Под звуки гавайских гитар

В первых числах сентября 1977 года в газетах Гавайских островов появилось сенсационное сообщение: в частной кондитерской городка Каилуа священнодействуют специалисты–пирожники, производя на свет самый большой торт в мире. Приводились цифры: длина — 100 футов, количество сливочного крема — 240 фунтов, для украшения этого уникального произведения кулинарии приготовлено 1200 марципановых роз.

Поступавшие из различных источников сведения, о небывалом торте походили друг на друга как две капли воды. Разночтение обнаруживалось лишь в предназначении бисквитно–кремового гиганта. Одни утверждали, что его разрежут и по частям продадут с благотворительными целями на пополнение отощавшей казны местной ассоциации больных мышечной дистрофией. Другие, не отрицая данной версии, вещали о готовящейся церемонии по случаю 139?й годовщины со дня рождения гавайской королевы Лилиуокалани, где, мол, будут потчевать тортом–гулливером.

И вот наступил день торжеств. Перед бывшим королевским дворцом Гавайских островов «Лолани палас» на специальный постамент повара в высоких белых колпаках водрузили торт–гигант со 139 зажженными свечами. А 95-летняя Фанни Бернс, тщательно прожевывая марципановую розу, под звуки гавайских гитар стала делиться своими воспоминаниями о незабвенной королеве, с которой ей не раз доводилось встречаться…

Местные журналисты вполне доверчиво отнеслись к весьма красочным рассказам Фанни Бернс. Даже со скидкой на некоторые зигзаги старческой фантазии она с убедительной достоверностью поведала о том, как, будучи одиннадцатилетней девочкой, своими глазами видела американских солдат, высадившихся в 1893 году на Гавайи с военных кораблей. С их подмогой на островах было инспирировано «восстание» коренного населения, и королеву Лилиуокалани сбросили с трона…

А дальше началась уже чистая история, выходящая за пределы девичьего восприятия тех далеких событий, за пределы столь ценного и столь же хрупкого инструмента, как человеческая память. История колонизации Гавайских островов американским империализмом.

Сперва для отвода глаз американцы провозгласили Гавайи «республикой», назначив ее президентом крупного предпринимателя Доула. А в 1898 году Гавайская республика закончила свое существование, и острова были объявлены владением — США, где тот же Доул, который впоследствии стал «ананасным королем», с благословения Вашингтона вступил на должность губернатора.

Вот почему церемония, на которой 2 сентября приглашенные угощались ломтиками торта–гиганта, была метко названа некоторыми журналистами «поминками по независимым Гавайям».

В тот же день, когда на зеленой лужайке перед дворцом «Лолани палас» облаченная в национальные наряды толпа под тающие плавные мелодии исполняла национальные танцы и в песнях оплакивала былые годы, на другой поляне, перед вполне современным зданием профсоюзного центра металлистов штата Гавайи, рабочие сжигали в пылающем костре несправедливые трудовые контракты, навязываемые им предпринимателями. Их было 700 человек. Они аплодировали и пели. В песнях отчетливо слышался призыв к забастовке. Два, казалось бы, не имеющих между собой видимой связи события одного дня. Но если вникнуть в их существо, то можно проследить в этом определенную закономерность. Колонизация островов, а затем, в 1959 году, по существу, насильственное обращение их в 50?й штат США принесли жителям Гавайев те же плоды «цивилизации», явное перепроизводство которых наблюдается невооруженным глазом во всех других штатах континентальной Америки.

Начались слежки ФБР за инакомыслящими, во многих учреждениях были установлены подслушивающие аппараты, элементарное попрание прав человека стало повседневной практикой на Гавайях.

…К кровоточащим социальным проблемам Гавайев XX века за последние годы добавилась еще одна. Пришла она на острова, естественно, не сама по себе, а была экспортирована сюда все тем же Вашингтоном. Для того чтобы более выпукло представить себе всю глубину этой проблемы, нужно мысленно вернуться к весенним дням 1975 года.

