Глава 21 В проливе Дианы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ещё до начала испытаний подводных обитаемых аппаратов в океане мы всерьез задумывались о том, не будут ли опасны для нас морские течения. Хватит ли мощности двигателей подводного аппарата, чтобы преодолеть сильное течение? Погружения в открытом океане показали, что это удается не всегда. Происшествия на Большой Багамской банке и подводной горе Плейто заставили нас быть более осмотрительными при выборе места погружения. Тем не менее, избежать неприятностей, которые нам преподносили морские течения, не всегда удавалось. Но то, что произошло в проливе Дианы, разделяющем острова Симушир и Кетой, было из ряда вон выходящим случаем.

Мы работали на научно-поисковом судне «Одиссей» в районе Курильских островов. На судне находился подводный аппарат «Север-2», на котором мы не раз погружались в глубины моря.

На этот раз мы решили посмотреть, какие животные обитают под водой у Курильской островной гряды. Какие там рыбы живут? Какие виды крабов? Каковы особенности донных ландшафтов? До этого мы погружались возле острова Симушир, который находится в середине Курильской гряды, а теперь решили пойти дальше на север, к острову Кетой. Остров Кетой весь черный, мрачный, в отличие от беленького Симушира. Видимо, вулканическая деятельность на Кетое более активна, чем на Симушире, и выпавший снег быстро тает на прогреваемых магмой склонах. Мрачнее места, чем остров Кетой, я в своей жизни не видел. Даже мурашки по коже бегали при взгляде на этот остров, и в голове бродила мысль: «На Кетой только закоренелых преступников ссылать». Одним словом, моё сердце при взгляде на Кетой чуяло неладное. Но работа есть работа, и эмоции пришлось запрятать в дальний уголок души.

Погружаться под воду решили в проливе Дианы, разделяющем Симушир и Кетой. Место для погружения мы выбрали ближе к острову Кетой, где глубины были около семисот метров. По книжкам мы, конечно, знали, что в морских проливах бывают сильные течения, но о том, что в проливе Дианы нас поджидает сулой, не догадались.

Вот если подумать: что такое Охотское море? Это огромный залив на севере Тихого океана, куда впадает много рек, в том числе многоводный Амур, а также большие реки Уда, Охота, Улья, Ола, Пенжина, Морошечная и многие другие. Все эти реки несут воду в Охотское море. Но куда-то же надо этой воде деваться? Речная вода легкая, не очень-то с морской водой смешивается. Морская вода более плотная, лежит глубже, а поверх нее растекается пресная речная вода. Между ними возникает довольно резкая граница, которую называют галоклином (от слов «гало» – соль, «клин» – скачок, то есть, скачок солености). Получается, что в северной части Охотского моря образуется как бы водяной бугор из пресной воды, которая лежит на соленой «подстилке». Но ведь вода под воздействием горизонтальной составляющей силы земного тяготения имеет свойство растекаться. Если где-то в каком-то месте повышается уровень воды, она обязательно этот уровень стремится выровнять. Так и в Охотском море: избыток речной воды устремляется на юг, в сторону Тихого океана. Путь этой воде преграждает Курильская островная гряда, и вся масса пресной воды стремится вырваться в Тихий океан через проливы между Курильскими островами. Поэтому в Курильских проливах возникают очень сильные течения. Но это мы уж потом сообразили, а тогда просто спустили на воду «Север-2» и начали погружение.

Поначалу всё шло как обычно. Мы наблюдали за маленькими кальмарчиками, только что появившимися на свет, и прочей морской живностью. Постепенно «Север-2» дошел до дна, и стрелка глубиномера застыла на цифре «700». На дне непрошеных гостей (то есть нас) встретили равношипые крабы, которые бросились бежать в разные стороны, когда на них упал яркий луч нашего прожектора.

Я увидел, что дно возле острова Кетой заметно отличается от того, что мы видели у Симушира. Главным отличием было обилие обломков домиков балянусов, или усоногих раков. И грунт был контрастный, черно-белый, в то время как у Симушира – серо-коричневый. Мне нетрудно было дать этому объяснение: видимо, Кетой был сложен в основном базальтами – они почти черные, а Симушир – андезитами серо-коричневого цвета, откуда и разница в цвете грунта. Ну, а белый цвет – это обломки домиков балянусов, которых в таком большом количестве мы на Симушире не видели.

Виды рыб на подводном склоне Кетоя были те же самые, что и на Симушире, причем преобладали пепельные макрурусы. Разве что равношипых крабов на Кетое было больше, чем у Симушира, а взрослых командорских кальмаров – гораздо меньше. В общем, чего-то необычного мы на Кетое не увидели – достаточно ожидаемая картина.

