Глава 5 В нейтральных и союзных странах

Проблема помощи российским подданным, оказавшимся по тем или иным причинам в воющей Европе, оказалась значительно сложнее, чем представлялось в первые дни войны. Во многом за счет ее многоплановости и затратности – целый клубок организационных, юридических и финансовых вопросов, с которыми МИД никогда ранее не имел дела. Эта гуманитарная деятельность встречала постоянное противодействие со стороны Военного министерства и Министерства финансов, настаивавших на ее «нерентабельности».

Основной вид помощи соотечественникам заключался в выдаче им денежных ссуд для возвращения домой. Ссуды на проживание в данной стране предоставлялись лишь в порядке исключения либо лицам, принудительно задерживаемым в неприятельских странах в качестве военнообязанных, либо больным, состояние здоровья которых лишало их возможности вернуться в Россию. Суммы выдавались настолько мизерные, что давали возможность покрыть расходы, вызываемые лишь крайней необходимостью. Предусматривалось, что возврат ссуд будет обеспечен внесением соответствующих записей об их выдаче в заграничные паспорта получателей. Контрольные функции поручались учреждениям МВД, обменивающим заграничные паспорта на внутренние. Непосредственное же возмещение возлагалось на Казенные палаты (губернские отделения Министерства финансов), которым МИД передает подробные списки лиц, получивших за границей упомянутые ссуды.

Наряду с российскими дипломатическими и консульскими учреждениями, предоставлявшими денежные пособия в союзных и нейтральных странах, в Германии и Австро-Венгрии (кроме Будапешта) этим занимались испанские дипломаты, в Будапеште – американские, в Турции – итальянские и американские, а в Болгарии – нидерландские дипломаты. Такая многоплановость создавала трудности с отчетностью и, по-видимому, способствовала казнокрадству.

Контингент лиц, которым требовалась помощь, постоянно расширялся. В частности, за счет русских эмигрантов из США, Канады, Аргентины и Бразилии. Кто-то из них возвращался из чувства патриотизма для вступления в армию, но значительно большая часть с другими целями. Во-первых, чтобы воссоединиться с пострадавшими от войны родственниками, бежавшими во внутренние губернии из оккупированных германцами районов. Во-вторых, из-за существенного падения заработков вследствие порождаемого войной торгово-промышленного кризиса.

Возвращавшиеся из Северной Америки эмигранты следовали в Россию через Англию, Норвегию и Швецию, а прибывающие из Южной Америки высаживались во Франции. Во Францию же направлялись русские подданные из Италии и Швейцарии. Эта категория лиц, как правило, отправлялась в путь без денег, оплатив лишь проезд и пропитание на пароходе до ближайшего транзитного порта. Оказалось, что российские беженцы есть практически во всех европейских странах. В Швейцарии немало туберкулезных больных, в Египте сосредоточились беженцы из Турции, а в Греции – русские подданные, попавшие туда из Италии, Болгарии и Сербии.

В государствах-членах Антанты или в нейтральных европейских странах в летний период традиционно скапливалось множество русских семей. Причины разные – учеба в университетах, работа на промышленных предприятиях и в сельском хозяйстве, лечение и отдых на морских курортах. Среди них встречались депутаты Государственной думы и другие влиятельные лица, требовавшие к себе повышенного внимания. Скопилось и немало политических эмигрантов. Словом, публика разнородная, но весьма требовательная.

Как и в Северной Европе, российские загранучреждения в западной части европейского континента не отличались многочисленностью штатов, да и работа у них ориентировалась в основном на чисто дипломатическое представительство и оказание традиционных консульских услуг. Поэтому толпы соотечественников, наводнившие в первые же дни войны помещения посольств, миссий и консульств, вызвали растерянность и даже некоторый испуг у дипломатов, привыкших к другому образу жизни.

Такие настроения нередко проскальзывают в донесениях, поступавших в этот период в МИД России. Заметно и определенное недовольство дипломатов эгоизмом соотечественников, их стремлением все свои трудности переложить на консульских работников, обвиняя их – заслуженно и незаслуженно – в недостаточном содействии. Так, будущий министр иностранных дел, депутат Государственной думы П.Н. Милюков, побывавший в этот период за рубежом, обвинял дипломатов в грубости: «Поражает уверенность наших консулов за границей, что они существуют вовсе не для надобностей русских подданных, путешествующих за границей, а для своего собственного успокоения. Грубость обращения с русской публикой, как с нарушителями душевного покоя консула, к сожалению, есть черта, которая повторяется на пространстве годов, а не только сказалась в июле, августе 1914 г. Это есть чувство человека, потревоженного в обычном исполнении своих обязанностей, в круг которых он не вводит общение с русскими подданными за границей»¹⁰¹.

В наши дни трудно определить степень обоснованности выдвинутых Милюковым обвинений, но каждый дипломат, имеющий опыт консульской работы, подтвердит, что и посетители консульских учреждений ведут себя далеко не всегда корректно (а во многих случаях «нахраписто»), нередко требуя того, что не предусмотрено законодательством.

Одной из первых стран, захваченных Германией, стала Бельгия. 2 августа 1914 г. Берлин предъявил нейтральной Бельгии ультиматум с требованием предоставить ее войскам свободный проход к границам Франции. После официального отказа 4 августа германская армия вторглась в Бельгию. Вскоре выяснилось, однако, что германский генштаб недооценил патриотизм рядовых бельгийцев и политическую волю руководства страны. Агрессору оказали упорное сопротивление, остановив его на рубеже Льеж – Намюр. Здесь немцы застряли с 4 августа по 12 сентября, что дало возможность Франции завершить мобилизацию.

В эти трагические дни особенно остро прозвучали стихи великого бельгийского поэта Эмиля Верхарна «Герои Льежа»:

Вы, люди завтрашнего дня!

Быть может, все сметет вдоль наших побережий

Клятвопреступная смертельная война,

Но не забудет ввек под Солнцем ни одна

Душа – о тех, кто чашу пил до дна

Там, в Льеже!

Героическое сопротивление Бельгии превратило ее города и селения в груду дымящихся руин. Сотни расстрелянных, в том числе женщины и дети. Память о них до сих пор сохранилась в названиях улиц Льежа, Намюра и Брюсселя. По дорогам страны потянулись вереницы беженцев, среди которых немало русских.

Кто они и как оказались в этих краях? Во-первых, молодежь. Только в Льежском университете обучалось около 1,5 тыс. русских студентов. Не меньшее число их было в специализированных вузах Брюсселя, Гента, Жамблу, Вервье и Лувена. Во-вторых, несколько тысяч шахтеров на угольных разработках в Шарлеруа, рабочие на металлургических предприятиях, многочисленные торговцы и предприниматели, занимавшиеся куплей-продажей текстильных изделий и бриллиантов. Наконец, так же, как и в ряде других стран, туристы, приехавшие отдохнуть на морском побережье и подлечиться в местных санаториях. В одном лишь Антверпене российская община насчитывала не менее 5 тыс. человек. Разумеется, в том же Антверпене – одном из крупнейших морских портов мира – постоянно находилось по несколько сотен моряков (в основном финны и поляки).

Как и в наши дни, российские дипломаты любили Бельгию. Всемирно известные памятники церковного зодчества Гента и Брюсселя, Брюгге с его венецианскими каналами – все в этой богатой традициями стране доставляло удовольствие. В справочнике МИДа, изданном в 1914 г., немало лестных слов о бельгийской столице – Брюсселе. В нем, в частности, отмечается, что центральное положение Брюсселя в географическом отношении, а также сравнительная дешевизна жизни, делают этот пост весьма привлекательным для дипломатической службы. Интенсивность двусторонних торгово-промышленных контактов дает возможность «обрастать полезными связями». Однако в консульском отношении служба требует «особого внимания к паспортному делопроизводству, объемы которого значительно выше, чем в других миссиях Европы. Все это, вместе с обычной дипломатической перепиской, требует от кандидата на дипломатическое место в Брюсселе серьезной подготовки не только в чисто дипломатическом, но и в консульско-нотариальном отношении, а также соответствующей работоспособности.

