Глава 17 О перманентной мобилизации

На странице 476 мистер Резун грубо намекает, мол, Советский Союз победил во Второй мировой войне потому, что якобы немцев «трупами закидали»: «Говорят, что советские дивизии, корпуса и армии были небольшими по составу. Это так. Но надо помнить, что их было много, а кроме того, солдат и офицеров не жалели, использовали на пределе человеческих возможностей и сверх этих возможностей и тут же заменяли. Это как счет в банке: если у вас есть хороший источник пополнения, то деньги можно тратить легко и свободно. На каждый данный момент денег, может быть, и немного, но вы продолжаете тратить, зная, что завтра их снова будет в достатке.

Именно так дела обстояли в советских дивизиях, корпусах и армиях: людей в данный момент немного, но командование использует их интенсивно в уверенности, что не завтра, а уже сегодня пришлют замену».

Но это ложь.

Советский Союз одержал Великую Победу из-за того, что советская экономика смогла произвести оружия и боеприпасов больше, чем вся континентальная Европа вместе взятая, которая работала на Германию. Поэтому можно выразиться, что немцев «завалили… металлом». Артиллерийская подготовка Красной армии перед наступлением была всегда такая мощная, что советские солдаты при штурме оборонительных рубежей противника не встречали никакого сопротивления. После того как поработала советская артиллерия, в окопах противника никого не оставалось, и поэтому обороняться было некому.

Фальсификатора-ревизиониста В. Резуна опровергает фронтовик-артиллерист, Герой Социалистического труда, народный артист Советского Союза Юрий Владимирович Никулин: «Мы рыли запасную позицию для батареи, и вдруг метрах в трехстах от нас остановились странные машины.

– Смотрите, пожарные приехали, – сказал кто-то шутя.

Машины расчехлили, мы видим, на них какие-то лестницы-рельсы. Вокруг копошатся люди. К нам подходит лейтенант и говорит:

– Ребята, ушли бы отсюда, стрелять будем.

– Да стреляйте, ради бога, – ответили мы.

– Ну, как хотите, только не пугайтесь.

Мы посмеялись и продолжали копать.

Смотрим, от машин все люди отбежали далеко, только один водитель остался в кабине. И вдруг поднялся такой грохот, огонь и дым, что мы не знали, куда деться. И действительно перепугались. Лишь потом опомнились и сообразили, что это стреляли машины. Глядим в сторону противника, а там прямо из земли вздымаются огромные огневые грибы-шапки и в разные стороны разлетаются языки пламени. Вот это оружие! Мы ликовали, восторгаясь им. Машины быстро развернулись и уехали.

Так на войне мы познакомились с реактивными минометами или, как их все называли, „катюшами“»³²².

По свидетельству Ю.В. Никулина, во время работы артиллерийских установок залпового огня пугались советские солдаты. Что происходило в немецких окопах, можно только предполагать… Там, видимо, были перепаханы все оборонительные сооружения и окопы, а солдаты перед смертью только испугаться и успевали…

Мистер Резун подтверждает жуткое воздействие советских установок реактивного залпового огня на гитлеровских солдат, офицеров и генералов: «В 1941 году Красная армия применила совершенно необычное оружие: наземные подвижные реактивные установки залпового огня „БМ-8“ и „БМ-13“, которые вошли в историю как „сталинские органы“ или „катюши“. Они стреляли снарядами „М-8“ (калибр 82 мм) и „М-13“ (132 мм). Залп нескольких установок – это лавина огня со скрежетом, ревом и грохотом. Многие германские солдаты, офицеры и генералы свидетельствуют, что это было жуткое оружие»³²³. «Генерал-фельдмаршал А. Кессельринг свидетельствует: „Страшное психическое воздействие «сталинских органов» является в высшей мере неприятным воспоминанием для любого немецкого солдата, бывшего на Восточном фронте “ (Gedanken zum Zweiten Weltkrieg. S. 78)»³²⁴.

И на страницах 421–422 заламаншский «исследователь» подтверждает, что советская артиллерия позволяла сохранять многие миллионы жизней военнослужащих Красной армии: «Во время войны Красная армия имела самую мощную артиллерию в мире. Артиллерия использовалась правильно, то есть тайно концентрировалась массами на узких участках прорыва и внезапно проводила огневую подготовку. В Сталинградской операции Донской фронт под командованием генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского прорывал оборону на узком участке – всего 12 километров. Тут помимо танков оборону рвали 24 стрелковых полка, их поддерживали 36 артиллерийских полков. Рокоссовский сосредоточил по 135 орудий на каждом километре, а на направлении главного удара плотность составляла 167 орудий на километр.

