РЕЧЬ Д.А. КИСЛОВСКОГО

РЕЧЬ Д.А. КИСЛОВСКОГО

Профессор Д.А. Кисловский. (Сельскохозяйственная академии имени Тимирязева). Более 10 лет тому назад, если не ошибаюсь, в 1936 г., на IV сессии Академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина мне пришлось выступать с развернутой критикой установок формальной генетики и указывать на тот вред, который она принесла и приносит практике. Тогда мы шли смертным боем на, казалось, жизнеспособного и сильного противника. В числе наших противников активно, с длинным докладом, а не в порядке прений, выступал один из столпов американской генетики профессор Меллер. В то время многим слушателям казалось, что мы взялись чуть ли не за безнадежное дело. Тем не менее мы тогда победили, и формальная генетика была выбита из седла. Но многих своих позиций формальная генетика еще не сдала. Она окопалась в ожидании лучших дней.

Прошедшее десятилетие на удивление всему капиталистическому миру показало такую мощь советского народа и советского строя, о какой поджигатели войны и не подозревали. Советское государство не только выдержало бешеную атаку гитлеризма, но само перешло в наступление и разгромило фашистского зверя. Империалисты поняли, что социализм не просто лозунг, а такая сила, с которой нельзя не считаться.

Много изменилось за это десятилетие и на фронте биологической науки. Мы не видим сильных и уверенных в себе противников. Вместо лобовой атаки противник предпочитает маневрировать. Борьба на теоретическом, научном фронте еще продолжается. Ее надо и впредь вести с неменьшей страстностью и принципиальностью. Мы должны отдавать себе отчет, что дело идет не об отдельных частностях, а об основных вопросах советской науки, советской идеологии. Необходимо окончательно ликвидировать еще не изжитые в биологии остатки реакционной идеологии.

Один из выступавших, если не ошибаюсь, представитель Госплана, сказал: «Прогремел освежающий гром в науке». Напрасно некоторые думают, что этот гром прогремел только над формальной генетикой. Гром прогремел над всеми теми, которые в затхлых кабинетах оторвались от темпов развития советской, социалистической жизни и желают продолжать творить советскую науку по рецептам науки реакционной. (Шум в зале.) Спор в нашей дискуссии идет об основных методологических установках в советской науке вообще, а не только в каком-то отделе биологической науки. На какой логике выросло буржуазное естествознание, и должны ли мы для буржуазного естествознания сделать исключение по сравнению с прочим, скажем, техническим, наследством капитализма? Наследство прошлого мы привыкли перерабатывать, ассимилировать для своего строя и в процессе этой ассимиляции развивать. Нам нужно естествознание не для музея, а для жизни. Мы и науку, а не только продуктивность наших растений и животных, хотим развивать в соответствии с теми темпами, которые предъявляет социалистическое строительство. Собственно говоря, мы обязаны были бы развивать ее даже более быстрыми темпами. Наука обязана указывать дорогу нашему социалистическому строительству, с Достаточно далекой и широкой перспективой, а не просто позволять нам разбираться в том, что уже сделано. А я далеко не уверен, что буржуазное естествознание было бы всегда в состоянии делать даже последнее. Я думаю так не только потому, что вижу нашу социалистическую практику, но и потому, что знаю методологические философские основы буржуазной науки. Посмотрим, каковы же методологические, философские основы этой науки?

Энгельс пишет так: «Разложение природы на отдельные ее части, разделение различных явлений и предметов в природе на определенные классы, анатомическое исследование разнообразного и внутреннего строения органических тел – все это было основой тех исполинских успехов, которыми ознаменовалось развитие естествознания в последние четыре столетия. Но тот же способ изучения оставил в нас привычку брать предметы и явления природы в их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу этого – не в движении, а в неподвижном состоянии, не как существенно изменяющиеся, а как вечно неизменные, не живыми, а мертвыми. Перенесенное Бэконом и Локком из естествознания в философию, это мировоззрение создало характерную ограниченность последних столетий: метафизический способ мышления» (Энгельс, Анти-Дюринг, 1936 г., стр. 14).

И это естествознание нам рекомендуют законсервировать, и на основе этого естествознания, логика которого может понимать явления лишь «не живыми, а мертвыми», нам предлагают и в социалистическом хозяйстве руководить созданием новых биологических форм. Б какие ворога это лезет?

