Глава 25 Одежда как пароль

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 25

Одежда как пароль

В рок-сообществе одежда всегда была не только модой, но и своего рода паролем. Завидев человека в джинсах, с длинными волосами, то есть, как тогда говорили, хиппового вида, сразу становилось ясно, что это свой человек. Можно было не спрашивать, как его зовут, и лишь проходя мимо, показать два пальца, поднятых вверх: это был знак того, что мы солидарны. Наверняка это был человек, который слушает какую-то музыку, которую не крутят по советскому радио и телевидению.

Началось все в 50-е годы. Одежда так называемых стиляг служила знаком принадлежности к этому ярко окрашенному племени, закрытому для проникновения непосвященных. Собственно, и само слово «стиляги» (появившееся, кстати, впервые в каком-то газетном фельетоне) имело непосредственное отношение к одежде: стиляги одевались «стильно». Все они были очень модные молодые ребята, ходили в длинных клетчатых пиджаках и белых рубашках, носили галстуки с пальмами, обезьянами или «огурцами», очень узкие брюки, так называемые «дудочки», шириной не более 17 сантиметров, а на ногах — огромные ботинки на широкой каучуковой подошве, или, как ее тогда называли, на «манной каше». Прототипами стиля были, как это ни парадоксально, джазмены старой свинговой школы (хотя в то время во всем мире, да и у нас тоже был популярен би-боп, свинг же считался, как минимум, старомодным), но живой образец для подражания приехал к нам только в 1971 году — это был Дюк Эллингтон.

Девушки («чувихи», их так тогда называли) носили клетчатые юбки и туфли на высоком каблуке. Но девушек в рок-сообщесгве 50-х было очень мало: одеться стильно — было очень смелым шагом и далеко не каждой барышне хватало решимости его совершить, поскольку реакция окружающих была очень жесткой.

Мальчики носили длинные волосы, как у сверхпопулярного тогда Тарзана, но в то же время уши оставались открытыми. И — опять же как у любимого киногероя — волосы зачесывались назад и обильно смазывались бриолином. Кроме того, на голове непременно должен был присутствовать четкий пробор. Это был совершенно определенный вызов обществу, потому что мужчины тогда стриглись исключительно под «бокс» или «полубокс» — немножко сверху и почти ничего сзади. Длинные же волосы у мужчин приравнивались чуть ли не к нарушению общественного порядка. Чувихи же, наоборот, носили короткую стрижку, так называемую «венгерку», в то время как в советском обществе девушкам вменялось носить длинные косы.

Несмотря на то что 50-е годы были не самым лучшим временем для ношения стильной одежды, они все равно считаются «золотым веком» рок-н-ролла и за сорок лет обросли множеством мифов и легенд. Такое трепетное к ним отношение связано, наверное, с тем, что все это — и музыка, и танцы, и одежда — появилось у нас совершенно непонятным образом. По всем параметрам того времени, так не могло случиться.

Валерий Шаповалов по прозвищу Полковник вспоминает, что эта новая мода возникла после Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 года:

— Мне было уже 16 лет, нас называли «стилягами». А такая одежда тогда добывалась в основном у иностранцев. Мы фарцевали! Покупали у «фирмы»! Когда «фирма» приезжала, то они без проблем все давали. На Ленинских горах, я помню, мы, пацаны маленькие, встречая иностранцев, талдычали: «Give me, please, chewing gum». Мы все номера у машин знали: те — из Штатов, те — из Англии, то есть знали, к кому можно было подбежать.

— А преследования со стороны властей не было?

— Конечно, «контора» пасла, как говорится. И менты гоняли!

В 60-е годы с приходом на нашу землю биг-бита, а уж тем более с прорывом идей хиппи, мода стала значительно демократичнее: главным предметом одежды стали джинсы. Причем обязательным атрибутом джинсов был немыслимый клеш, который у самых радикальных хиппи доходил до тридцати, а иногда и до сорока сантиметров. Такая традиция сохранялась неизменной вплоть до начала 80-х годов.