Однако эти сложности дипломатической службы в Брюсселе вполне вознаграждаются теми, приятными почти во всех отношениях условиями жизни, какими может легко обставить себя русский дипломат в Брюсселе. Этот европейский центр делает доступными для дипломата все блага современной цивилизации»¹⁰².

Возглавлял российскую миссию князь И.А. Кудашев, выходец из старинного дворянского рода, происходящего из Золотой орды. Отец его был директором крупного киевского частного банка, брат – Николай – также дипломат, известный специалист по Китаю. Иван Александрович в 1879-м окончил Пажеский корпус. Затем вступил корнетом в лейб-гвардии Конный полк, в 1882-м переведен в резерв гвардейской кавалерии. Потом на дипломатической службе: в 1896 г. первый секретарь миссии в Копенгагене, а в 1901-м назначен министром-резидентом в Гессене и Саксен-Кобург-Готе. В 1906–1910 гг. служил посланником в Дании, а с 1910 г. – аккредитован в качестве Чрезвычайного Посланника и Полномочного Министра при бельгийском королевском дворе¹⁰³.

В первый же день германского вторжения Кудашев направил в Петроград телеграфное сообщение о заявлении, сделанном ему министром иностранных дел Бельгии. В нем говорилось: «Бельгийское Правительство с прискорбием должно сообщить российскому императорскому Правительству, что сегодня утром вооруженные силы Германии в нарушение установленных договором обязательств вступили на бельгийскую территорию. Королевское Правительство твердо решило сопротивляться всеми средствами, находящимися в его распоряжении. Бельгия обращается к Великобритании, Франции и России как к державам-поручительницам с призывом о сотрудничестве в защите ее территории. Это будет согласованная и общая акция, имеющая целью сопротивление насильственным мерам, примененным Германией к Бельгии, и вместе с тем гарантией независимости и неприкосновенности Бельгии в будущем. Бельгия счастлива возможностью заявить, что она возьмет на себя защиту укреплений»¹⁰⁴. В ответ Николай II поручил посланнику выразить свое отношение к происходившему. В телеграмме королю Альберту I, переданной Кудашевым, есть такие строки: «С чувством глубокого восхищения мужественной бельгийской армией, Я прошу Ваше Величество поверить в Мою сердечную симпатию и принять Мои лучшие пожелания успеха в этой героической борьбе за независимость своей страны»¹⁰⁵.

Зверства немецких оккупантов на бельгийской земле вызвали поголовное бегство гражданского населения в прибрежные города Северного моря – Зеебрюгге, Антверпен, откуда можно было перебраться через Ламанш. Русские же все устремились в Брюссель, рассчитывая на содействие и защиту со стороны представителей России. Поскольку промышленное производство прекратилось, рабочие лишились заработка. Студенты были традиционно бедны, а «курортники» – даже некогда богатые – стали нищими, так как обмен рублей на местную валюту прекратился¹⁰⁶.

По требованию И.А. Кудашева брюссельское отделение Петроградского международного коммерческого банка с понятным неудовольствием согласилось принимать рубли по льготному курсу (200 франков за сто рублей), но только на основании выдаваемых консульством удостоверений о том, что предъявитель – русский подданный и заслуживает содействия банка. При этом на обмен принималось не больше ста рублей от каждого отдельного лица. Позже эту проблему решили более простым способом, поскольку миссия получила указание МИДа о порядке обмена русских денег в российских миссиях и консульствах по льготному курсу 250 франков за сто рублей. Содействие банка оказалось излишним, и русские деньги менялись как миссией, так и в подведомственных ей консульствах.

Оперативное решение финансовых вопросов облегчило возможность возвращения домой тем немногим, кто лишь случайно, вследствие прекращения нормальных сообщений, оказался в затруднительном положении. Однако проблему удалось решить лишь частично, поскольку основной контингент не имел ни гроша.

Как и во многих других европейских государствах, военные действия привели в Бельгии к резкому подъему активности гражданского общества. Наряду с существовавшими ранее благотворительными организациями возникали новые комитеты, комиссии, фонды по оказанию помощи пострадавшим гражданам, независимо от их национальности или принадлежности к тому или иному государству. Что касается помощи российским подданным, то с инициативой, как правило, выступали дипломаты, но реализовывали ее волонтеры при широкой поддержке местного населения. Так случилось и в Брюсселе.

Общественным центром русской колонии уже многие годы являлись православная церковь, клуб и читальня. На их базе решили создать Комитет взаимопомощи. Представители избранного Комитета предложили миссии свои услуги по организации помощи неимущим. Они арендовали пустующий дом для устройства в нем общежития или, скорее, ночного убежища, помещение же, занимаемое русским клубом, превратили в столовую.

Располагая небольшим капиталом, образовавшимся из частных пожертвований, миссия смогла предоставить Комитету денежные средства, необходимые для оборудования ночлежного дома и столовой. Для дальнейшего существования этих заведений членами Комитета, а также сотрудниками миссии и консульства собирались частные пожертвования. Кроме того, до выезда миссии из Брюсселя Комитету выделили дополнительно 600 франков¹⁰⁷.

Столовая, открытая русским Комитетом, пользовалась большой популярностью, и в ней кормились не только неимущие, которым обеды отпускались бесплатно, но и лица, имевшие достаточные средства, чтобы заплатить за еду весьма скромную цену, назначенную Комитетом.

Более сложным оказалось организовать ночлежный дом для рабочих. Выяснилось, что его меблировка слишком дорога, и поэтому вместо кроватей пришлось довольствоваться сеном и соломой, на которых ночевали бездомные беженцы. Представители интеллигенции размещались по частным квартирам, с хозяевами которых Комитет заключал особые соглашения. В результате, хотя подобная «сортировка» разнородных по происхождению, образованию и достатку подданных вызывала определенное недовольство, Комитету удалось предотвратить более серьезные столкновения и трения, которые могли бы произойти в условиях сосредоточения этих лиц в общем помещении. Деятельность благотворительного Комитета оказывала существенную поддержку миссии, давая возможность консульским работникам сосредоточиться на юридических вопросах и организации транспорта. Миссия выдавала заверенные печатью купоны на проезд в Лондон и Париж, которые обменивались в железнодорожной кассе на соответствующие билеты. Когда немцы оккупировали Брюссель, в нем остались только те русскоговорящие, которые привыкли считать Бельгию второй родиной и прервали все связи с Россией.

С наибольшими сложностями в работе с российскими беженцами столкнулись сотрудники консульства в Антверпене.

Население этого всемирно известного морского порта состояло из людей многих национальностей, говоривших на разных языках. Простые люди занимались обслуживанием судов, перевозкой товаров и рыбной ловлей. Богатые – банковским делом и торговлей бриллиантами. Русскоговорящая колония (в основном евреи и поляки) была довольно многочисленной.

В городе работали консульства 22 государств. По численности эти учреждения невелики – как правило, по 3–4 сотрудника. Такое же штатное расписание и в российском консульстве, деятельность которого концентрировалась на обслуживании судов и работе с моряками, служившими на иностранных судах. Как докладывали в Петербург консульские работники, «в течение летних месяцев этот беспокойный элемент не причиняет больших хлопот, так как моряки легко находят места на иностранных судах. Наплыв назойливых просителей начинается с сентября и продолжается до мая месяца. Что касается русской колонии, то она состоит исключительно из евреев, а поскольку на месте существует несколько еврейских благотворительных обществ, то консульству мало приходится иметь дело с выдачей им пособий. Основная работа заключается в выдаче и продлении паспортов, легализации документов, оповещении военнообязанных о сроках призыва, оформлении наследств и браков»¹⁰⁸.

