Глава 10 ВЕЛИЧАЙШАЯ ОШИБКА – СССР
Глава 10
ВЕЛИЧАЙШАЯ ОШИБКА – СССР
18 декабря 1940 года руководителям различных немецких ведомств были разосланы девять копий секретной директивы, подписанной Гитлером и завизированной Кейтелем и Йодлем.
Начинался документ так:
«Немецкие вооруженные силы должны быть готовы сокрушить Советскую Россию в ходе молниеносной кампании еще до окончания войны против Англии (план «Барбаросса»).
Армия должна использовать все имеющиеся в ее распоряжении формирования, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от неожиданных атак.
Для этой восточной кампании в поддержку сухопутной армии военно-воздушный флот должен высвободить силы, достаточные для быстрого завершения наземных операций и сведения к минимуму ущерба восточным немецким территориям. Концентрация главных усилий на востоке ограничивается следующими условиями: все оккупированные нами территории должны быть удовлетворительно защищены от налетов вражеской авиации, а налеты на Англию и их материальное обеспечение ни в коем случае не должны прерываться.
В период восточной кампании военно-морской флот по-прежнему ведет основные боевые действия против Англии.
Если возникнет необходимость, я отдам приказ сосредоточить войска для боевых действий против Советской России за восемь недель до предполагаемого начала операции.
Приготовления, требующие определенного времени, должны начаться немедленно (если еще не начаты) и завершиться к 15 мая 1941 года.
Необходимо предпринять величайшие меры предосторожности к тому, чтобы наши намерения не были распознаны...»
Это была ошибка номер пять – величайшая из всех.
На самом деле планирование нападения на СССР началось за много месяцев до издания этой директивы. На Нюрнбергском процессе фельдмаршал фон Паулюс засвидетельствовал, что ему сообщили о предполагаемом вторжении еще 3 сентября 1940 года, когда он был начальником оперативного управления Генерального штаба. Генерал-полковник Франц Гальдер, в то время начальник Генштаба сухопутных сил, вручил фон Паулюсу для изучения уже готовый план. Задействованные силы исчислялись 130 – 140 дивизиями, и в качестве плацдарма намечалась территория Румынии.
По словам фон Паулюса, ставились следующие цели: «во-первых, уничтожение русской армии на западных границах Советского Союза; во-вторых, вторжение в СССР на такую глубину, чтобы советская авиация не могла совершать воздушные налеты на рейх; в-третьих, выход на рубеж Архангельск – Волга».
Эти цели остались без изменения в директиве от 18 декабря 1940 года. 3 февраля 1941 года Гитлер окончательно одобрил план «Барбаросса», однако не назначил определенной даты нападения. 28 марта, услышав о восстании в Югославии, фюрер сообщил фон Паулюсу о своем намерении вторгнуться в Югославию. «Необходимо было обезопасить наш фланг для военных действий против Греции, – сказал фон Паулюс, – захватить железную дорогу Белград – Ниш и, самое главное, освободить наш правый фланг для нападения на СССР».
Предварительно дата вторжения в Советский Союз была назначена на середину мая, как самое раннее возможное время, учитывая метеоусловия, необходимые для широкомасштабных военных действий в СССР. Однако 1 апреля фон Паулюсу объявили, что эта дата отодвигается примерно на пять недель до второй половины июня. Пока расчищались Балканы, в Норвегии и на побережье Франции в целях маскировки готовившейся восточной кампании проводились мероприятия, создающие впечатление подготовки к вторжению в Англию.
6 июня 1941 года окончательно была назначена дата – 22 июня. Согласно этому приказу, подписанному Кейтелем, 6 из 42 дивизий, противостоявших Англии, отводились с запада на восток. Для первой фазы вторжения в Россию к 22 июня была сконцентрирована 121 дивизия, в том числе 29 бронетанковых и моторизованных.
Очень скоро количество дивизий на Восточном фронте выросло почти до двухсот.
В рамках этой книги у нас нет возможности дать исчерпывающий отчет об этой кампании, но, поскольку поражение на востоке стало прелюдией к окончательному разгрому, необходимо проанализировать его причины, уже знакомые нам по разбору первых ошибок. Правда, теперь размах событий был гораздо значительнее, военная разведка работала хуже, Гитлер вел себя деспотичнее, а генералы были более беспомощными.
