Глава 14 Равновесие Из Питсбурга, Пенсильвания, в Йеллоустонский национальный парк, Вайоминг. Июнь и июль

Рейми

Всю весну мы провели на северо-востоке страны, пробуя традиционные блюда в различных штатах, а затем мы отправились в западную Пенсильванию. К лету мы как раз добрались до моих родных пенатов. Мы давно планировали эту остановку, ведь мы добирались сюда в течение нескольких месяцев, чтобы принять участие в одном из самых счастливых мероприятий – свадьбе моей лучшей подруги.

Это она собрала нас, девочек-подростков, в сочельник нового, 1982 года, устроив брейк-данс-вечеринку на родительской кухне. Это она, кусая губы от волнения, подошла ко мне 20 лет назад и сообщила то, что я и так давно знала. Это она сделала так, чтобы ее шикарные подарки, приготовленные к моему пятидесятилетию, доставили мне в забытый богом лагерь, расположенный прямо в центре Калифорнийской пустыни. И это она разговаривала со мной и поддерживала на протяжении всего нашего сумасшедшего приключения с мисс Нормой.

Я была приятно удивлена и взволнована тем, что Пэтти и Эйприл попросили меня провести обряд бракосочетания. За несколько недель до 18 июня мы остановились в лагере «Медвежий маршрут» и начали подготовку к свадьбе. В качестве подарка невестам Тим решил организовать праздничный стол, а я – сделать все возможное, чтобы поддержать их, успокоить и помочь провести прекрасную церемонию.

До самого июня мы наслаждались сказочным путешествием. Норма соглашалась практически на все, и казалось, что она даже идет на поправку. Лекарства способствовали ее хорошему самочувствию, и она ощущала себя бодрой и энергичной. Благодаря вкусной еде, которую мы пробовали вместе, она набрала вес, а ее щеки подрумянились на солнце. Она продолжала радоваться жизни. Естественно, не обходилось и без трудностей, но то потрясение, которое мы пережили практически год назад в Преск-Айле, осталось далеко в прошлом. Казалось, нам сопутствует удача и все невзгоды позади.

Это произошло за неделю до свадьбы. Тогда мы провели целый день с Пэтти: вкусно пообедали в Стрип-Дистрикте и покатались по склону горы Вашингтон, с которой открывается отличный вид на центр Питсбурга. Когда я, Норма и Тим вернулись в фургон, мы обнаружили, что наш любимый питомец сам не свой. Мы решили, что он чем-то поперхнулся, но чем больше мы наблюдали за ним, тем яснее нам становилось, что с ним случилось что-то серьезное. Он воротил нос от любимых лакомств и пытался срыгнуть, но безуспешно. Голова его стала тяжелой, а взгляд затуманился.

Мы быстро нашли в интернете адрес ближайшей ветеринарной клиники, сели в джип и поехали. Эти двадцать минут были самыми долгими в нашей жизни. Норма осталась ждать нашего возвращения в фургоне. Мы так торопились, что даже толком не объяснили ей, что происходит.

Рентген показал, что у Ринго заворот кишок и его буквально раздувает изнутри. «Он скоро умрет, – прямо сообщила нам доктор Уилсон, – единственная надежда на спасение – это немедленная операция». Ее голос звучал не очень обнадеживающе, словно оптимизм когда-то сыграл с ней злую шутку.

Сотрудники ветеринарной клиники задавали мне и Тиму те же самые вопросы, которые мы обсуждали с Нормой на протяжении последних нескольких месяцев. «Если произойдет остановка сердца, вы настаиваете на искусственном дыхании?» «Сколько средств вы готовы выделить на лечение?» «Если мы не сможем спасти его, вы хотите кремировать его тело?» Все это было настоящей пыткой.

Однако я удивилась, осознав, что некоторые наши ответы о Ринго отличались от ответов Нормы. Ринго – часть нашей семьи, наш малыш, он успокаивает нас и понимает тогда, когда никто другой не способен этого сделать. Он не может умереть. Не сейчас.

«Боже мой», – только и смогла выдавить я.

В кабинет вошла молодая лаборантка. В руках она держала два листа с расшифровкой стоимости операции по спасению Ринго. Она начала зачитывать каждый пункт, а я едва слышала ее и с трудом воспринимала информацию. Тим, должно быть, чувствовал то же самое. Он прервал ее, попросив озвучить конечную сумму. «У нас очень мало времени», – сказал он. Денег требовалось много. И не было никаких гарантий. Мы все равно подписали документ, поскольку не представляли жизнь без Ринго.