Мы, конечно, понимаем, что отдельным естествоиспытателям, особенно передовым биологам, бывало тесно в рамках этой философии, но другой они не имели, и лишь стихийно рвались к материалистической диалектической логике, способной понять живое действительно живым (Дарвин, Тимирязев и др.).

Буржуазное естествознание выросло на метафизическом мировоззрении и поэтому привыкло к углублению в отдельные частности, забывая связь этих частностей с общим. Связывая эклектически полученные частности (иногда очень мелкие и детальные) с выдуманными связующими представлениями, чисто формалистическими построениями, думали, что на основе этих теорий можно управлять миром.

Двое из оппонентов академика Лысенко – Жебрак и Завадовский – продемонстрировали на сессии свою преданность заветам буржуазной науки. Оба они широко пользуются техническими средствами и исследованиями – химическими, физиологическими, оптическими и т.д., умеют видеть, окрашивать, зарисовывать и считать хромосомы, тонко разбираются в биохимии эндокринных секретов и т.д. Все это они умеют делать не хуже буржуазных ученых. И не лучше буржуазных ученых они с легким сердцем связывают эти известные детали с готовыми, от ума построенными схемами буржуазного естествознания – с выдуманным наследственным веществом, или совершенно оторванным от жизни самого организма (профессор А.Р. Жебрак), или связанным с организмом лишь эндокринологическими нитями (академик Б.М. Завадовский).

Академик Б.М. Завадовский много говорил о своих многочисленных заслугах в науке. После его доклада я перелистал два толстых тома его «Зоотехнической эндокринологии». Посмотрим, какие проблемы разрабатывались академиком Завадовский и какие способы помощи практике им предлагались. Академик Завадовский – не ученый, лишь созерцающий и описывающий мир. Он ученый-практик, он всегда стремился из своих научных достижений извлекать максимальную выгоду. При помощи точных лабораторных опытов он установил факт, что один из изучаемых им эндокринологических препаратов ускоряет линьку птицы. Как ученый-практик, он не смог равнодушно пройти мимо этого биологического факта. Он сразу и с большим упорством начал внедрять это достижение в практику. Ему было известно, что убитую птицу, прежде чем зажарить, надо ощипать, что на это затрачивается человеческий труд. Он решил избавить человечество от этого труда. Получив препарат академика Завадовского, гусь заживо должен был «раздеться». Академик Завадовский не ждал заказа в этом отношении от практики. Он сам пошел навстречу зоотехнической практике, Он стал внедрять свой «товар» в практику с не меньшим упорством и почти с не меньшим искусством, чем это делали отдельные капиталистические промышленники. Но «товар» не пошел, на него не оказалось спроса на генеральной линии развития социалистического животноводства. А ведь задачей Академии сельскохозяйственных наук было стать идейным руководителем социалистического животноводства в борьбе с трудностями его развития. Облысевший гусь здесь помочь не мог.

Другой «товар» академика Завадовского – гормон, который должен «гнать яйцо» в целях ликвидации яловости, тоже не пошел, несмотря на всю настойчивость его по внедрению этого «товара» в практику.

Академик Завадовский хотел нас уверить, что мичуринское направление, развиваемое академиком Лысенко в советской биологии, является механистическим. Ну а как назвать те биологические концепции, которые сводятся к тому, чтобы при помощи введения в организм определенного эндокринологического препарата «гнать из него яйцо» или «спускать с него пух и перо», не интересуясь тем, что от этой операции будет с организмом, с его наследственностью? Это ли не механицизм?

Подобное мировоззрение академик Завадовский целиком унаследовал от буржуазного естествознания. Будучи глубоко и заранее убежденным в том, что наследственность под влиянием внешних условий может меняться только у бактерий, он, не причисляя себя к последним, не хотел отступать от этого буржуазного наследства.

Методология, противоположная метафизической, есть методология диалектического материализма, «…диалектический метод считает, что ни одно явление в природе не может быть понято, если взять его в изолированном виде, вне связи с окружающими явлениями, ибо любое явление в любой области природы может быть превращено в бессмыслицу, если его рассматривать вне связи с окружающими условиями, в отрыве от них, и, наоборот, любое явление может быть понято и обосновано, если оно рассматривается в его неразрывной связи с окружающими явлениями, в его обусловленности от окружающих его явлений» («Краткий курс истории ВКП(б)», стр. 101).

