«Дух Оноды»

Нас познакомило с ним японское телевидение. На газетных страницах казалось, что его портрету чего–то недостает. А когда он сделал первый шаг в экране телевизора, мы поняли: не хватало движения. Черно–белая маска сменилась живыми гримасами лица: сразу заговорили глаза, прочитались морщинки, появились капельки пота на скошенном от напряжения лбу. Человек как человек, ничего особенного. А когда заговорил, ублажая адский нетерпеливый ажиотаж журналистов, — да простят натурализм! — слюна мыльной пены вдруг запузырилась в уголках его перекошенного рта и обильно увлажнила репортерские микрофоны. Стало до тошноты противно смотреть на эту сцену, а пришлось. Такое зрелище уникально по своей сути.

В Японию, на родину, вернулся самурай. Вернулся ровно через 29 лет и три месяца. Прилетел с Филиппин. Блудный лейтенант императорской армии Онода был представлен миллионам ошарашенных японских зрителей сразу по всем семи телевизионным каналам.

Ранее в японской прессе уже появлялись сообщения о том, что на филиппинском острове Лубанг обнаружены следы бывшего японского лейтенанта Хироо Оноды, который считал, что война еще продолжается, тцк как старший офицер не дал ему приказания сдаться в плен. Те, кому положено, знали этого старшего офицера. Но до поры до времени в Токио скрывали имя майора Танигути. Именно он в конце 1944 года вызвал в свой кабинет лейтенанта Оноду и приказал: «Вы укроетесь в горной местности острова Лубанг. В задачу вверенной вам группы входит: сбор информации о противнике, террористические акции, диверсии на американских взлетных полосах. Вы должны подготовить все для нашего возвращения на Лубанг. Помните заповедь: «Японский солдат обязан уметь противопоставить свое доблестное воинское искусство численности врага, а свое тело — вражеской стали». Мы вернемся! Этот приказ могу отменить только я!»

Онода склонил голову и щелкнул каблуками.

Онода прибыл на Лубанг с отрядом солдат. Численность его подразделения достигала семидесяти человек. К началу 1946 года, когда американцы провели на острове несколько рейдов, часть солдат Оноды была убита, 40 человек сдались в плен. Онода и трое его ближайших подручных укрылись в джунглях.

К тому дню, когда на борту линкора «Миссури» Япония подписала акт о своей безоговорочной капитуляции, на ее заморских территориях оставалось около 5 миллионов японских, тайваньских и корейских солдат. К концу 1946 года большинство из них возвратилось домой. По сведениям японских властей, примерно 3600 человек, которые были живы к моменту капитуляции, так и не вернулись на родину. Полагали, что около 150 солдат могли по–прежнему скрываться в джунглях тихоокеанских островов.

Первые послевоенные годы… Десятки, сотни солдат добираются до Японии пароходами и самолетами.

Но постепенно этот поток людей с очень схожими биографиями начинает иссякать. Полагают, что Онода стал самым последним пленником джунглей, вернувшимся на родину.

Теперь он стоял во весь рост, упираясь бритой головой в верхний срез экрана телевизора, на фоне реактивного самолета японской авиакомпании «Джал», в лучах солнца и навалившейся славы. Стоял и выплевывал в торчащие со всех сторон, словно иглы дикобраза, микрофоны зазубренные фразы о верности отчизне, императору и так далее, и тому подобное.

Не ошибемся, сказав, что ни в своем волчьем логове на Лубанге, ни на летном поле международного токийского аэропорта Ханэда бывший лейтенант императорской армии не ведал, что станет неким знаменем, Щитом в руках определенной категории власть имущих в Японии. Впрочем, возможно, они не просто сделали его своим идолом, а сами придумали… Создали для себя, для своих корыстных нужд и целей! Гипотеза? Возможно. Но не лишенная оснований. Уж слишком рьяно с места в карьер взялись иные причастные к делу господа превозносить дух Оноды. Вот, мол, с кого следует брать пример! Вот он, наш герой–современник! Обезьяны, питоны, тигры, лианы, папоротники, погони, засады, таинственные знаки, ночные шорохи. Добровольный пленник джунглей с тридцатилетним стажем, самурайский клинок, обрез, выцветшая гимнастерка, опорки на ногах и «стальное» сердце императорского солдата. Учитесь у лейтенанта Оноды! Где ваши лучшие помыслы? Бросайте думать о благах жизни. Жгите в кострах прогрессивные книги, забудьте про мирную конституцию, вооружайтесь! Пора смыть позор поражений в прошлой войне…