Дыхание войны консульские работники в Антверпене ощутили еще за день до ее начала, когда к ним обратились несколько русских военных, которых германские власти не пропустили через границу. В тот же день просителей отправили на шведском пароходе в Норвегию. На следующий день в консульство прибыла новая партия соотечественников. Ими оказались более 200 эмигрантов из Америки, возвращавшихся домой. Капитан парохода, зафрахтованного до Петербурга, отказался следовать дальше в связи с началом военных действий и высадил всех пассажиров в Антверпене. Эмигрантов удалось временно разместить на русском судне «Рудольф», где в течение трех недель их кормили бесплатно.

В консульство стали в большом количестве обращаться русские подданные с просьбой о подтверждении подлинности их документов. По распоряжению антверпенских властей все иностранцы, прибывшие в город после начала военных действий, должны были немедленно покинуть его. Поэтому консулу приходилось удостоверять время прибытия в Антверпен того или иного лица. Выяснилось, что в консульском округе проживает не менее 500 военнообязанных, состоявших в запасе или в ополчении, которым делались отметки в паспортах о невозможности явиться в срок в Россию для отбытия воинской повинности по независящим от них причинам.

Чрезмерное скопление русских подданных, не владевших иностранными языками и подвергавшихся частым арестам из-за пьяных драк, причиняло консульству немало хлопот. Норвежский поэт Нурдаль Григ, проплававший не один год на торговых судах, с исчерпывающим реализмом описал царящую в портах обстановку:

Гавань утехой грубой

Скалит мне пьяный рот.

Драки, попойки, ругань —

Дым коромыслом идет.

В кубрике, как в борделе,

Много часов подряд

Пьют, бранятся и делят,

Жрут, ножами грозят¹⁰⁹.

Перед консульством происходила постоянная давка. Один из назойливых посетителей даже схватил за горло консульского секретаря. Во избежание повторения подобных случаев грубого насилия со стороны особо «нетерпеливых» посетителей пришлось установить постоянное дежурство жандармов.

Посланник в Бельгии И.А. Кудашев неоднократно предпринимал меры по организации массового выезда соотечественников на родину. Первоначально ему удалось договориться с военными властями, предложившими использовать задержанный и стоявший в порту немецкий пароход «Gneisen.au». Но правительство Нидерландов отказалось пропустить пароход через устье Шельды, обосновав это тем, что судно, как захваченное в порту воюющей стороной, составляет морской приз и не может быть использовано. С другой стороны, в проходе этого судна по территориальным водам голландское правительство усматривало нарушение своего нейтралитета.

В конце концов Кудашеву удалось добиться согласия англичан на предоставление для беженцев безвозмездно большого парохода «Калипсо» для возвращения их в Россию через Архангельск¹¹⁰.

С 20 сентября по 10 октября продолжалась германская осада Антверпена. Под градом снарядов из жерл тяжелых орудий, подвезенных немцами и установленных на заранее ими же выстроенных платформах, в порту пылали огромные цистерны с нефтью. Боевые «цеппелины» и самолеты забрасывали несчастный город бомбами. Мирное население в панике бежало из обреченного города десятками тысяч, спасаясь кто куда – на судах в Англию и Францию или на велосипедах в Голландию.

Согласно подсчетам современных историков, жертвами немецкого террора стали около 6 тыс. бельгийцев. Сожжено 25 тыс. жилых домов и других зданий. Полтора миллиона бельгийцев (20 % от предвоенного населения страны) стали беженцами.

К сожалению, как об этом сообщается в донесениях в Петроград из Антверпена, консульским работникам далеко не всех удалось убедить выехать на родину. Немало лиц, особенно среди евреев, упорно настаивали, чтобы им предоставили право остаться в Антверпене, даже когда военные власти стали удалять из крепостного района все гражданское население. «Лишь после того как немцы стали расстреливать из тяжелых орудий бельгийские города, ими овладела паника, и они с той же настойчивостью стали требовать содействия дипломатов к немедленной отправке в Великобританию и Голландию»¹¹¹. Поэтому ко времени эвакуации миссии из Антверпена в этом городе практически не осталось нуждающихся в помощи русских подданных.

В прилегающих к Бельгии Нидерландах события развивались по уже знакомому сценарию. Ограниченный штат сотрудников, тесные помещения миссии и генерального консульства, отсутствие опыта работы с большим количеством посетителей и четких указаний из Петрограда создали непростую ситуацию для дипломатов.

В начале 1914 г. Голландия была крупной и богатой колониальной империей. Ее заморские владения в Ост-Индии (Индонезия) и Вест-Индии (острова Антильского архипелага и Суринам) превышали размеры метрополии более чем в 60 раз. В колониях проживало 38 млн человек, в то время как население собственно Голландии едва превышало 6 млн. По формальному числу подданных Королевство Нидерландов лишь немногим уступало Австро-Венгрии, одной из крупнейших держав начала XX века.

По уровню экономического развития Голландия занимала в 1914 г. пятое место в мире по объему внешней торговли.

Голландия оказалась одной из немногих нейтральных стран Европы, у границ которой сразу же развернулись боевые действия. Поэтому, несмотря на мирный статус, в стране 1 августа началась мобилизация 200 тыс. резервистов. До начала войны голландская армия на своей европейской территории насчитывала всего 60 тыс. человек, но потом ее численность была увеличена до 450 тыс. штыков.

Сразу же после падения Антверпена в Нидерланды хлынули толпы бельгийских беженцев. К октябрю 1914 г. их насчитывалось около 900 тыс. (в основном фламандцев). В специально организованных для беженцев лагерях разместились не только беженцы из Бельгии, но и около 35 тыс. бельгийских интернированных военных, а также свыше 15 тыс. дезертировавших немцев, несколько сотен бежавших из плена англичан, французов и даже несколько десятков русских.

Естественно, что при таких масштабах беженцев нидерландским властям было не до русских, хотя они и оказывали им всю возможную помощь. Первые партии русских отправлялись на последних отходивших из Нидерландов в Норвегию пароходах. Операция эта проходила с большими трудностями – судоходные компании неохотно принимали на борт русских, опасаясь задержки судов немецкими крейсерами. Вскоре прямые пассажирские рейсы между Нидерландами и Норвегией прекратились. Единственным путем в Россию остался маршрут из Великобритании на норвежский Берген или Архангельск.

Основная масса беженцев сосредоточилась в Роттердаме, в котором, несмотря на их регулярную отправку партиями два-три раза в неделю, постоянно проживало до 200 человек. Большинство составляли студенты из Германии и Бельгии, не имевшие никаких средств. При содействии генерального консульства они размещались в гостинице «Метрополь», принадлежащей «Армии Спасения», а 20 человек находили приют в доме одного из местных меценатов, предоставившего свое жилье бесплатно.

Помимо беженцев в Роттердаме оказалось около сотни русских матросов, оставшихся без работы в связи с прекращением рейсов многих судов, в том числе немецких. В затруднительном положении находились также сотни русских эмигрантов, возвращавшихся из Америки компаниями «Ураниум», «Голланд-Америка» и «Голландию Ллойд». Эти компании, не имея возможности выполнить свои контракты по доставке эмигрантов на родину, стремились сдать их на попечение миссии, настоявшей, однако, на выполнении судовладельцами их контрактных обязательств. В результате в ожидании отправки на родину эти эмигранты содержались за счет названных компаний в портовых бараках Роттердама и Амстердама.

Личный состав генерального консульства в Роттердаме (2 сотрудника) работал самоотверженно.

Посланник в Нидерландах Александр Николаевич Свечин докладывал в Петроград: «Деятельность вверенной мне миссии и особенно нашего генерального консульства в Роттердаме в начале войны была сопряжена с большими затруднениями. Эти затруднения проистекали, с одной стороны, из финансового кризиса, охватившего голландский рынок, а с другой – из-за отсутствия средств, из коих мы могли бы почерпать необходимые суммы для оказания безотлагательно необходимой помощи русским подданным»¹¹².