30 апреля с падением Сайгона была поставлена последняя точка в летописи длительной самоотверженной борьбы, которую вел народ Южного Вьетнама под руководством Национального фронта освобождения и Временного революционного правительства за полную свободу и независимость. Под мощными ударами войск освобождения, охваченные паническим страхом, потерявшие дисциплину, бежали отряды разложившейся марионеточной армии. Именно в тот период родилась и была поспешно раздута всем пропагандистским аппаратом США так называемая проблема «беженцев». В течение многих часов и дней американское телевидение, радио, газеты взахлеб расхваливали «самую гуманную» операцию. Боевые корабли, предусмотрительно направленные Вашингтоном, подбирали с берега беженцев, которые якобы спасались от «коммунистического наступления», а гигантские самолеты, направленные в Южный Вьетнам с грузом оружия, возвращались в США полные детей, которых, мол, в противном случае ожидала бы страшная судьба…

Однако в то время ни слова не говорилось о том, что миллионы вьетнамцев решительно отказывались покидать родину, поднимали восстания, чтобы сбросить с себя последние оковы режима Тхиеу и остаться в своих селах, городах. Сейчас уже доподлинно известно, как на американских судах, участвовавших в «гуманной» операции, люди умирали от недостатка пищи и воды, от болезней. Их увозили разными путями. Некоторых высаживали на острове концлагерей Фукуок, допрашивали и, если находили сочувствующих коммунистам, расстреливали на месте без суда и следствия.

Начало этой «гуманной» акции ознаменовалось смертью более 150 южновьетнамских сирот, погибших в результате авиационной катастрофы неподалеку от аэродрома Таншоннят. А то, к чему она привела, в наши дни можно увидеть, в частности, на Гавайских островах.

Нгуен Ван Ки, с которым мы встретились на окраине Гонолулу, приехал сюда с другими южновьетнамцами отнюдь не по своей доброй воле. Он вспоминает:

— Это была подлая пропагандистская затея, ничего не имеющая общего с соображениями гуманности или сочувствия. Когда Пентагон убедился в неминуемом крахе своих ставленников, он и решил взять на себя «великую миссию помощи» народу Южного Вьетнама, и в первую очередь сиротам. Тогда, правда, никто из американцев не признавал, что за годы войны в Южном Вьетнаме осиротело по вине сайгонской верхушки и интервентов более одного миллиона детей. Сироты представлялись наиболее выигрышным козырем.

Родственник моего собеседника Нгуен Фан Данг добавляет:

— Из рода в род мы занимались торговлей овощами, никогда и ничего общего не имели с полицейскими, или офицерами сайгонской армии, или теми, кто разбогател на американской войне. Нам нечего было опасаться. А они не стали нас даже спрашивать, загнали по трапу в самолет и высадили сначала на острове Гуам, а уж потом перевезли сюда.

Нгуен Ван Ки вспоминает попавшее в печать письмо бывшего заместителя премьер–министра сайгонской администрации, в котором прямо говорилось о том, чтобы «эвакуацию» южновьетнамцев в США использовать в пропагандистских целях. В нем, в частности, подчеркивалось, что это событие будет широко освещаться в прессе и вызовет положительную реакцию во всем мире, и особенно в США.

— Однако этого не произошло. На Гавайях сейчас находится около трех тысяч «беженцев». Мы поставлены в малоприемлемые для нормальной жизни условия. Посудите сами. Уже давно вообще прекратилась нищенская программа федерального правительства по вспомоществованию «беженцам». На что же рассчитывать, если чиновница из организации помощи эмигрантам штата Гавайи Элайн Сэндобал признает, что ведомство по делам иммиграции откровенно не желает, чтобы мы, вьетнамцы, имели бы возможность пользоваться программой по улучшению бытовых и социальных условий наравне с другими жителями штата.

В разговор снова вмешивается Нгуен Фан Данг:

— Замечу, что мисс Элайн Сэндобал в общем–то справедливо считает, что Соединенные Штаты абсолютно не были готовы к принятию, как она выражается, «такого рода беженцев». Мы для них обуза. А если говорить о вопросе трудоустройства моих соотечественников, то он полностью соответствует этой проблеме в масштабе всей Америки. Устроиться на работу удалось лишь четвертой части всех трудоспособных «беженцев», а ходят в школы лишь половина наших ребят. Дороговизна на квартиры не поддается никаким сравнениям. Самое скромное жилье на одну семью обходится в среднем в девяносто тысяч долларов плюс покупка земельного участка…

Наши собеседники рассказывают, что тысячи вьетнамцев, вывезенных в свое время в Соединенные Штаты, продолжают настаивать на возвращении на родину. «Большинство из нас были доставлены на чужбину американскими военными властями с помощью обмана, шантажа и насилия», — говорят они, перебивая друг друга.

