Глава 16 Покой Южная Нижняя Калифорния, Мексика. С ноября и до конца путешествия

Тим

Еще в самом начале нашего путешествия мы с Рейми поняли, что зимой мама не сможет отправиться с нами в полюбившуюся нам Южную Нижнюю Калифорнию. Ей было бы сложно приспособиться к отсутствию удобств и жить среди людей другой культуры. Вместо этого мы провели три чудесных месяца в солнечной Флориде.

Однако ранней весной, во время поездки по Восточному побережью, мама сказала, что в следующий раз хотела бы отправиться с нами в Мексику. Возможно, на нее повлияла встреча с нашими друзьями из Нижней Калифорнии, а может, китовые акулы в Атланте, которых ей захотелось увидеть в их естественной среде обитания. Или, может, наши слова о том, что мы считаем Нижнюю Калифорнию своим домом, пробудили в ней интерес. Зная, что мама будет чувствовать себя некомфортно на нашем традиционном месте обитания прямо посреди пляжа, я заранее снял небольшой домик около Посада Консепсьон. В нем были все самые необходимые удобства: вода, туалет и электричество на двенадцать часов в день, подаваемое небольшим дизельным генератором. Всех этих земных благ маме было бы достаточно, чтобы не испытывать дискомфорта. Мы также забрали ее паспорт, когда останавливались в Преск-Айл в июле.

Тщательно все спланировав, я с нетерпением ждал момента, когда мама пойдет с нами на пляж. Я мечтал о том, чтобы прокатить ее на одной из наших досок. Я понимал, что в силу своего возраста она не сможет встать на нее, но я воображал, как моя хрупкая мама лежит на широкой доске и отдыхает, болтая ногами в воде. Вот она покачивается на кристально чистых волнах залива Консепсьон, а ее лицо озаряет улыбка. Позже я бы приготовил ей свою фирменную маргариту, добавив ликер Дамиана вместо Трипл-сек, и мы бы подняли тост за наше путешествие. Мы бы сидели на крыльце до самого захода солнца и наслаждались обычными моментами этой необычной жизни.

Но вместо всего этого мы с Рейми ехали на юг к западной границе США, надежно спрятав урну с прахом мамы под кроватью, на которой она раньше спала. Ринго, который перед похоронами забрался в катафалк, где находилось тело мамы, и не желал из него вылезать, когда пришло время ехать, сейчас свернулся в калачик около ножки маминой кровати. Мы чувствовали, что он тоскует. Теперь нас ожидало совершенно другое путешествие: нам нужно было научиться справляться со своей душевной болью и забывать о ней, когда приходило время разбивать лагерь или двигаться дальше.

На зиму мы оставили фургон в Калифорнии и двинулись к югу границы на джипе. Так как свободного места у нас было мало, а Ринго занимал добрую его часть, мы вынуждены были оставить большинство маминых вещей в фургоне, решив разобраться с ними по возвращении следующей весной. Однако мы не могли оставить без внимания один ящик – мамин «беличий ящик».

Когда маме дарили сувениры, небольшие подарочки или памятные вещи, она шла в свою комнату и прятала их, чтобы рассмотреть позже, словно белочка, откладывающая желуди про запас. Мы постоянно шутили на эту тему. Когда я спрашивал маму, где лежит тот или иной необходимый мне предмет, она отвечала: «Вероятно, я положила его в свой «беличий ящик». После этих слов мы обычно смеялись. В ящике хранились все мамины «сокровища»: значок и браслет с парада в честь святого Патрика, который мы посетили в Хилтон-Хед-Айленд, небольшой розовый кварц, подаренный ей в Южной Дакоте, ракушки правильной формы с острова Санибел, штат Флорида, и брелок для ключей в виде ботинка из магазина «L. L. Bean», – все эти сувениры лежали в ящике среди кучи других вещей.