Юрий Ермаков, звезда тех лет, лидер группы «Сокол», рассказывал, что поначалу вообще было достаточно выйти на сцену с гитарами да в драных джинсах, чтобы люди тобой заинтересовались: «И уж только потом они обращали внимание собственно на творчество».

— Была ли у вас какая-то специальная сценическая одежда, как у многих групп на Западе? — допытывался я у Ермакова, будучи однажды у него в гостях.

— Здесь было два пути, — рассказывает Юрий, — «The Beatles» поначалу ходили как бы в униформе — все в одинаковых костюмчиках, галстучках и с одинаковыми прическами, a «Rolling Stones» ходили в чем попало. И мы тоже выходили на сцену в том, в чем ходили на улице. Одинаковая одежда нами отвергалась, видимо, где-то на уровне подсознания, она сразу же наводила на мысль о пионерских галстуках и чем-то напоминала инкубатор.

У клавишника группы «Сокол» Славы Черныша, говорят, была первая в Москве джинсовая куртка — предмет зависти не только поклонников, но и других музыкантов. Рокерский народ подходил, трогал, для многих Черныш выглядел как свалившийся с Луны: джинсы тогда были уже у многих, но никто не верил, что из такого материала еще и куртки шьют.

Хиппарские девчонки кроме джинсов могли быть одеты в мини- или макси-юбки. На шею себе они вешали всевозможные стеклянные бусы и дешевые цепочки, а запястья рук украшали самодельными «фенечками» из разноцветного бисера.

Кроме того, «пипл» старательно увешивал себя самодельными значками — «фирменных» тогда практически еще не было, зато в киосках «Союзпечати» в большом количестве продавались значки, у которых при некотором усилии можно было снять верхнюю прозрачную пластиковую крышку, выкинуть оттуда нарисованных чебурашек, волков или зайцев и вклеить то, чего душа просит. В основном душа просила «пацифики» или перефотографированные портреты любимых музыкантов, но я видел и совершенно уникальные творения, например, вырезанный из школьного учебника по литературе портрет Николая Гоголя с надписью вокруг головы «John Lennon».

В связи с нашими суровыми климатическими условиями на стильность обуви особого внимания не обращалось, но с наступлением теплых денечков молодые люди по возможности скидывали «шузы» и ходили босиком. Первопроходцем здесь принято считать питерского тусовщика Колю Васина, который, обнаружив на обложке битловской пластинки «Abbey Road» Маккартни, идущего босиком по мостовой, на следующий же день разулся и так прошелся по Невскому проспекту.

Самым модным человеком в рок-тусовке 70-х был бас-гитарист «Второго Дыхания» Николай Ширяев. Он ходил в широченных клешах, в «шузах» на огромной платформе, непременно в фиолетовом джемпере («Это и сейчас мой самый любимый цвет», — говорит Николай) и с бородой а-ля Карл Маркс.

Ширяев рассказывает: «Андерграунд и сама эта музыка всегда были взаимосвязаны с одеждой. Тогда одевались весьма экстравагантно, сейчас не каждый так и оденется. На журфаке МГУ, где базировалась наша группа, училось много ребят из семей, которые выезжали за границу, вот они нам и помогали. Джинсы, платформы — всё западное. Но многие хиппи зарабатывали себе на жизнь тем, что шили брюки другим, причем не обязательно из джинсовки — годились и брезент, и полотно, и чехлы от матрасов. Многие из них сейчас работают высокооплачиваемыми портными в Америке…»

Партнер Ширяева по группе гитарист Игорь Дегтярюк тоже одевался радикально. Своим болельщикам он запомнился в псевдоиндейском пончо, широченных цветастых клешах из гобеленовой ткани, по каждой штанине которых в виде лампасов шла лента из пацифистских знаков.