Очень многие высшие немецкие офицеры признают, что их безнадежно плохо информировали о численности и боеспособности советских войск, с которыми предстояло сражаться. «Информация, касающаяся России, была весьма скудной, – заявил генерал-полковник Франц Гальдер, начальник штаба фон Браухича, отвечавший за большинство деталей плана кампании. – В нашем распоряжении были захваченные архивы Голландии, Бельгии, Греции, Югославии и даже французского Генерального штаба, но ни одна из этих стран не была информирована о Советском Союзе лучше нас. Сведения о войсках, с которыми нам предстояло столкнуться на границе, были довольно верны, однако мы не располагали никакими статистическими данными относительно будущих возможностей этой огромной страны. Разумеется, в первые шесть месяцев нашего наступления мы выяснили гораздо больше».
Насколько плохо были информированы немцы, прекрасно иллюстрируется следующими выдержками из разведдонесения 22-й пехотной дивизии при ее подготовке к вторжению в СССР 8 июня 1941 года, за две недели до вторжения. Для того чтобы подчеркнуть неадекватность этих сведений, сравним комментарии сражавшихся в Советском Союзе немецких генералов с соответствующими фрагментами.
Вот что говорилось в разведдонесении о советских бронетанковых войсках:
«Опыт боевых действий в Финляндии показал, что советские танковые экипажи атакуют энергично. Боевая подготовка, особенно взаимодействие с другими родами войск, недостаточны. Техническое состояние танков совершенно неудовлетворительно. Особо сложную проблему представляют многочисленные аварии, поскольку ремонтировать танки практически некому.
В 1939 – 1940 годах выявленные недостатки организации и подготовки позволили сделать следующее заключение: Красная армия в ее нынешнем состоянии не соответствует современным требованиям и неспособна противостоять скоростному, современному, умело руководимому противнику. Во время крупных маневров не уделялось внимания тренировке отдельных солдат и малых формирований...»
Теперь сравним это донесение с мнением генерал-полковника Дитриха, который вел в наступление 6-ю танковую армию СС в Арденнах в декабре 1944 года. Вот что сказал о советских танковых войсках Дитрих после опыта командования 1-й танковой дивизией СС в битве за Ростов – попытке освободить окруженные под Сталинградом армии и взять обратно Харьков:
«Русские попросту одурачили нас в Финляндии. Нападая на СССР, мы думали, что у них нет танков, и вдруг столкнулись с двумя тысячами «Т-34». «Т-34» был в то время лучшей из существовавших боевых машин. Он имел отличное вооружение, прочную броню, обладал высокой скоростью. Русские ловко их использовали и содержали в отличном состоянии. Способности русских механиков удивительны...»
Затем в донесении обсуждаются качества командиров Красной армии:
«После казни Тухачевского и летней чистки 1937 года осталось совсем мало опытных командующих, к которым, несомненно, принадлежит народный комиссар обороны Тимошенко. Молодое неопытное пополнение не сможет освободиться от слепого следования военной доктрине и будет испытывать затруднения в выполнении дерзких решений...»
Нет необходимости указывать немецким генералам, какой неверной оказалась эта оценка. Достаточно лишь перечислить имена: Жуков, Конев, Рокоссовский, Черняховский, Малиновский, Толбухин – вот лишь некоторые из «неопытных» командиров, сумевших «освободиться от слепого следования военной доктрине» и не затруднявшихся в «выполнении дерзких решений».
Далее в донесении следует:
«Войсковые командиры вплоть до лейтенантов проявляют потрясающую нерешительность. Они необычайно молоды: 35 – 40-летние полковники командуют дивизиями, 30 – 35-летние майоры командуют полками. Командиры рот – всего лишь лейтенанты или младшие лейтенанты. Им не хватает ни опыта, ни инициативы...»
Как быстро эти неопытные командиры обучались военному искусству, видно из следующего заявления генерала Альфреда Шлемма, командовавшего корпусом в битвах за Смоленск и Витебск, а позже – 1-й парашютно-десантной армией на западе:
«Умение советских командиров маневрировать крупными танковыми соединениями оказалось для нас сюрпризом. Их операции были хорошо спланированы и квалифицированно выполнены; они не боялись импровизировать и экспериментировать...»