Второй особенностью нового, советского направления в науке, основывающегося на материалистическо-диалектическом методе мышления, есть связь теории с практикой. Выше я уже продемонстрировал, как сложилась эта связь в буржуазном естествознании, на примере академика Завадовского.

Взаимоотношения, в которых теория (науки) должна находиться с практикой, прекрасно охарактеризованы еще в 1894 г. В.И. Лениным в его книге «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов.». Правда, там речь шла не о технике производства, а об общественной науке, но я думаю, что мысль Владимира Ильича безусловно верна и для характеристики тех связей, в которых должна находиться наука о производстве с самим производством.

К тому же я считаю, что в советских условиях и производственная деятельность есть деятельность общественная. Я всегда стараюсь внушить своим ученикам, что они не должны рассматривать себя только в качестве техников, знающих детали производства, они должны быть общественными деятелями на производственном поприще.

При социалистическом производстве не только руководитель производства, но и все исполнители, даже наименее квалифицированные, именно в своем труде должны сознавать, что они общественные деятели, а не просто зарабатывающие себе прожиточный минимум.

Ленин писал: «Конечно, если задача социалистов полагается в том, чтобы искать «иных (помимо действительных) путей развития» страны, тогда естественно, что практическая работа становится возможной лишь тогда, когда гениальные философы откроют и покажут эти «иные пути»; и наоборот, открыты и показаны эти пути – кончается теоретическая работа и начинается работа тех, кто должен направить «отечество» по «вновь открытому» «иному пути».

Не кажется ли вам, товарищи, что эти слова имеют прямое отношение к методологии профессора Жебрака? Американские генетики открыли и показали ему то, что он считает за новые пути, а Жебрак, не утруждая себя методологическими проблемами и теоретическими вопросами, спокойно и уверенно работает над тем, что он считает полезным для советской агрономии.

«Совсем иначе обстоит дело, – продолжает Ленин, – когда задача социалистов сводится к тому, чтобы быть идейными руководителями пролетариата в его действительной борьбе против действительных настоящих врагов, стоящих на действительном пути данного общественно-экономического развития. При этом условии теоретическая и практическая работа елдваются вместе, в одну работу.» (В.И. Ленин, Соч., 4-е изд., т. I, стр. 279).

Новые пути развития зоотехнического производства академик Завадовский видел в том, чтобы гормонами сгонять с гусей пух, профессор Жебрак видел «новые пути» советской генетики в открытиях американских философов.

Голос с места. Правильно!

Д.А. Кисловский. Оба они свято сохранили концепции о взаимоотношениях между теорией и практикой, которыми руководствовалась буржуазная наука, которыми руководствовались народники. «Представители науки думают, – представители практики работают», «предоставив почтительно нам погружаться в искусство, в науки, предаваться любви и мечтам»… При капиталистическом способе производства, конечно, не желательно, чтобы думали те, «чьи работают грубые руки», так как, начав думать, они поймут, что капиталистические общественные отношения надо свергнуть и создать новые – социалистические. Но, к вашему сведению, профессор Жебрак и академик Завадовский, и при капиталистическом производстве нельзя обойтись рабочими, У которых имеются только грубые руки. И капиталистическому производству необходимы рабочие, имеющие кроме грубых рук и светлые головы. Для капитализма эго роковое внутреннее противоречие. Благодаря этому роковому противоречию мы с вами имеем счастье жить и работать в социалистической стране.

И тем более в социалистической стране, при строительстве коммунизма, на практиков нельзя смотреть лишь как на «рабочие руки». В социалистических условиях теория и практика должны сливаться в единое целое.

В чем сила Т.Д. Лысенко? Сила Т.Д. Лысенко в том, что он сделался идейным руководителем работников социалистического сельского хозяйства в его действительной борьбе против действительных, настоящих врагов, стоящих на «действительном пути данного общественно-экономического развития», кто бы эти враги ни были и в какие бы они тоги «ортодоксальных дарвинистов» ни наряжались. Т.Д. Лысенко возглавил поход деятелей социалистического хозяйства и на борьбу со стихийными силами нашей, подчас скупой на готовые дары, природы, за переделку этой природы в нужном нам направлении.