В глубине мы обнаружили кукольную Норму, сделанную Дуайтом, подсобным рабочим, с которым мы познакомились в лагере во Флориде. Однажды он явился к нам, представившись Мистером Ямайкой, и в знак своей любви и расположения подарил Норме деревянную куклу, как две капли воды похожую на реальную Норму; голову куклы украшали «кудри» из серой пряжи. До этого он спрашивал у меня, можно ли ему исполнить песню для мамы, которую он написал сам. В последний день нашего трехнедельного пребывания во Флориде он зашел к нам в фургон. Мы все удивились, увидев на его голове дреды. Они были такими длинными, что практически касались пола. Обычно он убирал их под большую черную вязаную шапочку, которую носил на работу. Он сел на диван напротив мамы, начал бренчать на гитаре и петь ей регги так, словно меня и Рейми не было в комнате. «Рассказы о вашем путешествии очень тронули меня. Спасибо вам», – сказал он перед уходом.

На дне маминого ящика мы нашли большие круглые значки с изображением Микки-Мауса и Гуфи и надписью «Первое посещение». Как мы могли забыть о ее первой поездке в тематический парк «Всемирного центра отдыха Уолта Диснея» в январе? Я вспомнил, как целый день мы катали ее в коляске по «бессменной Всемирной выставке», разделенной на две тематические зоны: «Мир будущего», представленный в восьми павильонах, и «Витрина мира», в которых принимали участие одиннадцать стран со всего земного шара.

После «полета» на космическом корабле «Земля» мы с мамой сделали мультфильм: вместо лиц двух главных героев мы вставили свои фотографии. В мультике мы путешествовали на летающей тарелке будущего, которая могла в любой момент превращаться в подводную лодку. Несмотря на то что в ролике не было звука, мы разместили его на нашей страничке в Фейсбуке, чтобы порадовать наших подписчиков, которые хотели увидеть Норму на видео. Нас с Рейми до сих пор забавляли статьи в интернете и газетные утки о том, что мы побывали не только в США, но и в Германии, и в Китае. Выходит, декорации в павильонах «Всемирного центра» действительно весьма убедительны, раз нам удалось обдурить столько народу.

В небольшой бархатной сумке, спрятанной под какими-то детскими рисунками, мы обнаружили настоящий клад: три маленьких флакончика с водой, на дне которых блестели крупицы золота. Два из трех флаконов принадлежали нам с Рейми, однако и они каким-то чудом оказались среди маминых запасов. «Интересно, а куда я в старости буду прятать свои вещи!» – засмеялась Рейми. Мы с теплотой вспоминали тот день в начале апреля, когда мы промывали золотой песок на шахте в Далонеге, штат Джорджия. Туда мы отправились по приглашению Датана, главного управляющего шахты. Специально для нас он организовал экскурсию по катакомбам, и мы попытали удачу, промывая песок в поисках золота. Я никогда не забуду мамину решимость обойти все уступы и ступеньки, встречавшиеся на нашем пути в полмили. Даже когда мы оказались на глубине 300 футов под землей, мама не испугалась. Она лишь время от времени присаживалась отдохнуть на складной стул, который Датан очень удачно взял с собой. Мама была настоящим геологом; наш поход в шахту напомнил мне о том, как в детстве по выходным мы всей семьей отправлялись на местную каменоломню по добыче известняка в поисках окаменелостей.

Еще мы нашли небольшую тетрадь на пружине, в которой мама вела дневник. Внутри страница за страницей аккуратным почерком она описывала наше совместное путешествие. В пути мы с Рейми замечали, что она делала какие-то заметки, но мы никогда не заглядывали в них, а она никогда не предлагала нам почитать. Когда я увидел знакомый почерк, мне стало грустно и захотелось плакать. «Давай прочтем их в Нижней Калифорнии», – предложила Рейми. Рана от потери была еще слишком свежей, к тому же мы были заняты сборами в дорогу. Я согласился и припрятал дневник в надежное место, чтобы позже взять его с собой на юг.