А.Н. Свечин возглавлял российскую миссию в Нидерландах с 1912 г. Он начал свою дипломатическую службу в 1880 г. в посольстве в Италии, в 1882-м получил назначение вторым секретарем миссии в Швейцарии, а в 1885-м – посольства в Турции. В 1894-м – третий, в 1895-м – второй и в 1898-м – первый секретарь посольства во Франции. В 1902–1912 гг. – советник посольства в Константинополе.

Начало войны ознаменовалось в Нидерландах небывалой денежной паникой. Все биржи закрылись, банки прекратили выдавать суммы по аккредитивам и даже по текущим счетам. При расплате в магазинах принимались только металлические деньги, размен бумажных купюр был крайне затруднен. С учетом невозможности получения денег по аккредитивам и трудности размена любой иностранной валюты, поставившей даже состоятельных лиц в безвыходное положение, миссия и генеральное консульство приступили к выдаче ссуд и размену русских денег на голландскую валюту. Поскольку официальные инструкции из Петрограда о выделении дополнительных кредитов на оказание помощи беженцам задерживались, средства на эти цели решили временно взять из фонда заработной платы сотрудников. Это дало беженцам возможность приобрести билеты и располагать хотя бы минимальными средствами на пропитание.

Последующее выделение Центром кредитов миссии для оказания помощи соотечественникам и установление порядка ее выдачи заметно разрядили ситуацию.

После оккупации германскими войсками Бельгии, особенно после падения Антверпена и переезда союзных миссий из Брюсселя в Гавр, императорской миссии в Гааге пришлось оказывать посильную помощь многочисленным русским подданным, оставшимся в этой стране. Миссия стремилась облегчить тяжелое положение русской колонии в Льеже, состоявшей главным образом из учащихся местных учебных заведений. Этот город, оказавшийся отрезанным от внешнего мира, немцы подвергли суровой расправе. Вскоре после его оккупации свыше 400 русских подданных арестовали и впоследствии интернировали в Мюнстерлагере, Цельлагере и других пунктах в Германии. Положение 200 русских, оставшихся в Льеже на свободе, было также незавидным. Они постоянно находились под угрозой ареста, официально лишенные права легальным путем покинуть страну.

Консульским работникам в Роттердаме и Гааге впервые пришлось работать в авральном режиме с такой огромной массой разных по возрасту соотечественников, представителей практически всех имущественных категорий – от банкиров и депутатов Государственной думы до шахтеров и мелких торговцев. Свои наблюдения о поведении этих людей, их желании вернуться на родину (или отсутствии такового) они впоследствии изложили в консульских донесениях в Петроград.

К каким же выводам пришли дипломаты?

Во-первых, при формировании отбывающих в Россию групп миссия неожиданно столкнулась с тем, что около 100 беженцев, получивших ссуды, уклонились от поездки, пытаясь вернуться обратно в оккупированную немцами Бельгию. Многие из выехавших в Англию как в транзитную страну не вернулись в Россию, поступив в учебные заведения в Лондоне или найдя там работу.

Во-вторых, немало людей, главным образом мелких торговцев-евреев, неоднократно обращались за помощью, но не собирались ехать на родину и возвращать полученные деньги. Большинство из них давно порвало всякую связь с Россией и являлось лишь формально русскими подданными.

Поэтому миссии приходилось с особой осторожностью относиться к просьбам о пособиях и ссудах со стороны этой категории беженцев, большей частью вовсе не желавших возвращаться на родину. Тем не менее, и таким лицам пришлось выдать довольно много ссуд и пособий ввиду их бедственного положения. Всего со времени начала войны миссией и генеральным консульством в Нидерландах оказана помощь почти 1300 лицам, причем зарегистрированы лишь главы семейств, подчас и многочисленных.

Предоставление беженцам бесплатного проезда в Архангельск через Великобританию не облегчило положение дел в Роттердаме. Хотя генеральное консульство продолжали осаждать просьбами о пособиях или бесплатных билетах в Великобританию, нежелание возвращаться в Россию затрудняло деятельность консульских работников, требуя от них тщательной перепроверки данных о просителях, что в условиях военного времени было крайне затруднительно. А ведь главная задача дипломатов состояла в том, чтобы содействовать возвращению русских подданных в Россию, а не содержать их в Нидерландах.

В донесениях российских дипломатов в Петроград, наряду с отчетами о решении практических вопросов, связанных с оказанием помощи российским подданным, содержится немало достойных внимания наблюдений экономического характера. Отмечается, в частности, рост «контрабанды» заморских товаров и сырья в Германию. Так, к 1916 г. поставки из Голландии мяса увеличились в 4 раза, а сыра – в 5 раз по сравнению с довоенным временем. Немцы же расплачивались углем, на котором работала вся нидерландская промышленность.

Легальная и «контрабандная» торговля по обе стороны фронта дала огромную прибыль. Золотой запас страны

за годы мировой войны вырос в 4,5 раза. В 1915–1918 гг. в сейфы центрального банка Нидерландов попало свыше 400 т драгоценного металла, в основном из Германии. К концу войны стоимость золотого запаса Голландии почти в 2 раза превышала общую номинальную стоимость всех бумажных денег, обращавшихся как в метрополии, так и в колониях.

Оказание помощи российским подданным во Франции столкнулось с серьезными трудностями, связанными с большим количеством бельгийских беженцев (около 600 тыс. бельгийцев-валлонов), к которым вскоре присоединились и многочисленные французы (700 тыс.) из северных районов, оккупированных немцами. И это при том, что начало Первой мировой войны подавляющее число французов встретило с воодушевлением. Президент Франции Р. Пуанкаре так описывал эти дни: «Никогда во всей своей истории Франция не была столь прекрасной, как в эти часы, свидетелями которых нам дано было быть. Мобилизация, начавшаяся 2 августа, заканчивается уже сегодня, она прошла с такой дисциплиной, в таком порядке, с таким спокойствием, с таким подъемом, которые вызывают восхищение правительства и военных властей»¹¹³.

«Опытные гарсоны не успевали менять опорожнявшиеся бутылки шампанского, – докладывал русский военный атташе Алексей Алексеевич Игнатьев. – Денег никто не жалел. Некоторые из этих гарсонов, уже уходившие на фронт, принимали участие в общем празднике: гости подносили им полные стаканы искристого вина. Широчайшие окна витрин и двери были настежь открыты, и скоро ресторан слился с улицей. По ней проходили кучки молодежи. «На Берлин! На Берлин!» – подхватывали они в темп марша этот победный клич. Больно было это слышать. Были ли это люди только невежественны, или просто обмануты? А быть может, они были счастливее меня, не сознавая всей тяжести предстоящей борьбы?»¹¹⁴.

Те же ощущения о французском патриотизме и о добровольцах, рвущихся на фронт, выразил в своих стихах и Н.С. Гумилев:

…Вышли кто за что: один – чтоб в море

Флаг трехцветный вольно пробегал,

А другой – за дом на косогоре,

Где еще ребенком он играл;

Тот – чтоб милой в память их разлуки

Принесли «Почетный легион»,

Этот – так себе, почти от скуки,

И средь них отважнейшим был он!

Правящие круги страны жаждали реванша за поражение во франко-прусской войне 1870–1871 гг. Уверенность в скорой победе и возвращении захваченные пруссаками Эльзаса и Лотарингии казалась им бесспорной. Ситуация, как известно, сложилась совсем не так, как это планировали французские генералы.

Те, кто побывал в Париже, знают, что в августе город пустеет – жители уезжают на морские курорты и по улицам бродят лишь туристы. На этот раз все по-другому – толпы патриотически настроенных парижан и не меньшее количество иностранцев, обеспокоенных своей судьбой.

