличении личного состава посольства в Берлине по примеру американского в Петрограде, к которому ныне прикомандировываются еще новых пять лиц для объезда германских лагерей в России. Все расходы по объездам лагерей посол может покрывать из уже переведенных ему в марте ста тысяч рублей»²⁰⁷.

Результатом этих усилий стало учреждение при испанском посольстве в Берлине специального отдела по делам русских пленных, во главе с особым уполномоченным в звании чрезвычайного посланника. В состав отдела вошли 9 офицеров и врачей испанской армии. Контролирующая деятельность испанского посольства стала носить постоянный характер, и российский МИД чаще получал необходимую информацию о положении дел в местах заключения. В июне 1916 г. посольство Испании в Берлине направило в испанское посольство в Петрограде развернутый отчет по 4 наиболее острым вопросам содержания военнопленных в немецких лагерях.

Здесь, как представляется, вполне уместно упомянуть о той практической помощи, которую оказали России испанские дипломаты и лично король Альфонс XIII²⁰⁸. С первых же месяцев войны российское посольство в Мадриде попало в центр европейской политики, поскольку Испания, объявившая о своем нейтралитете, стала одной из немногих стран, способных выполнять посреднические функции между враждующими сторонами. Ключевым элементом российско-испанских отношений стало тесное гуманитарное сотрудничество, благотворно отразившееся на судьбах многих наших соотечественников.

Российское посольство в Мадриде вело через секретариат короля Альфонса XIII переговоры с Германией и Австро-Венгрией по вопросу об обмене пленными. Разбор дел по защите русских на вражеской территории превратился в годы войны в одно из основных направлений деятельности дипломатического представительства. С осени 1914 г. и почти до конца войны испанские посольства в Берлине и Вене представляли интересы России.

Посол Испании в Берлине Луис Поло де Бернабе, посол в Вене Антонио де Кастро-и-Касалеис, а также посланник в Брюсселе маркиз де Вильялобар относились весьма ревностно к возложенным на них обязанностям. Дипломаты короля Альфонса помогали возвращению россиян всем, чем могли. Благодаря их поддержке многим соотечественникам, испытавшим в пути немало трудностей и лишений, все же удавалось прорваться домой через нейтральную Швецию и русскую Финляндию.

Испанский король принял самое деятельное участие в работе на гуманитарном направлении. При своем личном секретариате Альфонс XIII распорядился создать Бюро помощи пленным, которому за годы войны удалось разыскать и репатриировать 21 тыс. военнопленных и около 70 тыс. гражданских лиц разных национальностей. Немалое число среди них составляли наши соотечественники. Благодаря столь ответственному подходу Альфонса XIII к взятым на себя гуманитарным обязательствам посольства Испании в Берлине и Вене превратились за годы войны в координационные центры работ, направленных на облегчение участи русских военнопленных, а также спасение невинно осужденных российских подданных. Наиболее сложные ситуации контролировались лично королем. Зачастую его вмешательство обеспечивало успех деятельности, от исхода которой зависела жизнь человека.

К февралю 1917 г. Отдел о военнопленных располагал более чем 225 донесениями испанских делегатов, представлявших подробные сведения о посещенных ими 200 лагерях. Полученная информация давала основания для заявления протестов как относительно общего режима того или иного лагеря, так и отдельных военнопленных.

Помимо информирования Министерства о положении военнопленных испанские дипломаты были уполномочены оказывать посильную помощь путем выдачи денежных пособий и приглашением адвокатов для ведения дел лиц, оказавшихся под судом.

С первых месяцев войны МИД пересылал поступавшие в его адрес денежные переводы для военнопленных, ограничив их суммой от 150 до 300 рублей на одно лицо. Деньги перечислялись по телеграфу за счет отправителя, но для военнопленных сделали исключение и отправка проходила бесплатно с дипломатической почтой из Петрограда в Копенгаген. За период с 11 августа по 31 декабря 1914 г. Первым департаментом МИД зарегистрировано 2000 переводов военнопленным в Германии и Австро-Венгрии на сумму около 70 тыс. рублей²⁰⁹.

Германские власти, чувствуя постоянный контроль испанских дипломатов, понимали, что любое происшествие или распоряжение во вред военнопленным будет известно русскому правительству и вызовет ответные меры к находящимся в России военнопленным. Правда, в отношении репрессалий против германских подданных Отделу о военнопленных приходилось действовать с большей осторожностью, ввиду огромного численного превосходства русских пленных в этой стране над германскими пленными в России.

Путем переговоров с германским и австрийским правительствами Министерству иностранных дел удалось добиться соглашения по целому ряду вопросов, касающихся условий содержания пленных во вражеских странах. Например, по вопросу об определении содержания некоторым категориям пленных, о курсе обмена денег, о предельной сумме, оставляемой у офицеров на руках, о вычетах из содержания, об освобождении унтер-офицеров от принудительных работ и т. д.

Важной функцией Отдела о военнопленных Министерства иностранных дел было наблюдение за доставкой русским военнопленным отправляемых им почтовых посылок с продуктами и прочими необходимыми предметами. Принимались меры к расследованию поступающих жалоб на порчу и пропажи посылок и к улучшению способов их доставки. Так, в январе 1916 г. Отделом было обращено внимание соответствующих учреждений на заявление германского правительства о том, что некоторые посылки, получаемые в Германии для русских военнопленных, доходят в испорченном виде, а также предпринято расследование по поводу обнаруженных залежей посылок на шведской границе, на станции Хапаранда.

Поступали жалобы русских пленных офицеров в Германии на то, что они не получают из России консервов, чая, сахара и иных съестных продуктов, тогда как французские и английские пленные снабжаются с родины пищевыми продуктами в изобилии. Ввиду скопления на финской станции Торнио осенью 1916 г. большого количества посылок, предназначавшихся русским военнопленным в Германии, Отдел зафрахтовал шведский пароход для их перевозки морем.

Когда германское правительство запретило русским военнопленным офицерам выписывать из-за границы за свой счет съестные припасы, мотивируя это тем, что германским гражданам невозможно получать съестные припасы из-за границы, Отдел возбудил вопрос о необходимости принятия в России репрессивных мер. Германским пленным офицерам запретили приобретать на рынке пищевые продукты в увеличение или улучшение установленного для них казенного пайка.

В российской прессе постоянно обсуждалась проблема расхищения германскими и австро-венгерскими солдатами посылок, направленных из России в Германию и Австро-Венгрию для российских военнопленных²¹⁰. Не раз звучали утверждения о том, что, отсылая продукты, россияне, тем самым, «кормят врага». В результате до Февральской революции 1917 г. правительство России выделило для оказания помощи военнопленных всего 150 тыс. рублей. В лагеря для военнопленных из России в 1915–1916 гг. поступило около 131 тыс. посылок. Этого было катастрофически мало с учетом численности военнопленных, оказавшихся в германском и австро-венгерском плену.

Министерство добилось разрешения на получение русскими военнопленными корреспонденции на родном языке. Установился регулярный обмен списками военнопленных, наладилась беспошлинная доставка посылок. Началась также переписка с воюющими державами об установлении телеграфных сношений военнопленных, но соглашения по этому вопросу удалось достичь только с Австро-Венгрией. Путем длительной переписки удалось договориться о возможности передачи дипломатическим путем военнопленным отдельных документов для подписи, доставлять акты о смерти военнопленных и об оставляемом ими имуществе. Разумеется, решение упомянутых «технических» вопросов не внесло значительных послаблений в лагерный режим.

Большие трудности возникли в переговорах об обмене захваченного в плен санитарного персонала между Россией, Германией и Австро-Венгрией. Германцы всячески затягивали переговоры, ставя вопрос об обмене санитарного персонала в зависимость от обмена гражданскими лицами. В августе 1916 г. германское правительство через испанского посла в Берлине представило свой проект соглашения, в котором предлагало договориться об обмене всеми категориями санитарного персонала, но освободить из плена лишь 189 из 58 914 взятых в плен русских врачей. Немцы объясняли это необходимостью оставить по одному врачу и по 10 санитаров на каждые 2500 русских военнопленных. Таким образом, все 2558 российских санитаров не подлежали освобождению.

Отдел о военнопленных МИДа России, рассмотрев указанный германский проект и согласовав свою позицию с Военным министерством, направил ответ через Стокгольм в начале ноября 1916 г. Российская сторона соглашалась на предложение Германии об освобождении 189 русских врачей и взамен предлагала освободить 25 германских врачей.

