Победа десятая 1946–1953. Готовя гагаринский старт: решение Ракетной проблемы

1 июля 1953 ГОДА — уже после ареста — Берия в первом «письме из бункера» писал Маленкову:

«…Особо должен отметить нашу совместную активную многолетнюю работу в Специальном Комитете при Совете Министров по созданию атомного оружия, а позже по системе «Комета» и «Беркут» — управляемых снарядов. <…>

По «Беркуту» испытания закончены удачно. Теперь все дело обеспечить производство в серии и соответствующими кадрами, и в этой области делается очень много… Главное на основе «Кометы» и «Беркута» есть колоссальные возможности дальнейших улучшений в области управляемых снарядов как в смысле точности, так и по скорости и дальности… Это оружие надо двигать вперед, это настоящее будущее, которым надо вооружить армию нашей Страны….»

Маленков входил в официальное руководство атомными и ракетными работами, однако не только атомщики, но и ракетчики деловым образом знали только Берию. Курирование Берией ракетных работ шло по трём направлениям:

? разработка крылатой ракеты «Комета»;

? разработка системы ПВО «Беркут» для обороны Москвы от воздушного налёта;

? разработка баллистических ракет дальнего действия.

КС-1 (сокр. от «Комета-снаряд», изделие «Б», индекс ГРАУ — 4К87, по классификации МО США и НАТО — AS-1 «Kennel») — первая советская авиационная противокорабельная крылатая ракета. В 1953 году «Комета» была официально принята на вооружение, хотя в серию запущена годом ранее. В первой половине 1960-х годов была начата замена в эксплуатации КС-1 на более совершенные типы ракет КСР-2 и КСР-11 с соответствующей доработкой ракетоносцев Ту-16КС до модификаций Ту-16К-11-16 и Ту-16К-16 (Ту-16КСР, у-16КСР-2). Последняя КС-1 была выведена из эксплуатации в 1969 году

Павел Николаевич Куксенко (1896–1980) — инженер и учёный, разработчик систем ПВО. Генерал-майор инженерно-технической службы. Лауреат двух Сталинских премий

Для развития советских работ по «дальним» ракетам, которые позднее назвали межконтинентальными баллистическими ракетами — МБР, Лаврентий Павлович сделал исключительно много. Мирные модификации этих МБР выводили в космос Юрия Гагарина, Германа Титова и их товарищей по первому отряду космонавтов. Но были, как сказано, и другие направления…

ПОСТАНОВЛЕНИЕ Совета Министров СССР № 3140-1028сс о разработке беспилотного авиационно-ракетного комплекса «Комета» с ядерным боевым оснащением было принято в сентябре 1947 года — ещё до того, как это оснащение было создано. Впрочем, предусматривалось оснащение и обычной боевой частью.

Разработку — наряду с системой «Беркут», вело специальное конструкторское бюро КБ-1 под руководством Павла Николаевича Куксенко — советского учёного и конструктора в области радиотехники, и Серго Лаврентьевича Берии — сына Берии. В качестве первого носителя использовался поршневой бомбардировщик Ту-4, а позднее — реактивный бомбардировщик Ту-16.

В мае 1952 года Берия вместе с сыном Серго руководил Государственными испытаниями «Кометы» на Чёрном море на базе «атомного» 71-го полигона ВВС в районе Керчи (посёлок Багерово). Крылатая ракета, похожая на самолёт со стреловидным крылом, прошила борт списанного крейсера «Красный Кавказ» и вышла с другого борта. Успеху предшествовала длительная и опасная работа, и основную лётную отработку беспилотного комплекса провёл, управляя ракетой из крохотной опытной кабинки, Султан Амет-Хан, крымский татарин. Султан стал верным другом Серго Берии. И уже то, что крымский татарин смог подружиться с сыном того, кто руководил выселением соплеменников Султана из Крыма в 1944 году, доказывает, что они — именно как народ — очень провинились перед Советской Родиной.

Двумя другими испытателями «Кометы» были Сергей Анохин и Василий Павлов. За проявленные мужество и героизм оба 3 февраля 1953 года были удостоены звания Героя Советского Союза. Амет-хан во время войны стал дважды Героем Советского Союза, и появление в мирное время третьего — после Кожедуба и Покрышкина — лётчика, трижды Героя Советского Союза, вызвало бы ненужные толки. Поэтому Амет-Хан третью Золотую Звезду за свои героические полёты не получил. В 1953 году ему — крымскому, напоминаю, татарину — в числе других разработчиков комплекса была присуждена Сталинская премия.