Но самое главное для музыканта тех лет — это чтобы хаер был. Группа без хаера — не группа. Она может лажу играть, но если есть хаер — тогда все в порядке. Махнул хаером, публика завопит — и все в экстазе. Сергей Жариков вспоминает, что в его группе «Млечный Путь» был музыкант с могучим хаером — Олег Телешов по прозвищу Старик: «Помню, когда мы жили в городе Георгиу Деж, он по утрам часами его расчесывал. И обязательно на прямой пробор. Тогда фишка была такая, чтобы все было идеально симметрично. Вот он стоит перед зеркалом и спрашивает меня: «Батя, посмотри, этот волос куда? Направо или налево?» Я уходил умываться — он расчесывал хаер. Шел назад — он его все расчесывал…»

Удивительную историю про волосы рассказал Григорий Безуглый, гитарист легендарного «Круиза»: «Когда я пришел из армии, то приехал к Саше Барыкину (он в то время уже пел в «Веселых Ребятах»), и он первым делом одел меня в лучшие шмотки, которые только могут быть: «подогнал» клешеные джины «Super Rifle» с 45-сантиметровым клешем, кожаный плащ ниже колен — и повез меня на сейшн «Аракса». У них тогда на барабанах стучал Багричев (Абрамов еще играл на танцах в Люберцах в составе «Золотого Сентября»), от него шла такая мощная экспрессия, что через пару минут он был весь мокрый, его даже водой обливали. Так как я приехал на сейшн с Барыкиным, которого все знали по «Веселым Ребятам», то обратили внимание и на меня, и все спрашивают Барыкина: «Откуда он тут такой модный взялся?!» А Барыкин отвечает: «Это Гриня Безуглый, он под Маклафлина подстригся!» В Москве тогда как раз появился Mahavishnu Orchestra — первая пластинка была у Алешина из «Веселых Ребят» — и все музыканты просто «завернулись» на Джоне Маклафлине… А я просто только что пришел из армии, потому у меня и волосы были такие короткие! А все вокруг в отпаде! Ведь у всех хаера по пояс, они еще хиппуют и не могут позволить себе коротко подстричься, а тут пришел чувак стриженный коротко как Маклафлин!..»

Но вот начались 80-е годы. Тогда произошла первая встреча поколений. «Новая волна» принесла с собой тягу к старому доброму рок-н-роллу. В кафе «Синяя птица», старинном стильном джазовом месте, что с 50-х годов неотлучно находится в устье улицы Чехова, впадающей в Садовое кольцо, на концерты юной рокабилли-банды «Мистер Твистер» повадились ходить разные крутые дядьки — академики, профессора, дипломаты, — которые на поверку оказались… бывшими стилягами. Их приводили с собой фаны «Твистеров». Отец одного из них рассказывал, как в юности на спор (до первого мента) проходил твистом по самому центру улицы Горького.

Сами «Твистера» как выступали, так и «рассекали» по Первопрестольной, одетые, как настоящие стиляги: остроносый шуз, красные носки, узкие брюки, абсолютно стильные огромные пиджаки, белые сорочки, галстуки («в огурцах», «пожар в джунглях»), очки «кошачий глаз». Стрижки были разные: «ёжик» у барабанщика Ежа, развесистый «кок» у гитариста Вадика, а Усманов отрастил себе роскошные бакенбарды!

«Одевались все с Тишинки[7], — рассказывает контрабасист банды Олег Усманов, — Вадик поимел оттуда «еще тот» плащ за 5 рэ, Еж — все свои брюки плюс зонтик за 50 коп., я урвал габардиновое пальто за 11 рэ…» Там же, на Тишинке прибарахлились и музыканты группы «Браво», которые тоже эксплуатировали модный стиляжный имидж.

«Новая волна» вызвала к жизни прямо-таки буйство красок, которых наш рок доселе чурался, поскольку считалось, что настоящий рок должен быть «черно-белым», а цветное — это «попса». В ход пошло все — от дедушкиного кавалерийского галифе, которое стараниями Славы Бутусова стало крайне популярным в рокерских кругах, до лака для вздыбленных волос и туши для глаз. Почти каждый, кто выходил на сцену, подводил себе глаза, а некоторые клали даже румяна. Барышни, естественно, более опытные в макияже, получили шанс не только влюбленными глазами смотреть на своего героя из зала, но стать ему по-настоящему необходимыми.

