в) В рутинной круговерти — наблюдатели на местах

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

в) В рутинной круговерти — наблюдатели на местах

В пятидесятых годах Организация Гелена и Федеральная разведывательная службы добилась ряда успехов в вербовке граждан ГДР, которые потом вызвали общественный резонанс. При этом лишь в очень редких случаях речь шла о высокопоставленных функционерах. Особенно известным был случай Германа Кастнера (1886–1957), бывшего недолгое время сопредседателем Либерально-демократической партии Германии и заместителем премьер-министра Отто Гротеволя. Кастнер, проходивший в Организации Гелена под агентурным псевдонимом «Хельвиг», уже с 1948 года шпионил на ЦРУ, а с начала 50-х — также и на Пуллах, причем до сих пор нельзя сказать с уверенностью, не служил ли он при этом еще и Советам. Старшая секретарша Гротеволя Хелене «Элли» Барчатис (1912–1955) тоже была завербована Организацией Гелена не позднее 1952 года и до своего ареста и казни в 1955 году выполняла задания Пуллаха. Кстати, в отличие от Кастнера, ее вполне можно назвать типичным примером агента БНД. Она занимала такое положение в центре, которое позволяло ей узнавать многое из-за кулис восточногерманской политики, но не обладала никакой самостоятельной политической значимостью, и, как обычная служащая, не игравшая важной роли и не привлекавшая к себе большого внимания в государственной администрации. Точно по такой же схеме и ЦРУ с 1955 по 1966 годы курировало небольшую агентурную группу из двух женщин, работавших в качестве технического персонала в здании ЦК СЕПГ на площади Вердершер Маркт в Восточном Берлине. Положение Вальтера Грамша на различных руководящих должностях в транспортных учреждениях Восточного Берлина можно назвать средним между Кастнером и Барчатис. Грамш (1897-?) был, возможно, самым ценным источником в ранний период истории западногерманской разведки. Примерно такое же положение занимал и Гюнтер Кифер (1911–1966), начальник отдела в Центральном статистическом управлении при Совете министров ГДР. Он шпионил для БНД с начала пятидесятых годов до своего ареста в 1962 году.

Но заполучить подобных топ-агентов в военной области было намного труднее. Правда, нельзя сказать, что это было совсем невозможно, и это доказывает ЦРУ, внедрившее в 50-х годах женшину-агента в качестве экономки к руководителю военной разведки ННА. Кстати, ранее та же женщина служила у Евгения Петровича Питовранова, резидента МГБ/КГБ в Карлсхорсте, и, разумеется, шпионила за ним. Перебежчиков из ННА, впрочем, всегда хватало, в том числе из самых секретных сфер, и они много рассказывали о внутренней жизни восточногерманских вооруженных сил. Дезертиры из ГСВГ тоже сообщали много интересного.

Но у наблюдения за военными объектами на местах была одна важная задача, которую не смогли бы самостоятельно решать отдельные топ-агенты. С одной стороны оно служило составлению полной картины общего стратегического положения. Но особенно в кризисные моменты Холодной войны главной целью слежения за военными объектами было раннее предупреждение о возможной угрозе военного нападения. Таким образом, наблюдение за военными объектами означало массированную разведку и массированный анализ в максимально быстром режиме времени, с быстрой передачей полученных сведений. Большое количество советских военных объектов в ГДР, столь же значительное количество восточногерманских гарнизонов и дополнительная необходимость ведения наблюдения за автомобильным и железнодорожным движением и за перемещениями войск означали необходимость задействования тысяч наблюдателей, которые вплоть до постройки Стены шпионили «извне» за казармами ГСОВГ и ГСВГ. Другим направлением разведывательной работы было приобретение внутренних агентов в советских казармах, причем БНД в первую очередь уделяла внимание вербовке не советских офицеров и солдат, а граждан ГДР. На долгое или на короткое время пребывавших на советских военных объектах: машинисток, телефонисток, переводчиков, ремесленников, кочегаров, уборщиц, работников прачечных, поставщиков топлива и провизии. Эта проблема сохраняла свою остроту для Второго главного отдела МГБ и после постройки Стены, так как именно восточногерманская сторона отвечала за контрразведывательное обеспечение инфраструктуры используемых русскими объектов. Пусть количество попыток вербовки уменьшилось ввиду ухудшения условий после закрытия границы, однако потенциальные кандидаты на вербовку из числа восточных немцев по-прежнему посещали казармы ГСВГ.