Стоп! Уже до оскомины на зубах знаком мотивчик этих залихватских перепевов. Его сочинил не кто иной, как Юкио Мисима, вспоровший себе живот в штабе японских сил самообороны. Это он призывал к возрождению японскую армию, требовал уничтожить мирную конституцию, проповедовал смерть за императора, возводил в почет все, что связано с убийством, насилием, считал своим кумиром Гитлера и насаждал «самурайский дух». Главарь ультраправых Мисима совершил харакири 25 ноября 1970 года. В мае 1974 года словосочетание «самурайский дух» претерпело незначительное изменение, но содержание осталось прежним: «дух Оноды».

Подгримированная физиономия самурая глядит белозубым оскалом на читателей модных журналов, иллюстрированные еженедельники демонстрируют его в окружении родных, односельчан, знакомых. Он на госпитальной койке, в вагоне поезда, в автомашине, в храме, на прогулке, за завтраком, за туалетом. В профиль, анфас, затылок. В кимоно, в вечернем костюме, юкате. Улыбка, грусть, размышления. Да, ему есть о чем вспомнить. Биография «богатая»…

1944 год. Онода поступает в «отряд № 33». Его тренажные классы полны препятствий, спрятаны от посторонних глаз в глухой местности недалеко от Токио в префектуре Сидзуока. Здесь шпионско–диверсионная школа «Футамата».

От многих других курсантов школы Онода отличался тем, что принадлежал к «среднему классу». Он это подчеркивал всякий раз, когда приходилось иметь дело с однокашниками из сословия крестьян–бедняков. Курс обучения — сокращенная программа. Всего три месяца. Приходилось торопиться. Помимо чисто японского военного искусства Онода осваивает английский язык и изучает опыт ведения партизанской войны советских партизан в тылу гитлеровских войск (!). Готовят к возможному длительному пребыванию в одиночестве, к выполнению своей диверсионной работы независимо от того, в каком состоянии находится регулярная армия, что происходит на фронте.

На свидетельствах о рождении выпускников для полной конспирации не были обозначены их имена.

К концу третьего месяца Онода стал мастером своего дела, и, в награду за особые успехи в познании «кодекса самурайской чести», его забрасывают на тихоокеанский театр военных действий — на остров Лубанг. Последний приказ самурай Онода получает, как мы уже знаем, от самурая Танигути.

Тогда, весной 1946 года, на Лубанге и других тихоокеанских островах, американцы с переводчиками–японцами через мегафоны взывали к укрывшимся японским солдатам, предлагая им выйти из берлог. «Япония капитулировала! Прекращайте бессмысленное сопротивление и складывайте оружие!» Эхо многократно повторяло этот призыв. Наконец 40 солдат, находившихся под началом Оноды, бросили своего предводителя и сложили оружие.

Онода остается глух и нем. Вместе с ним младший унтер–офицер Симада, рядовые 1?го класса Акацу и Косука.

В 1951 году у Акацу не выдерживают нервы. Он сдается властям.

В мае 1954 года отряд вступает в перестрелку с подразделениями филиппинцев. Силы неравные. Симада с простреленной головой остается лежать в горном ущелье. Наступает июнь. Из Японии на Лубанг прибывает делегация для «спасения» Оноды и Косуки. Напрасно! 1959?й год отмечен усилением поисков — несколько групп японцев, включая родственников Оноды, побывали на Лубанге. Никаких результатов! В 1972 году полицейский патруль нападает на след Оноды и его спутника. Завязывается перестрелка. Мать Косуки получает тело своего сына и привозит его в Японию. И снова в 1973 году на Лубанг приезжают престарелый отец и брат Оноды. Несколько недель проходят в жарких и влажных джунглях, надеясь расшевелить сердце Оноды. С помощью переносного громкоговорителя они умоляли своего беглого родственника объявиться и предстать перед престарелыми родителями. Оноде обещали всепрощение, полную свободу и жизнь без притеснений. Этот деликатный вопрос был закулисно согласован с филиппинскими властями, так как официально Онода числился в списках противников, совершавших в годы войны акты насилия против филиппинского народа. Но лейтенант оставался глух и нем… Ведь ему вдалбливали, что он не имеет права нарушать ни один приказ. Он должен жечь, убивать, взрывать, а не поддаваться на слащавые речи даже своего родного отца!