Только в отношении красноармейцев разведдонесение приближалось к правде:
«Рядовые солдаты упорны, неприхотливы, отважны, сильны духом. Это больше не «храбрый мужик», известный по мировой войне. Его интеллект и способность к обучению возросли. Современная подготовка может со временем сделать из него независимого бойца и позволит ему овладеть сложным оружием...»
Если кто-то до сих пор ищет причину провала немцев в СССР, эта всеобъемлющая оценка противника, с которым предстояло встретиться через две недели, поможет найти ее. Разве возможно не увериться в победе над противником, обладающим столькими слабостями, как в этом разведдонесении?
«Постепенного усовершенствования Красной армии можно ожидать не ранее, чем через несколько лет. Крупные армейские соединения в провинциях прогрессируют очень медленно. Русские национальные характеристики – лень, медлительность, неповоротливость, нерешительность, боязнь ответственности – не изменились. Командиры всех рангов не смогут в ближайшее время компетентно командовать крупными соединениями, они не готовы к крупномасштабным наступлениям, не умеют быстро принимать решения и неспособны к независимым действиям в рамках общей операции.
Войска, как целое, благодаря своему количеству и наличию современного оружия, будут сражаться храбро, но они не соответствуют требованиям современной наступательной войны. Им часто будет не хватать инициативы отдельного бойца...
Слабость Красной армии – в неповоротливости ее командиров всех рангов и в их нежелании принимать на себя ответственность, в доктринерстве, в несоответствии подготовки современным требованиям, в значительной и повсеместной неорганизованности...»
Встречались ли вы с большей чушью? Немецкая военная разведка должна была сделать важнейшую оценку врага и не выдала ничего лучшего, чем пропагандистская трескотня доктора Геббельса. Вряд ли теперь стоит удивляться тому, что Гитлер бросился в «русское приключение» с легким сердцем и с оптимистическим ожиданием быстрой и необременительной победы. Правда, не все немецкие генералы были настроены так же оптимистично, как фюрер. Их преследовал постоянный страх новой катастрофической войны на два фронта, им не хотелось впутываться в восточную кампанию, пока не прояснится ситуация на западе. Фон Браухич, Гальдер и фон Рундштедт не выказывали энтузиазма, но не по нравственным причинам, а просто потому, что видели проблемы чисто военного характера. Они не думали, что не смогут победить Россию; они думали, что это будет не так легко, как это кажется Гитлеру. Фон Рундштедта более всего волновало своевременное начало кампании, поскольку он сознавал, какие проблемы может вызвать русская зима.
«Я был отозван с должности командующего армиями запада в начале апреля 1941 года и назначен командующим армейской группировкой «Юг» в России, – сказал фон Рундштедт. – Задействованные в наступлении войска начали передислоцироваться на восток задолго до этой даты. Планы кампании готовились зимой в Берлине Гальдером. В январе Гальдер приезжал ко мне во Францию. Поскольку моей группе армий предстояло участвовать в наступлении, некоторые офицеры моего штаба тренировались на базе плана Гальдера. Я тогда сказал им: «Господа, если вы собираетесь вести военные действия в СССР, то должны помнить, что благоприятная погода заканчивается там очень рано. Когда приходит зима, возникают огромные трудности. Необходимо начать войну с Советским Союзом, как только просохнет почва, что обычно случается в мае». Из-за балканской кампании мы начали по меньшей мере на четыре недели позже запланированного срока. Эта отсрочка очень дорого нам обошлась. Я никогда не испытывал энтузиазма по поводу этой кампании; во всяком случае, после того, как понял, что с русскими можно договориться. Однако Гитлер был убежден в том, что, если мы не нанесем удар первыми, русские сделают это сами».