В 1960-х годах Федеральная разведывательная служба использовала для агентурной вербовки граждан ГДР в некотором смысле новую тактику. Вопреки распространенному среди широкой публики представлению, ни МГБ, ни БНД не делали свою ставку на шпионские сети, объединявшие большое количество агентов и курьеров, ибо такие разветвленные структуры не могли обеспечить нужной скрытности уже из-за большого числа связанных с ними людей. Вместо этого Пуллах попытался вербовать так называемые шпионские ячейки. С их помощью БНД хотела по принципу снежного кома заполучать новых информаторов, которые в наилучшем случае были бы связаны друг с другом семейными узами. В таком случае гарантировалась скрытность, к тому же агенту легче было бы завербовать своего родственника, нежели человека со стороны. В идеальном варианте в такой семейной шпионской ячейке один из членов был западным немцем, который в ходе своих поездок на Восток регулярно собирал бы и доставлял информацию. Восточногерманская разведка тоже полагалась на «тандемы» из супружеских пар — в качестве как резидентов-«нелегалов», так и курьеров.

Очевидно, такой подход принес западногерманской спецслужбе некоторый успех. Ведь не зря масштаб всех попыток шпионажа в общей сложности был расценен органами контрразведки МГБ ГДР так высоко, что в начале 60-х годов там уже заговорили даже о «тотальном шпионаже». Из-за мощного военного потенциала ГСВГ (и постоянно возраставшей силы ННА) советские войска в Германии обоснованно рассматривались как ударный клин первого наступательного эшелона Варшавского договора, потому и следить за ними нужно было по возможности повсеместно, непрерывно и очень внимательно. Ежедневный сбор сведений о боевом порядке и боевом расписании войск, т. н. «order-of-battle-intelligence», для самих агентов-наблюдателей выглядел обычной рутиной, ничем не примечательной, которая, тем не менее, в случае их разоблачения грозила весьма строгими наказаниями. Единичный внешний источник или даже внутренний источник из числа восточногерманского технического персонала, наблюдая за своим крохотным кусочком всей гигантской военной машины Советов, только в редких случаях — например, в упомянутом случае с увольнительными для солдат в ноябре 1962 года — мог сообщить сенсационную информацию, имеющую большое самостоятельное значение. И только благодаря труду аналитиков БНД собранные множеством информаторов кусочки головоломки приводились в единую систему. Как писал в своих мемуарах Хайнц Фельфе: «Из многочисленных цветных камешков получалась красивая картина». Анализ результатов военной разведки от сырого донесения агента до окончательных выводов („finished intelligence“) всегда был тщательным, требующим большого внимания и скрупулезности делом, хотя, конечно, во много раз менее опасным, чем сама добыча информации. Подсчитывать танки, пушки и самолеты, идентифицировать погоны и нашивки военнослужащих, подгладывать за учениями и, основываясь на солидных военных знаниях, делать выводы о структуре, боеготовности и общем военном потенциале ГСОВГ и ГСВГ, равно как и других армий Варшавского договора — вот что было повседневным занятием военных аналитиков.

Давайте рассмотрим примеры двух «мозаичных камешков» из 1950-х и 1960-х годов, чтобы узнать, что, как, и в каком объеме узнавали наблюдатели на местах для составления своих донесений. Для этого анализа выберем места дислокации Бернау и Веймар, бранденбургский и тюрингский окружные города, с населением в те годы примерно 13 тысяч и 65 тысяч человек соответственно. Бернау, городок в примерно двадцати километрах к северо-востоку от Берлина, из-за своей близости к этому центру шпионских операций обладал хорошими предпосылками для установления удобной связи агентов с действовавшими в Западном Берлине связниками и быстрой передачи собранных сведений. Веймар, с другой стороны, был очень интересен потому, что вблизи него размещался штаб и некоторые части 8-й Гвардейской армии, которая считалась самой мощной.

В Бернау Федеральная разведывательная службы помимо наблюдения за перемещениями войск и маневрами следила за 18 военными объектами: казармами, позициями зенитной артиллерии, военными городками и другими сооружениями. При рассмотрении разведывательных результатов общих наблюдений с 1951 по 1961 год получится следующая схема. Много и часто сообщалось о передвижениях войск. БНД обучала своих агентов с помощью наглядных таблиц, рисунков или образцов наносившихся на машины тактических знаков, чтобы те могли определять типы вооружения и боевой техники. Из таких сообщений аналитики БНД делали выводы о виде, размере, роде войск и пр. передвигавшихся частей. Для получения сведений о военно-техническом прогрессе в войсках, аналитики интересовались также детальными описаниями образцов вооружения и техники:

«15.5.1957 года источник заметил на объекте у ангаров 4 и 16а и 16б 12 бронемашин нового типа, экипажи нескольких из них занимались их техническим обслуживанием. Описание: база как у Т-34 с 5 ребристыми катками. На базе бронированная надстройка в форме ящика, немного сужающегося кверху. В середине надстройки справа круглая башня, лишь немного выдающаяся вверх и в сторону».