До тех пор сценические костюмы были уделом и отличительным знаком вокально-инструментальных ансамблей. Алик Грановский вспоминал, что, когда «Ария» сдавала программу худсовету, музыкантам специально привезли костюмы со склада Москонцерта: красные велюровые пиджаки, желтые брюки и цветастые рубашки с огромным воротником. «В одном кармане пиджака я нашел забытую колоду карт, а в другом — засушенный бутерброд…»

И вдруг сценические костюмы стали признаком новой музыки. Участники группы «Центр» надели строгие черные костюмчики с узенькими черными галстучками. «Секретовцы» справили себе серенькие пиджачки без ворота а-ля «The Beatles». Часто сценический имидж делался из тех подручных средств, что первыми попадались под руку. Музыканты популярной в середине 80-х столичной «волновой» группы «Удаff» выходили на сцену на коньках и частично в хоккейной амуниции, что жутко мешало играть на инструментах, зато вызывало неизменный восторг у публики.

Рассказывают, что Марьяна Цой, на заре «Кино» работавшая в ленинградском цирке заведующей костюмерным цехом, время от времени приносила музыкантам разные забавные части подлежавших списанию костюмов — жабо, кружевные рубахи, расшитые фальшивым золотом жилетки. Партнер Цоя по группе Алексей Рыбин, работавший в Ленинградском ТЮЗе, тоже тащил в группу все, что в театре подлежало списанию. Так у «Кино» появился какой-то гардероб, который музыканты берегли для будущих концертов.

Дебют «Кино» состоялся в апреле 1982 года в рок-клубе на Рубинштейна, 13. На свой первый сейшн Виктор вышел одетый в вышитую псевдозолотом жилетку и кружевное жабо из утроб ленинградского цирка. А в повседневной жизни Цой обычно ходил в черных узких брюках, черной рубашке и черной жилетке из кожзаменителя, которая была украшена булавками, цепочками и прочими панк-атрибутами.

Постепенно одежда из опознавательного знака превращалась в часть индивидуального имиджа артиста. Армен Григорян знаменит своей черной широкополой шляпой, в которой он выходил на каждый концерт, но на десятилетнем юбилее «Крематория» он сжег ее прямо на сцене, на глазах у нескольких тысяч поклонников. Это вызвало настоящий шок среди фанов группы, потому что все были уверены, что после публичного аутодафе этого талисмана группа прекратит свое существование. Но прошло еще пять лет, и еще несколько лет, а «Крематорий» продолжал выступать, и волнение его поклонников постепенно улеглось.

Вот тогда-то Армен Григорян и раскрыл тайну сожжения своей шляпы: «Черная шляпа пришла с подражанием Марку Болану. Мне в руки попалась его фотография, где он играет на сцене в огромной шляпе эдакого лондонского денди, и я решил отыскать такую же. Правда, точно такой же найти не смог, мне досталась лишь обычная ковбойская шляпа, которую я и надевал на концерты в течение довольно длительного времени. С этой шляпой действительно связана легенда. Один мой друг уверил меня в своих паранормальных способностях и предложил заговорить на удачу мою шляпу. Я согласился, и он провел над нею какие-то действия при помощи огня и самогона, а когда закончил, то объявил мне, что все удалось, но шляпу необходимо будет сжечь по прошествии десяти лет. Я сделал все, как он велел, спалив шляпу на нашем юбилейном концерте».

Сейчас Армен выходит на сцену в новой черной широкополой шляпе на голове. Возможно, она тоже заговорена на удачу…

Группа «Алиса» докинчевского периода играла ориентированный на пэтэушников рок-н-ролл с такого рода текстами: «Моя герла живет в общаге, А я — ее кайфовый мен, Мы оба вышли из «путяги»…» и т. п. Когда Кинчев стал фронтменом этой группы, он тоже стал выходить на сцену в ПТУ-имидже: кроссовки, засаленные коротковатые черные брючки, короткий черный пиджачишко с поднятым по последней ПТУ-моде воротником. Свой, короче, в доску…

* * *

Второй по величине после хиппи (ныне — давно уже первая) в 80-е годы была тусовка металлистов, принадлежность к которой также легко было определить по одежке.

