II

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

II

Ночь прошла в бессоннице. Как только в окне показались первые лучи раннего июньского солнца, Никулин встал и вновь поспешил в товарную контору. Теперь уже не заходя во двор, он долго стоял у въезда и наблюдал за работой проходной. «Да, охранник осматривает каждую машину при выезде и въезде, проверяет документы. Значит, должен был быть пропуск на вывоз груза».

Никулин зашел в проходную. Охранник Котляров, пожилой человек в очках, встретил его, как и Крамов, с беспокойством.

— Вы по поводу контейнера? — сразу же спросил он, как только увидел Никулина.

«Это нехорошо, — подумал Никулин, — они все знают, зачем я здесь».

Мысли такие были, конечно, странными: ведь все работники товарной конторы знали о краже, о том, что надо узнать, кто это сделал, и что вчера приходил по этому поводу такой-то и такой-то.

— Да, и — нет, — уклончиво ответил Никулин.

— Чем могу быть полезен? — не смущаясь этим уклончивым ответом, поинтересовался охранник.

— Вы продолжайте свою работу, а мне дайте документацию, которая у вас ведется.

— Товарищ Крамов меня уже предупреждал…

— О чем предупреждал? — быстро спросил Никулин и внимательно посмотрел на охранника.

— Чтобы я приготовил для вас…

«Странно ведет себя этот начальник конторы: то он не отходит от меня ни на шаг, то предупреждает о том, что мне понадобится».

— Когда это он вам сказал?

— Вчера.

— А сегодня он заходил к вам?

— Нет. Говорят, что он заболел от огорчения. Как ни говорите, первый раз такое случилось. Всегда в передовиках ходили, премии получали, а тут такая беда. Неслыханно! — промолвил он, тяжело вздохнув.

Слова его звучали искренне. Иногда бывает больно не верить в искренность человека. И Никулину не хотелось не верить. Но он с особой внимательностью принялся за осмотр книги регистрации пропусков. Записи на вывоз нужного груза он так и не нашел.

Охранник зашел в проходную, опустил в опечатанный ящик один за другим три пропуска на вышедшие машины и, попросив у Никулина книгу регистрации, записал их.

— Скажите, Котляров, а вы все пропуска записываете в книгу?

— А как же иначе?

— А почему нет регистрации вывоза уворованного груза?

— Не может быть! — как бы не веря Никулину, обиженно произнес охранник.

— Кража была в период с 15 по 20 июня. Я просмотрел журнал, но нужного не нашел.

— Что же это такое? — недоумевая, произнес охранник. Он непонимающе смотрел на Никулина.

— А вы пропуска посмотрите, может кто из охранников по ошибке не записал, — предложил Никулин.

Пропуска тоже не было. Никулин улыбнулся: он обрадовался тому, что логическое рассуждение его подтверждалось — кража несомненно произошла в товарной конторе. Нет записи, нет пропуска. Несомненно, кто-то все это уничтожил из местных работников. Но кто они, эти преступники? Как найти их? Ведь шелк и шерсть в ближайшие дни будут за бесценок проданы на черном рынке и тогда еще труднее обнаружить виновников. Неужели Крамов? Он первым подумал о пропусках. Он предупредил охранника. Можно было предупредить вчера, а на день раньше изъять все, что могло внушать подозрения. Нет, не может быть! Крамов был искренне обеспокоен.

Опять эта искренность!..

В кабинет, в котором расположился для работы Никулин, вошел низенького роста человек. Стриженая седеющая голова с небольшой лысиной, косоватые глаза, часто бегающие в разные стороны, редкие зубы. Черная поношенная рубашка со стоячим воротником и металлическими пуговицами. В руках далеко не новая фуражка.

— Охранник Зубенко, — представился он, немного картавя и говоря в нос. — Прибыл по вашему приказанию.

Никулин, слегка приподняв голову, пристально всматривался в него. Зубенко стоял, не шевелясь, у двери кабинета и безразлично смотрел на Никулина.

«Меня изучает, — подумал Никулин. — Одет бедновато».

— Прошу садиться, — обратился он к вошедшему, показывая па стул.

Зубенко медленно подошел к столу и также медленно сел.