Помимо казарм, следили и за другими военными сооружениями:

«На дороге в Лобеталь, севернее объекта, стоят 4 мачты из проволочной сетки и 4 мачты из дерева, соединенные между собой (антенны). Кроме того, на одной из металлических мачт установлено два СВЧ-рефлектора.

На одной вилле в объекте Ладебург живет генерал, а в других домах офицеры его штаба».

Не только инфраструктура и материальная часть вызывали интерес, но и советские солдаты. Прежде всего, изменения в обычном внешнем виде войск. Идентификация советских офицеров по фамилиям тоже была важна. Наконец, интересовали и все события, и даже предположения, связанные с советскими военными. «14.5.53. По слухам склад военного обмундирования II уже в этом году должен снова расширяться для нужд оккупационной армии». «17.9.1954 один генерал посетил клубный зал (новостройка), бывшее здание финансового управления, тут же приказал остановить все строительные работы из-за возможности обвала. Строительные работы на подобных новостройках в Фюрстенвальде и в Эберсвальде тоже были немедленно остановлены».

Если большинству объектов в Бернау были посвящены только немногочисленные наблюдения, то за бывшей казармой войск связи ВВС, складом военного обмундирования/I и бывшим питомником почтовых глубей СС велась очень интенсивная слежка. На сотне заполненных мелким почерком карточек Пуллах регистрировал донесения о казарме войск связи ВВС с октября 1951 по апрель 1973 года. Согласно обзору мест дислокаций советских войск в Восточной Германии, который вела БНД под названием «Справочник о войсках противника», в этой казарме размещались: штаб 6-й гвардейской механизированной дивизии (с 1957 года — 6-й гвардейской мотострелковой дивизии), 35-й гвардейский механизированный полк, гаубичный артдивизион, гвардейский инженерно-саперный батальон, учебный танковый батальон, гвардейский дивизион реактивной артиллерии и гвардейский батальон связи. Донесения о происходящем в казарме поступали примерно один раз в неделю, среди них было много сообщений о заполненности объекта людьми, сделанных явно по виду. «12–23.11.1956. Объект теперь кажется переполненным, потому что построенная для казармы насосная станция больше не справляется с канализацией объекта, так что фекальные воды заполняют кюветы вдоль шоссе». «20.2.1958 один трубочист рассказывал, что он, получая плату за выполненную работу по очистке дымоходов, каждый раз должен предоставить в знак подтверждения восемь подписей (из восьми различных мест расквартирования), потому можно предположить, что на объекте размещаются восемь отдельных подразделений». Что касается количества сообщений, то октябрь 1959 года можно назвать типичным примером: в этом месяце, не отличавшимся значительно ни в большую, ни в меньшую сторону от других, БНД получила о казарме войск связи ВВС семь донесений от четырех разных агентов.

Как изменилась ситуация с поступлением сообщений в 1961 году, когда постройка Берлинской стены создала во втором полугодии совсем другие условия для агентурной связи, нежели в первом? Учитывая повторы (шпионы со своими сообщениями не придерживались ни начала, ни конца месяца), с января по июль выходило от пяти до восьми донесений в месяц, только июнь несколько выделяется. Но уже через несколько месяцев после августовского закрытия границы — в ноябре и декабре — снова были достигнуты июньские показатели.

Количество поступивших отчетов из Бернау/казарма войск связи ВВС за январь-декабрь 1961 года