* * *

Рано утром в субботу мы пересекли границу с Мексикой, желая поскорей добраться до нашего пристанища на берегу Калифорнийского залива, где мы останавливались на зиму. Полуостров Калифорния простирается на 800 миль и является вторым по протяженности полуостровом в мире. Чтобы добраться до нашего места назначения, нам предстояло преодолеть расстояние в 600 миль, то есть добрые три четверти от всей длины полуострова. Двухполосная дорога без обочин извивалась вдоль подножия гор и потухших вулканов, сформировавших «хребет» полуострова. Пока мы ехали по ней, нам открывались завораживающие панорамы.

Встречаясь с лежачими полицейскими на въездах и выездах из маленьких деревушек, я каждый раз сбавлял скорость и думал о том, что бы сказала мама, увидев эти пейзажи за окном. Интересно, ей стало бы жалко бедняков, просящих милостыню прямо на дороге? Захотела бы она остановиться и дать им немного денег? А все эти новые запахи, звуки и виды, произвели бы они на нее неизгладимое впечатление? К сожалению, я никогда не смогу узнать этого.

Пустыня Вискаино была последней точкой на возвышенности, после дорога шла под уклон к восточному побережью полуострова. Мы не спеша проехали известный своими медными шахтами город Санта-Розалия, который еще не оправился после недавнего урагана. Мы объезжали огромные рытвины, минуя искореженные машины, которые до сих пор лежали под валунами, оставшимися после оползня. Миля за милей мы приближались к дому, к нашему кусочку рая на земле.

Небольшая рыбацкая деревенька Мулехе – последний ближайший к нашему пристанищу оплот цивилизации. За долгие годы мы успели познакомиться со всеми ее 3200 жителями, некоторые из которых стали нашими друзьями. По пути, перед тем как преодолеть последние 15 миль до залива Консепсьон, мы всегда останавливаемся здесь, чтобы пополнить запасы. И эта поездка не стала исключением. Мы притормозили перед огромной ступой у ресторанчика Марио, где подавали тако, и повернули налево на пыльную парковку. Мы поприветствовали Марио и вместе съели тако с рыбой, которую он поймал утром. Пока мы сидели под огромным фикусом, ветви которого укрывали от солнца уличные столики (в помещении столиков не было), на меня навалилась гнетущая тоска. «Маме бы здесь понравилось», – сказал я Рейми, хрустя свежей редькой, разложенной на тарелке. Рейми взяла меня за руку, а я глубоко вздохнул.

Двигаясь вниз по главной улице, мы встретили Адольфо, подметавшего дорожку около семейного антикварного магазинчика. Увидев нас в нашем новом джипе, он засиял от радости и помахал нам рукой, улыбаясь во все тридцать два зуба. «Привет, ребята, – закричал он нам, а затем добавил: – Может, хотите прикупить что-нибудь? Есть все цвета! Сколько нужно? Отдам почти даром!» Как же здорово было вернуться сюда и ехать по узким улочкам, на которых не смогут разъехаться две встречные машины. Мы даже убрали зеркала, чтобы ничего не зацепить и без труда проехать на нашей большой машине. Как обычно, мы заходили практически в каждый магазин, чтобы купить все необходимое. Приветствуя людей на улице и болтая с кассирами, я постепенно вспоминал испанский язык.

Наполнив двадцатилитровые бутылки питьевой водой, мы двинулись на юг. Несмотря на то что я регулярно бываю в этих краях с 1990-х годов, каждый раз меня поражает вид с вершины холма. Отсюда можно увидеть весь залив Консепсьон целиком. По всему западному побережью простираются дугообразные бухты и песчаные пляжи, а бирюзовые воды залива усеяны множеством маленьких островов. От этого пейзажа просто дух захватывает.

Мы припарковали джип у домика на второй береговой линии, выкрашенного в зеленый цвет. Это и было наше пристанище, в котором мы намеревались провести зиму. Мы зашли внутрь через раздвижные стеклянные двери и осмотрелись. В доме было две спальни и душ, и мы тут же почувствовали, как нам не хватает мамы. Места было намного больше, чем требовалось для двоих. Во второй спальне, предназначавшейся для мамы, стояли двухъярусные кровати. Мы с Рейми рассмеялись, представив, как мама залезает на верхний ярус исключительно для того, чтобы попробовать что-то новенькое. Я залез по лестнице, лег на одинарный матрац, и тут же меня накрыла волна воспоминаний.