В ходе войны концентрация артиллерии, танков, пехоты, авиации постоянно увеличивалась. К концу войны при расчетах мощности артиллерийского удара в советских штабах в качестве единицы измерения стали использовать килотонны. Советская артиллерия заговорила языком ядерного века.

В Висло-Одерской операции советское командование использовало 34 500 орудий и минометов. Их не распределяли равномерно по фронту, а концентрировали на участках прорыва. В полосе 3-й гвардейской армии, например, была достигнута плотность 420 орудий на километр. Продолжительность артподготовки постоянно сокращалась, но мощь возрастала. В той же операции, в полосе 5-й ударной армии, продолжительность артподготовки планировалась в 55 минут. Она началась хорошо, но через 25 минут была остановлена. За 25 минут было израсходовано 23 тысячи тонн боеприпасов. На каждом километре фронта прорыва было израсходовано по 15 200 снарядов среднего и крупного калибров. В прорыв пошли штрафные батальоны, не встречая никакого сопротивления. Их действия убедили командование: продолжать артподготовку незачем – никто больше не сопротивляется. Экономия: 30 минут времени (что очень важно на войне) и 30 тысяч тонн снарядов.

Еще больше артиллерии было использовано в Берлинской операции – более 42 тысяч орудий и минометов. На участках прорыва маршалы Г.К. Жуков и И.С. Конев сосредоточили не только чудовищное количество артиллерии, но и чудовищное количество боеприпасов. Конев прорывал фронт на участке 36 километров, где сосредоточил 8626 орудий и минометов. Жуков сосредоточил меньше орудий – 7318, но прорывал фронт на участке в 30 километров, поэтому артиллерийские плотности у него были выше. В этих же полосах были сосредоточены основные силы танковых и воздушных армий и соответствующее количество пехоты.

Рекорд был установлен в полосе 381-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии в ходе Восточно-Прусской операции: 468 орудий и минометов на один километр фронта, не считая „катюш “ – реактивных установок залпового огня.

В ходе войны Красная армия израсходовала 427 000 000 снарядов и артиллерийских мин и 17 000 000 000 патронов. Любители математики, разделите это на число германских солдат и определите, сколько приходилось на одного. К этому надо добавить ручные гранаты, саперные мины, авиационные бомбы. Кто мог устоять перед этой мощью?»

Далее. На все той же 476-й странице английский мистер воспроизводит рост численности Красной армии, что, по его мнению, говорит о якобы «агрессивности» Советского Союза: «А в мирное время Красная армия была вообще крохотной: 500–600 тысяч человек. Сталин вкладывал средства в военную промышленность, а численность армии держал ниже однопроцентного рубежа, чтобы не обременять экономику, чтобы не тормозить ее рост. А потом Красная армия начала расти.

Ее численность составляла:

1923 год – 550 000;

1927 год – 586 000;

1933 год – 885 000;

1937 год – 1 100 000;

1938 год – 1 513 400.

К началу 1939 года численность Красной армии составляла один процент от численности населения. Это был Рубикон. Сталин его переступил: на 19 августа 1939 года численность Красной армии достигла двух миллионов.

На этом Сталин не остановился. Наоборот, 19 августа он отдает тайный приказ о формировании десятков новых стрелковых дивизий и сотен артиллерийских полков. Процесс мобилизации маскировался.

Скорость мобилизации нарастала. 1 января 1941 года численность Красной армии составляла 4 207 000 человек. В феврале скорость развертывания была увеличена. 21 июня 1941 года численность Красной армии – 5 500 000 человек».

Как пишет сам мистер Резун: «Такой подход некоторых ученых мужей к методике исторических исследований меня огорчает. Все познается в сравнении. Где же сравнения? Публикуя любые статистические сведения об одной стороне, немедленно публикуйте сведения и о другой. Если мы не будем сравнивать, то ничего не поймем, ничему не научимся»³²⁵.

Составим таблицу:

Источники: Анфилов В.А. Провал «блицкрига». С. 124, 133; Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. С. 273, 275, 335; Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. С. 77, 702.

Данные таблицы показывают, что в период с 1937 года по 22 июня 1941 года Советский Союз отставал в увеличении численности военнослужащих от фашистской Германии. Численность советских вооруженных сил была в 1,5–2 раза меньше численности вооруженных сил Германии. СССР увеличивал Красную армию в ответ на рост германских вооруженных сил.