В русское посольство, расположенное на тихой улочке Гренель, двинулись соотечественники¹¹⁵. Первыми пришли студенты. По традиции, сложившейся с давних времен, Франция являлась одним из главных центров притяжения русского студенчества. В первую очередь, разумеется, Париж, насчитывавший немало учебных заведений с бесплатным образованием. Только в Сорбоннском университете в 1914 г. обучалось 1,6 тыс. студентов и студенток из России, что составляло примерно половину всех иностранцев и 20 % всего французского студенчества. 512 россиян учились на историко-филологическом факультете (специализируясь главным образом на истории французской культуры), 250 – юристы и столько же естественников. На втором месте по численности русских находился университет Нанси, где количество русских студентов выросло с семи в 1903 г. до 450 в 1913 г. Около полусотни русских студентов обучалось в Гренобле, почти столько же в Лионе. Среди первых просителей о помощи оказалось более 20 групп преподавателей и учащихся, совершавших коллективные поездки по приглашению французских школ и университетов, а также и те, кто ранее учился в высших учебных заведениях Германии, а теперь оказались во Франции.

Не имея никаких инструкций из Петрограда, консульские работники не могли ответить на главный вопрос – как и где обменять обесцененные русские деньги, какую ссуду и на каких условиях может выдавать посольство. Тем временем количество просителей росло с невероятной скоростью. Вскоре в Париже появились шахтеры, трудившиеся в бельгийских каменоломнях, и сельскохозяйственные рабочие. К ним присоединились представители интеллигенции и купечества, традиционно отдыхавшие на морских курортах Нормандии и Бретани.

С утра и до позднего вечера соотечественники заполняли обширный двор посольства, коридоры и приемные канцелярии генерального консульства, а также значительную часть приемных и личных помещений, предоставленных послом для просителей.

Две-три недели ушло у сотрудников на организационные мероприятия по порядку и условиям выдачи денежной помощи. Она оказывалась в различной форме: лица, лишенные заработка и не имеющие никаких источников дохода в России, получали пособия. Некоторые, находившиеся в особо тяжелом положении (учащаяся молодежь, художники и т. д.), получали материальную помощь вплоть до 31 декабря 1914 г.

Генерал А.А. Игнатьев, анализируя настроения посетителей и их отношение к войне, писал: «Принимая в свое ведение во дворе посольства неорганизованную и возмущенную толпу, я не предполагал встретить в ней столь разнообразные и даже враждебные друг к другу элементы. «Я эмигрант, враг царского режима, – заявляет другой [военнообязанный]. – Никаких документов у меня нет, но я желаю защищать свою родину от проклятых немцев». Таких приходится уговаривать не возвращаться в Россию. Некоторые из эмигрантов-патриотов не послушали моего совета и были арестованы русскими жандармами при переезде через финляндскую границу»¹¹⁶.

Число посетителей было настолько велико, что посольство и генеральное консульство в силу нехватки персонала физически не могли оказать помощь соотечественникам. Выход нашли путем привлечения к консульской работе группы русских, постоянно проживавших в Париже.

Под председательством бывшего секретаря посольства князя Н. Аргутинского-Долгорукова был создан Комитет выдачи пособий, который включился в работу по переводу присылаемых МИД России денег и обмену иностранных денег на местную валюту. Находившееся под председательством супруги посла М.К. Извольской Благотворительное общество также оказывало услуги по выдаче пособий наиболее нуждающимся.

Лица, имеющие источники дохода на родине, но кратковременно лишенные возможности ими воспользоваться в виду затруднительности сообщений с родными, получали ссуды. Обращавшиеся с такой просьбой заполняли соответствующие анкеты, отвечая на поставленные в них вопросы. Каждое прошение внимательно рассматривалось с учетом кредитоспособности просителя. Лицам, имевшим русские деньги, облегчался их обмен по льготному курсу, и, наконец, организована была выдача денег, переведенных родственниками из России через МИД. Операция эта, на первый взгляд простая, осложнялась ввиду значительного количества совершаемых переводов (более 4,5 тыс. мелких переводов, не превышавших 300 франков), искажений имен и адресов телеграфом, плохой работой почты и частой переменой местожительства адресатов.

Обмен денег производился небольшими суммами во избежание спекуляций. Кроме того, по ходатайству посольства парижское отделение Русско-Азиатского банка выплачивало деньги по аккредитивам, не признававшимися парижскими банками.

Что представляли собой российские загранучреждения в Париже, в каких условиях работали дипломаты? Что думали о сотрудниках посольства посещавшие его соотечественники?

Процитируем некоторые высказывания. Уже упоминавшийся ранее М.К. Элпидин писал: «Наше консульство в Париже помещается в обширном доме, главный корпус которого занят посольством. Внешние размеры помещения позволяют догадываться, что посланник живет широко, просторно и комфортабельно. Под консульство же отведены во флигеле две комнаты, из которых в одной заседает консул, а другая, входная, где стоит стол секретаря, предназначена для приема посетителей. Нам случилось однажды попасть в эту комнатку, и мы надолго сохраним вынесенное впечатление: внешняя грязь, пыль, паутина по стенам, тяжелая атмосфера, насыщенная табаком, и посреди этой обстановки – маленький, юркий секретарь, то поднимающий свой голос до металлических повелительных нот с одними посетителями, то спускающий его до подобострастных и ласково-певучих с другими. Кучка просителей, запуганных, робких и выносящих безропотно гостинодворские остроты и глумления этого нахального и самодержавного чиновника. Все это сразу перенесло нас на далекую родину и воскресило в памяти обстановку канцелярии в каком-нибудь захолустном губернском городе России»¹¹⁷.

А вот что написано о работе в Париже в мидовском справочнике 1914 г.: «Что делает службу в Париже особенно тяжёлой, так это отвратительное помещение, маленькое, с грязными, низкими стенами и потолком, отапливаемое из экономии печкой «саламандрой», дающей слишком высокую температуру, и действующей, благодаря газам, выделяемым ею, на голову находящихся в канцелярии лиц. Положение усугубляется и тем, что часть состава консульства позволяет себе курить, отчего воздух окончательно портится и приходится прибегать к открытию окон, что зимой сопряжено с опасностью для здоровья. Жизнь консульских чинов в смысле общественном проходит совершенно незаметной, поскольку при наличии посольства все внимание и все почести отводятся составу посольства»¹¹⁸.

Посольство России во Франции возглавлял талантливый русский дипломат, бывший министр иностранных дел Александр Петрович Извольский.

В МИД Извольский поступил в 1875 г. Вначале служил в Канцелярии МИДа, затем на Балканах под началом посла в Турции князя А.Б. Лобанова-Ростовского, о котором с благодарностью вспоминал как о своем учителе. В 26 лет Извольский назначен первым секретарем российской миссии в Румынии, откуда вскоре переведен на такую же должность в Вашингтон. Затем его продвижение по служебной лестнице замедлилось. Лишь в 1894 г. он получил свой первый самостоятельный дипломатический пост – министра-резидента России при Папском престоле. В следующем году, после 20 лет службы, Извольского произвели в действительные статские советники. Прослужив три года в Риме, он отправился посланником в Сербию, а еще через три года в той же должности служил при баварском королевском дворе в Германии. Назначение в ноябре 1899 г. посланником в Японию позволило ему оказаться в центре борьбы великих держав за сферы влияния и раздел Китая. Осенью 1902 г. Извольского отозвали из Токио в Петербург, и уже в октябре он получил назначение послом в Данию. Этот пост рассматривался как весьма почетный, поскольку датскую королевскую семью с Романовыми связывали родственные узы. В результате в конце апреля 1906 г. он стал министром иностранных дел России¹¹⁹.