Т.Д. Лысенко сумел вдохновить массы своими идеями о претворении разводимых растений в нужные социалистическому хозяйству новые, более продуктивные формы, путем создания таких условий, которые ведут к подъему урожайности и к переделке наследственности растений.

Поэтому мы должны всемерно поддерживать и развивать учение Мичурина – Лысенко.

Противники старались нас убедить, что Т.Д. Лысенко нетерпим к критике. А я желаю его покритиковать, потому что глубоко убежден, что к критике настоящей, деловой он терпим. Он не терпит критики там, где идет борьба с метафизикой. Там действительно не может быть компромисса, и его не должно быть.

Голос с места. Правильно! Правильно! (Аплодисменты.)

Д.А. Кисловский. Однажды в частной беседе с Трофимом Денисовичем я упрекал его в том, что он злоупотребляет нашим зоотехническим термином «порода». И он и многие его сторонники часто ставят знак равенства между терминами «порода» и «наследственность». Делу растениеводства такое пользование термином «порода» повредить, конечно, не может. Но не совсем так обстоит дело в животноводстве. В животноводстве обезличивание этих двух терминов приносит громадный практический ущерб.

Я самым категорическим образом утверждаю, и со мной согласятся все, кроме разве самых тупоумных последователей учения о чистых линиях Иогансена, что нет двух индивидуумов в органическом мире с одинаковой наследственностью. Каждый индивид имеет свою специфику, свою наследственность. Если отождествлять наследственность и породу, то нам придется говорить, что, сколько у нас миллионов животных, столько и пород. Помогает ли подобная терминология практике социалистического животноводства? Я думаю, что нет, она только мешает разобраться в фактах. Зоотехники понимают под породой группу животных, связанных в своей эволюции руководящим, направляющим влиянием зоотехнической работы.

Это не надуманное понимание породы, это результат глубокого продумывания самих фактов развивающейся производственной зоотехнической деятельности.

Я понимаю, что тут не просто придирка к словам, что спор не только о терминологии.

Из этого невинного спора о терминологии (вернее, из того непонимания зоотехнической терминологии даже самими зоотехниками) возникают подчас такие вещи, от квалификации которых я воздержусь, предоставляя самой аудитории их охарактеризовать.

Здесь тов. В.А. Шаумян охарактеризовал нам костромскую породу и в качестве одного из основных доводов, чтобы убедить всех, что это действительно порода, приводил биологический (физиологический) факт, что у животных караваевского стада кровяное давление намного выше, чем у коров других пород.

Следовательно, по Шаумяну, биологический момент – кровяное давление – является решающим в определении породы и в разделении пород между собой. Я мало компетентен в оценке значения кровяного давления у рогатого скота и охотно буду учиться у ветеринаров, которые разъяснят мне значение этого клинического конституционального показателя для организма крупного рогатого скота.

Мне приходилось измерять кровяное давление в своем собственном организме. Оно равнялось 180 мм. Я поделился этой новостью с Ефимом Федотовичем Лкскуном. Он, в свою очередь, поделился со мной тем, что у него давление крови 120 мм. Выходит, что между мной и Ефимом Федотовичем та же (или сходная) биологическая разница, как между костромской породой и простым скотом. Мы, согласно выступлению тов. Шаумяна, должны быть отнесены к разным породам. (Смех.) Мне кажется, что бессмыслица чисто биологического понимания породы ясна.

Врачи дали мне некоторое истолкование конституциональной разницы между мною и Ефимом Федотовичем. Врачи уверяют, что гипертоник (человек с повышенным кровяным давлением) имеет меньше шансов дожить до почтенного старческого возраста и больше шансов на быструю, внезапную смерть, без длительных предсмертных мучений.

Из этого врачебного прогноза я делаю некоторые выводы, очевидно, противоположные тем, которые может делать Для себя Ефим Федотович. Ефим Федотович может не торопиться высказать свое мнение. У него кровяное давление низкое. (Смех, оживление в зале.)