Закончив наблюдения возле дна, мы решили потихонечку всплывать. «Север-2» всплывал примерно так, как альпинист поднимается в гору, то есть «лицом» к склону. Так удобней для наблюдателей, которые видят грунт и всех его обитателей. Нам приходилось преодолевать встречное течение. Временами оно усиливалось, временами затихало. «Север-2» справлялся с течением без особого напряжения.

Но потом скорость течения стала быстро возрастать. Тогда капитан подводного аппарата Николай Сапожников сказал: «А чего, мужики, мы возле дна плывем? Тут течение довольно сильное. Может, мы вертикально вверх пойдем? Батарея у нас подсела, вот-вот энергия кончится, что мы тогда делать будем? Нам надо всплывать по самому короткому пути – строго вверх».

К этому времени мы уже всплыли до глубины четыреста метров. Я ответил Сапожникову: «Ну ладно. Мы всё на дне посмотрели, теперь можно и строго вверх всплывать. Давай, Коля, дуй наверх. Наблюдатели согласны».

Тогда капитан повел подводный аппарат вертикально вверх, выключив маршевый двигатель, работая только вертикальными винтами. «Север-2» стал потихоньку отрываться от грунта. Сапожников решил: «Вы можете наблюдать за планктоном, а я пересяду за центральный пульт управления». Он слез с подвесного ремня и ушел в середину подводного аппарата, где находится центральный пульт управления подводным аппаратом.

Наблюдатели стали смотреть в иллюминаторы за планктоном. Там разная живность прыгает, скачет, крутится – эвфаузииды, копеподы, сагитты и прочая мелкота. У нас был такой признак: если вся эта мелочь, что мельтешит перед глазами, опускается, значит, подводный аппарат всплывает. И наоборот: если планктон за стеклом иллюминатора уходит вверх, значит, подводный аппарат идет вниз. Это правило очень удобное, потому что направление движения подводного аппарата, когда сидишь внутри него, не ощущается. Куда плывем – вверх или вниз – замечаешь только по перемещению планктона, учитывая, что направление движения подводного аппарата противоположно направлению движения планктона.

Сначала все шло, как положено: планктон уходил вниз. Значит, наш аппарат всплывал. Наблюдатели тем временем сидели около иллюминаторов, разговаривали, обменивались впечатлениями. Время от времени поглядывали в иллюминаторы: я – в левый, Вадим Сумерин – в правый, Саша Орлов – в центральный. Про себя мы думали, что планктон должен все быстрее уходить вниз, потому что скорость всплытия должна возрастать. Возрастать она должна потому, что давление воды по мере всплытия уменьшается, обжим корпуса подводного аппарата тоже уменьшается, а выталкивающая сила (та, что называется архимедовой) возрастает.

Глянули мы с Вадимом в иллюминаторы и видим: эвфаузииды на одном месте крутятся: ни вверх, ни вниз. Мы переглянулись, и каждый продумал: «Наверное, командир что-то там переключает». Через некоторое время мы опять посмотрели в иллюминаторы: а планктон-то вверх плывет! Это значит, что мы начали погружаться! Посмотрели на глубиномер: двести пятьдесят. Минута прошла, посмотрели опять на глубиномер: двести шестьдесят. Увеличилась глубина! Я крикнул Сапожникову:

– Коля, ты куда плывешь-то?

Он отвечает:

– Как куда? Вверх!

Я ему опять кричу:

– Ты посмотри на глубиномер.

Он посмотрел на глубиномер и тихо так говорит:

– Ничего не пойму: винты работают на всплытие, а глубина увеличивается. Сейчас проверю по эхолоту.

У нас эхолот есть в подводном аппарате, его луч можно направить в любую сторону. Сапожников направил луч эхолота вверх и видит, что линия движения аппарата удаляется от поверхности океана.

– Что за чертовщина такая! – воскликнул капитан. – Глубина действительно растет: двести шестьдесят, двести семьдесят… Бог ты мой! Сейчас добавлю оборотов.

Обороты вертикальных винтов увеличились, но «Север-2» всё равно продолжал опускаться в глубину. Сапожников еще добавил оборотов. Вроде скорость погружения замедлилась. Но все равно глубина потихонечку, по метру в минуту, увеличивалась.

– Коль, что происходит-то? – не на шутку встревожился я. – Может, у нас протечка где? Вода где-то поступает? Это вообще караул тогда.

Сапожников ответил:

– Сейчас попробую откачаться.

У подводного аппарата «Север-2» цистерна с водой расположена снаружи прочного корпуса, и воду из неё можно удалить двумя путями: насосом или сжатым воздухом. Результат в обоих случаях должен быть одинаковым: воды в цистерне станет меньше, аппарат станет легче и будет всплывать.