Переговоры на эту же тему с Австрией начались еще в августе 1914 г. Российская сторона предлагала освободить весь санитарный персонал, но австрийцы, соглашаясь с этим лишь частично, высказали встречное пожелание – оставить в плену некоторое число врачей и санитаров для обслуживания нужд русских военнопленных. Их предложение было принято, и в апреле 1915 г. российское правительство согласилось на задержание в плену по одному врачу на 1500 военнопленных. В результате в течение лета и осени 1916 г. австро-венгерские власти освободили 40 врачей и 1 представителя Южнорусской Общественной Организации Всероссийского Земского Союза, 2 женщин-врачей, 3 студентов-медиков, 4 братьев милосердия, 126 фельдшеров и 365 санитаров. Со своей стороны, Россия освободила 41 врача, 21 аптекаря, 13 студентов-медиков, 154 фельдшера и 365 санитаров²¹¹.

Переговорный процесс, инициированный российской дипломатией в рамках порученной ей руководством страны гуманитарной миссии, сталкивался с серьезными внешними и внутренними препятствиями. Оппонентами МИДа выступали Военное министерство и Министерство финансов – и те, и другие полагали нецелесообразным тратить средства на «отработанный людской материал». Никакая мидовская аргументация на них не действовала.

Говоря о внутренних препятствиях, мешавших переговорному процессу, важно подчеркнуть, что с самого начала войны тема о военнопленных в русской печати была неофициально под запретом, а уже к концу 1914 г. стала строго подцензурной: любое упоминание о взятых в плен русских солдатах и офицерах вычеркивалось. Под запретом находились любые воззвания в защиту пленных, а также публичный сбор денег в их пользу. Например, на заседании Комитета по оказанию помощи военнопленным 16 марта 1916 г. предлагалось напечатать альбомы под названием «военнопленные», состоящие из пяти открыток каждый, изображающие жизнь русских и союзных России военнопленных. Однако руководству Комитета было предложено «признать нежелательным распространение в России фотографических и других карточек с изображением как военнопленных, так равно и их жизни». Над деятелями Московского комитета помощи военнопленным, одной из наиболее эффективных общественных организаций, учредили негласный надзор и даже предпринимались попытки изобличить некоторых его сотрудников в тайной связи с противником.

Среди российских организаций, активно помогавших военнопленным и раненым, особое место принадлежит Русской православной церкви. Через Действующую армию прошло более 5 тыс. священнослужителей. Около 2 тыс. из них получили различные награды и поощрения. При этом 14 пастырей были удостоены «за отличие в военных подвигах» офицерскими Георгиевскими крестами. Заметим, что со времени основания этого ордена в 1796 г. и до русско-японской кампании его получили всего 4 священника²¹².

В ходе боевых действий 400 священнослужителей были ранены или контужены, более 100 попали в плен, многие, отказываясь бросить свою паству, добровольно оставались в лагерях для военнопленных.

В те годы Церковь, чье имущественное благосостояние (капитал одних только монастырей составлял 60 млн рублей, а ежегодный доход – 1 млн) не давало спать спокойно представителям радикальных партий, продемонстрировала способность решать общенациональные задачи. По данным отчета обер-прокурора Святейшего Синода, опубликованного в 1916 г., уже в конце первого года войны 207 обителей открыли лазареты для раненых. Среди самых крупных были госпитали Троице-Сергиевой лавры (на 300 человек), Киево-Михайловского монастыря (на 450), Киево-Печерской лавры, в которой отвели 10 корпусов для размещения раненых. Создавались лазареты и при приходах. В одной лишь Московской епархии в 1914 г. начали работать 157 таких госпиталей, на чье содержание общины затратили 425 тыс. рублей.

Помощь раненым осуществлялась и по линии Красного Креста. Издававшиеся при Святейшем Синоде «Церковные ведомости» сообщали, что к 31 марта 1917 г. в кассу главного управления этого общества поступило пожертвований «от лиц и учредителей духовного ведомства» на сумму более 16 млн рублей.

Действенным церковно-общественным органом, осуществляющим поддержку семей фронтовиков, стали приходские попечительские советы, массовое создание которых началось после начала войны. К августу 1915 г. советы выделили нуждающимся более 6 млн рублей. Кроме денежных пособий семьи ушедших на фронт обеспечивались хлебом, топливом, одеждой и обувью.

Министерству иностранных дел приходилось не только вести переговоры с союзниками и воюющими государствами по вопросам военнопленных, но и постоянно отчитываться за то, что происходило с иностранными военнопленными внутри России. Переписка велась в основном с посольством США в Петрограде, взявшим на себя защиту интересов Германии в России.

В составленной в начале 1915 г. МИД записке о положении задержанных германских и австро-венгерских подданных, предпринималась попытка в ответ на поступившие посольству США жалобы изложить собственную версию положения дел. В записке напоминается, что «по соглашениям, состоявшимся между российским правительством и правительствами германским и австровенгерским, все русские подданные от 17 до 45 лет, находящиеся в Германии и Австро-Венгрии, не подлежат возвращению на родину, равно как и германские и австро-венгерские подданные того же возраста, находящиеся в России». Задержанные на основании указанного соглашения в России германские и австро-венгерские подданные высланы во внутренние губернии, главным образом в Вятскую и Вологодскую.

Ознакомившись с содержанием писем военнопленных, Министерство иностранных дел сделало вывод, что положение германских и австро-венгерских подданных, задержанных в России, «отнюдь не является бедственным – из 212 просмотренных министерством писем в 98 пленные указывают, что они довольны своей участью, а из остальных не более 10 содержат жалобы на недостаток денежных средств». Поэтому, по мнению МИД, положение всех германских подданных, имеющих при себе некоторые, хотя и незначительные, материальные средства, является «более чем удовлетворительным»²¹³.

В переписке с посольством США по вопросу об улучшении быта военнопленных российская сторона предложила, чтобы на условиях взаимности воюющие обменялись правилами содержания военнопленных, включая порядок размещения, выдачи одежды и продовольствия, а также о корреспонденции, переводе денег и снабжении вещами. Выражалось также согласие на создание «при Российском обществе Красного Креста особого комитета для попечения о германских военнопленных, на тех же основаниях, на коих ныне в Петрограде устроен комитет для попечения об австрийских пленных. Все переговоры об учреждении этого комитета предлагалось вести непосредственно между российским и германским Бюро о военнопленных²¹⁴.

Что касается сокращения продовольствия пленным германцам – уменьшение хлебной и мясной порции, а также лишение пленных чайного довольствия – то речь идет об «общей ограничительной мере, введенной для всех пленных германцев. Вызвана же она совершенно недопустимым, с человеческой точки зрения, режимом, применяемым к пленным чинам нашей армии, находящимся в концентрационных лагерях Германии. Не только в смысле жестокого обращения с названными пленными, но и, главным образом, в предоставлении им пищи в таком ограниченном количестве и такого дурного качества, которые не оправдываются решительно никакими заслуживающими внимания соображениями и не удовлетворяют самым основным требованиям гигиены, не говоря, конечно, о гуманитарности»²¹⁵.

Руководствуясь внешнеполитическими соображениями, Отдел о военнопленных предложил разделить находившихся в России военнопленных на несколько категорий по национальным признакам и создать для некоторых из них более привилегированные условия. Так, пленных славян переквалифицировали из военнопленных в «трудообязанных». Министерство иностранных дел (Второй политический отдел) также стало посредником в вопросе об ассигновании сербам, находящимся в германском и австро-венгерском плену, в размере 940 тыс. рублей для снабжения их одеждой и пищевыми продуктами.

Помимо этого, ввиду обращения французского и итальянского правительств о выдаче им французов и итальянцев, бывших в составе германской и австро-венгерской армий, уроженцев Эльзас-Лотарингии, Тироля и населенных итальянцами провинций, Отдел о военнопленных ходатайствовал перед Военным министерством об удовлетворении этой просьбы. В результате почти все эльзасцы, а также значительное число итальянских солдат и офицеров были освобождены²¹⁶.

С каждым месяцем войны в воюющих государствах нарастала проблема продовольственного снабжения не только собственной армии и населения, но и военнопленных. Среди оказавшихся в плену миллионов солдат и офицеров многие были ранены, искалечены или страдали от болезней, связанных с плохим питанием и изнурительным трудом. Многие сходили с ума и кончали жизнь самоубийством:

Душа без Родины. Какое испытанье!

Ни добрых слов, ни теплого участья.

Вокруг чужие беды, мрак, несчастья,

И вечный плач, и вечное страданье.

Потухший взгляд тебя едва коснется.

Никто тебя не слышит. Всюду страх.

И горечь остается на губах,

И от молчанья сердце захлебнется²¹⁷.