Однако «Комета» была средством удара, а для СССР жизненно важными оказывались оборонительные системы. Такой и должна была стать система «Беркут», призванная исключить прорыв к Москве даже одного американского бомбардировщика — носителя ядерного оружия.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ Совета Министров СССР № 3389-1426сс/оп («особая папка») о начале работ по системе противовоздушной обороны Москвы «Беркут» было принято 9 августа 1950 года. Систему настолько засекретили, что военное ведомство об этом проекте не осведомляли. «Беркут» стал родоначальником всех последующих систем ПВО СССР, а «крёстным» «отцом» был Лаврентий Берия.

Чтобы лучше понималось напряжение работ по «Беркуту», сообщу, что, по словам С.А. Лавочкина, создателя знаменитых истребителей Ла-5 и Ла-7 и затем ряда реактивных истребителей, работать по «Беркуту» было так трудно, как не было трудно даже в годы войны. Беспрецедентная спешка объяснялась тем, что Сталин и Берия имели достоверные сведения о реальной угрозе атомной войны Запада против СССР. Началась бы она, безусловно, с атомной бомбардировки Москвы.

Для «обеспечения разработки, проектирования и изготовления средств, входящих в комплекс ПВО системы "Беркут"» 3 февраля 1951 года постановлением Совмина СССР № 307-144сс/оп было образовано Третье Главное управление (ТГУ) при Совете Министров СССР. Руководил Третьим ГУ давний знакомец Берии ещё со времён войны Василий Рябиков, бывший замнаркома, а позднее — первый зам министра вооружений. ТГУ непосредственно подчинялось Специальному комитету Берии. Павел Куксенко и Серго Берия имели статус Главных конструкторов, начальником КБ Берия выбрал Героя Социалистического Труда Амо Еляна.

Во время войны генерал Елян руководил головным артиллерийским заводом по выпуску самых массовых полевых и танковых пушек среднего калибра (ко дню Победы было выпущено 100 тысяч орудий). Тогда Елян и вошел в сферу интересов Берии. Как и в «атомном» деле, Берия видел залог успеха «ракетных» дел в компетентных кадрах и поэтому перебросил Еляна, работавшего до этого в системе ПГУ, в систему ТГУ. После ареста Берии генерал Елян от него не отрёкся, хотя судьба Еляна изменилась после этого резко и худо.

Рябиков был управленцем опытным, однако в острых ситуациях Берия подключал к Рябикову ещё и начальника «атомного» ПГУ Ванникова. Ванников — по свидетельству одного из разработчиков системы «Беркут» Григория Кисунько — разговаривал порой очень жестко: «Я… собираюсь доложить ЛП, что все вы здесь забыли, что такое ответственность… Вы избаловались и думаете, что вам все позволено. Вам давали всё, что вы просили… А теперь хватит, теперь вы давайте»… Впрочем, как признаёт даже ненавидящий, непонятно с чего, обоих Берия — и отца, и сына, Кисунько, обходилось «без поисков… козлов отпущения».

Что же до заглазной аббревиатуры «ЛП» (от «Лаврентий Павлович»), то подобной чести удостаивались в среде оружейников немногие, и только те, кого уважали неформально: «ЮБ» — Юлий Борисович Харитон, «АДС» — Андрей Дмитриевич Сахаров, «СП» — Сергей Павлович Королёв. Курчатова, к слову, называли «Борода».

СО ВТОРОЙ половины 1940-х годов и затем в начале 1950-х годов Лаврентий Павлович курировал одновременно:

— «атомное» Первое главное управление во главе с Б.Л. Ванниковым;

— «атомное» Второе главное управление во главе с П.Я. Антроповым, которое ведало вопросами добычи и переработки уранового сырья в концентрат, а также осуществляло производственно-техническое руководство добычей урана из месторождений, разрабатываемых в Германии, Чехословакии, Болгарии и Польше, и контроль геологоразведки на уран и торий;

— «ракетное» Третье главное управление по управляемым ракетам и системам ПВО во главе с В.Н. Рябиковым.

И это было не всё, что курировал Лаврентий Берия в оружейной сфере, — были ещё и отдельно дальние ракеты, но о них — позже. В 1951 году в проекте «Беркут» начался этап изготовления опытных образцов. В ноябре 1952 года прошёл первый пуск зенитной управляемой ракеты В-300 по воздушной цели. 26 апреля 1953 года был сбит дистанционно управляемый бомбардировщик Ту-4, использованный в качестве самолёта-мишени. А в мае 1953 года завершился первый этап программы пусков по радиоуправляемым самолетам. Вот две позднейшие оценки вклада Берии-старшего в эти достижения.