Удивительное постоянство поступления информаций, к концу года даже возрастание, что можно было бы объяснить лишь тем, что агенты БНД заранее получили инструкции о новых каналах связи на случай невозможности личных встреч, при более подробном рассмотрении, однако, выглядит иначе. До 13 августа 1961 года (дня постройки Стены) все сообщения кроме одного (опрос беженца) исходили от собственных источников в ГДР, затем до конца года поступили еще 34 донесения от источников БНД, но еще восемь или девять пришли уже от союзных спецслужб, четыре от американской армии и одно — снова опрос беженца. Это смещение, правда, еще не означало полного провала. Это видно в сравнении с поступлением донесений за 1960 год. За год, предшествовавший году постройки Стены, БНД получила 105 донесений о казарме войск связи ВВС, из которых 101 сообщение было послано собственными источниками. В 1961 году аналитики БНД получили 93 донесения, из них 45 после 13 августа. Из общего числа донесений 79 были присланы собственными источниками, 11 были от союзных служб и от американской армии, три — опросы беженцев. Очевидно, что и в «огражденной» ГДР собственные связи БНД продолжали работу. После 13 августа до конца 1961 года семь разных наблюдателей по-прежнему информировали западногерманскую разведку о наблюдениях за казармой войск связи ВВС. Информация, приходящая от союзных спецслужб не принималась на веру и вначале вовсе не заменяла собственную агентурную сеть. Однако постепенно начало происходить разрушение агентурных связей БНД. Из 95 сообщений за 1962 год, только две трети (62) были от всего шести собственных источников, одна треть (33) от союзников. После этого общее количество поступавших от всех источников сообщений сначала резко уменьшилось наполовину, а с 1965 года вовсе начало катастрофически падать.

Количество поступивших отчетов из Бернау/казарма войск связи ВВС в 1962–1973 годах

С весны 1963 года в карточках отсутствует отметка о том, что сведения поступили от собственного источника БНД, но встречаются указания о сообщениях иного происхождения. Потому уже невозможно точно определить количество военных шпионов и объем донесений, поступавших от отдельных агентов Пуллаха. Из 49 сообщений за 1964 год 25 получены от «Нарцисса», то есть, от французской разведки, два — от англичан, десять — от беженцев. Но девять сообщений все-таки исходили от сети БНД. Все четыре сообщения 1965 года пришли от «Нарцисса», как и единственное сообщение за весь 1966 года. Это означало катастрофически резкое падение не только частоты поступления, но и объема, точности и качества донесений — об отчетах уже не приходилось и говорить. Единственное донесение за 1966 год звучит удивительно кратко: «7/66. На объекте есть авторемонтная мастерская /гарнизона 6-й гв мсд». В 1968 и 1969 годах снова появилось по одному собственному агентурному сообщению, в 1969 году, кроме того, еще три донесения после опроса беженцев. Но этот круг лиц не был подготовлен к опросам, в большинстве своем не акцентировал внимания на военных вопросах и, собственно, и не обучался никогда разведке боевого порядка и боевого расписания, „order-of-battle intelligence“. Увеличение числа донесений в 1970 и 1971 годах произошло не благодаря вербовке новых наблюдателей на местах, а только благодаря поступлению информации от союзных спецслужб, получивших ее от своих военных миссий связи, а также от опросов беженцев. Три источника БНД с 1972 по 1973 год получили от аналитиков самую низкую оценку достоверности „F 6“, что было связано, очевидно, с тем, что это были новые агенты и их сообщения с трудом поддавались проверке. Из всего этого можно сделать вывод, что в середине 1960-х годов Федеральная разведывательная службы лишилась собственных источников информации о казарме войск связи ВВС в Бернау.

В Веймаре наблюдение осуществлялось в общей сложности за 17 советскими объектами среди них несколько казарм, позиции ракет и зенитной артиллерии, госпиталь, клуб и даже школа для советских детей, причем гражданские сооружения не представляли для БНД большого интереса, и потому о них поступало существенно меньше донесений. В Веймаре помимо штаба входившей в 8-ю Гвардейскую армию 13-й зенитно-артиллерийской дивизии и 1173-го зенитно-артиллерийского полка, дислоцировались также 91-й полк связи, 65-й гвардейский механизированный полк, 581-й гвардейский полк реактивной артиллерии, а также три батальона (связи, инженерный, транспортный) и центральный госпиталь 8-й Гвардейской армии. БНД вела в общей сложности 69 карточек о наблюдениях за этим местом дислокации. Штаб армии располагался на авиабазе Нора за пределами самого Веймара, потому карточки наблюдений за ним подлежали отдельной регистрации.

Наблюдение за бывшей казармой Танненберг в Веймаре было не таким интенсивным, как в случае с казармой войск связи ВВС. Для этого было, вероятно, несколько причин: в казарме в Бернау среди прочих частей находился и штаб важной в военном отношении мотострелковой дивизии. А главное, Бернау был намного ближе к Берлину, что создавало замечательные возможности для агентурной связи, которых не было в Веймаре. То же самое можно сказать и о важном месте дислокации Нора, сведения о котором хоть и поступали к аналитикам БНД с постоянством, однако, они заняли всего 12 карточек. Еще больше затруднял деятельность наблюдателей тот факт, что в казарме размещался сборно-пересыльный пункт армии.

