ИВАН ПРОКОПЕНКО ПОСЛЕДНИЙ ОСЕТР
ИВАН ПРОКОПЕНКО
ПОСЛЕДНИЙ ОСЕТР
— Вторые сутки кормим комаров и не является этот Бледный. Хотя бы посмотреть на его щечки, — пошутил Смарчевский, закидывая удочку. — Так, чего доброго, из инспекторов превратимся в спортсменов-рыболовов.
— Не волнуйся… Придет… Юнин даром не скажет, — успокоил его Телятов. — Но все-таки долго его нет. Разве место сменил для лодки? Снасти пора бы и проверить…
Телятов потянул за удилище, и через мгновение над водой заплескался лещ.
— Отстаешь, интеллигентик! — с улыбкой подтрунил он над Смарчевским. — Я уже десятого вытащил, а ты всего двух чебачков. Подтягивайся, Вася. Солнышко за обед перевалило, уху варить пора.
Одетый в костюм из белого полотна и соломенную шляпу, худой, небольшого роста, тридцатилетний Вася походил на слабенького канцеляриста. Нежный голос подчеркивал его физическую слабость.
— Ты, экспедитор, замолчи… Снабжением заниматься — дело твое, — отшучивался Вася, проверяя, цела ли насадка на крючке, — иначе я тебя быстро рассчитаю.
Почесывая зудящие от комариных укусов руки, широкими шагами Телятов удалился в лес и немного погодя возвратился с охапкой дров. Поправил деревянную перекладину над пеплом, повесил наполненный водой котелок и развел костер. Вася, бросив удочки, подобрался к огню.
— И днем пекут! В эту ночь они нас заедят, — захватывая веточкой дым, обмахивался он.
— Здесь я «завдымом» и прошу не транжирить его! — толкнул «канцеляриста» Телятов. Его широкие брови нахмурились, напряглись мускулы лица, грудь расправилась, руки сжались в кулаки, левая нога выступила вперед. Казалось, что эта громадина сейчас покончит с расхитителем дыма. В смеющихся голубых глазах блестели веселые искорки.
Вася расхохотался:
— У нас с тобой получается отдых поневоле. Ты глянь… Как хорошо! Вода, лес, песок, голубое небо… А вот на работе ничего не замечаешь. Гоняешься за этими браконьерами.
Над рекой прокатились звуки гудка.
— Три часа. На мостопоезде скоро смена. Вот мостик так мостик строят через Урал!
— Говорят, Бледный и пристроился работягам на стройке осетрину сбывать… Втридорога продает. Когда мы выведем этих «бледных»? — забасил Телятов, пробуя на вкус уху.
— Николай Александрович, лодка!
— Не подавай виду, может, это наш клиент, — шепотом предупредил Телятов.
Равномерно всплескивая веслами, пловец подогнал лодку к берегу, поднял голенища резиновых сапог, прицепил за кол суденышко.
— Привет рыбакам! Чао на чужом месте рыбачите?
— Откуда знать, чье это место. Ого, утонул поплавок! — кинулся к удочке Смарчевский. — Сазан! Сазан! Сейчас я его…
— Не дергай! Дай поводить…
— Куда ты тянешь… Рыбы-ти не умеешь ловить. Упустишь!
Схватив в лодке остронаточенный багорок, лодочник вскочил в воду, как ястреб когтями, с размаху зацепил сазана и вынес его на берег. Из зияющей широкой раны лилась кровь, рыба, выдвигая вперед мясистые губы, открывая розовые жабры, жадно хватала воздух.
— И не жалко, отец? Да так и неинтересно… Вот если бы на удочке вытащить или хотя бы сачком…
— Кха! На удочке. Он бы у тя сорвался.
— Ну и его счастье… А так изуродовали рыбину.
— Ты молодец… А я так считаю, что природа дала, то и наше… И опеть кому чао написано… Ежели, скажем, скот — того ножом… Осетр аль какая друга рыба — тут уж багром.
— Испробуй нашей ухи, отец, — пригласил Телятов, раскидывая ломти хлеба и лук на расстеленном у костра плаще, — садись ближе к дымку, а то комары…
— Каке комары… Вот ночью…
— За ваше здоровье и за наш отдых! — поднял кружку экспедитор.
— Только за здоровье, только за здоровье, — забормотал старик.
— Давно здесь живете?
— Почитай от рождения. На Урале вырос. Только что рыбешкой и живем. А вы откедова, робяты?
— Из Москвы… Инженер мостопоезда Михайлов приезжал к семье. Я сосед… Рассказывал, какие здесь для отдыха хорошие места. Вот и приехал в отпуск.