В кармане Тима лежал необналиченный чек. Восемь лет назад он унаследовал машину своей сестры, но за ненадобностью мы недавно продали ее. Выручки от продажи машины хватало ровно для того, чтобы покрыть расходы на операцию. И вновь мы почувствовали, что Стейси нашла способ вмешаться и позаботиться о нас.

Ринго подготовили к операции, ему поставили капельницу со снотворным, закрепив ее на левой лапе. Он махал хвостом, а мы пожелали ему добрых снов, возможно, прощаясь навсегда. Когда Тим заводил машину, я взглянула на него. Глаза у него были красными и опухшими, наверное, как и мои. У меня скрутило живот, а руки тряслись. Мне показалось, что я заболеваю. Тим едва мог вести машину: из-за слез он практически не видел дороги. Мы были крайне подавлены.

Поднявшись по ступенькам в наш фургон, мы сели на диван рядом с Нормой и разрыдались. Раньше мы никогда не оставляли ее одну, да еще и в неведенье. Тим не спеша рассказал ей о случившемся. Он говорил обрывками, а голос его надрывался, когда он пытался вспомнить подробности. «Мам, все очень плохо, – закончил он, – мы не знаем, чем это закончится». И он зарыдал снова. Он взял меня за руку. Мы пребывали в полной безысходности, казалось, ничто не может нас утешить.

«ПОСЛУШАЙТЕ» – сказала Норма. Звук ее голоса заставил меня перестать рыдать, и я в удивлении подняла на нее глаза. Она не кричала, но говорила громко и уверенно. Оторвав руки от лица, я взглянула на Тима, которого, казалось, ее командный тон поразил еще больше. – Вы должны мыслить позитивно, – потребовала она, – ради Ринго. Вы должны верить в то, что с ним все будет хорошо. Иначе вы сделаете ему только хуже».

Было уже намного позже девяти вечера, и мы проводили Норму до кровати в тишине, без нашего обычного ритуала с танцами и пением. На нас подействовала сила ее убеждения, и мы пытались взять себя в руки. Мы так и не сомкнули глаз, пока, наконец, не раздался звонок из ветеринарной клиники, положивший конец нашему трехчасовому беспокойству. «Мы вскрыли Ринго, и у меня для вас хорошие новости, – сказала доктор Уилсон, – селезенка не повреждена, вы успели вовремя».

Мы с Тимом прильнули к телефонной трубке, прижавшись щеками друг к другу: из-за проблем со связью мы с трудом могли разобрать, что говорила нам доктор Уилсон. Из глаз у нас потекли слезы, сливаясь в общем потоке и капая на ковер под нашими ногами. «С ним все будет хорошо?» – спросила я с надеждой.

«Пока еще нельзя точно сказать, что его жизни ничего не угрожает, – предупредила она, – его желудок и внутренние органы в полном порядке, однако никогда не знаешь, что произойдет с крупной собакой после окончания действия анестезии. Но пока все хорошо. Вам нужно немного поспать. Я больше не потревожу вас до утра, если только не будет осложнений. Я лишь хотела рассказать вам, как он себя чувствует в данный момент». Голос хирурга был уставшим, но уверенным – хотя она и старалась не давать ложной надежды. Должно быть, во время звонка мы оба задержали дыхание, поскольку, повесив трубку, разом выдохнули.

Мы так и не заснули, молясь о том, чтобы все прошло удачно. Утром нам снова позвонили и сообщили хорошие новости. Ринго пережил операцию, и процесс восстановления шел довольно неплохо. «Мы оставим его в клинике еще на пару дней, чтобы приглядеть за ним, но вы, если хотите, можете навесить его», – сказали нам в приемной. «Приедем через полчаса», – ответил Тим.

Мы вздохнули с облегчением, когда Ринго вприпрыжку вбежал к нам в зал для посетителей. Он все еще находился под действием лекарств и был немного растерян. Мы ласково погладили Ринго по мягкой, вьющейся шерсти и крепко обняли его. Наш любимец висел на волоске от смерти, и это стало для нас тревожным сигналом: в конце концов, все мы уязвимы и подвержены неприятностям.

* * *

Следующая неделя выдалась для нас тяжелой. Ринго отказывался есть специальный корм, прописанный ветеринаром, поэтому Тиму пришлось самостоятельно готовить для него специальное рагу, которое он добавлял ко всем приемам пищи. Нам необходимо было четыре раза в день давать Ринго лекарства, затем помогать Норме, и только потом мы могли заняться собой.