Главный предмет одежды металлистов — кожаная куртка со множеством металлических заклепок и косой застежкой-«молнией», от которой она и получила свое название — «косуха». На кожаную куртку иногда надевается старая джинсовая куртка с оторванными рукавами, на спине которой рисуются (часто от руки и шариковой ручкой) логотипы любимых рок-групп. На запястья надеваются напульсники — кожаные проклепанные ремешки. (Сейчас напульсники отошли в прошлое и уже не так популярны в народе, а когда-то были еще перчатки, наподобие велосипедных, без пальцев, но тоже с клепками.) Под «косуху» надевается обычно черная майка с цветным рисунком, изображающим кумиров. В теплую погоду «косую» куртку может заменить большая клетчатая рубаха.

Штаны — обычно джинсы, желательно черного цвета. А еще лучше — черные кожаные штаны.

Обувь — остроносые сапоги-«казаки» или ботинки армейского образца. В худшем случае — кроссовки.

С ног до головы металлисты увешивают себя всякой металлической атрибутикой — цепями, крестами и прочим железом. Байкеры «Ночные Волки» украшали себя обрезками меха, висевшими в виде хвостов на воротниках или ремнях.

Но самое главное для металлиста — это длинный хаер, аккуратно зачесанный назад. Нередко голову украшает бандана, то есть платок, испещренный логотипами металлических групп, черепами, «огурцами», «пацификами». Бывает, что бандана повязывается не на голову, а на предплечье.

Интересно, что разницы в одежде между мальчиками и девочками у металлистов практически не существует.

Правда, с атрибутикой в 80-е у нас была напряженка. В Москве тогда настоящих «косых» курток практически не было, люди ходили в простых кожаных куртках, утыканных разными гвоздями. Брали старые чемоданы, откуда и вытаскивали эти гвозди, переделывали их и проклепывали ими кожу. Вот такие монстры ходили на концерты! Но надо сказать, что металлисты, которым приходилось вручную делать клепки из гвоздей, были тогда серьезными людьми.

Я вспоминаю, что в школах тогда регулярно проходили беседы, на которые приходил представитель детской комнаты милиции. Это была почему-то обязательно женщина, которая объясняла, что будет, если ребят увидят на улице клепаными. У нее с собой был специальный демонстрационный щит, на котором висели самопальные браслеты, ошейники, напульсники. Она говорила, что все эти вещи автоматически приравниваются к холодному оружию. И милиция всерьез ловила металлистов, с них снимали и ремни, и проклепанные напульсники.

Случались, правда, и забавные случаи. Был в тусовке некто Миша Ли, наполовину кореец, наполовину негр, и ему папа из Африки привез кожаную коричневую куртку-косуху с огромными, сантиметров десять длиной, шипами на плечах. Разумеется, все милиционеры, завидев Мишу, кидались его арестовывать. Но тут их поджидал страшный облом: эти устрашающего вида шипы были резиновыми и пустыми внутри, они легко гнулись в разные стороны…

Первая более-менее настоящая атрибутика пришла к нам в начале 90-х из Польши. Дорожку туда проторила группа «Мастер», первой заказавшая у польских умельцев значки с логотипом своей группы. Сейчас Москва просто завалена майками и «косухами», как «фирменными» (вернее — польскими или венгерскими), так и сделанными здесь. Забавно, что несколько ателье, в былые годы специализировавшиеся на пошиве цивильных и даже франтоватых вещей из кожи, ныне полностью заняты изготовлением «косых» металлических курток. Более того — целая фабрика, располагающаяся близ станции метро «Профсоюзная», в стародавние времена изготовлявшая банальные женские платки, салфетки и полотенца, ныне сконцентрировалась на изготовлении рокерских бандан.

Создатель одной из первых наших «металлических» команд «Металлаккорд» Сергей Маврин рассказывал, что, вернувшись в начале 1985 года в Москву с гастролей по Казахстану, удивлялся бешеной феерии атрибутики, висевшей на музыкантах. Но сегодня эксцентричная атрибутика — удел тусовки, сами «металлические» музыканты одеваются в этом плане довольно скромно. Причина — не быть лишний раз узнанными своими фанами в повседневной жизни.