Содержание и охрана военнопленных отвлекали немалые финансовые, людские и продовольственные ресурсы. Если здоровых людей еще можно было использовать на работах и в определенной степени компенсировать затраты на их содержание, то лечение инвалидов, раненых и тяжело больных представлялось обременительным для воюющих государств. Тем более что широко распространенный в этот период туберкулез «косил» не только военнопленных, но и гражданское население многих стран.

Наибольшую заинтересованность в обмене искалеченными и неизлечимо больными пленными проявили Германия и Франция. В 1915 г. при посредничестве Ватикана они договорились об обмене военнопленными-инва-лидами («о взаимном возврате на родину»). Между Россией и Центральными державами переговоры велись при посредничестве нейтральной Швеции. Для координации этой деятельности был образован «Комитет по обмену и эвакуации военнопленных калек», осуществлявший свою деятельность через Отдел о военнопленных МИДа.

Дипломатам России, Франции, Англии и Бельгии, с одной стороны, и Германии с Австро-Венгрией, с другой, удалось достичь взаимопонимания о «реестре увечий» при наличии которых возможно взаимное освобождение военнопленных инвалидов. В соответствии с договоренностью освобождению подлежали все тяжелораненые и больные, увечья и болезни которых делали их длительно или навсегда неспособными к строевой службе, а офицеров и унтер-офицеров также негодными к обучению молодых солдат и к канцелярской службе.

Увечьями и болезнями, дающими право на освобождение, признавались:

1. Частичная или полная потеря одной или нескольких конечностей (по крайней мере, одна рука или одна нога).

2. Потеря возможности владеть одним или несколькими членами вследствие потери или сокращения мускула и т. п. неверное сокращение; заболевания позвоночного хребта, вызывающие полное расстройство в движениях, болезни лучевой артерии, имеющие тяжелые последствия.

3. Полный или по месту и распространению своему значительный паралич.

4. Повреждения мозга с тяжелыми последствиями (паралич одной стороны или повреждение важных функций мозга).

5. Повреждение спинного хребта с тяжелыми последствиями.

6. Утрата зрения на оба глаза (слепота), равной слепоте считается утрата одного глаза при значительном уменьшении зрения оставшегося целым глаза.

7. Существенное повреждение лица и тяжелое ранение гортани.

8. Полная слабость вследствие ран.

9. Раны в грудь с тяжелыми последствиями.

10. Раны в живот и в пах с тяжелыми последствиями.

11. Острый туберкулез.

12. Полная слабость вследствие внутренних болезней и неизлечимые душевные болезни²¹⁸.

Эвакуацию российских инвалидов предполагалось осуществить через Швецию. 8 июля 1915 г. Германия и Швеция согласились с российскими условиями обмена. Шведский министр иностранных дел запросил срочно перевести ему аванс в 100 тыс. крон на расходы по эвакуации инвалидов и настаивал на немедленном начале русско-германского обмена. Деньги были переведены. Российская сторона сформировала и оборудовала три санитарных поезда, разработала графики их движения применительно к приходу и отходу шведских санитарных поездов шведской станции Хапаранда, а также оборудовала на финляндской станции Торнио эвакуационный и изоляционный пункты. В казармы Московского полка начали свозить для обмена военнопленных инвалидов из отдаленных частей России²¹⁹.

Ввиду значительного количества русских военноплен-ных-туберкулезников Отдел о военнопленных выработал совместно с Генеральным штабом условия соглашения с австро-венгерским правительством, выразившим согласие на взаимный обмен частью туберкулезных пленных на следующих условиях:

1. С обеих сторон освобождается равное число (для начала австро-венгерским правительством предлагалось обменяться 4000 больными туберкулезом в первой стадии).

2. С учетом перегрузки железных дорог инвалидами и интернируемыми в нейтральные страны больными туберкулезных перевозить морем, для чего согласовать вопросы обеспечения безопасности судна.

3. Для контактов с военным министерством и иными местными властями каждая сторона командирует одного врача и одну сестру милосердия²²⁰.

Шведский Красный Крест организовал транспортировку русских тяжелораненых: морем между Засницем (немецким портом в Померании) и шведским портом Треллеборг близ Мальме; далее по шведским железным дорогам между Треллеборгом и шведско-финляндской границей. На этом направлении работали оборудованные шведами санитарные поезда с медицинским персоналом. В обратном направлении, с севера на юг, те же санитарные поезда и пароходы везли из России германских и австрийских инвалидов.

Несмотря на строгую цензуру в отношении любых сообщений о положении военнопленных, информация о реальном положении дел проникала в Россию и способствовала росту пацифистских настроений в обществе. Кроме того, интенсивное использование военной пропагандой воюющих государств образа военнопленных, страдающих от произвола противника, порождало настоятельные требования общественности предпринять действенные шаги для улучшения их положения. По инициативе российской вдовствующей императрицы Марии Федоровны и Международного Красного Креста, а также при посредничестве Красного Креста Дании в 1915 г. государства-противники на Восточном фронте договорились об обмене делегациями для осмотра лагерей военнопленных.

10 апреля 1915 г. товарищ министра иностранных дел А.А. Нератов обратился в Главное управление Красного Креста с предложением обсудить вопрос о желательности осмотра представителями Датского Общества Красного Креста мест заключения русских военнопленных в Германии. Российский МИД обратился к Датскому Обществу Красного Креста с просьбой командировать своих представителей в Германию и осуществить эту операцию в сопровождении одного из русских подданных, назначенным русским Главным управлением Красного Креста²²¹.

Деятельность сестер милосердия в Первую мировую войну заслуживает особого внимания. К сожалению, сведения о ней весьма неполны. Известно, что к 1915 г. в России существовало 115 общин, находившихся в ведении Общества Красного Креста, кроме того, сестры состояли при трех местных управлениях и двух Комитетах РОКК, Евангелическом госпитале и четырех иностранных больницах Петрограда. Самой крупной организацией, насчитывавшей 1603 человека, являлась община святого Георгия. Следующими по численности были «Петроградские сестричества» имени генерал-лейтенанта М.П. фон Кауфмана (952 человека) и святой Евгении (465 человек). Свято-Троицкая община в это время насчитывала 129 сестер, а Крестовоздвиженская – 228. В Иверской и Александровской («Утоли моя печали») организациях Москвы состояло, соответственно, 365 и 183 сестры. Всего в Москве к началу войны существовало семь общин. Следует уточнить, что в названные списки включались не только женщины, находившиеся на действительной службе, но и сестры запаса, так что реальное их число оказывалось меньшим.

В 1916 г. по официальным спискам на фронт было отправлено 17 436 сестер, которые обслуживали более 2000 полевых и тыловых учреждений Красного Креста: 71 госпиталь, рассчитанный на 44 600 человек, этапные и подвижные лазареты, 11 санитарных поездов, передовые отряды, санитарные транспорты, питательные и перевязочные пункты, дезинфекционные камеры, рентгеновские и летучие хирургические отряды, два плавучих госпиталя на Черном море, три бактериологические лаборатории, шесть полевых складов. Средствами передвижения для нестационарных учреждений служило около 10 тыс. лошадей и 800 автомобилей.

Деятельности сестер милосердия по оказанию помощи на театре военных действий и в тылу в годы Первой мировой войны посвящена уникальная монография А.В. Срибной «Сестры милосердия в годы Первой мировой войны». На основе архивных документов и официальных публикаций в ней дается описание общей структуры учреждений Российского общества Красного Креста (РОКК), рассказывается об основных принципах самоотверженной работы общин сестер милосердия на благо русской армии²²².

На первое ноября 1915 г. во всех названных заведениях лечилось около 780 тыс. человек. К этому времени 28 сестер скончалось, заразившись инфекционными заболеваниями, четверо погибло в результате несчастных случаев, пятеро было убито, а двенадцать покончили жизнь самоубийством. После войны предполагалось издать «Золотую книгу» с биографиями всех умерших сестер, но этот проект так и не осуществился²²³.

Опасения сторон, что инспекции лагерей военнопленных могут быть использованы в целях шпионажа, привели к включению в состав комиссий сестер милосердия, которые казались в меньшей степени склонными к разведывательной деятельности²²⁴.

В 1915 г. в комиссии Красного Креста, которыми проводился осмотр германских концентрационных лагерей для русских военнопленных, были включены три сестры милосердия. Аналогичная комиссия с тремя немецкими сестрами была послана для осмотра российских лагерей, где содержались пленные немцы. Русские сестры получили опросные карточки-анкеты, в них указывались общие данные каждого пленного, в том числе его вероисповедание, условия, при которых он попал в плен, общее состояние здоровья – на помощь этим несчастным Красный Крест выделил 60 тыс. рублей. Всего русскими сестрами было осмотрено 115 лагерей.