Включил командир насос, стал откачивать воду из забортной цистерны. Качает, качает, качает, качает – безрезультатно. Не всплываем! Более того, падаем вниз!

Какая-то неведомая сила будто заталкивала нас в глубины океана. Мы стараемся выбраться наверх, а эта сила нас топит. Мы понять не могли, что это за сила. То, что эта сила есть и что она нас запихивает в глубину, было совершенно ясно.

У меня даже холодок начал по спине бегать. Поняли мы, что своих сил у нас на всплытие не хватает. Энергия батарей была на исходе, насос не успевал откачивать воду…

В этой критической ситуации Сапожников решился на последнее разумное средство: дать воздушный пузырь в забортную балластную цистерну, чтобы выдуть из нее воду. Воздух в цистерну подается из баллона, где находится под давлением четыреста атмосфер. То есть сжатый воздух может работать только на глубинах меньше четырехсот метров. А мы уже находились на трехстах метрах. Еще немного, сто метров, и никакой пузырь уже не получится. Давление воды не даст сжатому воздуху выйти из баллона, потому что сила сжатого воздуха уравновесится давлением столба воды.

Я крикнул Сапожникову:

– Скорей, Коля, давай пузырь, пока мы еще не упали на четыреста!

И вот он – бум! – пузырь. Потом еще раз – бум! – пузырь. Часть воды выдулась. После этого падение подводного аппарата в глубину стало замедляться. Он снова дунул сжатым воздухом в цистерну, потом еще раз. Затем капитан включил вертикальные винты на полную мощность. И вот только тогда мы начали потихонечку, потихонечку всплывать.

С большими усилиями мы выбрались на глубину сто пятьдесят метров. И тут Сапожников сжатым воздухом выдул остатки воды из балластной цистерны. Движение вверх ускорилось, потому что «Север-2» сильно облегчился.

Когда мы оказались на поверхности океана, нас ожидало новое испытание. Вышло, что мы всплыли в самом центре стремительного водоворота. Поскольку наш подводный аппарат длинный и узкий, его начало крутить как спичку в ручье. Я наконец-то сообразил, что мы попали в сулой. Сулой – это водяной вихрь, в котором вода очень быстро вращается против часовой стрелки. При таком вращении вода устремляется как в воронку вниз по спирали. Вот это-то спиральное движение воды, направленное вниз, и не выпускало наш подводный аппарат на поверхность. А когда «Север-2» всплыл на поверхность, оно стало крутить его, стремясь снова затолкнуть под воду. Но теперь нас утопить было уже затруднительно, потому что подводный аппарат освободился от всей лишней воды и стал подобен поплавку.

«Одиссей» старался прикрыть «Север-2» своим бортом. Но бортом хорошо прикрывать от ветра, а как прикроешь от течения? «Одиссей» и сам начал вращаться против часовой стрелки, только медленнее, чем «Север-2». Вот так и крутил сулой в проливе Дианы и подводный аппарат, и его судно-носитель.

Лучшего ждать не приходилось, нужно было поднимать «Север-2» на борт «Одиссея». Я вылез из люка и занял место в носовой части узенькой палубы «Севера-2». С «Одиссея» нам бросили выброску. Я не смог её поймать, выброска шлёпнулась в воду. Второй раз бросили, я опять не поймал выброску. На третий раз, кое-как поймав выброску, я вытянул канат, зацепил карабин за рым. Но тут карабин сорвался. Я нырнул с головой в ледяную воду, чтобы как следует закрепить карабин за рым. Закрепил. Казалось бы, все сделано, но не тут-то было. Течение как крутанет! И поставило подводный аппарат носом к корме «Одиссея». Что делать? Канаты звенят от напряжения, гляди того, лопнут. Убьет! Мы с Сашей Орловым перепугались, не знаем, куда деваться от страха. Пристегнули себя карабинами к лееру, чтобы в море не унесло, если упадем в воду. Скользим и падаем на верхней палубе «Севера-2», а палуба-то всего сорок сантиметров шириной.

Хорошо, что матросы с «Одиссея» нам помогли. Длинными шестами они кое-как развернули нос подводного аппарата в ту же сторону, что и нос «Одиссея». С большим трудом удалось выровнять «Север-2» вдоль по борту судна, завести тросы-проводники в штоки захватов. Как меня и Орлова не убило при этом – не знаю. Подняли «Север-2», наконец, в ангар «Одиссея». Тут мы были уже в безопасности.

«Одиссей» дал полный ход, чтобы скорее вырваться из смертельных объятий сулоя.