Мне недавно рассказали смешную историю о том, как ведущая одной из центральных радиостанций, встретив на улице мальчишек, увешанных железными цепями и одетых в яркие майки с изображением группы «Ария», приняла их за музыкантов этой группы, долго допытывалась о творческих планах, а в конце концов взяла у них номера телефонов с намерением пригласить на передачу. Радиожурналистка была весьма удивлена, когда обнаружила, что имена встреченных на улице «музыкантов» явно не совпадают с именами реальных участников группы «Ария». Сами же «арийцы» предпочитают в повседневной жизни ходить в скромных, но «фирменных» джинсовых костюмах…

* * *

Третьей по величине тусовкой и в прежние времена были, и сейчас остаются панки. Выделить их из толпы других болельщиков рока можно по радикальным прическам, которые в народе получили название «ирокезы»: с помощью лака волосы ставятся вертикально вверх и принимают вид петушиного гребня или индейского ирокеза — откуда и пошло это название. У самых крутых панков длина гребня достигает нескольких десятков сантиметров. Бывает также, что панки красят свои «скальпы» в веселые красные, зеленые или фиолетовые цвета.

Одеваются панки обычно в джинсовые куртки, нарочно порванные и расписанные названиями панк-групп, как импортных — «Sex Pistols», так и наших — «ГрОб». Под куртки надеваются майки. В отличие от металлистов цвет маек роли не играет, он может быть и белым, и желтым, но портрет кумира или традиционные панковские логотипы — «Anarchy» или «Punk not dead» — желательны.

Брюки — тоже любые: джинсы, широкие рабочие штаны, армейское галифе, но все же желательно, чтобы они были разрисованы традиционными логотипами. С панков пошла мода делать на джинсах дырки на коленях — было время, так ходили и цивильные модницы.

Ботинки — армейского образца, хотя подходят туристские или строительные, лишь бы погромаднее и понеказистее.

Но более всего впечатляет панковская атрибутика — булавки, воткнутые в одежду в самых необычных местах и в большом количестве. Девочки также используют булавки в качестве сережек в уши. На шее часто висят цепочки, к которым прикреплены самые несуразные вещи — маленькие замочки, бритвы, ключи. Бритвы, используемые в виде украшений, от панков перешли в цивильную жизнь, умельцы даже стали в виде бритв изготавливать брошки и кулоны, но, конечно, в отличие от панк-тусовки, это были лишь муляжи бритв, незаточенные и неопасные.

Дмитрий Логвиновский, лидер группы «Каспар Хаузер» и всей нашей альтернативы, в середине 80-х играл в одной из первых наших панк-групп «Субботник». Он вспоминал, как шли они однажды в панковском прикиде по Старому Арбату, только что покрашенному, а навстречу шли ребята — настоящие панки с ирокезами на головах и булавками во всех частях одежды. «Они подходят к нам и спрашивают: «Вы из Питера?» — «Нет, — отвечаем. — Мы из Москвы». — «А почему мы вас не знаем?» Так мы тут же и познакомились. Это были Гарик, Джоник и Алан — целая тусовка. (Где-то они сейчас? — Прим. авт.) Так у нас сразу появилась куча поклонников: они — настоящие панки, а мы — настоящая панк-группа!»

* * *

В 90-х годах появились новые группы юных болельщиков рока: гранджеры и растаманы.

Гранджеры составляли основную массу любителей альтернативной музыки, они развлекались на концертах громадными прыжками, постоянно сталкивались друг с другом, в итоге образовывалась куча-мала, из-под которой необходимо было как можно скорее выбраться и с комфортом устроиться на самом верху.

Традиционная одежда гранджеров — большая клетчатая рубашка, а лучше даже две или три, выглядывающие друг из-под друга. Джинсы уступили первенство широким штанам, в которых было удобно прыгать. На ноги обувались большие и тяжелые ботинки — «Доктор Мартин» или армейского образца.

В отличие от представителей других стилей у гранджеров на головах спереди было больше, чем сзади: короткие стрижки они возмещали бородками клинышком — этот образ был позаимствован у джазменов времен би-бопа и фри-джаза.