«Не уверен, что нам удалось бы затащить ее наверх», – сказал я громко, чтобы Рейми слышала, представляя, как мама слезает с верхнего яруса и идет в уборную, выкрашенную в ярко-желтый цвет. Я вспоминал, как в Северной Каролине она каталась на некоем подобии качелей, подвешенных между двумя деревьями. Их собственноручно смастерил мой давний приятель Кевин. «И все это снимали на видео операторы NBC, уму непостижимо!»

«В этот же день она впервые прокатилась на лошади, – сказала Рейми, – никогда не забуду, как тренеры сказали ей выпрямиться и выгнуть плечи».

«И правда», – поддержал я. «Она не может держать спину ровно», – кричали мы через весь ипподром, а она вдруг взяла и выпрямилась. Когда я вспомнил об этом, по щекам потекли слезы. Впрочем, я прекрасно знал, что могу начать плакать практически по любому поводу.

Мы с Рейми сошлись на том, что маме понравились бы разукрашенные ракушки, висящие на стенах, рисунки тропических рыбок на душевой шторке и то, что она могла бы воспользоваться обычным туалетом со сливным бачком. Она смогла бы собирать своих поклонников в одном из двориков и наслаждаться тем, как ее почитатели, которые до недавнего времени даже не были с ней знакомы, были глубоко тронуты ее стремлением жить. Она положила бы еще множество вещей в свой «беличий ящик» и добавила бы главы в незаконченную историю… Только вот история была закончена. Пришло время закрыть эту книгу и начинать новую.

* * *

Мы никогда еще не жили в этих окрестностях, обычно мы останавливались на пару миль южнее, там, где нет домов. Мы надеялись, что сможем вписаться в общество жителей каменных зданий так же, как смогли подружиться с теми, кто, как и мы, на протяжении многих лет останавливался в палатках на пляже. Время покажет.

Этой ночью я спал на новой кровати, и мне приснились родители и Стейси. Они пролетели над моей головой, и Стейси сказала: «Эй, Тимми смотри, – я узнал ее голос, – мама теперь тоже умеет летать. Она быстро учится!» Моя семья казалась такой счастливой, пока я, как это со мной часто происходило во сне, тоже не поднялся к ним в воздух. «А это что еще такое? – разозлилась Стейси. – Я думала, только мертвые могут летать». Мы немного полетали вместе, а затем они втроем испарились в дымке. Когда я очнулся от сна, мое сердце наполняла безграничная любовь, которой я никогда не чувствовал раньше. Сквозь открытое окно я услышал, как волны мягко бьются о берег, и та ясность, которая пришла ко мне во сне, вдохновляла меня. Я понял, что границы между мирами зыбкие и те, кого мы любим, всегда остаются рядом. Я знал, что справлюсь со своим горем.

* * *

В Южной Калифорнии по утрам мы всегда ходили купаться. Это занятие дарило нам умиротворение. Мы вставали еще до восхода и плавали на доске, пока не встанет солнце. И теперь мы хотели возобновить эту практику. Рейми очень дисциплинированна, и это помогло мне последовать ее примеру в первое же утро. К 8 утра мы обогнули остров Койот и остановились посмотреть, как скопа ныряет в залив в поисках добычи. Над горами, простиравшимися вдоль восточного побережья полуострова, поднималось солнце. Вода была спокойной и отливала золотом. Мимо нас проплыли три дельфина. Дождливый и туманный тихоокеанский северо-запад остался далеко в прошлом.

А затем по воде до нас донеслись звуки волынки. Кто-то играл гимн «О благодать». Мы перестали грести и расплакались. Мы плакали все пять минут, пока длилась песня. Мы знали, что ее исполнял Гэрри, ежедневно устанавливавший мегафон рядом со своим тростниковым навесом и игравший эту мелодию перед тем, как сообщить прогноз погоды и рассказать о том, какие ожидаются волны. Но сегодня нам казалось, будто он играет специально для нас.