В историю российской дипломатии А.П. Извольский вошел как мастер политического компромисса – разграничение интересов, выделение сфер влияния, «уступки» и «обмен» территорий третьих держав. Его подход отличался реализмом, не связанным ни с какими политическими традициями или идеологическими догмами. В большом количестве сложных проблем он умел выделить главные, подчинить второстепенные вопросы основным – политическим. В бытность министром А.П. Извольский подготовил модернизацию МИДа, в котором, по его оценке, царили «застой и разложение». Наряду с другими нововведениями он поставил на современный уровень информационную службу министерства, ввел в практику систематическую рассылку копий основных дипломатических документов в заграничные представительства, а также главе правительства и некоторым министрам, что имело положительное значение для согласования деятельности ведомств и принятия совместных решений. Ему удалось сменить всю министерскую верхушку, однако заменить послов и посланников, многие из которых достигли преклонного возраста, он не сумел. Новый министр сократил число дипломатических миссий в Германии и увеличил количество штатных консульств за границей.

После своей отставки в 1910 г. и назначении послом во Францию А.П. Извольский активно работал над укреплением русско-французского сотрудничества¹²⁰.

Военное положение Франции стремительно ухудшалось. 20 августа 1914 г. президент Р. Пуанкаре и правительство обратились к стране с манифестом, в котором сообщалось о переезде государственных учреждений в Бордо¹²¹.

«Священная война за честь нации и восстановление попранного права будет продолжаться без устали, – подчеркивалось в Манифесте. – Везде и повсюду французы встанут на защиту независимости страны, но чтобы придать их борьбе грозную мощь, необходимо, чтобы правительство оставалось свободным в своих действиях. Поэтому по предложению военных властей Парижа правительство переносит временно местопребывание в такую часть территории, где может оставаться в постоянном свободном общении со всем государством, и приглашает членов законодательных учреждений не удаляться от него. Правительство оставляет Париж, приняв все меры к защите города».

Ночью 21 августа президент и правительство выехали в Бордо. В этот же город выехало и посольство России. «Бордо, – отмечает в своих мемуарах Ю.Я. Соловьев, – представлял в это время необыкновенное зрелище. Там находились все французское правительство и все иностранные посольства и миссии. Город был переполнен. Не могу не отметить интересной подробности. Наше посольство выехало из Парижа в полном составе, несмотря на то, что там скопилось много русских, находившихся к тому же в весьма затруднительном материальном положении. Перед опустевшим зданием посольства стояла обыкновенно громадная толпа русских, пришедших туда за помощью. Был образован местный благотворительный комитет, и лишь через несколько дней после выезда посольства в Бордо оттуда в Париж был послан один из консульских чиновников, чтобы позаботиться о русских, оставшихся во французской столице»¹²².

Пройдет всего 27 лет, и в июне 1941 г. советское посольство будет покидать Париж в совершенно других условиях. Рано утром 23 июня эсэсовцы штурмом возьмут генконсульство в Париже (посольство в этот период находилось на юге Франции – в Виши), и уцелевших сотрудников отправят в Германию. Что касается посольства, то 30 июня всем его сотрудникам будет предложено покинуть Францию специальным поездом. Вишисты намеревались произвести обмен русских дипломатов на их коллег – французов, но французский посол в Москве, а также все его сотрудники отказались возвращаться в Виши и уехали в США. Лишь в конце июля к пленникам приехал представитель шведского Красного Креста Бернадотт и сообщил, что при посредничестве Стокгольма достигнута договоренность о возвращении советских сотрудников на родину в обмен на дипломатов держав «оси». Возвращение предстояло по маршруту Марсель – Милан – Белград – София. На болгаро-турецкой границе должен был произойти обмен.

Однако вернемся в 1914 г. Часть русских, не желавших или не имевших возможности оставить Францию, после переезда правительства и посольств предпочла также выехать из Парижа. Более состоятельные уезжали в Бордо. Неимущие, благодаря содействию французских властей, бесплатно эвакуировались в город Тур. В течение первых четырех дней после отъезда правительства и посольств из Парижа в Тур выехало более 1700 русских. Основная масса беженцев направилась на юг и сконцентрировалась в Марселе.

Генеральное консульство России в Марселе по своей значимости для развития российско-французских отношений не уступало посольству в Париже. Естественно, в Париже проходили встречи «в верхах», обсуждались вопросы военно-политической стратегии, но центром практической реализации достигнутых договоренностей (особенно в торговой сфере) все же являлся Марсель. Территория, на которую распространялась юрисдикция генерального консульства, охватывала почти четвертую часть Франции с пятью большими университетскими городами, а также все французские колонии, кроме Алжира и Туниса.

Марсельский консульский округ считался в МИД России одним из самых больших. К сожалению, штатное расписание этого не учитывало. Текучка, связанная с обслуживанием судов и оформлением торговых сделок, заполняла все рабочее время сотрудников. Русская колония в тот период в Марселе была немногочисленна – в основном учащаяся молодежь. Студенты постоянно обращались с просьбами о материальной помощи и запросами по различным вопросам – оформление доверенностей, выдача документов об отсрочке от призыва в армию, легализация аттестатов и иных удостоверений. «Среди русских посетителей консульства преобладали беспаспортные бродяги, эмигранты, матросы, требующие денежной помощи, работы или отправления на родину. Консульство, получая для этой цели из министерства весьма ограниченную сумму, не в состоянии удовлетворить и одной десятой части нуждающихся, что вызывает возмущение со стороны просителей и вынуждает сотрудников в крайних случаях прибегать к помощи французской полиции в целях «успокоения» особо недовольных»¹²³.

Расположенное в двухэтажном уютном домике на севере Марселя генконсульство не располагало служебными помещениями, способными вместить сотни посетителей. Тем более что многие из них стремились избрать дворик консульства для ночлега, поскольку отхода парохода приходилось иногда ожидать по несколько дней.

По мере того как становилось ясно, что война принимает затяжной характер, из многих курортных местечек стали поступать запросы об условиях отправки из Марселя. Поэтому генеральное консульство организовало три дополнительных опорных пункта сбора – в Тулузе, Туре и Гренобле. Отсюда по ходатайству французского правительства русские подданные отправлялись группами бесплатно в Марсель, где их встречал российский вице-консул. Опасаясь вступления в войну Турции, пароходная компания сократила число рейсов на Одессу и стала использовать старые и небольшие суда, отчего в ожидании рейса скапливалось иногда до 100 человек одновременно. После закрытия Дарданелл эта же французская компания перенаправила свои суда на Салоники.

О том как складывалась обстановка в Швейцарии в годы Первой мировой войны, писали многие авторы, в том числе проживавший в Женеве талантливый российский журналист А. Дивильковский. В серии статей, опубликованных в 1914–1915 гг. в журнале «Вестник Европы», он в деталях рассказывает о финансовом положении и психологическом настрое русских беженцев, наводнивших в первые недели войны Швейцарию¹²⁴.

Известная русская журналистка 3. Журавская, оказавшаяся летом 1914 г. вместе с семьей в Берне, весьма эмоционально описывает события этого периода в своем очерке «В швейцарской мышеловке».

«На другой же день после объявления войны, – пишет 3. Журавская, – швейцарские банки перестали менять деньги – русские, французские, немецкие, английские, какие бы то ни было – выдавать по чекам и аккредитивам. Даже швейцарцам-вкладчикам выдавалось в счет вклада не более двухсот франков, единовременно, хотя бы вклад был в 20–30 тыс. А так как отпускники всегда опасаются до последнего дня взять из банка последние деньги на дорогу, то почти все они оказались в трагическом положении. И когда в Берне стали кормить неимущих на средства города похлебкой с хлебом по два раза в день, за наскоро сколоченными из досок длинными столами не редкость было увидеть и людей с высоким общественным положением. Все не безусловно нужное для жизни сразу утратило цену, и за тысячные серьги давали в продаже 50 франков, а в заклад и вовсе не хотели принимать»¹²⁵.

В швейцарском обществе превалировали германофильские настроения, в определенных политических кругах даже сомневались, стоит ли сохранять нейтралитет. Во главе швейцарской армии стоял генерал Ульрих Вилле, который был женат на родственнице канцлера Бисмарка, графине Кларе фон Бисмарк. Генеральный штаб швейцарской армии тайно обсуждал с прусскими властями план действий на случай французского вторжения. В таких обстоятельствах швейцарский нейтралитет оказался более чем когда-либо под угрозой.