Нам представилась редкостная возможность побывать и на Кинг–стрит, где живут южновьетнамские «беженцы». Не каждый из них решался назвать свое настоящее имя, не каждый отважился поведать о своем прошлом и настоящем. Причины тому разные. Но вывод из общения с этими людьми можно сделать вполне определенный: их считают здесь людьми «второго сорта». Отмечено немало случаев столкновений и расистских выходок против этих «небелых эвакуированных». Чтобы избежать физических расправ, они при малейшем обострении обстановки убегают под малонадежную защиту своих жилищ. Южновьетнамцы не раз оказывались в роли козлов отпущения за различные социальные недуги штата Гавайи. На островах уже твердо укоренилось мнение, что иммигранты, мол, увеличивают уровень преступности, выкачивают средства из системы социального обеспечения и обостряют и без того достаточно взрывную проблему безработицы.

— Чтобы покончить со всеми казусами и недоброй жизнью, нужно как можно скорее уехать домой, — говорили эти эмигранты поневоле.

…Имя человека, открывшего Гавайские острова, англичанина Джеймса Кука, сегодня редко вспоминают на Гавайях. Весьма скромное место великому морепроходцу своего времени отведено и в залах морского музея Гонолулу, обосновавшегося на четырехмачтовом фрегате постройки 1887 года «Фолз оф Клайд»; не более того сообщается о капитане в популярных справочниках и туристических проспектах, изданных на Гавайях. Мы не обнаружили в столице ни одного ресторанчика или хафеюшки под его именем, а если говорить о мемориалах или улицах, как–то связанных с этим человеком, то их тоже нет.

Чем объяснить такое непочтение? Во всяком случае, да это и вполне естественно, на родине Кука ему воздано куда больше почестей! Его походам посвящены целые фолианты, изданы дневники самого капитана, составлены биографии отважного мореплавателя. Британцы считают, что два наиболее почитаемых имени во всей истории военно–морского флота Англии — Нельсон и Кук. В Лондоне можно любоваться строгим памятником Куку, а в поместье друга и коллеги капитана — сэра Хью Паллисера в Бакингемшире воздвигнут выразительный мемориал в его честь.

Мы бродили в жаркий день по Гонолулу и размышляли на тему о превратностях судьбы этого человека. Подумалось, что островитяне отвергали идею об увековечении памяти английского капитана потому, что во время второго захода кораблей Кука на Гавайи между его командой и гавайцами вспыхнул острейший конфликт, который привел к трагической гибели главы экспедиции. Финал схватки так описан в книге англичанина Э. Маклина «Капитан Кук»: «Десятки аборигенов набросились на Кука, который упал на мелководье, и начали наносить ему удары ножами и пахуа. Это случилось в восемь часов утра. Куку в то время было пятьдесят лет».

Через два–три дня, обедая в небольшом ресторанчике с японской кухней, мы обнаружили на столике оставленный кем–то рекламный буклет о гавайских музеях. В частности, там рассказывалась история одного древнего пахуа…

Пахуа — это дротик, увесистое железное оружие, которым пользовались древние гавайцы. В заметке шла речь о пахуа, который был подобран матросом из команды Кука на поле схватки после гибели капитана утром 14 февраля 1779 года. Этот дротик был увезен в Англию. За минувшие 200 лет он побывал в руках многих коллекционеров холодного оружия, числился в книгах британских музеев, демонстрировался на выставках древних мечей, а в 1977 году оказался на лондонском аукционе. Здесь этот редкий экспонат приобрел коллекционер из Гонолулу Чарльз Маком за немыслимую сумму — 63 тысячи долларов. Автор заметки любезно приглашал всех почитателей старины побывать в его апартаментах на улице Нахуа, 423, и ознакомиться с уникальным предметом старины.