У меня кровяное давление высокое. Я откладывать не могу. Академик Перов даег мне с места врачебный совет не волноваться. Да, Сергей Степанович, если жить для того, чтобы продлить свое существование, хотя бы в виде вегетации, то волноваться действительно не нужно. Но мне кажется, что волноваться должно. Речь идет о слишком серьезном и важном деле, поэтому оставаться спокойным нельзя.

У многих зоотехников, а в еще большей степени у незоотехников, существует совершенно ложное представление о породе и процессе породообразования.

Голос с места. О породном районировании.

Д.А. Кисловский. Да и о породном районировании. Это одно с другим связано. Здесь много вредного упрощенчества.

Товарищ Сталин нас учит, что ни одно явление не может быть понято, если его взять в отрыве от определяющих его условий. Каковы же основные определяющие условия образования пород, в чем внутренняя сущность породы, и компетентны ли биологи, игнорирующие зоотехническую практику и ее теоретическое осмысливание, в вопросе о породе? Я скажу, что не компетентны.

Тот высокомерный по отношению к практике биолог, который держит себя по отношению к зоотехникам так, как в выше цитированном отрывке из Ленина относились «друзья народа» к практикам, не может понять сущности породы. Не надо забывать, что величайший теоретик в мировой истории Владимир Ильич Ленин не зря дал такую формулировку: «Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности» (Ленин, Философские тетради, стр. 204).

Существенными условиями, определяющими сущность породы, без учета которых всякое понимание породы неизбежно будет превращено в бессмыслицу, есть то, что порода – продукт производства.

Может быть многие сочтут, что я не прав, но меня коробит, когда говорят: «Основная задача Академии сельскохозяйственных наук есть агробиология». По-моему, основная задача Академии сельскохозяйственных наук состоит в том, чтобы разрабатывать теорию сельскохозяйственного производства при социализме. Это ко многому обязывает. Агробиология здесь должна играть лишь роль одного из средств, которое поднимает производство.

Основным и ведущим фактором породообразования есть люди, их организованный труд. К сожалению, на этом подробно остановился лишь заместитель редактора газеты «Правда Украины», большинство же обращали главное внимание на биологию. Человеческий труд создает породы. Порода есть продукт человеческого труда, человеческой воли, человеческой мысли. Порода есть созданная человеческим трудом ценность. А кто читал Маркса знает, как тонко он высмеивал всех тех, которые думают, что элемент ценности в предмете можно увидеть при помощи химии или микроскопа. Ценность есть материализированный труд. Сама техника – прогрессивный момент. Производственно ценный труд должен вдохновлять и теоретическую науку. Эгот труд дает ей все время новый материал для обобщений и анализа.

Я в своей научной работе занимался анализом практики племенной работы с целью вскрыть те технические приемы развивающегося капиталистического племенного дела, которые должны были войти в противоречия с капиталистическими отношениями.

Я считаю, что в нашей практической зоотехнической работе нельзя руководствоваться теориями, построенными только на основе биологии. Основным материалом зоотехнической теории должны быть факты самой зоотехнической практики, подвергшиеся марксистскому анализу.

Анализируя развитие практики капиталистического племенного животноводства, я установил два момента, в которых практика вошла в конфликт с капиталистическими производственными отношениями, в которых общественные отношения капитализма оказались тормозом для реализации и дальнейшего развития тех новых производственных перспектив, на которые способны возникшие при капитализме производительные силы.

Первым таким моментом, зародившимся, но приостановившим свое развитие, была необходимость индивидуального подхода к Каждому отдельному животному (и при уходе, и при содержании, и при подборе, и т.д.). Необходимость этого прогрессивные (технически!) заводчики осознали, но не смогли реализовать из-за антагонистических взаимоотношений между заводчиками и их «рабочими руками» (при индивидуальном подходе одних рук мало, необходима еще напряженная и глубокая деятельность ума!). Поэтому мы по-настоящему узнали и смогли правильно оценить те богатые возможности, которые сулит индивидуальный подход лишь при развитии стахановского метода в животноводстве! Здесь очень во многом помогает и должна помочь мичуринская генетика.