Швейцария стояла перед непростым выбором. В августе 1914 г. германские войска оккупировали нейтральную Бельгию. Конфедерацию могла ожидать такая же участь. В стране прошла мобилизация – 220 тыс. человек призвали для защиты швейцарских границ от возможной агрессии. В разгар уборочных работ это нанесло значительный урон экономике, ведь большинство солдат набрали из крестьян. Вместо них на поля отправились женщины. Тысячи семей рабочих оказались на грани нищеты, что вынуждало их обратиться за социальной помощью.

Количество русских беженцев в августе 1914 г. достигало 7–8 тысяч. Среди них разные люди – много сельскохозяйственных рабочих, высланных из Германии, студенты, больные, находившиеся на лечении на курортах Германии, Австрии и Швейцарии, туристы и, наконец, постоянная русская колония. Особенно много студентов. В предвоенный период Швейцария стала главным центром русского студенчества за границей: из 6197 студентов ее университетов 2553 были из России (то есть более 40 %). При этом в некоторых университетах русские составляли большинство по сравнению с местными. В Лозанне на 300 швейцарцев приходилось 457 русских, а в Женеве на 210 швейцарцев – 671 русский.

Многие русские, обеспокоенные судьбой оставшихся в России родственников и не видя для себя дальнейших перспектив в Швейцарии, стремились вернуться домой. Все они, естественно, ринулись в русское посольство.

Как их встретили дипломаты? Предоставим слово участникам событий.

«Мы бросились в посольство, – пишет 3. Журавская. – Перед ним вся улица запружена русскими. У дверей посольства часовой, с ружьем, к которому привинчен штык, и с немецким строгим окриком: «Halt!» Да и к двери не пробраться… Наконец, проскользнули внутрь. Но и внутри, в узком темном коридоре такая же толчея, духота – и тишина. Служащие нашей миссии, проводившие дотоле жизнь в приятном ничегонеделанье, естественно, растерялись и обозлились под наплывом непривычной и неожиданной работы и, понятно, встретили соотечественников не очень-то приветливо»¹²⁶.

Возглавлял российскую миссию в Швейцарии в качестве Чрезвычайного Посланника и Полномочного Министра Василий Романович Бахерахт, выходец из голландцев, переселившихся в Россию в XVII веке.

Василий Романович Бахерахт – типичный представитель высшего звена царской дипломатии. При рождении в 1851 г. получил имя Вильгельм Александр Карл Роберт. Происходил из старинного рода голландцев, обосновавшихся в России в 1636 г. В МИД пришел по стопам отца Романа Ивановича Бахерахта (1797–1884), дипломата, бывшего генеральным консулом в Генуе. Воспитывался вне России, лютеранин.

В 1871 г. поступил на дипломатическую службу в миссию в Берне, а через три года вынужден был принять православие и русское имя – Василий. Вся последующая жизнь прошла вне России, в основном в германоговорящих странах. 1871–1875 гг. – миссия в Швейцарии, в 1875–1883 гг. – в Баварии, с 1883 г. – в Бельгии, с 1885 г. – посольство в Германии, с 1893 г. – секретарь миссии в Португалии и с 1895 г. – 1-й секретарь миссии в Швейцарии. Затем, на относительно короткий период, получил назначение российским министром-резидентом в Марокко. С 1906 г. – вновь в Швейцарии, на этот раз в должности Чрезвычайного Посланника и Полномочного Министра.

Не имея достаточных оснований, трудно судить о понимании Бахерахтом трудностей, с которыми столкнулись русские беженцы. Никого из них (независимо от должности) он не принимал, ни перед кем не выступал с утешительными речами, стараясь входить и уходить со службы незамеченным. Ни он, ни его супруга не подключались к деятельности каких-либо комитетов помощи.

Вся эта кропотливая работа легла на плечи немногочисленных консульских сотрудников среднего и младшего звена.

В ноябре 1914 г. русские эмигранты создали в Берне Центральный Комитет помощи российским гражданам в Швейцарии во главе с профессором Н.М. Райхсбергом. Комитет занимался выдачей ссуд лицам, уезжающим в Россию и не имеющим средств на отъезд; оказанием помощи военнопленным; выдачей денежных переводов по указаниям Московского комитета помощи русским военнопленным и застигнутым войной за границей; розыском военнопленных, установлением и облегчением сношений между ними и их родственниками¹²⁷.

Миссия под руководством посланника взяла на себя лишь транспортные вопросы, связанные с организацией отъезда беженцев из Берна в Геную или Венецию, а также распределение купонов на железнодорожные и пароходные билеты.

По получении инструкций МИДа, поручавших миссии взять на себя работу по возвращению российских подданных на родину, посланник дал указание опубликовать эту информацию в наиболее читаемых швейцарских газетах, сообщив одновременно подробные условия проезда на предоставляемом российским правительством пароходе «Курск» из Генуи.

Организованная затем в миссии запись на этот пароход шла довольно бойко, и в одном только Берне записалось около 430 человек¹²⁸.

Для доставки соотечественников в Геную дипломаты договорились с федеральным правительством о формировании специальных поездов из Берна, Женевы и Цюриха до итальянской границы, откуда они должны были следовать также поездом в Геную.

Однако когда до отправления поездов оставался один день и миссия начала выдавать записавшимся контрамарки на «Курск», выяснилось, что первоначальное намерение соотечественников вернуться во что бы то ни стало на родину заметно ослабло и многие в последний момент отказались от поездки. Причем, взяв в миссии талоны на билеты, они возвращали их за час до отхода поезда. В результате из записавшихся в Берне 430 человек выехало лишь 165, а всего Швейцарию покинуло 566 пассажиров вместо ожидавшихся 1400. Возникла проблема с заполнением уже зафрахтованных трех пароходов. Поэтому миссия обратилась через посольство в Риме с просьбой о задержке хотя бы одного судна до 21 сентября.

Просьбу удовлетворили, но ситуация повторилась – беженцы записывались на пароход, брали талоны на бесплатный проезд, заказывали места и в самый последний момент отказывались от поездки. Во многом это объяснялось тем, что им не сообщали точного расписания отхода пароходов, а поскольку большинство людей не имели никаких средств для проживания в Генуе в ожидании отъезда, они предпочитали оставаться в Швейцарии, полагая, что здесь жизнь дешевле. Многие считали, что дипломаты их попросту «хотят сплавить», а некоторые предъявляли завышенные и нереальные требования на комфорт в пути.

Определенную роль в подобных настроениях беженцев и их колебаниях играли распространявшиеся слухи относительно минирования морских путей, противотифозного карантина, якобы объявленного в Салониках. Такого рода информация воспринималась с большой доверчивостью и создавала тревожное настроение. Миссия пыталась на рабочем уровне бороться с этими слухами, предоставляя все получаемые ею официально из Рима и Генуи дополнительные сведения и стараясь в беседах с посетителями успокаивать их и, насколько возможно, исполнять различные ходатайства.

Все эти меры, однако, имели лишь частичный успех, и многие соотечественники предпочли остаться в Швейцарии, выжидая здесь дальнейшего хода событий, несмотря на то, что их оповестили о прекращении денежной помощи.

Итоги работы миссии по возвращению российских подданных на родину оказались более чем скромными и пароходы, зафрахтованные правительством, в особенности первые из них, ушли полупустыми. Не лучшим образом характеризует работу миссии и тот факт, что даже в отчетных документах в Петроград посланник затруднился назвать точное количество оставшихся в Швейцарии русских и привел на этот счет данные швейцарских властей – не менее 3000 на начало 1915 г.

Вопрос о неудовлетворительной работе миссии в Берне получил широкую огласку в феврале 1915 г. на заседании Государственной думы. Депутаты потребовали немедленной отставки и замены В.Р. Бахерахта.