В день свадьбы я проснулась рано, чтобы поснимать невест в золотых лучах утреннего солнца. Стоял отличный летний денек. Было солнечно и тепло, но не жарко, на небе не было ни облачка, ничто не предвещало дождя. Именно о таком свадебном дне мечтает каждая невеста. Три девчонки – и больше никого. Мы смеялись, наслаждались жизнью и дарили друг другу подарки, надеясь, что они прослужат нам всю жизнь.

После фотосессии мы вернулись в лагерь как раз к тому времени, когда Норме нужно было принимать лекарства. Мы пересеклись с Тимом, который убегал из дома, чтобы успеть подготовить праздничный стол на 120 персон. Мы рассчитали все так, чтобы уход за Нормой и Ринго никак не помешал нашим планам.

Норма заблаговременно подготовила наряд на свадьбу и встала пораньше, чтобы приодеться. Она даже накрасила губы розовым блеском, который берегла для особых случаев. И все же что-то было не так: на ней словно лица не было, ее фирменная улыбка погасла, а вместо нее появилась некая гримаса.

«Сегодня такой прекрасный день, как ты чувствуешь себя?» – спросила я, пытаясь скрыть беспокойство в голосе. Она потупила взгляд и сказала: «Средне». Это было что-то новенькое. За десять месяцев путешествия я ни разу не видела ее расстроенной с тех пор, как мы уехали из Преск-Айла.

Она сказала, что с трудом может дышать и у нее какая-то непонятная боль в животе. Он выглядела напуганной. Неужели этому виной рак? Может, у нее возникли проблемы с сердцем? Или что-то не так с легкими? Понять, в чем дело, было сложно, но перемены были разительными. Она беспокоилась, боялась и, как обычно, не хотела быть обузой для других.

Мой эгоизм не давал мне покоя. «Серьезно? – думала я. – Мы готовились к этому дню несколько месяцев. Сегодня я должна дарить радость своим друзьям. Мы только что пережили болезнь Ринго, а теперь еще и это?» Я устала. Мы все устали.

«Может, она имеет что-то против однополых браков и до сих пор молчала об этом, – подумала я, – может, это смущает ее настолько, что только физическое проявление болезни может помочь ей отгородиться от этой неловкой ситуации? Или она и впрямь нездорова? Она умирает? Как ей помочь?» Нам нужно было поговорить.

«Норма, можно тебя на минутку, – сказала я, – ты имеешь что-то против свадьбы двух женщин?» – «Нет, что ты, я очень рада за них, – ответила она, – просто мне что-то нездоровится сегодня».

Я сказала, что не хочу оставлять ее одну в фургоне на целый день и ночь. Тогда она согласилась пойти с нами, но посидеть дома, пока свадебное торжество будет проходить на улице. Мы обе знали, что это не самое лучшее решение, но – если не считать отмены свадебной церемонии – это был единственный выход. Всего через каких-то шесть часов должны были прозвучать самые главные слова: «Я согласна».

Я помогла Ринго вылезти из фургона по лесенке, которую мы одолжили в лагере, и аккуратно загрузила его в мамин мини-вэн так, чтобы не порвать швы. Затем была очередь Нормы. Я держала ее за руку, пока она спускалась по ступенькам, потом усадила ее в кресло, подвезла к машине, помогла забраться на переднее сиденье и, наконец, загрузила лесенку и инвалидное кресло в багажник. Через десять миль, когда мы добрались до места, я снова достала лестницу и помогла моим пациентам выйти из машины, пока гости прибывали на открытие церемонии.

Торжество проходило под роскошным старым дубом в дальнем углу садового участка Пэтти и Эйприл. Его прочные ветви были украшены цветными витражами, и мы словно очутились в соборе невероятной красоты. Гости длинной вереницей проходили к столам, усаживаясь на тюки сена, укрытые стегаными одеялами. Когда мои подруги прошли по полю и встали рядом со мной под дерево, вокруг царила атмосфера любви и радости. Этот момент казался особенно важным, ведь никто из нас до этого не был на однополых бракосочетаниях.

Гости не прекращали восхищаться свадьбой. Кто-то говорил, что никогда не видел такой честной, интимной и в то же время искренней церемонии, которая так отчетливо подчеркнула особенности характера каждой из невест. «Сегодня мы отмечаем праздник любви», – сказал один из гостей. «Рейми, ты отлично справилась», – похвалил меня другой. Но я была в отчаянье от того, что у Нормы не хватило сил присутствовать на этой прекрасной церемонии, и волновалась, что с ней может случиться что-нибудь серьезное. Мне хотелось собрать всю ее волю в кулак, чтобы она могла сидеть сейчас со всеми под величественным дубом, могла присоединиться к празднованию.