На страницах 480–481 мистер Резун приписывает Советскому Союзу разработку теории агрессивной войны:

«А.И. Егоров (впоследствии – Маршал Советского Союза): „Это не период пассивного прикрытия отмобилизования, стратегического сосредоточения и развертывания, а период активных действий с далеко идущими целями… Под прикрытием этих действий будет завершаться мобилизация и развертывание главных сил“ (Доклад Реввоенсовету 20 апреля 1932 года).

Е.А. Шиловский (впоследствии – генерал-лейтенант): „За первым эшелоном, который вторгается на территорию противника, развертывается сухопутная армия, но не на государственной границе, а на захваченных рубежах“ („Начальный период войны“, „Война и революция“. Сентябрь-октябрь 1933 года. С. 7).

С.Н. Красильников (впоследствии – генерал-лейтенант, профессор Академии Генерального штаба): „Поднимать огромные массы по всеобщей мобилизации – рискованное дело. Гораздо спокойнее втягивать в состав отдельных войсковых частей людей путем небольших мобилизаций… Проводить мобилизацию по частям, без официального ее объявления“ („Война и революция“. Март-апрель 1934 года. С. 35).

В.А. Меликов (впоследствии – генерал-майор): „Армия прикрытия обращается с момента решения на переход к активным действиям в армию вторжения“ (Проблемы стратегического развертывания. 1935 год).

Комбриг Г.С. Иссерсон: „Когда эта масса вступит в сражение, в глубине страны покажутся силуэты Второго стратегического эшелона мобилизуемых войск, за ним Третьего и т. д. В конечном итоге в результате «перманентной мобилизации» будет разбит тот, кто не выдержит мобилизационного напряжения и окажется без резервов с истощенной экономикой“ (Эволюция оперативного искусства. 1937 год. С. 79)».

На самом деле в Советском Союзе разрабатывались оборонительные методы отражения против вероятного вторжения агрессивных государств. В.А. Анфилов пишет: «Ссылаясь на решения XII пленума Исполнительного Комитета Коминтерна (1932), отметившего тенденцию к „вползанию в войну“, автор (Е.А. Шиловский, бывший в то время начальником кафедры Военной академии им. М.В. Фрунзе. – С. Ж.) убедительно показал вероятность начала будущей войны без ее объявления. „Новый термин «вползание в войну», – заметил он, – подразумевает скрытые методы подготовки к войне и фактическое начало военных действий без официального объявления войны, чтобы замаскировать, скрыть от народных масс момент возникновения новой империалистической мировой войны“. При этом мобилизация, по мнению Шиловского, будет проводиться постепенно, а сосредоточение и развертывание армии вторжения также могут осуществляться постепенно, маскируясь под различными предлогами (сборы, маневры, учения). Говоря о характере военных действий в начальных операциях войны, Шиловский писал, что „в будущей войне ожесточенная борьба… развернется с первых же часов… на большом пространстве театра военных действий по фронту, в глубину и в воздухе… При этом следует рассчитывать не на молниеносный разгром армий классовых врагов, а готовиться к упорной и ожесточенной борьбе, которая даст нам окончательную победу“. Эта мысль повторялась в речи маршала Тимошенко на декабрьском совещании»³²⁶.

В.А. Анфилов продолжает: «Агрессивные государства, по мнению автора (Л.С. Амирагова – начальника кафедры академии им. М.В. Фрунзе. – С. Ж.), будут развязывать войны без объявления. В этом отношении они могут воспользоваться примером Японии в войне с Китаем, ибо подобное начало войны имеет для стороны нападающей целый ряд военных преимуществ. В этом случае „сосредоточение и фактическое развертывание армии проводятся раньше противника и до момента возникновения враждебных действий со стороны противника. «Вползание в войну» имеет не менее важное значение и в том отношении, что оно есть одна из форм осуществления принципа внезапности со всеми вытекающими последствиями. Современные буржуазные государства, и в частности готовящие на нас нападение – Германия и Япония – не могут не прельститься этими преимуществами“. Агрессоры будут стремиться „придать начальному периоду войны решающее значение, что в свою очередь предполагает широкое пользование маневренными формами борьбы“»³²⁷.

В.А. Анфилов сообщает: «20 мая 1936 года газета „Правда“ напечатала статью комбрига С.Н. Красильникова „Начальный период будущей войны“.