Растаманы — это поклонники музыки рэггей, которая после 1993 года превратилась у нас в настоящее музыкальное движение. В одежде используются все те вещи, что характеризуют хиппи, но отличить растаманов от хиппи легко: они стараются включить в свою одежду три святых для раста цвета — красный, золотой и зеленый. Это может быть вязаная трехцветная шапочка, маечка или хотя бы значок. Бывает, что барышни надевают красные штаны, желтую майку и зеленую куртку (или что-то еще, но в таком же сочетании цветов). Кстати, именно хиппи стали у нас основными проводниками идей ямайских растафари, поскольку эти идеи странным образом перекликались с их собственными воззрениями.

Но главный внешний атрибут растамана — огромное количество косичек, в которые заплетены его волосы. Эти косички называются «дрэды». Публика часто волнуется по поводу того, можно ли их мыть. Лидер российских растаманов, музыкант группы «Джа Дивижн» Гера Моралис уже устал отвечать на эти вопросы. «Моя прическа людей приводит чуть ли не в трепет, — сердится Гера. — Все сразу начинают интересоваться, как же я их мою. Да очень просто! Шампунем! Хорошим шампунем!»

Между тем в поверьях раста дрэды — это антенны, связывающие их обладателя с Космосом. Поэтому, кстати, растаманы их никогда не стригут, — чтобы связь ненароком не оборвалась. Правда, наши шутники говорят, что все растаманские дрэды и бороды — это якобы русские колтуны. Ямайские негры, ничего не понимая, скопировали это с русских мужиков, которые спали, не расчесываясь…

Другие музыкальные направления, доминировавшие в 90-е годы, — «World music» и «мотология» — на каком-то одном определенном стиле одежды не зацикливались, поскольку там были иные атрибуты, связанные прежде всего с использованием нетрадиционного музыкального инструментария («World music») либо с лексическим новоязом («мотология»). Появятся ли какие-либо новации в наступившем XXI веке? Поживем — увидим…

Гастрольные байки

Московская постпанковая группа «Пого» была одной из нескольких наших рок-групп, имевших в Европе устойчивый успех на клубном уровне. Леонид Сиголов, Алик Исмагилов, Павел Арапенков и Андрей Белизов объехали с концертами пол-Европы. Сегодня бойцы вспоминают….

Паша: «Когда мы в первый раз уезжали на гастроли, то на радостях у меня дома выпили и чуть не опоздали на поезд. Выскочив из дома, за десятку договорились с инкассаторским броневичком, и он довез нас до самого перрона. Каково же было удивление и пассажиров, и милиции, решивших, что в поезд Москва?Берлин сейчас будут загружать деньги, когда из броневичка высыпали музыканты и сопровождающие группу лица!»

Алик «В Испании, в Торосе, был такой случай. Паша на время концерта вместо очков надевает контактные линзы. А в клубе обычно накурено, и каждый раз после выступления ему приходится их промывать. Вот и тогда Паша взял стакан из-под коктейля, наполнил его физиологическим раствором и прогуливался по бару взад-вперед, взбалтывая стакан. Подошел к нам, а мы стояли с хозяином бара и разговаривали. Сунул стакан в руки Андрюхе: «Щас вернус!» Андрюха минуты две еще поговорил и машинально отхлебнул из стакана, сморщился весь и говорит хозяину бара: «Ну и гадость у тебя готовят!» Тот взял у Андрюхи стакан, допил: «Действительно гадость! Пойду разберусь!» Тут влетает Павлик, «Где мои линзы?!» — кричит. Только тогда все поняли, что они выпили…»

Лёня: «Немцы почему-то думают, что если приехали русские, то надо пить много водки. Но мы не можем пить столько водки, как они думают. А сами они при этом пьют много больше, чем могут. Но мы-то с нашим опытом трезвы, как стеклышко, а они минут через двадцать уже лыка не вяжут».

Паша: «У немцев поговорка такая появилась, когда оправдываются, что с утра голова болит: с русскими, мол, всю ночь пили. Хотя на самом деле он пил один или с чужой бабой и выпил-то всего грамм сто».

Лёня: «Немцы на самом деле пьют много. Это лажа, что они якобы пьют мало. Просто у них все дорого, а если на халяву!..»