Однако, как мы выяснили позже, у нее начались проблемы с сердцем.

* * *

«Не надо никаких врачей», – повторяла она на следующий день после свадьбы. Дул теплый летний ветерок. Мы сидели на улице около фургона, пытаясь уговорить Норму поехать в больницу. Мы всегда уважали ее желания, но ее здоровье резко ухудшилось, и мы не могли просто закрыть на это глаза. Сами мы прекрасно понимали, когда стоит избегать врачей, а когда необходимо обязательно обратиться к ним, не подвергая свое здоровье ненужному риску. У Нормы опухли голени, и она с трудом дышала. Мы с Тимом заметили, что ее организм плохо справляется с выведением жидкости.

«Возможно, есть какое-нибудь лекарство, которое поможет тебе почувствовать себя лучше», – уговаривала я ее. «Давай хотя бы попробуем выяснить, в чем проблема. Мы не позволим докторам делать с тобой что-то против твоей воли», – пообещали мы. Через три дня после свадебной церемонии она нехотя согласилась.

В местном пункте неотложной помощи нам сообщили, что они не располагают необходимыми лекарствами и оборудованием, чтобы помочь Норме. Нас направили в реанимационное отделение больницы неподалеку от Питсбурга. Пока мы катили Норму в инвалидной коляске по больничному коридору, в моей голове живо всплывали воспоминания о последних днях жизни Лео.

«Когда вы в последний раз были у врача?» – спросила Норму медсестра. Мы с Тимом переглянулись, когда она честно ответила на вопрос. «Вы не посещали врача в течение десяти месяцев?» – сестра посмотрела на нас с укором. В ее голосе звучал упрек, от которого нам стало не по себе. До этих самых пор мы всегда считали, что поступаем правильно, уважая выбор Нормы. Ведь она сама вправе решать, как провести остаток своей жизни.

Днем ранее нашу историю опубликовали на первой полосе крупнейшей газеты Питсбурга «Post-Gazette» под заголовком «Мисс Норма заехала на «пит-стоп» в Питсбург». Разумеется, сотрудники больницы не читали вчерашних газет.

У нее взяли анализ крови и отправили на обследование. Предварительно ей диагностировали «застойную сердечную недостаточность» и «фибрилляцию предсердий». Лечащий врач предложил нам оставить ее на ночь в больнице. Но ни Тим, ни Норма этого не хотели.

Тим умолял врача отказаться от этой идеи: «Я видел, как моя сестра и отец умирали в больнице. Я не хочу такой же участи для своей мамы».

Хрупкая и болезненная Норма подняла глаза на торопливого врача и решительно заявила: «Я здесь не останусь».

«Возможно, сейчас самый подходящий момент обсудить с Нормой ее последние желания перед смертью», – посоветовал нам доктор. В этом вопросе мы с Тимом были на шаг впереди, потому чувствовали себя куда увереннее, чем во время того первого разговора с медсестрой, когда от стыда хотелось провалиться под землю.

Мы объяснили ему, почему оказались так далеко от родного города и от ее лечащих врачей, рассказали о том, какое решение приняла Норма, когда ей диагностировали рак. Мы попросили врача принять какие-нибудь меры, чтобы Норме стало легче дышать, но ясно дали понять ему, что ни о какой операции на сердце и прочих серьезных вмешательствах не может быть и речи.

В этот момент нам показалось, что отношение сотрудников больницы к нам изменилось. Медсестра вывела нас с Тимом в холл, извинилась за свои упреки в том, что мы пренебрегли должным лечением, и похвалила нас за заботу о Норме. Она говорила очень искренне и в то же время обеспокоенно. «Жаль, что лишь с немногими семьями мне удается поговорить так же, как с вами», – сказала она, намекая на то, что большинство избегает разговоров о смерти.

Через час мы отвезли Норму в машину. Ей прописали лазикс, мочегонное средство, выводящее застой жидкости из организма. Сотрудники больницы старались подбодрить нас и говорили о том, что все будет хорошо, но, как только мы вышли из больницы, вся наша уверенность улетучилась. Сердце Нормы ослабло, и с этим ничего нельзя было сделать. Она умирала. Никогда раньше я не чувствовала ничего подобного: я была преисполнена решимости жить одним моментом, жить здесь и сейчас.