Генерал М.И. Науменко:

«Он неоднократно бывал на полигоне Капустин Яр (в Астраханской области, — С.К.), где, кстати, участвовал в испытаниях его сын Сергей… За время строительства, вплоть до 1953 года, пока Берия отвечал за осуществление проекта, ни одного сбоя не было с самого начала»

Генерал-лейтенант, академик А.Г. Басистов (величина в советских работах по противовоздушной и противоракетной обороне выдающаяся):

«В августе 1952 года я докладывал Лаврентию Берия о состоянии полигонного образца системы ПВО Москвы. Берия приехал к нам на объект… Разговаривал спокойно, уважительно… В тот приезд он решил для нас проблему питания. Работали мы по 18 часов, а поесть толком было негде. А после его визита сразу все появилось»

Не думаю, что здесь требуются особые комментарии.

На этом мы с проектом «Беркут» расстаёмся. Далее речь у нас будет о Берии — «дальнем ракетчике».

ВСЕРЬЁЗ управляемыми баллистическими ракетами в СССР занялись после окончания войны, когда удалось в полной мере узнать, насколько здесь оторвались ото всех — не только от СССР, но и от США, немцы со своей фантастической по тем временам ракетой V-2 («Фау-2»). Баллистическими же ракеты называются потому, что после окончания работы крайне «прожорливого» ракетного двигателя ракета летит по баллистической траектории — как камень, брошенный рукой мальчишки в простор небес.

Весной 1945 года советские специалисты обследовали германский ракетный научно-исследовательский центр в Пенемюнде, располагавшийся на территории площадью около 80 кв. километров, имея более 150 зданий. Число сотрудников в институте доходило до 7500 человек… Начались работы по демонтажу оборудования и вывозу его в СССР из Пенемюнде, с ракетного завода фирмы «Рейнметалл-Борзиг» в пригороде Берлина Мариенфельде и т. д. В самой Германии одно время работал институт «Норденхаузен». Начальником института был гвардии генерал-майор артиллерии Л. Гайдуков, а главным инженером — С. Королёв, тот самый… В институте работали и советские специалисты, и немцы.

17 апреля 1946 года Сталину была направлена записка об организации научно-исследовательских и опытных работ в области ракетного вооружения в СССР. Записку подписали Л. Берия, Г. Маленков, Н. Булганин, Д. Устинов и начальник Главного Артиллерийского управления Красной Армии Н. Яковлев. В этой, без преувеличений исторической, записке говорилось, что в Германии вопросами ракетного вооружения занимались 25 научно-исследовательских организаций, и было разработано до 15 образцов ракетных снарядов, в том числе — ракета дальнего действия Фау-2 с предельной дальностью 400 километров. Заканчивалась записка словами: «Для обсуждения всех этих вопросов целесообразно было бы собрать у Вас специальное совещание».

Анатолий Георгиевич Басистов (1920–1998) — советский учёный и конструктор в области радиотехники и электроники, генеральный конструктор НИИ радиоприборостроения (1985–1998)

Ракета В-300 и РЛС Б-200

Аэрофотосъемка немецкого ракетного исследовательского центра в Пенемюнде на острове Узедом

Музей полигона Пенемюнде. Крылатая ракета Фау-1. Позади неё наклонная разгонная катапульта, предназначенная для придания начальной скорости полета. Еще дальше виднеется поезд, курсировавший по железной дороге, обслуживающей полигон.

29 апреля 1946 года такое совещание у Сталина состоялось, шло с 21.00 до 22.45, после чего у Сталина остались только Булганин и Маленков. Вскоре был образован Специальный комитет по реактивной технике при Совете Министров СССР, возглавлявшийся вначале Г.М. Маленковым, а затем, уже как Комитет № 2, — Н.А. Булганиным. Берии и без дальних ракет дела хватало, у него был хлопот полон рот с атомными работами. Однако кончилось тем, что работы и по дальним ракетам без Лаврентия Берии не обошлись, но — не сразу.