…В качестве примера того, что „боевые действия (в будущей войне)… начнутся внезапным вторжением без формального объявления войны“, Красильников приводил японскую агрессию в Китае и итальянскую в Абиссинии. Авиация нападающего, по его мнению, нанесет крупное поражение противнику, а подвижные соединения будут бить собирающиеся войска противника по частям, внося панику и смятение в передовой зоне театра военных действий. „Таким образом, – писал С.Н. Красильников, – завязка войны мыслится, как внезапное нападение тяжелой бомбардировочной авиации с воздуха на жизненные центры страны, соединенное с глубоким вторжением крупных мотомеханизированных… масс, поддержанных действиями легкой боевой авиации по железным дорогам и транспортным средствам, необходимым для сосредоточения боевых сил“.

Так, к концу 30-х годов советская военная теория решила проблемы определения характера будущей войны и ее начальных операций. Военные теоретики обосновали необходимость отмобилизования, сосредоточения и развертывания значительной части вооруженных сил в угрожаемый период и поддержания их в постоянной боевой готовности. Они предсказывали, что будущая война начнется без объявления, внезапно, что операции с самого начала приобретут маневренный характер, в сражение сразу же будут брошены крупные силы, и поэтому в отличие от Первой мировой войны начальные операции окажут большое влияние на ход и исход войны. Решающую роль в начальных операциях будут играть авиация и подвижные войска. Считалось, что при наличии в армиях большого количества новой боевой техники военные действия с первого же дня войны будут носить решительный характер.

Много фактов для теоретических обобщений и выкладок дала начавшаяся в Европе Вторая мировая война. Быстро откликнулись на нее ученые Военной академии Генерального штаба. В 1940 году Военное издательство выпустило в свет книгу комбрига Г.С. Иссерсона, в которой, рассматривая германо-польскую войну, он отмечал, что „эта война имела скорее характер отдельного похода или кампании, содержанием которой явилась одна общая стратегическая операция“. Автор писал о характере развязывания войны, что „в этом отношении германо-польская война представляет собой новое явление в истории…“ Нападение полностью развернутых сил фашистской Германии на Польшу явилось для последней стратегической внезапностью. „Никто не может теперь сказать, – писал Иссерсон, – когда же произошли мобилизация, сосредоточение и развертывание – акты, которые по примеру прошлых войн, в частности первой империалистической войны, обозначены вполне определенными рамками во времени. Германо-польская война началась самим фактом вооруженного вторжения Германии на земле и в воздухе“. Повторив тезис о том, что войны теперь не объявляются, а начинаются заранее развернутыми вооруженными силами, автор констатировал, что мобилизация и сосредоточение не относятся к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, они проводятся незаметно, постепенно, задолго до этого. „Разумеется, полностью скрыть это невозможно, – справедливо заявляет Иссерсон. – В тех или иных размерах о сосредоточении становится известным. Однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнение, подготавливается ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этом сомнении, другая, твердо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока, наконец, на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе“»³²⁸.

«В том же году, – пишет В.А. Анфилов, – в Академии Генерального штаба был издан труд комбрига С.Н. Красильникова „Оперативное сосредоточение и развертывание армии в наступательной операции“, в котором получила дальнейшее развитие теория начальных операций войны. „Как показал опыт начала Второй мировой войны, – писал автор, – в ближайшем будущем будет весьма мало предпосылок для того, чтобы мог повториться начальный период войны, подобный начальному периоду Первой мировой войны… Войны, как правило, ныне не объявляются… Все это создает предпосылки к внезапному началу решительных операций агрессором с первого же дня войны, а следовательно, возникает необходимость считаться с возможностью такой угрозы и принимать заблаговременные меры противодействия“ (выделено мной. – С. Ж.).

Начальный период войны, отмечал комбриг Красильников, не является ныне подготовительным этапом, как ранее. Он будет, как правило, периодом первых интенсивных операций. Отличие же начального периода войны от последующих, по мнению автора, заключается главным образом в том, что в зависимости от политической обстановки определенная часть мероприятий, имеющих очень важное значение для начала и хода военных действий, будет завершаться в этот период, совмещаясь по времени с наступательными операциями самого решительного характера. Основная цель начальных операций будущей войны, по Красильникову, состояла в захвате стратегической инициативы и создании благоприятных условий для проведения операций, решающих исход войны. Непременным условием достижения этой цели являлось заблаговременное отмобилизование и сосредоточение войск. „Упреждение противника в сосредоточении, – подчеркивал он, – всегда давало главному командованию возможность захватить оперативно-стратегическую инициативу с самого начала войны“»³²⁹.