После бодрящего купания нас ждал завтрак. Лупе приготовила для нас тамале и принесла угощение в пластиковом ведре, укрыв его теплым и влажным полотенцем, чтобы все осталось свежим. Потом мы отправились на прогулку вместе с Ринго по тропе Гуд-Харт, пересекавшей главную мексиканскую автомагистраль. Тропа уходила наверх, откуда можно было увидеть близлежащие бухты и палатки на берегу, пустовавшие, поскольку сезон еще не начался. Мы ждали встречи со своими друзьями, которые должны были приехать сюда в ближайшие дни, недели или месяцы.

Первый день нашей новой жизни прошел отлично. Когда мы поняли, что все начинает возвращаться (или, по крайней мере, может вернуться) на круги своя, мы почувствовали облегчение. И все же я понимал, что так, как раньше, уже не будет. Этот год стал самым удивительным в нашей жизни. Он изменил нас. Теперь мамы с нами не было, а ведь я едва начал узнавать ее по-настоящему. Я постоянно думал о том, что ждет нас впереди. Но после того, как во сне ко мне явились мама, папа и Стейси, я почувствовал умиротворение. Я понял, что мне не обязательно знать все и сразу. Я должен жить здесь и сейчас, как это делала моя мама.

Полдень выдался жарким, и Рейми очень хотела «искупаться в бирюзе», как любила говорить наша подруга Гленна. Восьмидесятилетняя Гленна была родом из Канады. Она никогда не упускала возможности поплавать в безупречно чистой воде Калифорнийского залива. На протяжении многих лет она вдохновляла Рейми следовать ее примеру.

Пока Рейми купалась, я растягивал гамак между двух столбов с южной стороны нашего дома. Вернувшись, она забралась в широкую сетку и устроилась рядом со мной. Рейми прижалась ко мне своим прохладным телом, освежив меня под палящим полуденным солнцем. Прошлый год принес нам взлеты и падения, и мы оба очень устали. Ринго лежал на камне под нами, наслаждаясь его прохладой. Мы заснули и проспали до самого обеда. Наконец, у нас открылось второе дыхание, которого мы ждали так долго.

* * *

Нам понадобилась еще пара недель (мы встречались с друзьями и много спали), прежде чем мы взялись за мамин дневник. Я решил приготовить тако из спинорога, пойманного нашим соседом, и мы пригласили Нэн, Стива и Марка, которые во Фрайдей-Харбор провели рядом с мамой ее последние дни. Смерть мамы нас очень сплотила, и теперь мы были готовы предаться воспоминаниям о ней, читая ее дневник и попивая маргариту.

Листая страницы, Рейми начала читать. Я откинулся на спинку стула и слушал:

29 ноября, суббота. Сегодня облачно. Мы поехали в город, в музей, посвященный Второй мировой войне. Там меня встретили так, словно знали всю мою жизнь. Я всем пожимала руки, а меня благодарили за то, что я служила в армии.

«Мне показалось, что в музее в Новом Орлеане твоя мама впервые почувствовала, что ее ценят за заслуги перед отечеством», – сказала Рейми, прочитав абзац. Я решил, что она права, ведь я никогда не видел, чтобы мама так гордилась собой, как в тот день. Она была представителем исчезающего поколения ветеранов, которые не искали славы за участие в «войне, ведущей к концу всех войн».

Пришла моя очередь читать. Я пролистал несколько страниц в поисках понравившегося мне отрывка и прочел:

4 марта, пятница. Прошлой ночью шел сильный дождь, гремел гром и сверкала молния. Утром было всего лишь 10 градусов. Пошла прогуляться. Тим и Рейми решили поужинать гамбургерами, поэтому мы отправились в местный ресторанчик. Мы познакомились с владельцем, его зовут Большой Джордж. Он крупный чернокожий паренек, очень душевный. Мы сфотографировались с ним. Он приготовил для меня целое произведение искусства: спаржу с крабом и грибами. Вкуснятина. А на десерт мы ели шоколадно-карамельный пирог. С нас даже денег не взяли! Я спросила Тима: «Спорим, вы рады, что взяли меня с собой!»