Выступая перед депутатами, товарищ министра иностранных дел В.А. Арцимович¹²⁹ безуспешно пытался разъяснить им, с какими трудностями столкнулись российские загранучреждения в первые месяцы войны: «По сведениям, которые мы получили из нашей миссии в Берне и из нашего посольства в Риме, в Швейцарии было от 7 до 8 тыс. русских, в Италии тоже около того. Министерство вошло в сношение с Обществом Восточно-Азиатского пароходства, с Добровольным флотом и с Русским Обществом пароходства и торговли. В наше распоряжение мы получили шесть пароходов. На миссию в Берне была возложена обязанность, во-первых, озаботиться ознакомлением русских подданных с возможностью, которую правительство представляло им для возвращения домой. Во-вторых, по отправке той массы лиц, которые предполагали вернуться. Миссия в Берне с большим усердием занялась этим делом.

У меня в руках целая пачка объявлений, которые русской миссией были напечатаны в швейцарских газетах по этому поводу, и я утверждаю, что, если говорят, будто русские подданные были недостаточно осведомлены, то вина в их неосведомленности падает не на нашу миссию в Берне. У меня имеется донесение нашего посланника в Берне о том, как совершалась эта эвакуация, и о тех трудностях, с которыми миссия встретилась при исполнении поручения министерства. Из него видно, что отправление русских путешественников из Швейцарии встретило ряд затруднений. Прежде всего, укажу на некоторую неопределенность сроков отхода пароходов. Это произошло от того, что два парохода находились в Каире, а два другие в Пирее; их нужно было собрать в Генуе, снабдить углем, провиантом и т. п., так что полной уверенности относительно тех чисел, в которые может произойти посадка русских подданных на пароходы, не было. Ни министерство, ни миссия ими не располагали. Затем многие заинтересованные лица не нашли средств и боялись долгого ожидания очереди отправки в Генуе. Миссия начала ссужать их средствами для того, чтобы они могли выехать, и бесплатными билетами для тех из них, кто не мог представить никакого ручательства в том, что ссуду, которую миссия им даст, они возвратят.

Несмотря на то, что миссия во многом пошла навстречу потребностям русской публики, всё же на пароходы, которые мы зафрахтовали, явилась приблизительно четверть того числа, которое мы предполагали вывезти. Оказалось, что многие предпочли, в конце концов, ехать на Бриндизи, другие поехали в Марсель, третьи – кругом через Францию, Англию и Норвегию. Таким образом, русская публика и в этом случае металась и не воспользовалась теми возможностями, которые широко ей были предоставлены. Но я утверждаю, что и тут миссия сделала всё, что было в её силах. Нашего посланника в Берне обвиняли в том, будто он оставался безучастным и лично не принимал публику. Это было высказано здесь, я читал об этом в газетах и слышал со стороны. Но неужели вы поставите требование, чтобы посланник лично принимал сотни людей, менял им деньги, сообщал, куда им ехать, где прокормиться и т. д.? Мы такого требования посланнику поставить не можем.

Когда была объявлена война, посланник должен был заняться сложными вопросами международного права, которые при этом возникли. Он должен был улаживать затруднения, возникшие в деле допущения русских подданных, которое одно время Швейцария, ввиду большого наплыва иностранцев, хотела ограничить. Наконец, он личными переговорами с банкирами с большим трудом устроил денежный заем. Если бы он занимался разменом 50 рублевок на франки, то конечно не смог бы сделать всей той необходимой работы, которую он сделал.

Вот почему я считаю крайне несправедливыми нападки на нашего посланника в Берне»¹³⁰.

Несмотря на жесткую критику со стороны депутатов, руководству МИДа удалось отстоять посланника, бывшего длительный период дуайеном дипломатического корпуса в Швейцарии. Василий Романович Бахерахт скончался в Берне 5/18 октября 1916 г. после долгой болезни – у него были больные сердце и почки. Вдова посланника надолго пережила супруга. После его смерти она обосновалась в Веве и намного пережила своего супруга, скончавшись в этом городе 8 мая 1941 г.

Анатолий Николаевич Крупенский (3 ноября 1850, Кишинев – 5 декабря 1923, Рим) – посол Российской империи в Италии в 1912–1915 гг. После революции остался в Италии

Елим (Элим) Павлович Демидов (6 августа 1868, Вена – 29 марта 1943, Афины) – посланник в Греции с 1912 по 1917 гг. В Россию не вернулся. В 1920 г. представлял правительство генерала Врангеля. Был почетным атташе Югославии в Греции. Известен поддержкой российского шахматного движения

Великая Княжна Ольга Константиновна Романова (22 августа 1851, Павловск – 18 июня 1926, Рим) – королева эллинов

Князь Григорий Николаевич Трубецкой (17 сентября 1873 – 6 января 1930, Кламар) – русский общественный и политический деятель, дипломат, публицист из рода Трубецких. Принял назначение чрезвычайным посланником и полномочным министром в Сербии после смерти в 10 июля 1914 г. Н.Г. Гартвига. Трубецкой вступил в управление миссией, которая вместе с правительством ранее отступила в город Ниш, 8 декабря 1914 г., в период побед сербской армии над австро-венгерскими войсками. В следующем году во время отступления сербской армии, которое превратилось в исход, эвакуировался с нею и правительством на о. Корфу. 2 марта 1916 г. вместе с сербским правительством, которое отправлялось в союзные страны, испросив в МИДе отпуск, Трубецкой отплыл в Италию. Оттуда через Париж, Лондон и Стокгольм прибыл 26 марта в столицу

Николай Генрихович Гартвиг (16 декабря 1857, Гори – 10 июля 1914, Белград) – российский посланник в Сербии в 1909–1914 гг.

Фердинанд I (от рождения Фердинанд Максимилиан Карл Мария Саксен-Кобург-Готский; 26 февраля 1861 – 10 сентября 1948) – с 1908 по 1918 гг. князь, затем царь Болгарии из Саксен-Кобург-Готской династии

Александр Александрович Савинский (1879–1931) – посланник в Швеции (1911) и Болгарии (1913–1915). После разрыва отношений вынужден был остаться в Софии вследствие острого приступа аппендицита. Здоровье дипломата позволило ему покинуть Софию лишь 25 октября. Перед его отъездом, обставленным с исключительной предупредительностью (был подан личный поезд Фердинанда, на вокзал прибыли адъютанты царя, царицы, обеих принцев, представителей МИДа), в русскую миссию приехал Фердинанд и около часа говорил с бывшим уже дипломатическим представителем Петербурга

Станислав Альфонсович Поклевский-Козелл (1868, Пермская губерния – 1939) – посланник в Бухаресте (1913–1915). В декабре 1915 г. заменен на Н. Шебеко. Снова назначен на этот пост Временным правительством после Февральской революции. В 1918 г., после Октябрьской революции работать на большевиков отказался, жил в Румынии. В 1920–1930 гг. был представителем Верховного комиссара по делам беженцев при Лиге наций в Румынии, занимался вопросами оказания помощи русским эмигрантам

Линейный крейсер «Гёбен» (нем. Goeben) – германский корабль времен Первой мировой войны. В 1914–1917 гг. вел операции на Черном море против русского флота. С августа 1914 г. – в составе турецкого флота под именем «Султан Селим Грозный» (тур. Yavuz Sultan Selim) или просто «Yavuz». До 1950 г. был флагманом военно-морского флота Турции

Михаил Николаевич Гирс (22 апреля 1856 – 27 ноября 1932, Париж) – русский дипломат. В 1911–1914 гг. был послом при Его Величестве Султане (в Константинополе). В 1915 г. занял пост посла России в Италии. Во время Октябрьской революции находился за границей, остался в эмиграции и поселился в Париже. Был представителем генерала П.Н. Врангеля при командовании союзников. Скончался в Париже