Мы соблазнились предложением и после обеда сразу же отправились по означенному адресу. Признаемся, мы не испытали ни трепета, ни волнения при виде этого дротика, но старались ничем не высказать своего прохладного настроения.

Хозяина музея на месте не оказалось. У витрины, где был выставлен экспонат, стоял здоровенный верзила. Обернувшись к нам, он довольно мрачно заметил, что таких бешеных денег за подобную штуковину никто никогда не платил…

— Вещь стоит столько, сколько радости она приносит ее хозяину, — заметили мы.

— Что верно, то верно, — ответил верзила и хмуро представился: — Приятель Чарльза. Сам–то он уехал в город. Дела… А вы знаете, что именно этот дротик был зарисован официальным художником третьей экспедиции Кука Джоном Веббером?

— Охотно верим.

— Ну так о чем это может свидетельствовать, как вы думаете?

— Реликвия… — начали было мы излагать свои соображения. Но он сделал рукой таинственный жест, словно моля не произносить больше ни слова, и, наклонив голову, прошептал:

— А я убежден, что именно этим дротиком был нанесен последний удар Джеймсу Куку.

Он смотрел на нас широкими глазами, ожидая ответную реакцию.

— Во всяком случае, мы имеем право предполагать подобное. Писатели, исследователи и историки довольно схоже описывают первую реакцию Кука на кражу аборигенами вельбота и инструментов оружейника.

— А именно?

— Кук решил прибегнуть к своему излюбленному маневру — захвату заложника, которого он мог держать на своем корабле «Резолюшн» до тех пор, пока не вернут украденные вещи. Для этого он и высадился с отрядом морской пехоты на берег. А вот дальше все рассказы о происшедшем грешат непохожими подробностями, попахивающими литературным вымыслом. Так почему же я не могу внести свою лепту?

— Что вы имеете в виду?

— Этим пахуа был нанесен последний удар…

Наш собеседник был явно возбужден. Его глубоко посаженные глаза бегали с одного древнего предмета лавки–музея на другой, руки дрожали.

— Но эту мысль должна поддержать пресса. Тогда сенсация обретет крылья, и Чарльз сможет неплохо заработать на ней. Согласны? Журналистам ведь может тоже кое–что перепасть…

Нет, мы, разумеется, не могли согласиться с такой беззастенчиво грубой подтасовкой истории. Высказаться пришлось на сей счет без дипломатических любезностей.

— Тогда извините, — он довольно бесцеремонно и сухо оборвал разговор, — а я надеялся, что любой журналист мог бы стать в этом дельце хорошим союзником. По–моему, в борьбе за доллары все средства хороши!

…О «гавайском ренессансе» приходилось слышать еще до поездки на острова.

— Если хотите получить об этом более яркое впечатление, — сказали нам в частной туристической фирме, — сходите на концерт ансамбля «Сыновья Гавайев». Он выступает в отеле «Санд Вилла» в районе Вайкики. Послушайте Эди Камае. Эти парни хорошо знают подлинную народную музыку. Они хотя и не попадают на страницы газет, да и реклама о них мало шумит, но мы их считаем своеобразным зеркалом, отражающим развертывающееся движение коренных гавайцев за спасение национальной культуры. Ведь она почти угасла за последние двести лет, с той самой поры, как нас открыл Джеймс Кук… «Гавайский ренессанс» — это и есть воскрешение нашей культуры, повышение интереса людей к пению, танцам, музыке, истории, ремеслам, старинным народным обрядам. За это идет борьба, нужная нам борьба.,.

Член исполкома совета организации гавайцев Г. Кеалоа был более осторожен в суждениях. Он говорил:

— Струнный ансамбль «Сыновья Гавайев» да и некоторые другие музыкальные коллективы не. считают себя какими–то выдающимися борцами. Да и не стоит утверждать, что все мы настроены воинственно. Ведь кто–нибудь еще вспомнит историю и скажет, что мы собираемся выходить на улицы с дротиками, чтобы убить еще одного Кука… Я считаю, что основа нашего движения заключается в благородном проявлении этнического самосознания…

Давайте вспомним, что же этнически представляют собою гавайцы. Археологические раскопки свидетельствуют, что первые поселенцы острова Оаху были выходцами с Маркизских островов, а затем судьба забросила на Гавайи мореплавателей — уроженцев Таити, Других осколков суши, разбросанных в безбрежных просторах Тихого океана. Волны многочисленных миграций относятся к временам тысячелетней давности и до сих пор таят в себе еще немало загадок.