Мы все рассмеялись. «Она так забавно описывает Большого Джорджа», – сказала Нэн. Мы все закивали головами, продолжая хохотать. Я перечитал предпоследнее предложение. «Да, бесплатные бонусы маме определенно были по вкусу», – сказал я.

«А еще она любила говорить эту фразу, о том, что мы не зря взяли ее с собой», – вспомнил я, улыбаясь. Сколько же раз я слышал ее от своей мамы!

Мы передавали дневник по кругу. Нэн пробежалась глазами по одному из отрывков, рассмеялась и прочла его вслух:

22 марта, вторник. Сегодня прохладно и солнечно. Мы едем в Чарльстон и останемся там до четверга. Дорога заняла порядка двух часов. Мы остановились в лучшем отеле в городе. Я живу в президентском ЛЮКСЕ. Тут есть гостиная с обеденным столом на 8–12 персон, мини-бар, туалет с раковиной, кровать, гардероб и ванная комната с душем и ванной. Рейми с Тимом сидят в гостиной вместе с Ринго. Когда мы приехали, нам предложили по бокалу шампанского. И нас постоянно кормят.

«Мне нравится, как она написала слово «люкс», – сказала Нэн, которую наши апартаменты в Чарльстоне явно впечатлили не меньше, чем маму. Я усмехнулся.

Нэн передала дневник своему мужу Стиву, и он прочел:

15 мая, суббота. Сегодня облачно и прохладно. Собирались ехать на парковку магазина «L.L. Bean», но наши планы изменились, и мы решили остановиться в лагере для фургонов: слить отходы и постирать вещи. До самой окраины города нас провожала патрульная машина с сиреной и мигалкой. Многие жители города пришли попрощаться с нами.

«Подождите, я прочту и следующий абзац», – сказал он. Вероятно, что-то его заинтересовало.

16 мая, понедельник. Сегодня холодно. Мы в штате Мэн, в городе Фрипорт. Думаю, мы остановимся на парковке магазина «L.L. Bean». Мы зашли внутрь, и я кое-что себе прикупила: новую курточку, кожаные штаны и футболку, в которой я буду ходить в Мексике. Вернулись в лагерь. Погулять не получится – очень холодно.

«Она действительно хотела отправиться в Нижнюю Калифорнию», – сказал я, едва сдерживая слезы. «Марки, твоя очередь читать». – И я быстро передал ему дневник, стараясь не терять самообладания.

Марк откашлялся и быстро начал перелистывать страницы. «Так-так», – произнес он.

27 сентября, суббота. Ни ветерка. Мы поехали в Боулдер, встретились там со Сьюзан, а затем отправились на завод по производству чая компании «Celestial». Сходили на экскурсию, мне понравилось. Рейми сфотографировала меня с огромным чучелом медведя. Затем Тим катал меня по городу в моей инвалидной коляске. Мы зашли в магазинчик по продаже марихуаны (да-да, серьезно) и купили специальный крем для моей ноги.

Маленькая гостиная наполнилась смехом. «Вот умора! Интересно, она где-нибудь еще писала о марихуане?» – сказала Рейми. Мы мысленно перенеслись в тот осенний день в парк Роки-Маунтин, когда стена, разделяющая нас, начала рушиться.

Мамин дневник не был многословным, как и она сама. Она писала простыми предложениями, рассказывала о прошедшем дне, разбавляя картину своими размышлениями. Она записывала все от остановки на мосту Макинак до своего первого педикюра. Мы прочли о том, как она трогала лунный камень в центре космических исследований и как до глубокой ночи смотрела матч Суперкубка и ела куриные крылышки с креветками.

Мы читали, смеялись, плакали и вспоминали самые яркие моменты ее приключения – например, полет на воздушном шаре, – или, наоборот, какие-то незначительные события: она могла описывать погоду, рассказывать о том, что целый день провела за чтением книги, или же о том, что Ринго положил голову ей на колени, когда мы поднимались в горы.