Генерал Блюментрит, которого в ноябре 1940 года послали в Варшаву начальником штаба 4-й армии, подтвердил прохладное отношение фон Рундштедта к грядущему наступлению, а также объяснил, почему немцы в то время подозревали СССР в агрессивных намерениях:
«Когда я впервые прибыл на восток, наши дивизии стояли узкой полосой вдоль советской границы секторами от 80 до 100 километров. Тогда наступательные операции не казались возможными, однако скоро стали поступать донесения о колоссальном сосредоточении советских войск в южном секторе. Слухи о войне усилились зимой 1940/41 года. Литовский полковник, внедренный адмиралом Канарисом в часть Красной армии под Ригой, а на самом деле старший офицер разведки вермахта, подтверждал слухи о наращивании советской боевой мощи. Поэтому никто не удивился, когда в январе 1941 года в наш штаб пришла директива о планируемых военных действиях против СССР».
Первоначальный план этой кампании базировался на молниеносном броске в глубь страны с последующими широкими окружениями основной части советских армий западнее Днепра. «Мне сообщили, что война в СССР закончится через десять недель, то есть задолго до наступления зимы, – сказал фон Рундштедт. – Эта оценка основывалась на мнении фюрера. Он считал, что к тому времени, как мы достигнем Днепра, все противостоящие нам советские войска уже будут уничтожены и после первых же крупных поражений СССР капитулирует».
Очевидно, Гитлер читал разведдонесения слишком тщательно, но советские военные не были такими некомпетентными, неповоротливыми и медлительными, как ему внушали. Самая сильная немецкая группа армий под командованием фельдмаршала фон Бока за три с половиной недели прошла по шоссе Минск – Москва более 450 миль[8] от Белостока до окраин Смоленска. Однако, овладев значительной территорией, она не достигла своей главной цели: не уничтожила советские армии. Трижды фон Бок пытался окружить их в Слониме, Минске и Смоленске, но трижды они выскальзывали из капкана. Уже к 16 июля немцы поняли, что война не будет увеселительной прогулкой, как они себе представляли. Местность изобиловала грязными дорогами, узкими мостами, лесами и болотами. Из-за проливных дождей дороги стали непроходимыми, а советские войска, придя в себя, сопротивлялись все упорнее. В Смоленске на Днепре, в 200 милях к западу от Москвы, немецкие войска натолкнулись на первую серьезную преграду. Только 7 августа 1941 года после трех недель ожесточенных боев ценой огромных и неожиданных потерь немцам удалось взять Смоленск.
Южная группа армий фон Рундштедта не разделила ошеломляющего успеха своего северного соседа. К первой неделе августа она добралась лишь до Житомира, расположенного более чем в 80 милях к западу от Киева и Днепра. Не сумев пробиться прямо на восток, фон Рундштедт развернул большое формирование на юго-восток, где сопротивление было гораздо слабее. Здесь после убедительной победы под Уманью немцы вырвались в долину Днепра, к концу августа захватили индустриальный район Днепропетровска и осадили Одессу. Однако, несмотря на эти безусловные успехи, немцам не удалось сломить сопротивление противника. После десяти недель боевых действий все еще значительные силы Красной армии сражались по всему фронту: к западу от Ленинграда, к востоку от Смоленска и к западу от Киева. Только теперь фон Рундштедт начал сознавать, как сильно недооценили русских.
«Вскоре после начала наступления я понял, что все написанное о Советском Союзе – чушь, – сказал фельдмаршал. – Все наши карты были неправильными. Дороги, отмеченные на картах как шоссе, оказывались проселками, а там, где были показаны проселки, мы находили первоклассные дороги. Даже железных дорог, которыми мы должны были пользоваться, просто не существовало. Или там, где на карте ничего не было, мы наталкивались на городок американского типа с фабричными зданиями и всем прочим».
Не сумев разгромить советские армии к западу от Днепра, Гитлер решил отложить первоначальный план наступления на Москву и попытаться окружить советские войска западнее Киева. Танки фон Бока направили на юг, а танки фон Рундштедта – на север с целью сомкнуть клещи за Киевом. Маневр был осуществлен блестяще: войска маршала Буденного уничтожены, более 600 тысяч советских солдат взяты в плен. Однако Киев не сдавался до 20 сентября, и до полного разгрома Красной армии было еще далеко.