Оглушенный милитаристской пропагандой, он еще верил, что его армия придет за ним и вызволит из лесного плена. Известен случай: когда в 1960 году на острове Гуам обнаружили двух японских солдат и привезли в Японию, они забились в истерике, увидев себя на военном аэродроме США. Бывшие солдаты императорской армии решили, что они на земле, которую захватил их противник. На самом деле американцы высадили их на своей авиабазе близ Токио.

Онода продолжает совершать набеги на деревни, чтобы раздобыть продукты питания, прибрать к рукам все, что плохо лежит — тапочки, крестьянскую куртку, ремешок для обтрепанных штанов. Однажды ему повезло: кто–то оставил на терраске дома транзисторный приемник… Еще в школе диверсантов Оноду обучили обращению с армейской радиоаппаратурой. Этот приемник оказался даже более примитивным, более простым в обращении. С тех пор беглец получил возможность слушать мир. Он понимал, что все изменилось, что и Япония уже не та, но…

В феврале 1974 года на Аубанг приехал бывший студент Норио Судзуки. Он разбил палатку на опушке леса и стал ждать. Как–то под вечер Судзуки готовил на костре ужин. Погода была тихая, джунгли молчали. Вдруг где–то хрустнула веточка. Судзуки насторожился, повернул голову и замер: перед ним стоял человек в истрепанной униформе, с винтовкой наперевес. Почти инстинктивно Судзуки спросил по–японски;

— Вы будете Онода–сан?!

Незнакомец кивнул головой. Потом приблизился, соблазненный запахом вареного риса, мяса и соевой подливки. Присел. Завязался разговор. Судзуки назвал Оноду «героем, который умеет выполнять приказы». Онода распустил слюни. Потом сказал:

Да, майор Танйгути приказал умереть, но не выдать своего присутствия…

А если майор прилетит на Лубанг и отменит свой приказ? — спросил Судзуки.

— Тогда иное дело…

10 марта 1974 года свой пришел к своему. 63-летний Танигути прилетел на Лубанг, чтобы отдать, наконец, приказ Оноде сложить оружие.

«Фарсом бумажных комедиантов» назвал эту сцену один из честных японских журналистов. На безлюдном горном склоне, в кровавых отблесках тропического заката друг перед другом стояли двое — бывший начальник и бывший подчиненный бывшей императорской армии. Все «бывшие». Ветер трепал остатки бывшей шевелюры на голове Оноды, хлестал полусгнившим ремешком карабина по трясущейся руке своего бывшего хозяина. Две тени поверженной армии, не узнавая друг друга (за давностью?!), пялили глаза в темноте, продолжая разыгрывать затянувшийся из–за технических огрехов сценарий спектакля… «Бывшего» требовалось в одночасье приподнять над толпой. Ни полслова о том, что на счету бывшего отряда, которым командовал Онода, десятки расстрелянных и замученных филиппинцев. Ни слова, ни намека на мародерство, насилия, зверства. В собственной вотчине куда проще обстряпать любое, даже самое грязное дельце. Онода раздает интервью, вздыхает с непрошено набегающей слезой о своих погибших самураях Симаде, Акацу, Косука… Да, на чужбине он тосковал по близким, мечтал увидеть родину, но… «самурайский дух»! Он подавлял желание, вставал превыше эмоций и сентиментов…

И вот ему уже предлагают наперебой руку, сердце Дамы света и полусвета. Сколачиваются из «ниоткуда» появившиеся средства «фонда Оноды». Графоманы посвящают ему стихи в японском жанре «хайку», поэты сравнивают его с умытой дождями весной, прозаики числят «совестью нации». Он совершает поездку в местечко Хамамацу префектуры Сидзуока, где встречается со своими однокашниками по разведшколе «Футамата». Добрая сотня бывших диверсантов хлюпает носами, проливая обильные слезы умиления во время церемонии открытия монумента, гранит которого, по идее организаторов этой затеи, должен увековечить «подвиги» Оноды И прочих выпускников школы «Фута мата».

К торжествам были допущены лишь избранные. На церемонии раздавались боевые призывы, игрались военные марши… Наконец Оноду оставляют в покое, предоставив возможность отбыть в свои пенаты. На время от его имени и за него вещает только брат. Тот самый Тосире, который блуждал по джунглям на Лубанге с ручным мегафоном.