И наконец, В.А. Анфилов делает вывод о том, что советские военные теоретики исследовали начальный период войны с целью разработки действенных мероприятий для отпора агрессии и для обороны рубежей Советского Союза: «Таким образом, усилиями советских военных теоретиков в определении характера будущей войны и ее начальных операций были сделаны крупные шаги.

…Хотя в определении характера будущей войны и содержания ее начальных операций и были некоторые расхождения, почти все советские военные теоретики считали, что войны в современную эпоху начинаются агрессивными государствами без объявления, внезапным вторжением крупных сил на земле, в воздухе и на море. Предполагалось, что в военных действиях с самого начала примут участие главные силы сторон, а поэтому они сразу же приобретут решительный характер.

В соответствии с этими выводами советские военные руководители, видя, что гитлеровское командование сосредоточивает у границ СССР многочисленную армию, с разрешения правительства принимали меры к сосредоточению и развертыванию войск второго стратегического эшелона. Одновременно с тем проводились и другие мероприятия по увеличению численности и усилению войск приграничных округов. Все это свидетельствовало о том, что передовые достижения военно-теоретической мысли внедрялись в практику подготовки советских вооруженных сил к отражению фашистской агрессии. Но наряду с этим некоторые важные вопросы, разработанные в теории, не нашли отражения в практике»³³⁰.

На странице 483 «любитель истории» снова врет: «Военные историки пропустили целый исторический пласт. Все, о чем я говорю, составляло государственную тайну Советского Союза. Вместе с тем в 20-х и 30-х годах советское политическое и военное руководство разработало сначала в теории, а потом осуществило на практике небывалый в истории план тайного перевода страны на режим военного времени, из которого неразрывно и логически следовали планы проведения внезапных сокрушительных ударов. Эти планы рождались в ожесточенной борьбе мнений мощных группировок, отстаивающих свой собственный подход к проблеме покорения мира. Накал страстей был столь велик, что отголоски полемики вырывались из глухих стен Генерального штаба на страницы открытой прессы и отраженным светом освещали размах подготовки.

Даже то, что публиковалось открыто, дает представление о намерениях Сталина и его генералов. Сохранились целые залежи открытой литературы о том, что должно включаться в предмобилизационный период, как надо проводить тайную мобилизацию, как наносить внезапные удары и как под их прикрытием мобилизовать главные силы и вводить их в сражения. Издавался журнал „Мобилизационный сборник“. Каждому, кого интересует данный вопрос, настоятельно рекомендую статьи С.И. Венцова, книги А.В. Кирпичникова, Е.А. Шиловского, В.А. Меликова, Г.С. Иссерсона, В.К. Триандафиллова, наконец, книгу Бориса Михайловича Шапошникова „Мозг армии“».

Советские военные историки не пропускали никакой «целый исторический пласт». Выше были воспроизведены работы В. А. Анфилова.

И в двенадцатитомном коллективном фундаментальном историческом труде выдающихся и ведущих советских ученых «История второй мировой войны 1939–1945» воспроизводятся дискуссии ведущих советских военных теоретиков. В частности: «Исследованию характера начального периода будущей войны были посвящены многие работы Я.И. Алксниса, Р.П. Эйдемана, В.Ф. Новицкого, А.Н. Лапчинского и других. Теоретическое решение проблем подготовки и ведения первых операций войны рассматривали А.И. Егоров, Е.А. Шиловский, Л.С. Амирагов, В.А. Меликов, С.Н. Красильников и другие.

Летом 1933 года начальник Штаба РККА А. И. Егоров представил Реввоенсовету СССР тезисы о новых оперативно-тактических проблемах, в которых обращалось внимание на качественный и количественный рост мощных технических средств борьбы, заставляющих по-иному решать вопросы начального периода войны и ведения современных операций. По мнению А.И. Егорова, противник, применяя скрытую мобилизацию, может быстро сосредоточить сильную армию из крупных мотомеханизированных, пехотных, авиадесантных частей, конных масс и боевой авиации и внезапно вторгнуться на чужую территорию. Военные действия сразу охватят пространство на глубину 400–600 км и нанесут значительный урон коммуникациям, военным складам и базам, воздушным и морским силам. Таким ударом противник способен уничтожить войска прикрытия, сорвать мобилизацию в приграничных районах, помешать развертыванию армии, занять важные в экономическом отношении районы. Однако, писал он, одна лишь армия вторжения не может решить исход войны.