Несмотря на разрастающиеся трудности обеспечения огромного войска, опередившего свои базы на сотни миль, несмотря на надвигающуюся зиму и тот факт, что советские войска не сдались к западу от Днепра, как планировалось, Гитлер принял решение наступать на Москву. Ко 2 октября не менее шестидесяти дивизий сосредоточились в Смоленске, и началось, по словам Гитлера, «величайшее в истории» победоносное наступление. К 15 октября передовые немецкие части подошли к Можайску и оказались в 65 милях от советской столицы. А затем вмешалась судьба. Зима наступила по меньшей мере на месяц раньше положенного срока. Сильные снегопады и морозы грянули не в середине ноября, а в середине октября, расстроив все планы немцев, задержанных и измотанных грязью и слякотью. Под Москвой появлялись свежие советские войска. Фон Браухич, как командующий, видел серьезную угрозу войску, не экипированному для ведения военных действий в зимних условиях, поэтому посоветовал немедленно отступить на оборонный рубеж, где войска могли бы спокойно перезимовать на теплых квартирах. Гитлер и слышать об этом не хотел. Поставив на захват Москвы свою репутацию, он требовал, чтобы армия выполнила обещания. 2 декабря была предпринята еще одна атака на город, однако жестокие морозы, длинные ночи, непроходимые леса и упорные защитники Москвы не пропустили войска фон Бока в столицу.
Четыре дня спустя, 6 декабря, началось первое советское контрнаступление. И здесь немецкий военный гений потерпел поражение. Как признал генерал Блюментрит, удар, нанесенный под руководством Жукова, застал немцев врасплох. «Русские провели подготовку в величайшей тайне, – сказал он, – а мы были плохо информированы о ресурсах и резервах, имевшихся в Красной армии».
Неудавшийся захват Москвы стал еще одним козырем Гитлера в борьбе с Генеральным штабом. Фельдмаршал фон Браухич, возражавший против зимнего похода на восток, был уволен с поста главнокомандующего сухопутными силами вермахта, а на его место Гитлер назначил самого себя. Поскольку он назначил себя военным министром еще в первые дни своего правления, верховным главнокомандующим вермахтом после увольнения фон Бломберга, то теперь он стал единым в трех лицах. Никогда еще ни один верховный главнокомандующий не обладал такой всеобъемлющей властью, как Гитлер в декабре 1941 года. Как глава государства, военный министр, верховный главнокомандующий вооруженными силами и главнокомандующий сухопутными войсками, он теперь мог единолично объявлять войну, принимать решения о способах ее ведения, строить планы и претворять их в жизнь. Хотя эти обстоятельства безусловно укорачивали цепочку командования, Гитлеру-фюреру было довольно сложно уволить Гитлера – главнокомандующего вермахтом, если Гитлер – командующий сухопутными войсками потерпел поражение.
Однако фон Браухич был не единственным высшим офицером, несогласным со стратегией Гитлера в России зимой 1941 года. Фон Рундштедт, чья группа армий «Юг» после победы в Киеве дошла до Ростова, также испытывал раздражение:
«Выполнив свои первые задачи, то есть окружив и уничтожив силы противника к западу от Днепра, я получил следующее задание: наступать на восток и взять Майкоп и Сталинград. Мы громко смеялись над этими приказами, ибо уже пришла зима, а до названных городов было почти 700 километров. Гитлер решил, что по замерзшим дорогам мы очень быстро дойдем до Сталинграда. Одновременно мне было приказано наступать к Майкопу, так как срочно требовалась нефть; и еще я должен был очистить Крым, чтобы лишить советскую авиацию крымских аэродромов. Хотя пришлось расколоть мои войска натрое, мы, тем не менее, сумели выдвинуть танковые части на восток до самого Ростова. Это привело к тому, что я получил сильно растянутый и незащищенный левый фланг. В конце ноября Красная армия атаковала Ростов с севера и юга; поняв, что не смогу удержать город, я отдал приказ об эвакуации. Еще раньше я просил разрешения отойти с этого протяженного плацдарма к реке Миус, примерно на 100 километров к западу от Ростова. Мне разрешили, и я начал очень медленно с боями отходить. Вдруг пришел приказ фюрера: «Оставайтесь на месте, больше ни шагу назад». Я немедленно телеграфировал: «Это безумие. Во-первых, войска не смогут удержаться; во-вторых, если они не отступят, то будут уничтожены. Или отмените этот приказ, или найдите кого-нибудь другого». В ту же ночь пришел ответ фюрера: «Я удовлетворяю вашу просьбу. Пожалуйста, сдайте командование». Затем я уехал домой».