В целом за период войны в германских лагерях побывало 6 таких комиссий. Каждая делегация состояла из русской сестры милосердия, представителя Красного Креста Дании и сопровождающего немецкого офицера. В обязанности сестер входило проведение бесед с пленными, передача их жалоб комендатуре немецких лагерей и командованию армейских корпусов. Им была доверена раздача крупной суммы денег, а также право, пусть формального, выступления в Военном министерстве Пруссии. При подготовке поездки немецкие военные органы исключили из маршрута рабочие команды прифронтовых областей и некоторые концентрационные лагеря. Чтобы скрыть от международной общественности и от русского правительства факты привлечения русских военнопленных к работам на военных предприятиях Германии, немецкие военные органы во время пребывания в лагере комиссии перемещали солдат, работавших на военных объектах, в другие лагеря.

Большинство командированных в Германию и Австрию сестер Российского общества Красного Креста принадлежали к высшему свету. Австрийский император и немецкая императрица принимали у себя российских медсестер во время их путешествия через Вену и Берлин. Императрица Александра Федоровна также дала официальную аудиенцию немецким и австрийским сестрам по причине отсутствия вдовствующей императрицы, которая возглавляла Российское общество Красного Креста. Императрица встречалась с российскими медсестрами перед их отъездом и после их возвращения. Однако подобные приемы вызвали столь жесткую критику русской общественности, что из программ последующих делегаций светские визиты были исключены.

Германские военные органы первыми обнаружили, что посещения сестер милосердия оказывают отрицательное воздействие на пленных солдат. Последние, после бесед со своими соотечественницами, проходившими в соответствии с международными соглашениями без свидетелей, стали в массовом порядке отказываться от работы.

На основе взаимности для осмотра мест заключения германцев и австро-венгров в России были допущены делегаты Датского Общества Красного Креста в сопровождении сестер милосердия Германского и Австро-Венгерского Красного Креста. Судя по материалам заседаний Совета министров 12, 15, 26 июля и 5 августа 1916 г. эти поездки вызвали большую обеспокоенность российского руководства²²⁵.

Военные утверждали, что опыт посещения германскими и австро-венгерскими сестрами милосердия мест водворения неприятельских военнообязанных дал им «достаточно материала, рисующего деятельность названных сестер с крайне неблагоприятной стороны». Из донесений местных губернских властей стало известно, что при посещении военнообязанных сестры милосердия неоднократно пытались раздавать им привезенные из-за границы книги, брошюры и картины тенденциозного содержания, а также добывать всякого рода сведения, могущие быть полезными для их правительств. Ввиду этого и находя, что подобная деятельность германских и австро-венгерских сестер должна быть признана по своим задачам близко соприкасающейся с военной разведкой, Министерство внутренних дел сочло необходимым издать распоряжение о недопущении делегаций упомянутых сестер к посещению военнообязанных неприятельских подданных.

Товарищ министра иностранных дел А.А. Нератов²²⁶, представлявший на этих заседаниях министерство, напомнил, что согласно достигнутой договоренности территория каждого из обследуемых государств делится на районы, причем каждый отдельный район предоставляется, с разрешения военного ведомства, для обследования одной сестры милосердия. Не отрицая того, что в предыдущие посещения со стороны некоторых сестер милосердия предпринимались попытки к снабжению военнопленных неразрешенными предметами и к сбору недозволенных сведений, Нератов настаивал на том, что это не должно быть поводом для введения каких-либо существенных изменений в действующий порядок, а требует лишь установления более строгого надзора за иностранными сестрами милосердия.

Нельзя не предвидеть, пояснял дипломат, что всякая ограничительная мера с нашей стороны вызовет соответствующие меры, затрудняющие деятельность наших сестер милосердия в Германии. Поэтому он высказался против закрытия для иностранных сестер милосердия каких-либо областей империи, предложив ограничиться недопущением их в те или другие лагеря по усмотрению военного ведомства, с установлением строгого надзора за этими сестрами милосердия во все время их пребывания и путешествий в России.

«В Германии находится большое количество русских гражданских пленных, как из числа лиц, задержанных при объявлении войны, так и уведенных из занятых неприятелем губерний. Среди них немало чиновников, пенсионеров и офицеров, отставных и состоящих на действительной службе, притом нередко людей женатых и обремененных семьями. Положение всех этих лиц, сосредоточенных в особых концентрационных лагерях, является крайне тяжелым, и оказание им возможной помощи через русских сестер милосердия, командированных в Германию, должно быть признано необходимым. Так как русским сестрам, несомненно, запретят посещение заключенных в лагерях соотечественников, если мы закроем германским сестрам милосердия возможность посетить задержанных в России германских военнообязанных, было бы желательным не прибегать к указанной запретительной мере».

В результате Совет министров все же запретил прибывающим в империю для осмотра мест размещения неприятельских военнопленных делегациям посещение местностей, расположенных вдоль Мурманской железной дороги и в окрестностях города Архангельска. Этот запрет объяснялся использованием 33 тыс. германских и австро-венгерских военнопленных на строительстве Мурманской железной дороги, которое велось в тяжелейших условиях. Через скалистые горы, леса, тундры и болота предстояло в кратчайшие сроки проложить полотно железной дороги, построить станции, разъезды, мосты и другие сооружения. Здесь круглосуточно трудились более 30 тыс. крестьян из Нижегородской, Казанской, Симбирской, Пензенской, Калужской и Смоленской губерний. Кроме того, летом 1916 г. сюда же доставили 10 тыс. маньчжурских китайцев, имевших опыт строительства Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Смертность среди строителей была настолько высокой, что ни о каких визитах иностранцев речи быть не могло.

Запрещено было также посещение мест «вольного поселения» неприятельских военнообязанных и лиц гражданского состояния, а также мест производства военнопленными продукции для нужд государственной обороны. Все остальные маршруты, в том числе Транссибирская магистраль, не подлежали запрету.

В условиях многочисленных потерь как на фронте, так и среди гражданского населения оккупированных стран, появления на улицах западноевропейских городов сотен безруких и безногих инвалидов практически во всех воюющих странах стали возникать общественные организации с целью оказания помощи жертвам войны. При российских миссиях и посольствах также создавались различные комитеты взаимопомощи, возглавляемые представителями Русской православной церкви и местных благотворительных организаций.

Под влиянием неблагоприятной ситуации на фронте деятельность по оказанию помощи военнопленным стала приобретать более отчетливые контуры и в России, где упоминание об этой проблеме было фактически под запретом.

Со стороны МИДа поступали настойчивые предложения Военному министерству, Государственной думе незамедлительно включиться в миротворческую деятельность, развернувшуюся в Западной Европе. Отношение Николая II и «силовых ведомств» к этим инициативам было негативное. В качестве контраргумента говорилось о том, что в России уже существует Центральное справочное бюро Российского общества Красного Креста, и этого «вполне достаточно».

Однако с учетом «прохладного» отношения со стороны государственных органов к работе РОКК, отсутствия опыта и нехватки кадров Общество даже не смогло наладить систематизированный учет попавших в плен солдат и унтер-офицеров, ограничиваясь офицерскими чинами, что вызывало постоянную критику со стороны общественности²²⁷. По этой причине в составе РОКК был создан специальный комитет во главе с сенатором А.Д. Арбузовым, который сосредоточился на работе с российскими военнопленными.

Летом 1915 г. в России создается Комитет помощи русским военнопленным под покровительством императрицы Александры Федоровны. Официально он считался общественной организацией, но практически работал в тесной увязке с государственными органами и, в первую очередь, с МИДом.

Неоценимую практическую поддержку российским благотворительным организациям оказали организованные в Стокгольме осенью 1915 и весной 1916 г. международные конференции по вопросам положения военнопленных.

После проведенного летом 1915 г. совещания в Копенгагене представителей Московского комитета и Гамбургского Красного Креста при посредничестве Обществ Красного Креста Дании и Швеции принц Карл Шведский обратился к России и другим государствам – участникам войны с предложением делегировать своих представителей на конференцию по вопросам плена в Стокгольм.

Конференция в Стокгольме открылась 22 ноября 1915 г. под председательством принца Карла Шведского. Материалы инспекционных поездок с участием русских сестер милосердия, проведенных за два с половиной месяца, были обнародованы в Стокгольме российскими делегатами.