* * *

Из Пенсильвании мы отправились на запад через северную часть страны. По пути мы останавливались на парковках, у друзей и иногда на стоянках для фургонов. Пару недель мы провели в доме Нормы в Мичигане, а затем друзья из Нижней Калифорнии пригласили нас навестить их на островах Сан-Хуан, штат Вашингтон.

Субботним июльским утром, в перерыве между трансляцией съездов Демократической и Республиканской партий, в утреннем шоу телекомпании NBC показали четырехминутный отрывок репортажа с мисс Нормой. Накануне мы ночевали на парковке супермаркета «Walmart» в Эймише, штат Миннесота. Еще не было девяти утра, и Норма сладко спала в своей комнате, и мы с Тимом, утроившись в передней части фургона, смотрели телевизор через спутниковую тарелку. Мимо нас проезжали легковые автомобили, стуча колесами по дороге. Мы улыбались и едва не заплакали, когда на экране появились телеведущий Мелвин Крейг и Норма. Через минуту после начала интервью в комнате Нормы раздался грохот.

«Она упала с кровати!» – завопила я, но Тим уже подскочил к ее раздвижной двери и резко распахнул ее. Норма лежала на полу. Она была напугана.

«Она ударилась головой?» – кричала я Тиму, пытаясь подняться со сдувшегося матраца и поспешить на помощь.

«Мам, ты можешь двигаться?» – спросил Тим.

«Ты что-нибудь повредила? Кровь идет?» – продолжил он.

«У меня голова кружится», – простонала она.

«Мам, как это произошло?»

«Я заправляла кровать и вдруг начала падать назад. Я не могла контролировать свое тело», – сказала Норма, удивляясь тому, что ее подвело ее собственное тело.

Тим приподнял ее голову, а я взяла ее за руку. Мы оба заметили, что она сильно поранила ногу: с возрастом ее кожа стала тонкой, как бумага, а она умудрилась упасть на металлическую щеколду, фиксирующую дверь в ванную во время движения фургона. К счастью, Норма десятилетиями пила витамины для укрепления костей, а пол был достаточно мягким, что спасло ее от переломов.

Тим помог ей подняться. Ее всю трясло. Я осмотрела глубокий порез, промыла рану и перебинтовала ногу. Мы еще долго хлопотали вокруг нее, пока она окончательно не пришла в себя. Тим подбадривал свою маму, попросил ее не торопиться и спокойно одеться.

Когда Норма была готова и приняла двойную порцию КБР (ей не было больно, но аппетит пропал), в эфире на западном побережье как раз показывали телепередачу с ее участием. Норма засияла изнутри, увидев себя по телевизору. Казалось, она забыла о том, что всего лишь с час назад упала и получила серьезную травму. После эфира нас завалили сообщениями на Фейсбуке, что было очень кстати, ведь именно в тот момент, когда мы ехали по автомагистрали I-90 в Северную Дакоту, нам нужна была любовь и поддержка. Наше настроение улучшилось.

«Спасибо тебе большое, – сказал мне Тим, когда мы остановились на ночь в Бисмарке, штат Северная Дакота, и Норма уже спала. – Я умею водить машину, готовить, мыть посуду, сливать отходы, но я не уверен, что справился бы с маминым порезом. Я думаю, эта кровавая рана добила бы меня».

Он говорил так, что я поняла: мы оба знали, что теперь нам предстоит по-новому заботиться о маме. Мы словно перешли на следующий этап. Я справилась с раной, но смогу ли я справиться с остальным? Я заснула чуть позже обычного: я просто лежала, смотрела в потолок и думала о том, что случилось, и о том, что ждет нас в будущем. Полеты на воздушном шаре и экскурсии по горам остались в прошлом, я понимала это. Нам предстояло столкнуться с новыми испытаниями.

* * *

В конце июля мы были уже на юго-западе Монтаны и решили устроить себе незапланированную экскурсию в Йеллоустонский парк к Мамонтовым горячим источникам. Мы с Тимом уже бывали там и подумали, что сейчас самое подходящее время свернуть с шоссе и посетить один из наших любимых национальных парков.

На день мы оставили фургон в Ливингстоне, штат Монтана, и взяли джип. Норму очень воодушевила наша идея, она радовалась, как и раньше, но все же чувствовала слабость и неуверенность в своих силах. Она все чаще прибегала к жестикуляции и стала меньше говорить.