Да, томно прикрыв глаза, ощущая в собственном теле частицу перепавшей славы, рассуждает Тосире, наша семья выразила благодарность властям за помощь в поисках дорогого Оноды. Мы были приняты на самых верхах… Нам оказали честь самые, самые… Мы позволим брату совершить поездку на Лубанг. Он хочет отблагодарить местные власти (читай: замести следы совершенных преступлений). Что касается трудоустройства, то наша семья намерена обеспечить его какой–нибудь работой. Правда, пока нам еще не ясно, согласится ли он что–либо делать или нет… Но Онода не собирался отягощать себя общественно полезным трудом. Уж кто–кто, а он–то, прожив некоторое время в Японии, понял, что сама по себе его роль, само по себе его имя двадцать четыре часа в сутки работают на определенную категорию влиятельных лиц. И не он должен их благодарить за вызволение из зелено–лианового плена, а они его, причем пожизненно, за то, что он, Онода, бывший солдат императорской армии, вместе со своим обрезом передал любителям острых ощущений самое ценное для них оружие — «дух Оноды».

До чего же был прав автор статьи в «Майнити дейли ныос», озаглавленной «Консерваторы плывут по волнам ностальгии», который писал: «Судя по всему> консерваторам с сенсационным возвращением ОнодЫ просто повезло… Он уже обласкан, купается в ореоле славы. Он стал предметом для подражания и напоминанием того, каким был (должен быть!) японец». В этой цитате следует пояснить лишь один момент. Почему автор считает, что консерваторам подфартило с возвращением Оноды? Да потому, что либерал–демократы как раз в то время развернули активную предвыборную кампанию. В ловких руках определенной группы правящей либерал–демократической партии Онода разу же стал знаменем, под которым она повела борьбу за кресла в парламенте.

Мечтал ли Онода угодить из своего тропического изолятора в самую гущу столичных политических страстей и баталий? Думал ли он тридцать лет назад, что с его именем на устах облаченные во фрачные пары кандидаты будут переступать порог парламента? Автор статьи в газете «Майнити дейли ньюс» точно проанализировал, каким образом и под каким соусом можно наиболее выгодно продать избирателям образ бывшего лейтенанта, чтобы завоевать их голоса. Ссылаясь на беседу с кандидатами, он приходит к выводу: рост цен, инфляция, мизерные фонды на социальные нужды, жилищное неустройство — вот примерный комплекс вопросов, от которых участники предвыборной гонки должны отбиваться во время поездок по стране. Нужен внушительный противовес. Гарантировать снижение цен, прекращение инфляции, улучшение пенсионного обеспечения никто в условиях бушующей стихии японского общества, естественно, не может. А вот исподволь заронить в души избирателей трогательный рассказ о мужестве, выдержке, самопожертвовании, наконец, о чистом пуританстве — это сколько угодно. А он — Онода — авторитет. Ссылаться на него повелел сам всевышний…

Как заявил один из правых членов парламента, «Онода — герой, и благодаря ему я горжусь, что я тоже японец».

Молодой парламентарий–консерватор Т. Конода от префектуры Ямагата пошел еще дальше. Он и дня не рискует прожить без размышлений о «подвиге Оноды». Он глаголет: «Стоит мне лишь мысленно представить его образ, как некие высокие чувства овладевают всем моим духом и телом. Я впитываю благотворный бальзам флюидов, прилетающих ко мне от бывшего лейтенанта Оноды». Далее выясняется субстанция онодовских флюидов. «Онода вел в джунглях спартанский образ жизни, — вещает доморощенный философ Т. Конода, — а я убежден: когда профсоюзники выходят на демонстрации, требуя повышения зарплаты, они становятся на антисоциалистический, неверный путь».

Пожонглировав разнородными модными словечками для саморекламы, Т. Конода утверждает, что «коммунисты заблуждаются, требуя равноправия в обществе». И снова: «Весенняя борьба японских трудящихся за свои права антинародна. У них и так хорошая зарплата, чего им еще нужно? Возьмите, например, Оноду…» Как–то в газетах появилась заметка о том, что бывший лейтенант Онода изволил слегка приболеть. Телеграфное агентство Киодо немедленно разъяснило, что предаваться панике еще рано, что это обычная простуда уложила Оноду в постель. Дней на десять, не больше.