Первая Стокгольмская конференция проделала огромную работу, изучив все материалы обследования лагерей. Результатом стала разработка кодекса положений и правил об условиях содержания военнопленных обеих сторон, получившего неофициальное наименование «кодекса военнопленного». Стороны согласились ввести службу справок, наладить обмен списками, почтовыми сообщениями, обеспечить медико-санитарный уход, своевременную доставку посылок и распределение пожертвований, удовлетворение духовных нужд пленных. Предлагалось организовать в лагерях комитеты помощи военнопленным и смешанные комиссии как органы общественного контроля за условиями содержания людей. Постановления конференции были приняты к исполнению правительствами воюющих сторон и приобрели значение международно-правовой конвенции. Это стало первым практическим шагом в международно-правовом урегулировании вопроса о военнопленных. Заключительный протокол приняли и подписали через полгода, на II Стокгольмской конференции в мае 1916 г.

Под влиянием решений Стокгольмской конференции заметно активизировалась русская знать, проживавшая в Европе. В апреле 1916 г. группа русских аристократов в Швейцарии во главе с баронессой М.А. Будберг, княгиней А.А. Голицыной, княжной И.Л. Урусовой, русским консулом в Лозанне А.Н. Макеевым решила «взять шефство» над концлагерем Цвикау в Саксонии. Затем ее деятельность распространилась еще на двадцать два лагеря в Германии и Австро-Венгрии, лазареты в Гейльбронне, Ульме и в лагере Геттинген. Созданный российскими аристократами Комитет помощи русским пленным отправлял посылки с продуктами, бельем, одеждой и обувью.

Выделяемых государством и российской общественностью средств на оказание помощи пленным не хватало – их было слишком много. Коррупция, бюрократизм и отсутствие точных сведений о количестве военнопленных мешали эффективной работе общественных и государственных организаций. Большой резонанс в стране вызвала речь Председателя Государственной думы М.В. Родзянко, потребовавшего от правительства навести порядок и принять решительные меры по оказанию помощи военнопленным.

За рубежом, при активной поддержке российских загранучреждений создавались благотворительные общества, пользовавшиеся покровительством местной общественности.

При Датском Красном Кресте в Копенгагене создаются два отделения (германское и российское), взявшие на себя функции оказания помощи пленным обеих воюющих сторон. В Швеции принцесса Ингеборга, жена принца Карла и одновременно племянница российской императрицы Марии Федоровны, покровительствовала Русскому коми-тешу помощи военнопленным во главе с сестрой посланника России в Швеции В.В. Неклюдова. Эта организация с ноября 1915 г. получала ежемесячную российскую субсидию в 3000 рублей и, кроме того, немалые средства от «Татьянинского комитета». С начала войны перед Стокгольмским комитетом ставилась задача оказать помощь русским подданным, застигнутым войной за границей и возвращавшимся в Россию через Норвегию и Швецию. Впоследствии комитет принял на себя и снабжение военнопленных посылками, а также передачу всякого рода ходатайств и наведение справок.

Настоящим заграничным центром по оказанию помощи российским военнопленным стала Швейцария, где было создано несколько комитетов, ориентированных на отправку в Германию и Австро-Венгрию продовольственных посылок. Швейцарская конфедерация превратилась в обширный концентрационный лагерь, в котором скопилось множество германских, австрийских, французских и английских интернированных раненых. В отелях и пансионах проживало большое количество лиц, лишенных возможности выехать из этой страны в каком бы то ни было направлении. То были особого рода жертвы войны. Они не допускались ни во Францию, ни на территорию Центральных держав. В таком положении оказались смешанные по национальности браки, например: муж – немец, а жена – француженка или же муж – итальянец, а жена – австриячка и наоборот.

С ноября 1914 г. в Берне начал действовать Центральный Комитет помощи русским гражданам, в том числе военнопленным и интернированным²²⁸. Комитет координировал деятельность всех благотворительных организаций в Швейцарии, помогавших российским гражданам, в том числе военнопленным. На съезде представителей организаций председателем Комитета был избран профессор Н.М. Райхсберг, его заместителем графиня Сологуб, казначеем представитель Министерства торговли и промышленности в Женеве В.М. Фелькнер. Комитет получал средства от благотворительных акций и перечисления от московских организаций. Для сбора средств проводились различные благотворительные акции, в том числе аукционы, выставки художников и т. д.

Бернский комитет с июня 1915 г. получил единовременную правительственную субсидию в 180 тыс. франков и стал получать ежемесячно по 100 тыс. франков, а с октября 1915 г. ежемесячная субсидия была увеличена до 400 тыс. франков. Район «шефства» Русской секции по оказанию помощи военнопленным определялся в 600–700 тыс. офицеров и солдат.

Действовали благотворительные организации и в других городах Швейцарии. В Цюрихе – Комитет помощи русским военнопленным, израсходовавший на эти цели с мая по ноябрь 1916 г. 4,8 тыс. франков. Лозаннский Комитет по оказанию помощи русским и сербским военнопленным в Австрии сосредоточил свою деятельность исключительно на Австро-Венгрии. На счет, предназначавшийся для сбора средств российским военнопленным, с ноября 1915 по ноябрь 1916 г. поступило 19,1 тыс. франков, а на счет, куда приходили деньги для сербских пленных, 3,1 тысячи. Из 22,2 тыс. франков, полученных комитетом, 10,2 тыс. франков составляли пожертвования частных лиц и организаций, от комитета, покровительствуемого Александрой Федоровной, поступило всего 3,7 тысячи. Комитет жаловался на острую нехватку средств, поэтому ему за год удалось отправить всего 3702 посылки. Большая часть была адресована сербским военнопленным, интернированным в Германии и Болгарии.

В Лозанне действовал еще один Комитет, ориентировавшийся на оказание помощи пленным россиянам, евреям по происхождению. Комитет не имел недостатка в средствах и расходовал ежегодно не менее 47,5 тыс. франков. Кроме российских спонсоров, комитету оказывали активную помощь еврейские организации стран Западной

Европы и США. Следует подчеркнуть, что лозаннский еврейский комитет оказывал помощь всем российским военнопленным вне зависимости от их национальной и религиозной принадлежности.

Созданный во Франции Парижско-Лионский комитет под председательством супруги посла в Париже М.К. Извольской получал ежемесячную правительственную субсидию с ноября 1915 г. по 100 тыс. франков, а с ноября 1916 г. это сумма возросла до 300 тыс. франков. О деятельности комитета можно судить по представленному им отчету за декабрь 1916 г. о том, что в течение одного месяца им отправлено в германские лагеря русских пленных 1530 наборов продуктов и белья. В район его «опекунской деятельности» входило до 60 тыс. военнопленных.

Марсельский комитет под председательством супруги российского агента Министерства торговли и промышленности госпожи Бачевой образовался в апреле 1916 г. и в течение 9 месяцев отправил в Кассельский лагерь русских военнопленных (около 12 тыс. человек) одних съестных припасов более чем на 100 тыс. франков. Однако ходатайство этого комитета об оказании ему ежемесячной субсидии в 15 тыс. франков, поддержанное Отделом о военнопленных, не было удовлетворено.

Лондонский комитет для помощи русским военнопленным в Германии, состоявший под председательством супруги посла графини С.П. Бенкендорф, оказывал помощь ориентировочно 240 тыс. военнопленных. Деятельность этого комитета поддерживалась ежемесячной субсидией с ноября 1915 г. по 2,5 тыс. фунтов, с января 1916 г. по 5 тыс. фунтов, а с ноября 1916 г. по 15 тыс. фунтов.

Русская секция в Гааге Маастрихтского комитета помощи военнопленным снабжала русских пленных продуктовыми посылками.

Копенгагенский комитет работал от имени Российского общества Красного Креста. Отправлял русским военнопленным посылки с продуктами и одеждой.

Русский кружок в Христиании, основанный посланником К.Н. Гулькевичем, получал ежемесячно на покрытие расходов 200 крон и отправлял из Норвегии почтовыми посылками ежедневно до 25 килограммов съестных припасов²²⁹.

Многочисленность зарубежных общественных организаций, отсутствие централизации в их работе и проблемы с отчетностью за полученные государственные деньги настоятельно требовали единого руководства. Министр иностранных дел С.Д. Сазонов предложил «принять меры к объединению деятельности всех частных комитетов помощи русским военнопленным за границей в руках состоящего под августейшим покровительством ее императорского величества государыни императрицы Александры Федоровны и под председательством сенатора князя Голицына Особого комитета помощи военнопленным»²³⁰.

Несмотря на многочисленные попытки воюющих государств как-то «сбросить» с себя груз расходов, связанных с содержанием военнопленных, особых сдвигов в этой сфере не наблюдалось. Расходы росли, а тяжелые инфекционные заболевания, широко распространенные среди пленных, грозили эпидемией гражданскому населению. Может быть, кто-то из европейских руководителей, развязавших эту кровавую бойню, и согласился бы «обменять всех на всех», но ни о каком сепаратном мире не могло быть и речи. Война продолжалась, и ее конца пока не было видно.