Второй прогрессивный момент, возникший в поступательном развитии производительных сил капиталистического животноводства, состоит в том, что разведение отдельных животных не имеет длительно-прогрессивного успеха. Для этого необходимо разводить большие, организованные при своем эволюционном направлении, группы животных – породы. Надо понять, что порода и животное – это не одно и то же.

Метафизики от зоотехнии из-за животных не видят породы или хотят видеть породу: Шаумян – в кровяном давлении, Жебрак – в хромосомах. Одно другого не лучше. Порода есть большая группа животных, находящихся в специфических взаимоотношениях в своем эволюционном поступательном движении. Проникновенный ум Павла Николаевича Кулешова еще в 1910 г. определил примерный объем, который должна иметь группа, чтобы именоваться породой. Он понял, что количество должно достигнуть определенного уровня высоты, чтобы произошел качественный скачок, чтобы из простой суммы индивидуумов возникла порода. Советская зоотехническая наука подтверждает высказывание Кулешова, но уже с определенной теоретической трактовкой и определенным теоретическим анализом.

Но порода не аморфная смесь «нескольких тысяч превосходных животных», порода есть целое, порода расчленяется на части. Это расчленение на качественно (по наследственности) различные части обогащает эволюционные возможности породы как целостной группы. Порода, рассматриваемая в совокупности, имеет большие эволюционные возможности по сравнению с теми, которые получаются от суммирования эволюционных возможностей, присущих всем отдельным индивидуумам, рассматриваемым изолированно, вне взаимных связей.

Части породы, разделенные громадными пространствами, не только могут, но и должны находиться во взаимосвязи. В каждой экологически различной обстановке вырабатываются качественно различные приспособления. Некоторые из этих приспособлений, выработанных в далеко расположенной от нас части породы, могут быть использованы и в другом месте. Достигается это обменом производителей между частями.

Порода, отдельные части которой развиваются в разных экологических условиях и находятся во взаимосвязи, несомненно. должна иметь большие эволюционные возможности, чем если бы каждая из этих частей в своим эволюционном развитии была изолирована от прочих, признана отдельной породой.

Порода есть большая общественная ценность. К проблеме породы, породообразования, пространственного размещения пород, к вопросам взаимосвязи племенного и пользовательного животноводства и к многим другим проблемам необходимо подходить как к важнейшим и сложнейшим проблемам советской экономики.

Проблема развития племенного животноводства в докладе академика Т.Д. Лысенко развита недостаточно и на недостаточно высоком теоретическом уровне. В целом же, несомненно, доклад правильно и политически верно заострил внимание на важнейших недостатках современного положения в биологической науке. Я считаю, что развернувшиеся прения достаточно ясно показали, что на идеологическом фронте науки у нас имеются большие недостатки. Преодолеть эти недостатки штурмовщиной нельзя. Тут требуется длительная систематическая воспитательная работа по искоренению пережитков буржуазной идеологии в сознании некоторых советских людей.

Воспитание социалистического сознания у будущих специалистов сельского хозяйства возложено на высшие учебные заведения. При подготовке советских агрономов и зоотехников на эту сторону дела надо обратить самое серьезное внимание. Но, мне кажется, мало будет сделано, если ограничиться заменой формальной генетики мичуринской. Вся система современного воспитания молодого специалиста у нас поставлена так, что ему, в соответствии с неверным положением о примате «чистых» наук над производственными дисциплинами, всячески внушается раболепие перед естествознанием и чуть ли не презрительное отношение к производству. Вспомним, каких трудов стоило добиться, чтобы молодые специалисты, окончившие Академию, не уклонялись от посылки на производств;). Если бы студентам прививалось ленинское положение о слиянии теоретической и практической работы в одну работу, то они должны были бы сами рваться на производство. При современном положении, приходящие ко Мне на III курс студенты-зоотехники бывают искренне удивлены тем, что они все еще не избавились от «теорий». Их так воспитывают, будто, раз открыты и показаны эти пути, кончается теоретическая работа и начинается лишь работа чисто практическая, Перед нами стоят большие и трудные задачи, но я уверен, что советская общественность, советская власть, наша большевистская партия под водительством товарища Сталина так же преодолеют их, как были преодолены трудности, стоявшие в прошлом на пути нашего общественного развития! (Аплодисменты.)

Академик П.П. Лобанов. Слово предоставляется академику И.Ф. Василенко.