В наши дни юридически гавайцем может называться тот человек, чьи полинезийские предки обитали на островах до первой высадки экипажа Кука в 1778 году. Таких людей на Гавайях осталось менее 150 тысяч из общего числа жителей 50?го штата 886 600 человек.

Побывав на Гавайях, убеждаешься в том, что подавляющее большинство гавайцев находится в наши дни, по выражению американского журналиста У. Эндикотта, «на дне экономической жизни Гавайев». Они «разочарованы и озлоблены тем, что в школах учителя игнорируют их индивидуальность, традиции и историю», они весьма часто говорят «об утрате гордости, о горечи, вызванной утратой земель и родины предков».

Самый большой остров, который дал название всей цепочке — Гавайи, — в русском переводе означает «остров Орхидеи», а один из самых незначительных, Кахулави, означает «остров Смерти».

Кахулави — это 186 квадратных километров голых, не приспособленных для жизни человека скальных пластов. Однако гавайцы считают этот остров священным. По старинному поверью, именно здесь когда–то появилось мифическое существо Лоно — бог плодородия. Он принес людям пищу и покой. С той поры гавайцы ежегодно отмечают праздник окончания всех полевых работ «Макахики», прославляя в песнях и сказаниях остров Кахулави.

И вот в 1941 году специальным приказом ВМФ США Кахулави был превращен в мишень для тренировочного бомбометания. Бесцеремонность янки возмутила гавайцев, Был создан комитет, а затем и организация «В защиту Кахулави». И, несмотря на то, что 'вашингтонская администрация продолжает утверждать, что остров непригоден для экономического использования и лишь может служить нуждам ВМФ США, гавайцы продолжают вести борьбу за его спасение.

Не так давно члены организации «В защиту Кахулави» высадились на острове, пытаясь тем самым вынудить ВМФ покончить с бомбардировками этого клочка земли. Власти арестовали двоих участников этого похода, а двое, в том числе и очень популярный народный певец Джорджи Хелм, утонули, когда пытались перебраться вплавь через восьмимильный пролив к ближайшему острову Мауи.

Осужденный на три года за этот демарш тридцатилетний Ч. Уоррингтон рассказывает:

— Мы все больше и больше осознаем, что происходит с Гавайями. На примере Кахулави мы хотели показать всем, сколь неправильно используется наша исконная земля. Наши деды учили нас заботиться о земле, любить ее. Но это все позабыли наши родители. Мы последнее поколение, способное вернуть хотя бы часть утраченной культуры. У нас остался последний шанс сохранить немногое из того, что у нас осталось. Мы должны противостоять охранке ФБР, другим спецслужбам США. Мы должны бороться за свои человеческие права, беспощадно подавляемые вашингтонскими лицемерами, которые жонглируют словами о «защите прав человека», а на деле бесстыдно их попирают.

В движении за остров Кахулави проявилась еще и другая тенденция гавайцев. Вслед за аборигенами Аляски, которые добились в ходе многолетней борьбы от конгресса США компенсации, гавайцы также стали добиваться ее от федерального правительства за земли, которые были отняты у жителей в 1898 году.

Недавно в сенат и палату представителей конгресса США направлены две резолюции, которые требуют удовлетворить политические, экономические и культурные претензии гавайцев, а для начала создать комиссию по изучению проблемы репараций. Эти резолюции утверждают, что обширные земельные владения, захваченные Соединенными Штатами в 1898 ГОДУ «были общей собственностью туземных гавайцев до свержения их местного правительства».

Старожилы вспоминают, что в 1920 году конгресс «из милости» выделил 189 акров земли для сдачи в аренду лицам хотя бы наполовину гавайского происхождения. Учредили земельную комиссию, чтобы наблюдать за строгим выполнением этой программы. Предусматривалось сдавать в аренду по 40 акров сроком на 99 лет, с символической оплатой в 1 доллар ежегодно. Но на деле вплоть до самых последних лет в комиссии преобладали негавайцы, которые санкционировали откровенные махинации, в результате чего землю сплошь и рядом отдавали «своим людям».