Чем ближе мы подъезжали к Мамонтовым источникам и пешеходным тропинкам, ведущим к ним, тем чаще в моей памяти всплывали воспоминания о том, как несколько месяцев назад мы были во Флориде. Тогда Норма самостоятельно поднялась по ступенькам к форту Святого Августина на площадку над пушками, с которой открывался прекрасный вид на реку Матанзас и окрестности. Она так хотела охватить взглядом весь пейзаж и близлежащие достопримечательности, что ничто не могло остановить ее. Разумеется, на следующий день она чувствовала усталость, но она не раздумывая сделала бы это снова.

После падения с кровати все было по-другому. Каждый шаг Нормы становился все осторожнее. В фургоне она теперь всегда держалась за поручни, чтобы не упасть. Ее былая уверенность словно улетучилась. Она все еще очень хотела посмотреть интересные места, но с трудом могла преодолеть даже те пять ступеней, что вели в фургон. Боясь, что может снова упасть, Норма просила нас всегда возить ее в кресле. Теперь она даже не пыталась встать и идти самостоятельно.

Мы все знаем, что падение – это, как правило, начало конца: сломанное бедро, ушиб головы или, как в случае с Лео, компрессионный перелом позвоночника. Нам с Тимом повезло, поскольку Норма только поранилась, не получив никаких серьезных повреждений, но это все равно означало грядущие перемены. Если мы раньше чувствовали, что почти полностью отдаем себя Норме, то теперь мы должны были заботиться о ней еще больше.

Я говорила Тиму: «Не забывай, что мы сами согласились на это. Мы знали, что этот день наступит». Я произносила это вслух, одновременно пытаясь убедить и себя, и его. Но знать, что однажды этот день наступит, и столкнуться с этим вживую – две совершенно разные вещи. Я действительно не была уверена, что готова к такому. Может, я вообще никогда не буду готова.

Я вздохнула и прислонилась к окну пассажирского сиденья. Мы ехали на юг по автомагистрали Вайоминга. Красота скалистых пейзажей с чистыми горными ручьями действовали умиротворяюще, но в то же время страх и беспокойство не покидали моих мыслей. Что же будет дальше? Как мы справимся с этим? И сможем ли мы продолжать наше путешествие в фургоне? Я пыталась взять себя в руки, не думать о том, что сулят нам эти перемены, и просто довериться судьбе. Когда мы добрались до источников, то увидели, что в округе очень много машин. Мы несколько раз объехали шесть или семь забитых парковок, но не нашли ни одного свободного места. Наконец, мы встали недалеко от туалетов.

На лице Нормы, которая молчала большую часть пути, засияла ее фирменная улыбка, когда она заметила, что Тим вешает бело-голубой значок «инвалида» на зеркало заднего вида. Она выдала одну из своих коронных фраз: «Спорим, вы рады, что взяли меня с собой». В парке имелась лишь пара дорожек для инвалидных колясок, ведущих к известняковым насыпям, что нас с Тимом очень расстроило. Мы видели, что большинство источников находится над нами. Одна из туристок, должно быть, разгадала нашу авантюрную затею и указала на крутую мощеную дорожку, ведущую к верхнему ярусу. «Там нет ступеней, а тропинка и вправду очень крутая. Но, если вы сможете дотолкать коляску доверху, вас ждет шикарный вид», – сказала она.

Когда мы подошли к подножию склона, многие пытались отговорить нас. «Он очень крутой, я бы не рисковал», – сказал один из туристов, а другой даже грубо бросил в нашу сторону: «Силы есть, ума не надо». Когда мы спросили Норму, хочет ли она, чтобы мы отвезли ее наверх, она согласилась. «Почему бы и нет?» – ответила она. Пока мы взбирались, проходящие мимо зеваки не переставали отпускать комментарии: «Интересно, как вы спускаться будете». Я взглянула на Тима, который, упершись руками в инвалидное кресло своей мамы, шаг за шагом двигался вперед. Он улыбался.

Когда мы дошли до верха, я глубоко вдохнула и схватилась за ручки кресла. С высоты я смотрела на форт Йеллоустон, окруженный горными хребтами. Я разглядела наш серебряный джип с яркими желто-оранжевыми каяками на крыше. Я вспомнила, как засветились глаза Нормы, когда она шутила на парковке. И я подумала, что несмотря на все то, что мы пережили за последние два месяца, несмотря на мои страхи о будущем, Норма была абсолютно права. Мы очень рады, что взяли ее с собой.