10 МАЯ 1947 года в Специальном комитете реактивной техники при СМ СССР — в соответствии с Постановлением СМ СССР № 1454-388 «Вопросы реактивной техники» — произошла «смена караула». Первым пунктом Постановления Специальный комитет реактивной техники переименовывался в Комитет № 2, но суть заключалась во втором пункте (всего их было пять), гласившем: «Назначить заместителя Председателя Совета Министров СССР т. Булганина Н.А. председателем Комитета № 2 при Совете Министров СССР, удовлетворив просьбу т. Маленкова Г.М. об освобождении его от этой обязанности». Замена Маленкова Булганиным никак не была связана с так называемым «авиационным делом» — Постановление Политбюро по этому «делу» было принято 4 мая 1946 года, а быть председателем Спецкомитета по реактивной технике Маленков перестал только через год.

Был главным «ракетчиком» Георгий Максимилианович Маленков — стал главным «ракетчиком» Николай Александрович Булганин. А дальние ракеты всё так же не летали, или летали плохо.

Почему?

Ни Маленков, ни Булганин не были бездарными управленцами — в классической «команде» Сталина неумёх и бездарей не было, даже Хрущёв при Сталине из общей упряжки особо не выбивался. И Маленков, и Булганин много и толково поработали и до войны, и во время войны, и после войны. Но с ракетным Спецкомитетом ни у того, ни у другого не заладилось.

Почему?

Не потому ли, что у Маленкова, у Булганина к рубежу 1940-х–1950-х годов не было ни того вкуса к новому, который был у Берии, ни того вкуса к людям, который был у Берии? Послевоенные оборонные проблемы отличались небывалой новизной: атомное оружие, реактивная авиация, ракетная техника различных классов во главе с дальними ракетами, многофункциональная радиолокация, новая электроника, цифровые электронные вычислительные машины, новые, нередко экзотические, ранее не производившиеся материалы…

Даже испытанные сталинские соратники здесь терялись, а Берия — нет!

Почему?

Ну, во-первых, потому, что Лаврентий Павлович Берия был талантливее — имел быструю и точную реакцию, сразу ухватывал суть, широко мыслил. Во-вторых, он был крайне работоспособен, трудолюбив, и свободное от порученного дела время использовал тоже для работы. Наконец, Берия умел не только подобрать людей, вместе с ним делающих то, что было поручено Родиной и Сталиным, но и умел не мелочиться, доверяя им.

Известный ракетчик Борис Черток к Берии отнюдь не расположен. Однако он, сравнивая ситуацию у ракетчиков, над которыми стоял аппарат Оборонного отдела ЦК ВКП(б) во главе с Иваном Сербиным, имевшим прозвище «Иван Грозный», и у «атомщиков», вспоминал, что без санкции Сербина были невозможны никакие изменения, поощрения и т. п. А вот в Атомном» проекте и в проекте «Беркут» всё было, по словам Чертока, принципиально иначе, и он даже с некой грустью сообщает, что там, где руководил Берия, все кадровые решения, принимал Ванников, согласовывая их с Курчатовым и лишь представляя на утверждение Берии.

Конечно, Черток тут перебрал — ключевые кадровые решения Берия принимал сам, начиная с привлечения в атомные работы того же Ванникова и заканчивая назначениями директоров предприятий, как это было с директором «плутониевого» комбината № 817 Музруковым, которого Берия «высватал» с «Уралмаша». Но подчинённым Берия доверял — тем, кто этого заслуживал. Аппарат «атомного» Спецкомитета № 1 был небольшим, хотя на Секретариат ложилось много обязанностей, включая подготовку проектов Постановлений Совмина СССР, в том числе — о назначениях. И этот коллектив ближайших помощников Берии работал эффективно. К тому же ещё одна черта стиля Берии была крайне плодотворной. Она у руководителей не так уж и распространена, а подчинёнными ценится. Речь — о готовности к коллективному мышлению, об умении привлекать к выработке решений всех, кто мог полезно высказаться по существу вопроса.

Как известно, ум — хорошо, а два — лучше. Но, изучая стиль руководства Берии, убеждаешься, что он принимал к исполнению эту истину в усовершенствованном варианте: «Ум — хорошо, а двадцать — лучше». При этом Берия не «размазывал» свою личную ответственность за решение на многих. Окончательное решение — если это было решение, требующее уровня Берии, — принимал Берия, за спины подчинённых не прячась. И перед Сталиным он всегда отвечал сам.

Собственно, так же руководил и Сталин с той лишь разницей, что товарищ Сталин за свои решения отвечал уже не перед кем-то лично, а перед народом и историей.