В тезисах А.И. Егорова в концентрированном виде были изложены те важнейшие выводы, к которым пришла советская военная мысль уже в первой половине 30-х годов, значительно опередив развитие военной теории в капиталистических странах.

Эти ее выводы совершенствовались и развивались целой плеядой советских военных теоретиков. Один из них – Е.А. Шиловский следующим образом оценивал течение начального периода возможной будущей войны. „Ожесточенная борьба… развернется с первых часов военных действий на большем пространстве театра военных действий по фронту, в глубину и в воздухе… При этом следует рассчитывать не на молниеносный разгром армий классовых врагов, а готовиться к упорной и ожесточенной борьбе“, в ходе которой только и может быть достигнута окончательная победа. Однако, признавал он, применение новых средств борьбы в начале войны может „настолько сильно потрясти противника, что результат их действий скажется решающим образом на ходе последующих операций и возможно даже на исходе войны“.

Шиловский рекомендовал массированно использовать авиацию, подчинив основные ее силы главному и фронтовому командованиям, а подготовку вооруженных сил страны вести таким образом, чтобы в короткий срок развернуть массовую армию, оснащенную современной техникой, способную осуществлять крупные операции с первого дня начального периода войны.

Л.С. Амирагов в статье „О характере будущей войны“ исходил из того, что против СССР выступит коалиция в составе Германии, Японии и других государств – главных носителей открытой империалистической экспансии. Агрессоры будут стремиться развязать войну внезапно и закончить ее в кратчайший срок, попытаются „придать начальному периоду войны решающее значение, что в свою очередь предполагает широкое пользование маневренными формами борьбы“.

Об операциях начального периода писал также и С.Н. Красильников. Учитывая уроки агрессии против Эфиопии и Китая, он предполагал, что будущая война может начаться „как внезапное нападение тяжелой бомбардировочной авиации с воздуха на жизненные центры страны, соединенное с глубоким вторжением крупных мотомеханизированных… масс, поддержанных действиями легкой боевой авиации по железным дорогам и транспортным средствам, необходимым для сосредоточения боевых сил“.

Следовательно, советская военная мысль в содержание начального периода войны включала не только мероприятия подготовительного характера, но и широкие боевые действия на земле, в воздухе и на море заранее отмобилизованных и развернутых в приграничных районах армий вторжения и армий прикрытия. В ходе этих сражений начальный период войны будет непосредственно и постепенно перерастать в период действий главных сил.

Таким образом, советская военная теория задолго до Второй мировой войны правильно определила те методы ее подготовки, развязывания и ведения, которые будут применены империалистическими агрессорами с учетом новых военно-технических факторов. Своевременно были даны ею и соответствующие рекомендации для разработки планов обороны СССР»³³¹.

Разработав и обосновав в теории, как будут действовать армии агрессивных государств в начальный период войны, советские военные теоретики разработали рекомендации по обороне своих пограничных рубежей, нанесению контрударов с последующим переходом в решительное контрнаступление:

«Признание наступления как основной и решающей формы борьбы не исключало необходимости применения всех видов оборонительного боя и операции. „Оборона должна противостоять превосходным силам противника, атакующего сразу на всю глубину“, – указывалось в полевых уставах 1936 и 1939 годов.

Советская военная наука значительно глубже, чем военная мысль капиталистических стран, разработала теорию оперативной и тактической обороны. В ее развитии и совершенствовании принимали участие А.И. Готовцев, А.Е. Гутор, Н.Я. Капустин, Д.М. Карбышев, М.С. Князев, Ф.П. Судаков и другие.

В целом оборона предполагалась глубокой и противотанковой, с тем чтобы сэкономить время и силы, удержать особо важные районы и объекты, сковать наступающего противника. Оборона делилась на упорную (позиционную), создаваемую на нормальном или широком фронте, и подвижную (маневренную). Армейский оборонительный район шириной 70 – 100 км и глубиной 100–150 км состоял из четырех оборонительных зон: передовой, тактической, оперативной и тыловой. Передовая зона имела полосу развитых инженерных заграждений, тактическая – основную и тыловую (вторую) полосы, оперативная – заградительную полосу, а тыловая зона предназначалась для размещения и деятельности армейских тылов. Важное место в обороне отводилось организации системы артиллерийской и авиационной контрподготовки, контрударов и контратак»³³².