Немецкие высшие офицеры расходятся в оценке решения Гитлера остановиться в ту зиму перед Москвой. Некоторые считают его правильным, другие – нет. Если фон Браухич склонялся к тому, чтобы просто отойти на зимние квартиры, фон Лееб и фон Рундштедт предлагали отвести немецкие войска на исходные позиции в Польшу. Однако ряд офицеров, в том числе фон Бок и фон Типпельскирх, считали, что попытка отступления в середине зимы повлечет за собой катастрофические последствия. Страшный пример отступления Наполеона из Москвы показывал, что тактическое отступление на этой стадии легко может превратиться в паническое бегство. Однако все соглашались с тем, что эта незавидная ситуация не сложилась бы, если бы Гитлер (как только стало ясно, что зима преградит путь к быстрой победе) удовольствовался успехами к западу от Днепра.
До того момента война складывалась весьма удачно для вермахта: поражений было немного, победы давались малой кровью. Русская зима все это изменила. Фюрер, свято веривший в скорый триумф, не позаботился о снабжении армии, на всю зиму застрявшей в русских степях. Не заготовили достаточно зимнего обмундирования, а имевшееся не поступало на фронт из-за трудностей на шоссейных и железных дорогах. Горючее и смазочные материалы, не годившиеся для низких температур, наносили серьезный урон технике. Морозы и снега уносили десятки тысяч человеческих жизней. Военно-воздушные силы также несли огромные потери, снабжая отдельные гарнизоны, разбросанные по огромному фронту.
К весне 1942 года немецкие потери были возмещены новобранцами и новой техникой из Германии. На востоке теперь стояли 200 – 220 дивизий, хотя численность каждой сократилась со штатных 12 – 15 тысяч до 8 – 10 тысяч человек. Государства-сателлиты – Финляндия, Румыния, Венгрия и Италия – предоставили еще 65 дивизий сомнительной боеспособности. Помогал Адольфу Гитлеру, новому главнокомандующему армией, претворять в жизнь его тактические озарения начальник штаба фон Браухича генерал-полковник Франц Гальдер. Фюрер был не в восторге от своего помощника; он ему не симпатизировал и не доверял. Однако Гальдер был талантливым штабистом, и поначалу Гитлер не мог без него обойтись. В то время как фюрер, совершенно не озабоченный зимними потерями, строил грандиозные планы летнего наступления 1942 года, Гальдера все больше тревожила растущая численность советских войск.
«В первые же шесть месяцев войны с СССР мы осознали, как сильно недооценивали возможности Советского Союза, – признал Гальдер. – Из заявлений пленных старших офицеров и других источников информации стало ясно, что даже если бы мы уничтожили все войска, имевшиеся в Красной армии на начало вторжения, в распоряжении Советского государства еще остались бы колоссальные людские и материальные ресурсы. Мы сразу попытались представить себе полную картину. Сопоставив сведения, получаемые из Финляндии, Румынии, Турции и Японии, я еще в начале лета 1942 года понял, что с конца 1942 года нам придется иметь дело с гораздо более многочисленными и лучше вооруженными русскими армиями, чем до тех пор. В июне я попытался объяснить это Гитлеру, но он пришел в бешенство. Когда я познакомил его с показателями производства русских танков, он разъярился и потерял всякое сходство с разумным человеком. Не знаю, не хотел он это знать или не верил, но в любом случае обсуждать с ним подобные вопросы было совершенно невозможно. Он орал с пеной у рта, грозил мне кулаками. Ни о каком спокойном обсуждении не могло быть и речи».
В мае 1942 года, остановив советское наступление на Харьков, обезопасив свой правый фланг захватом Севастополя и разгромом остатков сопротивления в Крыму, немцы начали летнее наступление на кавказские нефтяные месторождения. С середины июня они быстро пробивали коридор между Доном и Донцом. Через шесть недель одно формирование оказалось далеко за Ростовом, более чем в 250 милях к востоку от начального рубежа, а другое добралось до Сталинграда. Однако, завоевывая огромные территории, немцы снова не смогли захватить в капкан неуловимые советские армии. «Мы продвигались так быстро потому, что русские избегали решительных действий и берегли свои войска, – говорил Гальдер. – И в это Адольф Гитлер не мог поверить».