— Подскажи, батя, у кого бы осетринки достать… В Москве соседи деньжонок дали.
— Это можно, да дороговата она. Рыбнадзор не дает чибака пумать. Правда, другой раз и у меня кусочек бывает. В одном месте стоят крючочки. Вас боялся, не перебирал. Седни не вытерпел… Дай узнаю, что за люди. Ночью… туда к рассвету, чао попадет — подвезу. Мне все равно, кому продать.
— А икорка есть?
— Немного есть… Дома припрятана… Завтри днем приходи… На мостопоезде спроси Бледного… Любой покажет…
— Может, мы поможем рыбу доставать. Поедем сейчас, — предложил Вася.
— Чао торопишься? Ище на грех нарвемся. Ну так, робяты… Вон тут будут веслы. Оставляю будару. Катайтесь, а я пойду домой, ночью буду.
Бледный удалился в поселок. Через полчаса он, поднявшись по крутому яру, шагал по улице поселка.
Солнце, увеличиваясь и краснея, подошло к горизонту. В его лучах, за Уралом, в степи медленно оседала туча пыли, поднятая сотнями проходящих по тракту машин. Из-за леса доносилось мычание бредущих с пастбища коров. Ветерок утих. На ровной глади воды отпечатался высокий яр.
Стемнело.
Инспектора лежали, прикрывшись плащами, на постели, сооруженной из хвороста и травы.
— Николай Александрович… — толкнул Телятова Вася, — смотри!
В лодке, едва двигая веслами, против течения поднимался Бледный.
Телятов поднес к глазам часы со светящимся циферблатом:
— Полвторого.
Перед рассветом Бледный причалил к берегу и, повозившись в лодке, подошел к постели. Телятов и Вася притворились спящими.
— Робяты, вставайте!
Потирая ладонями глаза и потягиваясь, Вася толкнул в бок экспедитора.
— Ну, как дела, отец?
— Вон смотри!
Перед ними, разделанный на куски, лежал полуторапудовый осетр. Вася ощупал кладь руками. На коже двух мясистых кусков прощупывались раны от крючьев.
Что-то трепыхалось на песке.
— Эту я вам живенькую… Стерлядку… Редкая она гостья на Урале!
— Такая громадина попалась! — удивился Вася, раскладывая куски. — Какие же крючки нужны?
— А вон в бударе один конец лежит. Снял поточить…
Вася в три прыжка оказался в лодке и поднял снасть. Добрая полсотня стальных крючьев зазвенела в его руках.
— Тихо! Тихо! — потребовал Бледный.
— Почему долго не приходил, батя?
— Кха! Зашел к зятю. Он принес бутылку. Мы и набрались…
— Что возьмешь за штуку? — показал Телятов на осетра.
— За большого сорок рублей, за маленького — десяточку.
— Отец, иди сюда на минутку… А в эту чертовину что ловится? — Смарчевский, стоя в лодке, поднял суводную сеть.
— Все больше севрюжка. Правда, она до Уральска редко доходит…
Вася поднес к лицу Бледного удостоверение:
— Читай!
Телятов присветил фонариком. Медленно прочитав удостоверение, браконьер опустился на дно лодки:
— А я неграмотный.
— Мы инспектора рыбоохраны.
— Чао шутите, робяты? Хотите иситра бесплатно? Возьмите. Я не обеднею.
Телятов перенес рыбу в лодку, сложил в нее свои удочки, бросил плащ Васе.
— Поедем по Уралу в твоей лодке. По пути будем тралить. Вася, ты сбегай к леснику, скажи, чтобы пригнал наш мотоцикл в инспекцию, а я подожду.
Вася ушел. Телятов, сидя на берегу, слегка придерживал за нос лодку, спустив ноги за борт. Рядом в лодке сидел Бледный.
— Отпусти… Пожалей… Я рыбу привез из уважения, — лицемерно улыбаясь, упрашивал он. И вдруг, искривившись, простонал:
— Ой, нога… Ой, нога… Лодка закачалась.
— Ой, не могу… Ой, ноженька, — сильным рывком браконьер оттолкнул лодку от берега, повалился на дно. Суденышко быстро пошло вниз по течению.
— Стой! Стой! — закричал Телятов.
— Нет, уж… До скорого… — послышалось из темноты, а через мгновение эхо разнесло по реке мощные всплески весел, и будара с пловцом растаяла в темноте…
* * *
Неделю спустя к своему зятю Землянову ввалился сияющий Бледный.
— Проходи, проходи. Слыхал я, как ты их вокруг пальца обвел.