Г. Кеалоа считает, что, хотя туземные гавайцы в своей борьбе и придерживаются разных взглядов на некоторые проблемы, движение их монолитно, у них есть общие интересы, особенно любовь к земле.

Его мысли разделяет Полин Джоуергер, которая преподает историю в Гавайском университете.

— Я убеждена, — рассказывает она, — что возобновившийся поход за культурное самосознание является весьма долгосрочным аспектом движения гавайцев.

Чем живут островитяне?

Однозначный ответ на этот вопрос дать не просто. Если говорить о столице — Гонолулу, то этот город целиком находится во власти туристов. Его центр, набережная, прилегающие улицы давно отстроились, он насыщен современными гостиницами, наводнен фирмами по туризму, банками, конторами авиакомпаний, ресторанчиками, кафеюшками, лавками сувениров. Кораллами, изделиями резчиков по дереву, бусами из жемчуга и нежно–розовых ракушек торгуют с тротуаров и прилавков, на пляжах и в отелях, винных лавочках и на базарах. Гавайи посещают до четырех миллионов туристов ежегодно. Было время, когда Гонолулу и его окрестности напоминали сплошную строительную площадку. Сооружались военные казармы, полигоны и гостиницы. Сейчас строительный бум закончился, и появились лишние руки: в сельском хозяйстве — 5500 человек, а в других отраслях островной промышленности насчитывается, по данным департамента труда, 31 700 безработных.

Военные теперь обходятся на перестройке или ремонте своих объектов собственными силами, а пристанищ для приезжих оказалось даже больше чем достаточно. Профессия строителей в загоне. А промышленность? Она главным образом обрабатывающая и ограничивается сахарными и ананасно–консервными предприятиями.

Стоит отъехать от Гонолулу десяток километров, и попадешь в царство сахарного тростника. Лента шоссе, стиснутая с двух сторон сплошной зеленой стеной, бежит на северо–запад. Но вот где–то в глубине плантации прозвучал одинокий гудок паровоза. Минута–другая, и мы у железнодорожного вокзальчика. Игрушечный паровозик тянет за собой два ярко–красных вагончика. Возле незастекленных окошек — пассажиры. Гид в униформе железнодорожного проводника рассказывает туристам о положении дела в сельском хозяйстве Гавайев. Репродукторы на привокзальной площади разносят обрывки фраз: «На наших островах собирают 19466000 тонн сахарного тростника и 458 тысяч тонн ананасов. С 1800 года здесь выращивают также папайю. Паровозик, который помогает нам с вами совершить сегодня эту экскурсию, когда–то доставлял платформы с собранным сахарным тростником на завод по его переработке. В двадцатые годы на Гавайях было 380 километров железных дорог. К настоящему времени их почти целиком вытеснили шоссейные магистрали. Мы сохранили только эту ветку специально для развлечения туристов. Наше путешествие займет всего лишь 25 минут…»

И снова зеленый лес из стеблей сахарного тростника в два человеческих роста. Километров через десять плантация переходит в уходящие к горизонту поля, на которых выращивают ананасы. Плоды почти все собраны и свезены на заводики по производству консервов. Все плантации и консервные предприятия принадлежат нескольким крупным компаниям. Одна из них, «Гонолулу Доул К°», была основана крупным американским бизнесменом, «ананасным королем» Доудом. Мы побывали на консервном заводе этой компании. На его конвейерах в основном заняты женщины. Труд практически на всех операциях ручной. Производительность низкая, а заработная плата работниц, по их словам, «оставляет желать лучшего».

Миновали несколько полей для игры в гольф, и бейсбол, где развлекались гости Гавайских островов, многоступенчатую террасу с фонтанчиком и бассейнами, ведущую к храму мормонов, и вот наконец показались соломенные крыши–шатры так называемого Полинезийского культурного центра. Центр — это музей под открытым небом, где на площади в несколько десятков гектаров сосредоточены типичные постройки в натуральную величину таких государств и островных территорий, как Фиджи, Новая Зеландия, Самоа, Таити, Тонга, Маркизские острова и, наконец, Гавайи.