К концу августа немецкие передовые части были уже в 450 милях восточнее Ростова в центре кавказских нефтяных месторождений. Здесь из-за нарушения движения на железной дороге немецкая бронетехника на три недели осталась без горючего. А затем, вместо того чтобы закрепить свои завоевания в этом регионе, который был главной целью, Гитлер начал бросать жадные взгляды на Сталинград. Сгорая от нетерпения, желая поскорее захватить город, Гитлер стал переводить войска с Кавказа на север. Чем ожесточеннее сражались русские за Сталинград, тем настойчивее становился Гитлер. Видимо, название города было для него неким символом. Укрепляя Сталинградский фронт, он настолько ослабил Кавказский, что вспомогательное прежде наступление превратилось в основное.
В середине сентября 6-я армия под командованием фельдмаршала Паулюса пошла в атаку на Сталинград, но вскоре стало ясно, что советские войска настроены защищаться так же решительно, как Гитлер – наступать. После трех недель уличных боев немцы прекратили кровопролитные атаки на превращенные в крепости жилые здания и заводские корпуса Сталинграда и перешли к нелегкой осаде разбитого города. Правда, несколькими неделями ранее Гальдер рекомендовал прервать наступление на Сталинград, поскольку оно потеряло стремительность. Разгневанный Гитлер объяснил Гальдеру, кто командует операцией, и уволил его. Угождать Гитлеру и исполнять его капризы назначили генерал-полковника Курта фон Цейцлера, который умудрялся выполнять неблагодарную работу начальника штаба гитлеровской армии вплоть до 20 июля 1944 года, и только после разоблачения заговора против фюрера потерял свою должность.
Советское зимнее наступление 1942 года стало для немцев еще большим сюрпризом, чем зимнее контрнаступление под Москвой годом ранее. 19 ноября настроившаяся на долгую осаду Сталинграда 6-я армия Паулюса с ужасом обнаружила в своем северном фланге двадцатимильную брешь. Хотя некоторые офицеры, как и Гальдер, предупреждали Гитлера о неуклонном наращивании сил Красной армии, большинство верило в то, что успешные боевые действия в летний период полностью подорвали боеспособность советских войск. В общем, Гитлер отказался отвести армию Паулюса, несмотря на очевидную опасность.
И в этом случае коллективный военный немецкий разум выдал неверный ответ. Никто не предупредил Паулюса о том, что советские войска сосредотачиваются к востоку от Волги; наоборот, его уверили в том, что нет шансов на серьезное контрнаступление. Уверенность в разведданных была так высока, что защищать сектор Дона близ Калача поставили слабый корпус, состоявший из двух румынских и одной немецкой дивизии. Низкие боевые качества румынских формирований были общеизвестны; румыны были плохо подготовлены и имели мало противотанкового оружия. Тем не менее их поставили на жизненно важный сектор фронта; казалось, что они не боялись разбитой и уставшей Красной армии.
Румыны отступили под мощным ударом советских войск, не продержавшись и полсуток. Через два дня наступавшие продвинулись более чем на 40 миль до излучины Дона и взяли Калач. Наступавшие южнее Сталинграда части Красной армии обнаружили неподготовленные и не ожидавшие атаки немецкие дивизии. Через неделю они взяли в плен почти 65 тысяч немцев, захватили или уничтожили тысячу танков. К концу ноября русские клешни еще не сомкнулись, но Паулюс не пытался бежать: к тому времени в Берлине было принято решение «ни шагу назад». Деблокирующие войска попытались пробиться сквозь советское кольцо с юга, но были отброшены с огромными потерями. К концу года окружение двухсотпятидесятитысячной 6-й немецкой армии было завершено. Все надежды на освобождение рухнули. 2 февраля 1942 года фельдмаршал Паулюс с двадцатью тремя своими генералами официально подписал капитуляцию своей армии.