— А чао им в зубы заглядывать? За свою жизнь я кое чао не мало видал! — прихвастнул старик и, помолчав, продолжал: — А вот после того боюсь к крючкам подъехать. Так и чудится, что в кустах вроде бы кто сидит. Индыль мороз по шкуре…
— Все-таки трусишь, старина?
— Они таперь думают, что я с испугу сразу на реку не пойду… Как раз момент бы рыбы пумать… Шел бы мне помочь.
— Я ведь в рыбе мало смыслю.
Бледный придвинулся к Землянову и почти шепотом заговорил:
— Слышал — ты седни в отгуле… Никто ничего не узнает. Тебя на реке никто не знает. Иди засветло на мост. Там у яра будешь удить. И посмотри, нет ли кого на берегу. Теперь никому верить нельзя! Как темно станет, я на бударе подойду. Понял?
У Землянова не раз жарилась осетрина, пойманная Бледным, в свободное время он и крючья заготавливал своему тестю. Бывало, что и улов помогал сплавить через знакомых рабочих. Но идти сейчас после такого случая… Однако, как ни говори, тесть! Откажи — на всю жизнь обидится.
— Ладно, — процедил он. — Только приезжай быстрее, а то комары… Да и как-то самому на реке…
— Давай! А рыбешку пополам раскидаем. Почитай, неделю не перебирал…
* * *
Закатилось солнце. Черной пеленой наплыла с востока темнота. В наступившей ночной тишине Землянову были слышны малейшие всплески рыбешки, едва заметный треск ветвей. Иногда его охватывал страх, казалось, что за спиной кто-то крадется и вот сейчас начнутся расспросы: кто он, почему ночью один? А тут, как на грех, ни одна рыбка не ухватилась на крючок. «Какой ты рыболов-спортсмен? Удочку взял для отвода глаз», — скажут.
Минуты ожидания казались вечностью. Наконец донеслись едва уловимые звуки весел. У самого берега тихо шла лодка.
Причалив, пловец опустил концы весел в воду, чтобы стекающие капли не выдали его. Усадив Землянова, Бледный стал грести. Остановились против середины яра. Осмотревшись, браконьер опустил в воду якорек — капроновый шнур заскользил по ладони… Вдруг бечевка прошлась своими витками по невидимому препятствию в воде, натянулась. Послышалось журчание воды у борта остановившейся лодки. Пловец подергал за веревочку. Как туго натянутая струна, держала кошку хребтина снасти. Бледный перебрался на нос лодки. Течение развернуло ее. Теперь легче было держать судно на стремнине. Привычными движениями браконьер взялся за хребтину. Зазвенели поднятые над водой крючья… Что-то потянуло справа. Лодка пошла в ту сторону. Всплыла раздувшаяся туша двухпудового осетра, зацепившегося животом и хвостом за крючья.
— Уснул, — едва слышно прошептал рыбак и, отворачиваясь, на ощупь выдернул из нее крючки. Река понесла разложившуюся, испускающую зловоние жертву. Как бы оправдываясь, старик прошептал:
— Неделю не перебирал.
Зацепили второй конец. Что-то сильно дернуло. Лежа в носу лодки и свесив руку за борт, браконьер потянул левой рукой вверх снасть, правой замахнулся. Раздался сильный плеск воды. Изворачиваясь от боли, на багорке заметался осетр. Едва подняв в лодку, Бледный тут же покончил с ним, отвесив три удара топором по голове.
Землянов сидел не двигаясь. Тесть еще раньше предупредил: при переборке снастей не мешать.
Лодку понесло по течению. Держа в зубах бечевку, Бледный подрулил к берегу. Там, где крутым обрывом у песка кончался яр, бечева натянулась. Бросив весла, пловец с усилием поднял заилившиеся снасти.
— Ослабла веревка, — едва слышно прошептал он, — весь конец в ил затянуло.
Выйдя на песок, Бледный выдернул кол, на котором крепились крючья, и потянул снасть из воды. Неожиданно что-то тяжелое легло ему на шею. Старик обернулся: сзади стоял инженер Юнин. Качнулась лодка — в нее вскочил общественный инспектор Володя Умнов. Усевшись за весла, он успокаивающе обратился к застывшему в испуге Землянову:
— Не бойся, милый человек. Не надо нас бояться. Мы общественники. Так сказать, представители народа. Знали, что не выдержишь и приедешь к крючьям, вот и оставили их в воде позавчера…
Из кустарника вышли улыбающиеся Александров и Тимченко.
— Саша, ты с Володей собери в воде снасти и гони лодку в рыбнадзор. Да зятька не отпустите. А мы отвезем на мотоцикле Бледного… Идем, батя, — обратился он к браконьеру, — теперь уж придется ответить!