Весь прошлый год мы частенько спрашивали себя, достаточно ли мы делаем для мамы. Кое-что было по-настоящему захватывающим, но в некоторые дни не происходило ничего особенного. Читая ее дневник, мы заметили, что ее радовали самые простые вещи: ей нравилось ходить в парикмахерскую, принимать гостей, собирать пазлы с Рейми, покупать новые открытки и отправлять их домой. Однажды на дороге она увидела кролика, и это тоже вызвало улыбку на ее лице.

Рейми взяла дневник и прочла еще один отрывок. «Тимми, помнишь тот день, когда мы ели лобстера?»

24 мая, вторник. Переменная облачность, 15 градусов тепла. Тим и Рейми ушли на прогулку. Когда они вернулись, то на прогулку отправилась я. Тим развел костер и на ужин запек лобстера.

Я вспомнил о том, как мой отец провел свои последние дни, и понял, что то, что мы сделали для мамы, в сотню раз лучше того, что могли бы предложить ей в больнице. Прогулки, посиделки у костра и лобстеры на одноразовых тарелках казались намного круче врачей и больничной койки.

«Вот это да, Тимми, ты только послушай», – сказала Рейми, когда снова пришла ее очередь читать.

10 сентября. Сегодня холодно, листья тополей желтеют. Мы вышли из дома в 10 утра и отправились к озеру Дженни. Людей было много, поэтому пришлось подождать. Мы устроились на корме лодки. Я сняла шляпу, чтобы ее не унесло ветром. Приятный паренек рассказал нам о горах, окружающих озеро. Вернувшись, мы отправились на прогулку вдоль озера и пообедали у воды. Мы поехали в Джексон-Хоул за продуктами и по пути домой встретили стадо бизонов и пару антилоп. Мы все подустали, поэтому вечером просто сидели и пили пиво.

«Я помню, как в начале сентября она стала называть фургон и лагерь своим «домом», – задумчиво сказала Рейми, – я всегда надеялась, что они и правда станут для нее домом».

Пришла очередь Нэн. Она взяла дневник, немного полистала его и, остановившись практически в самом конце, прочла вслух:

9 июня, четверг. Солнечно, но прохладно, всего лишь 14 градусов. Прошлой ночью я заболела. Сегодня мы едем в Питсбург. Нас встретит Пэтти. Я посмотрела много новых мест. Мы то взбирались по склону, то спускались с него. Мы съели немного бискотти, карамельного попкорна, потом пообедали и вернулись. Около 8 вечера Ринго стало плохо, Рейми с Тимом повезли его в ветеринарную клинику. У него был заворот кишок, пришлось делать операцию. Все обошлось. Вечером я смотрела кубок Стэнли.

«Серьезно?» – воскликнула Рейми и взглянула на меня. Мы не верили своим ушам. Все, что мы читали до этого, полностью соответствовало нашим собственным воспоминаниям, но только не этот абзац. «Она действительно написала «все обошлось»? Но в тот вечер ничего еще не было ясно». – И Рейми рассказала нашим друзьям свою версию происходящего, подчеркивая те моменты, которые явно отличались от маминой истории. Она в красках описала нашу бессонную ночь, переживания, страх и ужас.

А затем она взяла дневник у Нэн и несколько секунд молча смотрела на отрывок, в котором мама упоминала операцию Ринго. «Это еще раз доказывает, что она намного лучше видела некоторые вещи, чем мы, – тихо сказала Рейми. – Ведь в конце концов все действительно обошлось. Но откуда она могла это знать?»

Стив пролистал дневник и, казалось, нашел то, что искал. «Вот же, – сказал он, – здесь она пишет про дерево».

25 марта, пятница. Сегодня я пошла в парикмахерскую, нужно было подстричься. Днем мы отправились в Блаффтон и там встретили много людей, в том числе и мэра города. Мы пошли в детский парк и посадили багрянник в память о Лео. На дереве будет табличка с его именем. Это некая дань всем тем деревьям, которые Лео посадил за всю свою жизнь. Затем мы заехали в торговый центр и купили мне обновки.