По инициативе французского правительства Святейший Престол в Риме обратился в мае 1915 г. к воюющим державам с предложением заключить соглашение о переводе в нейтральные страны для лечения раненых и больных военнопленных.

Первым принять у себя военнопленных согласилось правительство нейтральной Швейцарии, где из-за войны пустовала большая часть гостиниц, туристических пансионатов и туберкулезных санаториев, а их владельцы несли убытки. Медико-санитарная служба швейцарской армии предлагала взять на себя размещение и уход за ранеными и больными при условии, что оплачивать все расходы по устройству, размещению и лечению своих соотечественников будут правительства воюющих стран. Швейцарские предложения были признаны приемлемыми и послужили в дальнейшем образцом для других нейтральных государств.

Соглашение о размещении больных между французами и немцами было достигнуто, и в январе 1916 г. в Швейцарию прибыли первые французские пленные из Германии и немецкие – из Франции. Впоследствии к заключенному с Германией соглашению (об интернировании больных и раненых в нейтральных странах) присоединились правительства Великобритании и Бельгии.

Отдел военнопленных российского Министерства иностранных дел докладывал Совету министров, что к сентябрю 1916 г. в Швейцарии разместили: французов – 8941, англичан – 452, бельгийцев – 1076 и германцев – 2948. Всего 13 417 человек. Обслуживание интернированных возложили на главного начальника медицинской части швейцарской армии. Интернированных распределили по 16 округам, каждый из которых находится в ведении военного врача, ответственного перед главным врачом швейцарской армии. Начальник округа выбирает из пленных унтер-офицеров одного, которого назначает начальником над всеми пленными, живущими в одном месте. Тем же способом назначаются начальники над пленными, живущими в отдельных гостиницах или пансионах. Последние, в свою очередь, назначают старших по этажам.

На интернированных распространяются правила дисциплинарного устава швейцарской армии. Что касается размещения, то выбор гостиниц и пансионов сделан федеральным правительством, исходя из предложений Ассоциации швейцарских отелей. Помещения для интернированных ничем не напоминают больницы, комнаты большие и светлые, в каждой не более 4 пленных.

С точки зрения трудоустройства собранные в Швейцарии больные немцы и французы разделены на 4 категории: 1. Совершенно неспособные ни к какому труду. 2. Те, которые находят себе занятия, находясь в качестве денщиков у интернированных офицеров, или работая для своих сотоварищей в качестве портных, сапожников и т. д. 3. Некоторые интернированные нашли себе работу у крестьян того места, где они поселены. 4. Способные к труду, но не имеющие работы. Для них учреждены особые бюро, которые должны находить им работу в зависимости от того, чем они занимались в довоенной жизни.

Офицерам могут подыскивать себе занятия сами.

Родственники больного пленного могут жить в одной с ним гостинице только в исключительных случаях, но имеют право свободно селиться в одном с ним городе или местечке. Покидать место, определенное для жительства, интернированные могут лишь с особого разрешения начальника округа. В этих случаях им выдаются особые отпускные билеты, которые они должны предъявлять военному начальству тех мест, куда направляются²³¹.

Несмотря на подобные весьма вольготные условия российское Военное министерство сочло предложение о размещении военнопленных в нейтральных странах в принципе неприемлемым. Вполне вероятно, что военные «стратеги» полагали нахождение большого количества русских солдат и офицеров во вражеском плену более полезным, поскольку оно обременяло противника, находившегося в тисках экономической блокады Антанты, и усугубляло его продовольственные проблемы. Поскольку больные и раненые русские солдаты и офицеры не могли непосредственно повлиять на расклад военных сил и исход войны, они списывались со счетов. Приоритетной задачей Генштаба, как свидетельствуют архивные документы, являлось не спасение наибольшего числа русских военнопленных от голода, болезней и смерти. Их судьба волновала в последнюю очередь. Главной опасностью генералитет считал возможное развертывание с участием германских и австрийских военнопленных шпионажа против России с территории нейтральных стран.

На фоне преступного безразличия царского генералитета к судьбам тяжелораненых и изувеченных войной солдат и офицеров трагически звучат строки из «Песни павших» Лиона Фейхтвангера:

Мы здесь лежим, желты, как воск.

Нам черви высосали мозг.

В плену могильной немоты

Землей забиты наши рты.

Мы ждем ответа!

Плоть наша – пепел и труха,

Но, как могила ни глуха,

Сквозь глухоту, сквозь сон, сквозь тьму

Вопрос грохочет: «Почему?»

Мы ждем ответа!²³²

Очевидно, здесь уместно было бы напомнить о деятельности Советского правительства в годы Второй мировой войны по вопросам военнопленных.

Председатель Международного комитета Красного Креста М. Юнод 22 июня 1941 г. предложил правительствам СССР, Германии, Румынии и Финляндии совершать обмены списками убитых, раненых и попавших в плен. Сам Красный Крест должен был заботиться обо всех пострадавших на фронте. 27 июня нарком иностранных дел В.М. Молотов телеграфировал председателю МККК о готовности СССР осуществлять обмены списками военнопленных и о готовности пересмотра отношения к Гаагской конвенции «О законах и обычаях сухопутной войны». Одновременно СССР утвердил постановлением Совнаркома СССР от 1 июля 1941 г. «Положение о военнопленных», основанное на этой конвенции и содержавшее документальное подтверждение заявления о соблюдении международно-правовых норм ведения войны. В дополнение к Положению были выпущены приказы НКВД СССР «О порядке содержания и учёта военнопленных в лагерях НКВД» от 7 августа 1941 г. и «О состоянии лагерей военнопленных» от 15 августа 1941 г.

17 июля 1941 г. В.М. Молотов официальной нотой через посольство и Красный Крест Швеции довел до сведения Германии и ее союзников согласие СССР выполнять требования Гаагской конвенции 1907 г. «О законах и обычаях сухопутной войны». В документе подчеркивалось, что Советское правительство будет соблюдать требования конвенции в отношении Германии «лишь постольку, поскольку эта конвенция будет соблюдаться самой Германией». Вопреки ожиданиям Советского правительства положительного ответа руководство нацистской Германии оставило ноту без внимания. Позднее дважды, в ноте НКИД от 25 ноября 1941 г. и от 25 ноября 1942 г., Советский Союз заявлял о выполнении принципов Гаагской конвенции по отношению к германским военнопленным, обвиняя немецкую сторону в ее несоблюдении.

Фактически, положение конвенции, по отношению друг к другу не соблюдали ни Германия, ни СССР. Международному Красному Кресту не удалось осуществить ни одной инспекции лагерей для военнопленных на территории СССР. Попытки обмена информацией между Германией и ее союзниками с Советским Союзом также не увенчались успехом. НКИД СССР в разъяснительном письме весной 1942 г. сообщил, что никаких переговоров с МКК, Германией и ее союзниками СССР не ведет и на обращения не отвечает.

В суровой обстановке 1916 г. представители Министерства иностранных дел Российской империи продолжали отстаивать интересы военнопленных, несмотря на противодействие Военного министерства. Не отрицая важности военных соображений и расчетов, дипломаты не могли не беспокоиться и о поддержании международного престижа царского правительства. Не собирались они игнорировать и все более настойчивые требования общественного мнения внутри страны о помощи пленным. Для решения проблемы спасения от гибели больных и раненых важно было расширить круг государств, готовых принять большее количество русских и качественно позаботиться о них.

Ватикан в обращении к русскому правительству предложил русских пленных из Германии и Австро-Венгрии разместить в Швейцарии, а германо-австрийских пленных перевезти для интернирования из России в Швецию и Данию. Однако Швейцария, где уже нашли приют и медицинский уход свыше 13 тыс. пленных из Франции, Англии, Бельгии и Германии, могла принять дополнительно лишь небольшое число русских. В дипломатической переписке речь шла о примерно 200-х больных туберкулезом русских офицерах.

Такой вариант не устраивал военное министерство. Прежде всего потому, что оно крайне отрицательно отнеслось к идее разместить пленных немцев в Швеции, чей официально объявленный «строгий» нейтралитет на деле носил прогерманский характер, а среди населения доминировали германофильские настроения. Военный министр заявил, что «военнопленные германцы могут быть использованы для военных надобностей». Но даже если этого не случится, скопление в Швеции «большого числа неприятельских военнопленных способно усилить шпионаж в пользу Германии». С не меньшим предубеждением в Генштабе относились и к Дании, имевшей с Германией общую границу. В качестве альтернативы военный министр предложил Норвегию. Как он считал, в этой стране «климат сравнительно хорош, а раненые германцы едва ли могут быть использованы в несоответствующих нашим интересам целях»²³³.