Прочитав бюллетень о состоянии здоровья Оноды, мы попросили знакомого газетчика прокомментировать его.

— Ничего удивительного, — сказал тот. — Онода им крайне нужен. Пусть, мол, избиратели видят, сколь душевно относятся к Оноде консерваторы. Реклама. Тонкий расчет.

— Но рекламу за чистую идею ваши газеты не печатают. Каждая строчка стоит тысячи иен!

— Разумеется. Так ведь один черт, деньги идут из партийной кассы консерваторов, а не из личного кармана. Для них казна пустой никогда не бывает. Монополии не скупятся. Торгуют приемниками, холодильниками, виски и отваливают чистоганом от прибыли. Рука, как говорится, руку моет. А газетам безразлично, что рекламировать: виски или Оноду. Лишь бы платили.

А жаль, что в нынешней Японии есть люди, с поразительным упорством путающие завзятых военных преступников е подлинными героями. Когда представляешь себе, что от лейтенанта Оноды до реакционно настроенного парламентария Т. Коноды всего один шаг, право, делается не по себе.

Онода сорвал со своего «подвига» все, что мог. Издав книгу с его «воспоминаниями», издательства в Японии, США и некоторых других странах неплохо подзаработали. Но его прибыли оказались намного выше, если учесть, сколько ему отвалили консерваторы, победившие в парламентской борьбе. Онода разбогател, Побродил по свету (опять–таки с «героическими» рассказами о своих разбойничьих похождениях), округлился в лице, пополнил гардероб ультрасовременной одеждой. Он вырядился как петух в ярко–красный пиджак, кружевную рубаху, ботинки на высоком каблуке и пошел гулять по ночным заведениям. Кутил долго. Но везде оставался «героем». Так хотела правящая партия.

И вот однажды он услышал, что найденный на острове Гуам в 1972 году такой же «бывший», как и он, воспользовался своим именем — его звали Йокоу — и стал совершать челночные рейды от одной японской фирмы в Бразилию. «Нагрузка» небольшая, а деньги падают в карман буквально с неба… И бывший шпион–диверсант, мародер и убийца наряжается в костюм коммивояжера.

Но вскоре Оноде подвернулось еще более выгодное предприятие: ему предложили в Бразилии «должность»… землевладельца. Вот так, землевладельца!

Отыскалась, видите ли, «добрая душа», решившая безвозмездно помочь Оноде. Однако смысл этого предприятия, как считают трезво мыслящие наблюдатели, заключается в ином. Появление Оноды в Японии совпало по времени с началом активного флирта Пекина с Токио. А, как известно, по замыслам китайского руководства, важным звеном в цепи антисоветской стратегии должен был стать договор с Японией. И как только этот договор осенью 1978 года был подписан, в Токио один за другим зачастили высокие военные чины, а Пекин стал принимать военные делегации. Например, в Китай выезжала группа из трех видных японских милитаристов — генерал ВВС в отставке Танака, который является одной из ведущих фигур в области самолетостроения, бывший генерал Окавара (специалист по электронике) и конструктор ракетного оружия Одзава. Цель поездки — укрепление японо–китайского альянса в военно–технической области.

Казалось бы, при чем тут Онода? Онода тоже специалист. Только в иной области. В соответствующих подразделениях японских секретных служб подумали и решили: во–первых, на какой–то срок его надо убрать из Японии, дабы не раскрылись его тайные сделки с либерал–демократами; во–вторых, есть основания полагать, что филиппинские власти в конце концов могут предъявить ему обвинительный акт за 34 убитых, сотни раненых филиппинцев, за грабежи, изнасилование, поджоги домов; в-третьих, Онода может заняться исподволь подготовкой себе подобных пока и на чужбине. Ведь для японо–китайского альянса, по убеждениям японской военщины, нужны и диверсанты типа Оноды. А они на улице не валяются, их надо готовить заранее, не спеша. Сегодня Онода проводит «работу» среди таких же, как он, японских эмигрантов, в разные годы и в большом числе перебравшихся в Бразилию. А появится нужда–его мигом перебросят куда–нибудь в горный район под Токио в существующую по сей день шпионско–диверсионную школу. Японским милитаристам позарез нужны оноды–наставники! Да и Пекин в них тоже кровно заинтересован…