ШЛИ годы…

К началу 1949 года в Урановой проблеме — у Берии — наметился близкий успех, а с созданием ракетной техники — у Булганина — дела шли значительно хуже. 8 января 1949 года Начальник головного ракетного НИИ-88 Лев Гонор и парторг ЦК ВКП(б) при НИИ-88 Иван Уткин обратились прямо к Сталину с особо важной докладной запиской, где сообщали, что работы по созданию реактивного вооружения проводятся медленно, и что Постановление правительства от 14 апреля 1948 года за № 1175-440сс находится под угрозой срыва. «Нам кажется — писали Гонор и Уткин, — что это происходит вследствие недооценки важности работ по реактивному вооружению со стороны ряда министерств». Закончили Гонор и Уткин свою записку просьбой к Сталину: «Для коренного улучшения дел по изготовлению ракет просим Вашего личного вмешательства».

Дела, однако, шли по-прежнему ни шатко, ни валко, и к концу августа 1949 года Комитет № 2 при СМ СССР был ликвидирован. Ответственность за разработку дальних ракет особо важным Постановлением СМ СССР № 3656–1520 от 28 августа 1949 года возложили на Министерство Вооружённых сил СССР. Приказом Министра маршала Василевского № 00140 от 30 августа 1949 года было положено начало формированию Управления по реактивному вооружению МВС СССР. Увы, ничего путного и из этого не получилось. Уже в первом приказе Василевского было много слов, но мало дельных мыслей и конкретных идей. Так что особых успехов и у Управления по реактивному вооружению МВС СССР замечено не было.

А тут подоспел проект «Беркут», для реализации которого 3 февраля 1951 года Постановлением СМ СССР № 307-144сс/оп было образовано Третье Главное управление, замыкавшееся на Л.П. Берию. Итог был ожидаемым — 4 августа 1951 года Сталин подписал Постановление СМ СССР № 2837–1349 с грифом «Совершенно секретно. Особой важности», начинавшееся так:

«Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Ввиду того, что разработка ракет дальнего действия Р-1, Р-2, Р-3 и организация серийного производства ракеты Р-1 родственны с работами по «Беркуту» и «Комете», возложить наблюдение за работой министерств и ведомств по созданию указанных ракет на заместителя Председателя Совета Министров СССР товарища Берия Л.П.»

И сразу положение с дальними ракетами стало выправляться. 10 декабря 1951 года была принята на вооружение ракета дальнего действия Р-1 с дальностью полёта 270 километров с боевой частью, содержащей 750 кг взрывчатого вещества с рассеянием по дальности ± 8 км, боковым ± 4 км. Это было только начало — не очень пока удачное, но ещё летом 1951 года предшественники Берии никак не могли наладить серийное производство Р-1 на Днепропетровском «автомобильном» заводе (знаменитом «Южмаше»).

Начали готовиться инженерные кадры для возникающей ракетной промышленности, стал улучшаться быт ракетчиков — всё по давно отработанной Берией и его соратниками «атомной» схеме.

Вернёмся в весенние дни 1946 года, когда 14 и 29 апреля в кремлёвском кабинете Сталина прошло два совещания на «ракетную» тему, а 13 мая 1946 года вышло Постановление СМ СССР № 1017-419сс «О вопросах реактивного вооружения», которым был образован Специальный комитет по реактивной технике под председательством Г.М. Маленкова. Берия в «ракетный» Спецкомитет Маленкова как член не входил, но вот оценка П.И. Качура, автора статьи «Ракетная техника СССР: послевоенный период до 1948 г.» в № 6 журнала Российской академии наук «Энергия» за 2007 год. Сталина, Берию — как и вообще советский строй, в постсоветской Академии наук любят не очень-то, но тем дороже то, что академический журнал признал:

«Фактически ракетостроением руководил Л.П. Берия. Г.М. Маленков не занимался организационными и производственными вопросами и был формальным председателем комитета».

Б.Е. Черток тоже подтверждает, что Маленков, как и сменивший его Булганин, «особой роли в становлении… отрасли не играли». «Их высокая роль, — признавал Черток, — сводилась к просмотру или подписанию проектов постановлений, которые готовил аппарат комитета». Всё повторялось, как в случае с «авиатором» Маленковым и «танкистом» Молотовым во время войны. Они председательствовали, а Берия тянул воз, хотя и не всегда это оформлялось официально.

Причём роль Берии в становлении советской ракетной науки и техники была тем более значительной, что у ракетчиков, кроме Берии, в высшем руководстве страны был лишь один влиятельный сторонник — сам Сталин. Авиационные конструкторы, исключая Лавочкина, к ракетной технике относились, мягко говоря, сдержанно. Как, впрочем, на первых порах, и к реактивной авиации. По свидетельству того же Б.Е. Чертока, авиаконструктор Александр Яковлев «недружелюбно относился к… работам А.М. Люльки по первому отечественному варианту турбореактивного двигателя», и даже опубликовал в «Правде» нашумевшую статью, где характеризовал немецкие работы в области реактивной авиации как агонию инженерной мысли фашистов.