С учетом негативной реакции Генерального штаба 22 марта 1916 г. С.Д. Сазонов обратился к царю с просьбой о заключении соглашения с Германией и Австро-Венгрией по примеру других стран Антанты. Он аргументировал свою просьбу постоянно ухудшающимся положением русских пленных, развитием у них туберкулеза и других тяжелых заболеваний.

Отдел о военнопленных собрал подробные данные относительно нейтральных стран, которые могли бы оказать приют русским военнопленным из вражеских стран и вражеским из России, и внес вопрос на обсуждение Междуведомственного совещания, образованного из представителей заинтересованных ведомств.

В ходе двух заседаний Междуведомственного совещания 14 июня и 9 августа 1916 г. вопрос внимательно изучили. Из всех нейтральных стран, предложивших свои услуги, военные сочли возможным допустить интернирование русских и неприятельских военнопленных лишь в Норвегию и Швейцарию. От предложений других государств военные наотрез отказались «по военно-политическим соображениям», несмотря на возражения Министерства иностранных дел, считавшего предложения Дании, а также Голландии, вполне приемлемыми.

МИД составил проект соглашения с неприятельскими государствами, который, после его одобрения военным ведомством, был в середине ноября 1916 г. отправлен для вручения правительствам Германии, Австро-Венгрии и Турции, а также Норвегии и Швейцарии для сведения.

На это предложение Германия в середине января 1917 г. представила свои замечания, развивающие те пункты соглашения, которые касались состава медицинских комиссий для осмотра подлежащих к переводу в нейтральную страну военнопленных и числа пленных врачей, сопровождающих отпускаемых больных. Германия предлагала отпускать вместе с пленными врачей из расчета одного на 2,5 тыс. пленных.

Что касается окончательного выбора нейтральных стран, в которые предполагается интернировать военнопленных, то вопреки возражениям Военного министерства Николай II лично настоял, чтобы в их число включили Данию.

В итоге дипломатических переговоров выяснилось, что Швейцария примет по 200 русских пленных офицеров из Германии и Австро-Венгрии и такое же число германских и австро-венгерских офицеров из России, предрасположенных к туберкулезу или больных туберкулезом в начальной стадии. Большего количества Швейцария пока разместить не в состоянии.

Норвегия предложила каждой группе воюющих держав по 300 мест, причем Россия может получить все 300 мест, так как союзники отказались в ее пользу от предназначавшейся им квоты. В будущем Норвегия надеется довести это число до 1000 для каждой стороны, но она не примет больных туберкулезом, поскольку это – самая распространенная в стране болезнь. Из семи смертей одна приходится на чахотку. Борьба норвежцев с этой болезнью ведется недостаточно энергично в силу нехватки врачей и отсутствия специальных санаториев. Не могут быть приняты также сифилитики в первичной и вторичной форме, алкоголики, нервные и душевнобольные, требующие особого ухода.

Пленные передаются на границе государств, где они до того содержались, вымытыми, остриженными и без вшей. Гражданские пленные не принимаются. Число офицеров определяется один на четырех нижних чинов.

Расходы по провозу и содержанию оплачиваются норвежцам соответствующим правительством по представлении счетов. Расходы по устройству и содержанию помещений норвежская сторона берет на себя²³⁴.

Февральская революция 1917 г. внесла серьезные коррективы как во внешнюю политику страны, так и в работу Министерства иностранных дел по оказанию помощи российским военнопленным.

16 марта 1917 г. МИД направил в правительство свои соображения по данному вопросу²³⁵. Предлагалось, в частности, объединить деятельность всех правительственных и общественных организаций, работающих в помощь военнопленным, взяв за образец Французскую внепарламентскую комиссию, имеющую значительные полномочия. Указанное предложение неоднократно высказывалось как по линии Российского общества Красного Креста, представившего разработанный совместно с МИД соответствующий проект, так и Председателем Государственной думы М.В. Родзянко на заседании Главного управления Российского общества Красного Креста. В обоих случаях предложения об объединении не получили одобрения правительства.

Что касается проблемы интернирования военнопленных в нейтральных странах, то МИД предлагал не только принять предложение Дании о значительном увеличении числа переводимых в эту страну пленных, но и не ограничивать в принципе предельного количества. Высказывалось также пожелание о возобновлении переговоров с Голландией, предлагавшей принять пленных, число которых могло бы достичь нескольких тысяч. МИД настаивал на немедленном согласии с предложениями Австро-Венгрии об обмене туберкулезными и отпуске на родину всех военнопленных, которые имели бы право на интернирование в нейтральную страну, но лишены этой возможности вследствие ограниченного числа свободных мест в нейтральных странах.

Дипломаты предлагали срочно вывести тему о военнопленных из компетенции цензурных органов и отменить запрет воззваний по сбору средств в пользу пленных соотечественников, обеспечив публичность этого процесса. Предлагалось также облегчить получение русскими пленными корреспонденции и ускорить ее доставку неприятельским пленным в России, пропускать письма без цензуры по истечении определенного срока по их получении; отменить цензуру книг; ускорить досмотр посылок и принять меры против порчи их содержимого.

Конечно, все эти предложения касались лишь технических вопросов облегчения участи иностранных военнопленных в России. Радикальные перемены в правовом положении этих несчастных, подавляющее большинство которых составляли крестьяне и рабочие центральных и сибирских губерний, стали возможны только после Октябрьской революции 1917 г. Большевистские структуры в Германии и Австро-Венгрии проводили постоянную работу по «большевизации солдат» в лагерях. Угнетенное моральное состояние, физическое измождение, тоска по родине – все эти обстоятельства использовались агитаторами.

Официально страны – участницы войны после заключения перемирия поставили вопрос о военнопленных в добавлении к договору о перемирии между Россией и Болгарией, Германией, Австро-Венгрией и Турцией от 2(15) декабря 1917 г. Согласно этому договору и договору между Россией и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией от 3 марта 1918 г., пленные обеих сторон подлежали обмену и отправке на родину.

Детали самого процесса стороны оговорили в дополнительных договорах. Все годные к военной службе подлежали отправке на родину «наивозможно быстрее», остальные – «возможно скорее», имущество и часть невыплаченного жалования возвращалась пленным, правительства возмещали издержки на содержание военнопленных в стране пребывания. Интернированным и гражданским пленным предоставлялось право «остаться или выехать в другую страну», остальные возвращались на родину бесплатно. Вопрос о возвращении на родину раненых и больных пленных, а также лиц старше пятидесяти пяти лет в течение шести месяцев, был разрешен в конце января 1918 г. специальным соглашением между странами-участницами этого процесса. Отпущенных из лагерей переправляли через Швецию, Ригу, Двинск, Барановичи сухопутным путем, водным – через Балтийское и Черное моря и по Дунаю. Восьмая статья мирного договора, подписанного в Бресте, также оговаривала отпуск всех военнопленных на родину.

Гуманитарная деятельность новых российских дипломатов, направленная на возвращение на Родину гражданских лиц и военнопленных в период 1918–1920 гг., как тематически, так и хронологически выходит за рамки нашего повествования. Однако логика исторического исследования требует хотя бы краткого упоминания этих не всегда дипломатических шагов Советского правительства.

В отличие от царской дипломатии Народный комиссариат иностранных дел максимально политизировал внешнеполитическую работу, направленную на подготовку «мировой революции», создав дополнительные трудности для возвращения тех, кто пожелал вернуться в охваченную Гражданской войной Россию. С учетом «большевистского настроя» русских военнопленных страны Антанты преднамеренно тормозили их отправку на родину, мотивируя это необходимостью возвращения лишь «в те русские области, возвращение в которые допустимо по экономическим и политическим условиям». На деле же они намеревались использовать военнопленных для усиления белогвардейских формирований. Предлагалось, в частности, направить 25 тыс. военнопленных для усиления «русской северной армии» и 40 тыс. – генералу Деникину.

По подсчетам российского историка И.Б. Беловой, численность русских военнопленных к середине 1917 г. составляла 2417 тыс. До 1918 г. в Россию прибыли из плена 715 тыс. инвалидов и 60 тыс. бежали из лагерей, всего 775 тыс. (32 %). На начало 1918 г. в плену оставались 1642 тыс. (68 %). За исключением умерших в плену 190 тыс. остались в Европе – 95 тыс., вернулись в прибалтийские государства – 215 тыс. Таким образом, не вернулись в Россию 500 тыс. (21 %) русских военнопленных²³⁶.