«11–21.11.1957. Как и в предыдущем, так и в этом году казарма Танненберг служит местом для приема и размещения демобилизованных солдат, прибывших сюда из других военных городов армии, собранных тут для дальнейшей отправки домой. Дать обзор ситуации в настоящий момент невозможно. Объект сейчас похож на муравейник».

Отчеты о месте дислокации Веймар начинаются с общих наблюдений и с наблюдения за казармой Танненберг в октябре 1951 года. В сравнении с Бернау этот объект тоже представлял интерес для разведки, но донесений о нем поступало значительно меньше.

Количество поступивших отчетов из Веймара /казарма Танненберг в 1951–1964 годах

Значительное уменьшение объема поступающих разведданных произошло в Веймаре еще до постройки Берлинской стены. По сравнению с четырехлетним периодом 1952–1955 годов объем направленных в БНД донесений за четыре года (1958–1961) уменьшился на две трети. Самое раннее донесение 1958 года охватывало лишь период с 27 марта по 12 апреля этого года. За июнь и июль было сделано лишь одно донесение сборного характера. Тем самым наблюдение за веймарской казармой Танненберг — в отличие от шпионажа против казармы войск связи в Бернау — может, по меньшей мере, считаться признаком начавшегося в 1958 году кризиса в работе БНД, о чем пишут в литературе, и что особенно выразилось в деятельности БНД в ГДР.

Появление Берлинской стены нанесло агентурному наблюдению в Веймаре значительно больший ущерб, чем в случае с Бернау. Например, агент V-4549 до июля 1961 года четыре раза сообщал о происходящем на объекте, затем он замолк до мая 1962 года. Из пяти сообщений БНД за 1962 год, опиравшихся на источники, одно исходило от американцев, а четыре — от упомянутого агента. Донесение этого источника за 29 июля 1962 года было последней конкретной информацией о казарме Танненберг до начала 70-х годов, начиная с которых заканчиваются доступные на сегодня карточки из картотеки наблюдений БНД за местами дислокации. Параллельно со сведениями о казарме Танненберг агент V-4549 сообщал и о казарме Лютцендорф, тоже в Веймаре. Но и здесь донесения от него перестали поступать в БНД в первой половине февраля 1962 года. Связь с источником V-4549 очевидно не прерывалась, что вначале можно предположить исходя из долгого перерыва вплоть до возобновления составления отчетов о казарме Танненберг. Уже 27 октября 1961 года этот шпион БНД сообщал о казарме зенитной артиллерии в Веймаре. Но то ли установление связи было слишком осложнено, что часто происходило из-за радикально изменившихся 13 августа 1961 года обстоятельств, то ли информатор уже не мог передвигаться так свободно, как прежде, и следить за военными объектами с прежней регулярностью, что можно предположить в случае с агентом V-4549.

В случае с казармой Лютцендорф поступление донесений тоже прервалось в 1961 году. Четыре сообщения за этот год поступили уже не от агентов-наблюдателей БНД, а одно — от союзной спецслужбы «Астра» (англичане), одно от советского дезертира и два от так называемых чувствительных источников, в том числе один из них принадлежал к ННА. Но донесений о казарме зенитной артиллерии приходило все же довольно мало: всего 21 сообщение зарегистрировано с 1962 по 1970 годы, двенадцать из них — от собственных источников, четыре — от союзных разведок, четыре — составлены на основании опросов беженцев, одно от «чувствительного» источника. Это не было полной потерей, как в случае с казармами Танненберг и Лютцендорф, но положение, в общем, было схожим. Ведь, как и в случае с Бернау, для ведения наблюдения за дислокациями всех советских воинских частей в Восточной Германии самым главным была частота отправляемых донесений, их актуальность, объем и широта географического охвата, без чего слежка за действиями советских военных не могла играть своей роли индикатора раннего предупреждения о подготовке возможного нападения Востока на Запад.

Пусть даже опытный базис подробно рассмотренных здесь примеров Бернау и Веймара довольно узок, достаточно лишь одного взгляда на обширную, сложную в использовании картотеку БНД, чтобы понять, что если бы мы и расширили количество рассматриваемых мест дислокации, это не изменило бы существенным образом сделанные нами выводы. Федеральной разведывательной службе после 1961 года пришлось научиться опираться на использование в качестве военных шпионов уже не восточных, а западных немцев и разработать стратегию своих действий в условиях снижения возможностей разведки. К каким результатам привел этот процесс переучивания, мы рассмотрим в четвертой главе.