Не жаловали новый вид оружия (которому, правда, ещё лишь предстояло стать оружием) и генералы. В 1948 году на совещании у Сталина уже другой Яковлев — маршал артиллерии, резко высказался против принятия ракетной техники на вооружение. Он упирал на сложность и низкую надёжность ракет, а также на то, что те же задачи решаются авиацией. «Отец космонавтики» Сергей Королёв столь же резко выступал тогда «за», но в 1948 году маршал Яковлев и полковник Королёв были величинами очень уж различающихся калибров.

Зато Берия ракеты поддержал сразу. Собственно, тот факт, что ракетные дела изначально стал курировать нарком вооружений Устинов (которого в какой-то мере можно считать «человеком Берии»), а не нарком авиационной промышленности Шахурин (которого в какой-то мере можно считать «человеком Маленкова»), сразу обнаруживает влияние Берии. С Устиновым у Берии во время войны установились рабочие контакты, и назначение Устинова в «ракетчики» вряд ли могло произойти помимо Лаврентия Павловича. Но тщетно мы будем искать имя Берии на страницах популярной истории советских ракетных работ. Что ж, хорошо, что хоть «атомная» наша история не погнушалась воздать должное «ЛП».

ПОСЛЕ того, как Берия стал официальным Куратором кроме Атомной проблемы также Ракетной проблемы, наше ракетостроение начало прочно становиться на ноги, и развитие работ по дальним ракетам происходило всё возрастающими темпами. 13 февраля 1953 года было принято «бериевское» Постановление СМ СССР № 442-212сс/оп «О плане опытно-конструкторских работ по ракетам дальнего действия на 1953–1955 гг.» с обширной программой. К октябрю 1953 года на зачётные испытания должна была быть представлена ракета Р-5 с прицельной дальностью полёта 1200 км при максимальном отклонении от цели на наибольшей прицельной дальности: по дальности ± 6 км, боковым ± 5 км. Это уже был успех, а к августу 1955 года должны были быть готовы ракеты Р-12 с дальностью 1500 км при тех же максимальных отклонениях от цели, что и для Р-5. Причём Постановление от 13 февраля 1953 года ориентировало ракетчиков на высококипящий окислитель — азотную кислоту с окислами азота, а это резко сокращало срок подготовки ракеты к пуску.

«Ракетчик» Берия — останься он у руководства — мог бы сделать и ещё больше, и не только для дальних ракет военного назначения. С 1949 года, когда началась программа пусков первых советских геофизических ракет типа В-2А, в СССР провели первые запуски собак в верхние слои атмосферы. Этим занимались, в частности, профессор В.И. Чернов и доктор медицинских наук В.И. Яковлев. А Сергей Павлович Королёв уже зимой 1948 года выдал первое задание на проектирование кабины для пилота, размещаемой на высотной ракете. Королёв умел мечтать деловым образом, умел смотреть далеко вперёд. Но умел мечтать и Лаврентий Берия. В начале 1950-х годов его усилия работали на тот будущий взлёт Гагарина в околоземное космическое пространство, который стал реальностью менее чем через восемь лет после гибели Берии в хрущёвских застенках.

В 1953 году Хрущёв, устранивший Сталина, задумывал новый заговор — против Берии. А Берия — не как прекраснодушный мечтатель, а как социалистический технократ, задумывался о том, что необходимо сделать, чтобы советский человек первым вышел на просторы Вселенной.

1953 год оказался для России чёрным — в марте был убит Сталин, а через несколько месяцев — Берия. Но кое-что Берия и после смерти Сталина сделать успел. 16 марта 1953 года было принято — по инициативе Берии — Постановление Совета Министров СССР № 697-355сс/оп «О руководстве специальными работами». Все работы: «атомные», по «Беркуту» и «Комете», по ракетам дальнего действия, возлагались на единый Специальный комитет под председательством Берии при первом заместителе Ванникове.

«Атомщик» и «ракетчик» Берия работал на мир для Советской России, а лучший менеджер социализма Берия работал для того, чтобы Советская Россия поскорее преодолела последствия войны и вышла на самые передовые позиции во всех сферах жизни общества. И успех в этом деле был очередной победой Берии во славу России.