Весной 1917 г. с целью объединения усилий общественных организаций и государственных структур в деле помощи военнопленным при Главном управлении Российского общества Красного Креста был создан Центральный комитет по делам военнопленных. В октябре-ноябре 1917 г. на очередной международной конференции в Копенгагене между Россией и Центральными государствами были согласованы правила по содержанию, управлению и организации помощи военнопленным.

После заключения 3 марта 1918 г. Брестского мирного договора для планомерного обмена военнопленными в апреле была создана русско-германская смешанная комиссия, а в июле-августе – русско-австрийская и русские комиссии попечения о пленных на территории Германии и Австро-Венгрии.

Декретом Совета народных комиссаров (СНК) от 23 апреля 1918 г. для согласования, объединения и направления деятельности всех учреждений и организаций, ведавших делами военных и гражданских пленных, заложников и беженцев, учреждалась Центральная Коллегия о пленных и беженцах (Центропленбеж), открывшая затем свои органы на местах. Коллегия назначалась СНК и имела право доклада непосредственно СНК. Решения Коллегии были обязательны для всех ведомств РСФСР. Решением, принятым 21 июня 1918 г., СНК установил, что Центропленбеж призван оказывать помощь возвращающимся русским военнопленным без отклонений в состоянии здоровья до времени их водворения, а больным и инвалидам – до передачи их органам государственного призрения.

Ноябрьские революционные события 1918 г. в Австро-Венгрии и Германии нарушили начавшуюся планомерную работу по обмену военнопленными, способствуя их массовому стихийному возвращению. В связи с этим неконтролируемым потоком реэмигрантов В.И. Ленин 23 ноября 1918 г. утвердил циркуляр Центропленбежа, подтверждавший полномочия этой организации как высшей инстанции, ведавшей делами военнопленных. Все ведомства и учреждения обязывались оказывать Центропленбежу и его органам на местах самое широкое и решительное содействие.

В политизированный до крайности процесс возвращения на родину бывших военнопленных включилось практически все руководство Советской республики. При этом особый акцент делался на солдат Экспедиционного корпуса русской армии во Франции (РЭК).

Русский экспедиционный корпус – обобщающее наименование экспедиционных войск, участвовавших в Первой мировой войне на территории Франции и Греции в рамках интернациональной помощи и обмена между двумя союзниками по Антанте.

Особые экспедиционные войска РИА включали в себя четыре отдельные особые пехотные бригады общей численностью личного состава в 750 офицеров и 45 тыс. унтер-офицеров и солдат, которые прибыли в течение 1916 г. во Францию.

В августе 1918 г. Франция через шведское правительство сделала официальное заявление Советской России о том, что не будет препятствовать возвращению в Россию находящихся во Франции русских солдат при содействии Международного Красного Креста и трех представителей Российского общества Красного Креста (РОКК). 9 января 1919 г. французский консул в Копенгагене Дюшен прибыл в Москву для переговоров об обмене военнопленными. Об итогах переговоров Дюшен информировал правительство Франции и просил сообщить решение, дату отплытия судна из Франции и прибытия его в Ревель. 15 января 1919 г. французское правительство приняло условия обмена, переданные Дюшеном. Число отправляемых русских военнослужащих– 1150, гражданских лиц – 57, что было в 20 раз больше, чем число французов в России (68 человек)²³⁷.

Кроме того, правительству РСФСР сообщалось, что французское правительство приступает к систематической репатриации не только находящихся во Франции русских солдат, но и 33 тыс. русских пленных из Германии, перешедших во Францию в период перемирия. Первые эшелоны с российскими солдатами инвалидами из Франции в Россию отправились весной 1919 г.

20 апреля 1920 г. в Копенгагене Франция заключила Соглашение с Советской Россией и Украиной об отправке всех русских военных, составлявших РЭК во Франции и в Македонии, а также тех военных, которые стали военнопленными и находились во Франции, Алжире, Салониках и др. территориях, куда могли быть посланы французским правительством. Число подлежащих отправке определялось в 22 тыс. человек, по 2,5 тыс. русских на 100 французов, которых в России и Украине всего 900 человек. Обмен намечалось начать немедленно и закончить за 3 месяца с доставкой через черноморские порты.

В январе 1922 г. премьер-министр Р. Пуанкаре сообщил советскому правительству, что большая часть личного состава русских воинских частей, сражавшихся на французском фронте во время мировой войны, отправлена на родину в 1920 г., остальных, пожелавших остаться во Франции, около 5 тыс. человек. Местонахождение 1,3 тыс. человек бывших русских военнопленных, бежавших из Германии и укрывшихся во Франции, неизвестно. Французское правительство готово перевезти в любой черноморский порт всех лиц, относящихся к этим категориям. Лица, которые до 1 октября 1922 г. не выразят согласия вернуться в свою страну, утратят право на бесплатную репатриацию за счет французских властей.

19 июня 1923 г. из Марселя отправилась группа русских репатриантов в количестве 587 человек. Из них 516 бывших русских военнослужащих. Французское правительство объявило, что репатриация русских за счет французского правительства закончена, и теперь все оставшиеся смогут вернуться на родину самостоятельно. 26 июня 1923 г. последняя партия русских солдат на пароходе «Брага» прибыла из Марселя в Новороссийск.

Надежды на мирный труд, которыми поддерживали себя русские военнопленные в лагерях на чужбине, не оправдались – сразу после возвращения им пришлось пережить еще большие испытания в кровавом море Гражданской войны или вновь оказаться на положении военнопленных – уже в большевистских лагерях.

Гражданская война в России и польско-советская война 1920 г. приостановили процесс возвращения военнопленных на родину. Тем не менее, в апреле-мае 1920 г. были подписаны двусторонние соглашения между РСФСР и Германией, Венгрией, Италией об отправке на родину военнопленных и интернированных, если они того пожелают.

Впоследствии, после завершения официального обмена военнопленными, эта тема в Советской России вновь стала полузапретной. Память о погибших в лагерях сохраняли только те эмигранты, кто помнил ужасы плена. Так, во Франции при кладбище бывшего лагеря Ла Куртин, где были расстреляны восставшие русские военнопленные, в 30-х гг. прошлого века выстроена часовня, где совершаются панихиды по погибшим.

В связи со столетним юбилеем начала войны летом 2014 г. прошли памятные церемонии во многих европейских странах.

Появился памятник Героям Первой мировой войны на Поклонной горе в Москве. Выступая 1 августа 2014 г. на церемонии его открытия, президент Российской Федерации В.В. Путин сказал: «Сегодня мы восстанавливаем связь времен, непрерывность нашей истории, и Первая мировая война, ее полководцы, солдаты обретают в ней достойное место (как у нас в народе говорят, «лучше поздно, чем никогда»), а в наших сердцах приобретается та священная память, что заслужили по праву воины Первой мировой. Справедливость торжествует на страницах книг и учебников, в средствах массовой информации, в кинолентах и, конечно, в таких мемориалах, который мы с вами открываем сегодня.

Это должно продолжаться. Необходима масштабная просветительская работа, серьезные исследования в архивах. Они позволят точно узнать и причины, и ход этой войны, составить поименный список ее участников, чтобы новые поколения узнали о судьбе своих предков, сложили историю своих семей.

Принципиально важно достойно увековечить память о русских бойцах, найти и обустроить захоронения Первой мировой войны, которых в России немало – их сотни. Там покоятся воины разных стран, но все они навеки связаны общей трагедией.

Она напоминает о том, к чему приводят агрессия и эгоизм, непомерные амбиции руководителей государств и политических элит, берущие верх над здравым смыслом, и вместо сохранения самого благополучного континента мира – Европы – подвергают ее опасностям. Хорошо бы помнить об этом и сегодня.

В мировой истории так много примеров, какой страшной ценой оборачивается нежелание слышать друг друга, попрание чужих прав и свобод, законных интересов в угоду своим интересам и амбициям. Неплохо бы научиться смотреть и считать хотя бы на шаг вперед.

Человечеству давно пора понять и принять одну самую главную истину: насилие порождает насилие. А путь к миру и процветанию слагается доброй волей и диалогом и памятью об уроках прошедших войн, о том, кто и зачем их начинал.

Памятник воинам Первой мировой – не только дань великим подвигам. Это предостережение о том, что мир хрупок, напоминание всем нам об этом. И мы обязаны беречь мир, помнить, что самое ценное на земле – мирная, спокойная, стабильная жизнь!»²³⁸.

И все же до сих пор вопрос о судьбах интернированных после репатриации в Россию практически не исследован. Эта задача не стояла перед российскими и советскими государственными и общественными структурами. По большей части их имена забыты.

Как писал великий русский поэт Г.Державин:

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.