— Скажите, гражданин Зубенко, вы дежурили в тот день, когда был похищен шелк?

— Кажется, я.

— А почему кажется? — перебил его Никулин.

— Потому, что я не знаю точно, когда он был похищен.

— Но сейчас установлено, кража была в период с 15 по 20 июня.

— Если верить установленному, то в это время дежурил действительно я.

— Но раз вы дежурили, то вы можете и сказать, кто вывозил уворованный груз?

— Что вы, товарищ лейтенант? Да откуда я могу знать, когда за день сотни машин заходят и выходят?

— Но в эти дни шелк и шерсть никто не получал.

— Шелк не вывозили, так другое вывозили, — спокойно отвечал Зубенко.

— Хорошо, — после продолжительной паузы произнес Никулин. — А куда вы могли положить пропуск на вывоз уворованного груза?

— Туда, куда и все, вначале опустил в ящичек, а потом в контору после смены сдал.

— Но в конторе его нет.

— А я причем? Там есть начальник, он пусть и скажет, куда он его дел. Я сдал в контору.

Зубенко еще несколько раз упомянул о начальнике, пожаловался Никулину на то, что он отказал ему в получении каких-то денег. Разговор сводился к совершенно иной теме, ничего не выяснял из загадочного случая кражи и не прибавлял нового к мнению Никулина о Крамове. Сам же Зубенко производил впечатление человека вздорного, готового все свалить на начальство.

— Поймите же, — убеждал его Никулин, — что вы можете помочь нам найти преступников. Вспомните, кто вывозил шелк и шерсть. Должна быть полная машина.

— Убейте меня, не помню, — стоял на своем Зубенко.

— Тогда вы тоже являетесь соучастником кражи.

Зубенко вскочил со стула.

— Прошу не оскорблять меня, товарищ лейтенант. У вас нет никакого основания обвинять меня в воровстве, — обиженно произнес он.

— Садитесь. У меня есть основания обвинять вас, если не в воровстве, то в расхлябанности.

— В этом вы можете обвинять меня.

— Значит вы признаете, что выпустили груз без пропуска?

— В этом признаю свою вину. Мог прошляпить в спешке. Но опять же Крамов завел не те порядки…

Разное думал Никулин, разговаривая с Зубенко. То ему казалось, что охранник сам принимал участие в хищении и поэтому все скрывает, боясь ответственности, то думал, что охранник к краже не причастен и, если сделал оплошность, то только в том, что выпустил машину без пропуска и сдал пропуска в контору без расписки. Но ведь раньше все доверяли друг другу и часто сразу за несколько дней расписывались.

— Но куда же делся пропуск?

— А вы хорошенько с конторскими людьми поговорите, — заметил Зубенко.

Снова указывает на Крамова! Удивительное упрямство. Удивительно все, что было пока: человек, который первым сообщил о пропаже, больше всех сокрушался, заболел, наконец, от огорчения, пока вызывал наибольшие подозрения. А, может быть, Зубенко умышленно указывает на него?

Лейтенант Никулин вновь пересмотрел аккуратно подшитые пропуска за июнь. «Пропуска на шелк нет. Что если его и не было и Зубенко обманывает меня?» — подумал Никулин и вызвал секретаря-счетовода Валю Игнатову.

— Прошу вас проверить, кому был выписан пропуск номер 146.

Через несколько минут она прибежала и, давясь слезами, проговорила:

— Я не могу вам сказать. Книжка с корешками исчезла.

— Идите, ищите, — спокойно потребовал Никулин.

— Я везде искала, — отвечала Валя, — но ее нет.

Никулин смотрел на девушку. «Уворован не только пропуск, но и книжка с корешками. Значит, один из преступников здесь, в конторе. Но кто же он?»

— Вы можете идти, — строго сказал он Игнатовой.

«Неужели Крамов?» — снова с неприятным чувством подумал Никулин.

Подозрения Никулина основывались на внушительных выводах. Так бывает в следственной практике: не прямые, но какие-то косвенные улики указывают на одного человека. Происходит это в нескольких случаях сразу и заставляет задумываться над тем, чтобы заняться расследованием только этих фактов и никаких других.