«Мама и новые вещи, – засмеялся я, – она никогда не упускала возможности обновить гардероб. Правда, в магазин мы зашли до того, как отправились сажать деревья, потому что вечером маму ждало интервью на телевидении и она хотела хорошо выглядеть».

«Это был один из самых трогательных дней за все время нашего путешествия, – добавила Рейми. – Багрянник останется там навсегда, как и клен, который мы с вами посадили в честь Нормы в парке Оверлук во Фрайдей-Харбор».

«Здорово, что эти деревья словно охватывают всю страну, соединяя Южную Каролину на юго-востоке и Вашингтон на северо-западе, – сказала Нэн, и от ее слов в комнате стало теплее. – Они сливаются в «арку» любви, радости и приключений, которым не будет конца».

«Она зарядила деревья своей энергией, – размышлял Марк, для которого единение с природой всегда оставалось на первом месте. – Уверен, что они даже станут местом паломничества многих людей».

«А знаешь, ты прав, – согласился я. – Уже сейчас люди со всего света приезжают к этим деревьям. Они присылают нам фотографии и вывешивают их на Фейсбуке. Они ухаживают за ними. Мы читали, что деревья спасли после нескольких сильных ураганов, а одна из сотрудниц дома престарелых, англичанка, во время каникул на юге США специально отправилась в парк Дюбуа, чтобы посмотреть на папино дерево».

«Невероятно. Размах и глубина ее истории поражают. Благодаря этим деревьям она будет жить вечно. Они станут неким культовым местом, или, как выразился Марки, местом паломничества. Нас переполняет восхищение и безграничная благодарность за подаренные нам любовь и гостеприимство».

* * *

Когда Стейси была жива, она представляла, как уйдет на пенсию в пятьдесят лет, купит небольшое ранчо в окрестностях Ашвилла, штат Северная Каролина, и будет жить в коттедже с домиком для гостей, а на веранде поставит кресла-качалки, чтобы мама и папа могли переехать к ней. Она собиралась позаботиться о них. Казалось, мы все решили. Но Стейси не суждено было претворить планы в жизнь. Она умерла в 44 года от рака языка.

После ее смерти я понял, как коротка наша жизнь. Мы часто говорим это, но не всегда осознаем то, что стоит за этими словами. На самом деле никто не знает, сколько времени отведено нам на этой земле. Некоторым, как, например, моей маме, объявили «смертный приговор» – и назло ему они прожили намного дольше, чем предполагали врачи. Другие же отказываются от радостей жизни и увядают намного раньше, так и не успев воплотить свои мечты в реальность.

Я скажу вам одну банальную истину: все, что мы можем, – это жить здесь и сейчас. И неважно, где мы находимся, мы можем наполнить свою жизнь красотой, радостью и любовью. Мы должны использовать любую предоставленную нам возможность. И мама была тому живым доказательством.

В Нижней Калифорнии мы прочитали мамин дневник целиком. Но самым удивительным было не то, что она написала, а то, чего она НЕ написала. В ее заметках мы не нашли ни слова ни о раке, ни о популярности, а ведь для нас с Рейми они стали основными лейтмотивами путешествия. Она не упомянула ни о своем телевизионном интервью, ни о том, что ее узнавали на улицах. Она умолчала о страхе смерти и о болезни. Вместо этого она писала о жизни, делилась впечатлениями и рассказывала о своих маленьких радостях: добротная инвалидная коляска и я, человек, который всегда возил ее; встреча с козой и козлятами; печенье и пирожки с перечной мятой; завивка в парикмахерской; колпак Санты и новое мыло в подарок; ужин в кругу близких, друзей и верного товарища, Ринго.

Она притягивала то, о чем думала: радость порождает радость, любовь порождает любовь, а мир порождает мир. И, пока она улыбалась, корчила рожицы или просто изучала маршрут, мы многому учились у нее. Я так благодарен, что не отказал себе в возможности лучше узнать свою собственную маму. В конце концов, она научила меня говорить: «ДА!»