Вот что вспоминал генерал-лейтенант Вольфганг Пикерт, словоохотливый представитель люфтваффе: «В мои задачи входили попытки обеспечения 6-й армии с воздуха, однако наши ресурсы были совершенно неадекватными. Мы потеряли более пятисот транспортных самолетов, пытаясь доставить вооружение и продукты для четверти миллиона окруженных в городе солдат. Продовольственная проблема была столь острой, что скоро люди неделями питались замерзшими в снегу лошадьми. Попытки прорыва были обречены на неудачу, поскольку за нами расстилались лишь сотни километров промерзших степей. Фюрер приказал нам удерживать Сталинград любой ценой. Мы всегда недооценивали Красную армию, но зимой 1942/43 года наша разведка особенно сильно ошиблась в своей оценке численности советских войск».
К апрелю 1943 года стало ясно, что даже Гитлер не в силах выигрывать войны малой кровью. Триумфальный марш вдруг захлебнулся, отрезвив самые отчаянные головы. За шесть месяцев сражений в России, начиная с середины ноября 1942 года, вермахт потерял почти 1250 тысяч человек, 5 тысяч самолетов, 9 тысяч танков и 20 тысяч орудий.
Более сотни дивизий были уничтожены или прекратили существование как боевые единицы. Если бы интуиция фюрера не дремала, она уже тогда сообщила бы ему, что это всего лишь предвестник гораздо более страшных событий.
К весне 1943 года в России пришли в действие силы саморазрушения вермахта. Военная кампания, имевшая вначале все признаки успеха, балансировала на грани поражения. Каждое внезапное наступление заканчивалось «котлом»; каждый блестящий план приводил к полному краху. Несмотря на отдельные классические победы, призрак поражения не исчезал, а становился все более близким и грозным. Мастера молниеносных наступлений – блицкригов теперь мрачно обсуждали оборонительные действия и способы удержать то, что уже завоевали.
А ведь следовало лишь изучить происшедшее в России, чтобы понять, почему сложилась эта парадоксальная ситуация. Интуитивные догадки ефрейтора, управлявшего фельдмаршалами, оказались ошибочными. Хрустальный шар, показавший путь к победе над Чехословакией, Польшей, Норвегией и Францией, померк в ледяной атмосфере русской зимы. Ясновидение никогда не сможет заменить разумную стратегию, если речь идет о таком сильном и коварном противнике, как Красная армия. Гитлер совершил ошибку уже тем, что напал на СССР, а затем тратил силы на тщетные попытки одновременно захватить Москву и победить русскую зиму. На следующий год, не усвоив полученного урока, он снова бросил свои армии в наступление лишь для того, чтобы еще раз потерпеть поражение от Красной армии и новой зимы под Сталинградом.
Ошибочная и сверхоптимистичная аргументация фюрера поддерживалась совершенно недостоверной информацией, поставляемой разведкой. Разведчики постоянно недооценивали стойкость, упорство, боеспособность и промышленное производство Советского Союза. Предсказав победу немецкого оружия к западу от Днепра, разведслужбы и представить не могли, что советские войска способны броситься в наступление зимой 1941-го. Их легковесные прогнозы поощрялись и вдохновлялись фюрером, который принимал желаемое за действительное. Поскольку любому, кто набирался смелости, чтобы высказать мнение, отличное от мнения фюрера, грозила немедленная отставка, немногие позволяли себе погружаться в пессимизм или открыто смотреть правде в глаза.
И последнее: теперь Гитлер один занимал все важные военные посты. Рядом с ним не осталось никого, кто мог бы помешать ему совершить столько глупых и дорогостоящих ошибок, обуздать его безумные желания. Он отправил в отставку несогласных с ним фон Браухича, Гальдера и фон Рундштедта за невыполнение невыполнимых приказов и заменил их такими, как фон Лееб, фон Бок и Лист. Дисциплинированность и шанс на быстрое продвижение по службе надежно обеспечивали покорность немецкого Генерального штаба. Старшие офицеры звонко щелкали каблуками в ответ на любой грозный рык фюрера. А все это время солдаты и офицеры на фронте, страдавшие от холода, пуль и снарядов, может быть, удивлялись, но подчинялись, ибо были сознательно обмануты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.