На территории центра посетители могут отведать национальные блюда полинезийцев, послушать их песни, посмотреть танцы, познакомиться с ремеслами, народным творчеством. Мы провели здесь несколько часов. Усыпанные желтым песком тропинки ведут от хижины к хижине, оставляя за собой зеленые лужайки, поросшие кокосовыми пальмами, которые жмутся к извилистой искусственной речушке. Невольно подумалось, что в жизни народов, населяющих островные территории бассейна Тихого океана, в последние годы произошли важные изменения. На политической карте этого района появились названия новых независимых государств — Западное Самоа, Тонга, Фиджи… Навсегда избавившись от опеки колонизаторов, эти суверенные страны развивают свою национальную экономику, решают накопившиеся за века социальные проблемы.

К сожалению, о Гавайях — 50?м штате США — этого не скажешь. Это штат, в котором права местного населения подавляются особенно цинично.

Став в свое время опорным пунктом для осуществления захватнических планов Пентагона, Гавайи по сей день не избавились от присутствия военщины. На дорогах штата мы не раз встречали колонны военный грузовиков; наблюдали, как на плацах перед казармами маршируют солдаты, а на рейде Гонолулу маячат силуэты боевых кораблей. Раскрывая туристическую карту, приезжий в первую очередь обращает внимание на аршинными буквами напечатанное предупреждение: «Проезд вокруг мыса Каена строго запрещен!»

Нам не удалось побывать и в печальной Памяти Пирл—Харборе, лежащем всего в тридцати минутах езды на машине от Гонолулу. Правда, мы получили благосклонное разрешение гида сфотографировать едва видную цепочку строений этого разрушенного японскими бомбами 7 декабря 1941 года города на расстоянии полутора километров. Позже мы узнали, что представителей других стран местная администрация почему–то пускает в город Пирл—Харбор, где находится музей «Аризона мемориал». Но спорить и требовать своего не было резона. В США особенно.

Помимо военно–морской базы Пирл—Харбор, столичный остров Оаху и по сей день является средоточием прочих военных баз. Вот они: Хикэмская база ВВС, Канеохская военно–воздушная база корпуса морской пехоты, Шофилд Бэрэкс и другие. Известно, например, что еще до начала основных боевых действий во Вьетнаме в Шофилд Бэрэкс была расквартирована 25?я пехотная дивизия, а морские пехотинцы 1?й бригады на Канеохе отрабатывали приемы борьбы с партизанами в джунглях.

Вьетнамская авантюра… Да, ее отголоски прослеживаются не только в насильственно вывезенных на Гавайи «беженцах». Следы былого разгула приезжавших «на отдых» из джунглей Вьетнама американских солдат не исчезли с улочек пригорода Гонолулу по сей день, Там до сих пор можно встретить переодетых в гражданское платье, стриженных под бобрик, подвыпивших сержантов с американских баз и кораблей. Здесь процветают все пороки припортовых задворок капиталистического города: проституция, наркомания, грабежи, убийства, насилие.

В тот день, когда мы с помощью обычного плана–схемы и собственных ног знакомились с извилистыми стритами «даунтаун-а» и жалкими хижинами китайского квартала, в очередном выпуске местной газеты «Стар бюллетень» было опубликовано сразу несколько сообщений под рубрикой «Полицейская хроника». Одно из них гласило: «20-летний преступник проник ранним утром в полицейский участок и унес несколько коробок с марихуаной, которые были конфискованы накануне на пришедшем в порт корабле». Зайдя в этот полицейский участок, мы решили поинтересоваться у младшего чина, который составлял какой–то протокол, кое–какими подробностями, а заодно узнать, почему в этой информации не указано имя преступника.

— А вам–то от этого легче станет?

— Да нет, просто нам непонятно, по какой такой причине имена других уголовников стали известны общественности, а вот один остался анонимом.

Он посмотрел в окно, докурил в две жадные затяжки сигарету, пуская через рыжие тараканьи усы клубы дыма, бросил:

— Военный моряк с эсминца. Нам запрещено называть в газетах их имена. Еще вопросы есть?

Вопросы были. Но только уже не для младшего полицейского чина…