Паша: «Играли мы в Фюрстенвальде, это примерно в ста двадцати километрах от Берлина. Там располагался советский гарнизон, и мы договорились, что для советских солдат вход в клуб будет бесплатным. Пошли в часть. На КПП сидит какой-то дагестанец. Алик ему говорит: «Приглашаем отличников боевой и строевой подготовки на концерт панк-рока!» Короче, договорились, и дембеля уж собрались, да прибегает тут командир части: «Никого не пускать!» — кричит…»

Алик: «Там в клубе над сценой была натянута сетка. Ну, чтоб сверху на музыкантов никто ничего не бросал. Лёня играл, поднял гитару грифом вверх и вдруг — гитары у него в руках нет! Она зацепилась колками за сетку и повисла…»

Паша: «Мы проползли по самому дну Европы. В Германии, Италии и Испании мы по таким местам проехали, куда нормальные люди боятся заходить! Играли и в хороших залах, в ФРГ играли в тысячнике. А бывало, что выступали в барах, где еле умещалось человек пятьдесят, как, например, в Аспейтио, Стране Басков…»

Лёня: «Там, наверное, вообще народу живет человек восемьсот. И все панки поддерживают ЭТА — террористическую организацию басков. Возили они нас в горы, в один домик, знакомили с террористами. Один из них был в Никарагуа, людей постреливал. Приняли они нас на ура!»

Паша: «А в Италии панки поддерживают тесные контакты с «Красными бригадами»… В Аспромонте (Милан) мы жили в «оккупированном» доме. Панки отхватили себе огромный дом. У них там были свой ЦК и Политбюро, они хорошие деньги зарабатывали на баре. Для своих там, конечно, бесплатно, а для других — за деньги. Есть у них свой спортивный зал. Но панков из других тусовок они к себе жить не пускают: пусть, мол, тоже себе дома захватывают».

Алик: «На той улице проститутки стоят через каждые десять метров. На следующий день после концерта они знали всех нас в лицо и здоровались, как со всеми обитателями дома. А в скверике рядом — нам объяснили — собираются продавцы героина. Но нас героином не заманишь!»

Лёня: «А в Бремене после нашего концерта полиция «оккупированный» дом закрыла: слишком громко играли!»

Алик «В Сан-Себастьяне нас поселили на заброшенной фабрике, где мы играли концерт. Панки оборудовали в недрах этой фабрики бар: сцена, стойка. А наверху, откуда раньше начальник цеха присматривал за работой, — комнаты для гостей. После нашего концерта хозяева забыли отключить две бочки с пивом, только крантики завинтили. А мы утром пошли чистить зубы и по пути нажали на крантики, и с тех пор чистили зубы только пивом. На третий день приехал хозяин, увидел, что пива поубавилось, но ничего не сказал, только давление в бочках отключил. Но пытливый русский ум быстро сообразил, как подключить бочки обратно, и мы продолжали «чистить зубы» пивом, пока через неделю нас вежливо не попросили уехать, так как пиво кончилось».

Паша: «В Мадриде мы жили сначала в «оккупированном» доме, потом нами заинтересовалось телевидение, и мы переселились в четырехзвездочный отель. Пять дней там прожили, пока снимались. А потом пришлось переезжать на квартиру к друзьям».

Лёня: «После первых гастролей по Германии мы никак не могли уехать в Москву. Сидели в Берлине несколько недель без денег, питались бананами — там у них это самая дешевая еда, пара марок за килограмм».

Паша: «Я бананы очень люблю, за один присест могу съесть несколько килограммов…»

Лёня: «В конце концов в посольстве нам дали бумажку с просьбой помочь посадить нас на поезд. Но тогда как раз случился компьютерный бум, и все негры везли к нам компьютеры: сунут проводнику 5?10 баксов и едут. На первый поезд нас не посадили. До отхода второго оставалось несколько минут. Мы уже думали, что придется ночевать на вокзале на груде инструментов, как вдруг прибегает Агеев (тогда администратор Московской рок-лаборатории) и кричит, что договорился. Мы бежим со всех ног: поезд уже трогается. Какой-то негр с компьютером на тележке устремляется в тот же вагон, что и мы. Куда там! Смели негра и загрузились…»