Глава 15 Как устроить концерт?
Глава 15
Как устроить концерт?
Сегодня устроить концерт просто. Сегодня есть клубы, там стоит хорошая усилительная аппаратура, отлажена система распространения билетов и флайеров (листовок, предоставляющих скидку на вход). И не только известная команда может собрать большой зал, но при некотором напряжении сил и начинающая группа имеет шанс выступить при аншлаге. А было время, когда организация концертов была сопряжена с известным риском и большими приключениями.
Впрочем, на заре рок-н-ролла организация концертов было скорее игрой, шалостью взрослых детей. Концертов было довольно много. Юрий Валов, музыкант группы «Скифы», рассказывал, что его ансамбль, бывало, выступал по два-три раза в неделю, а Владимир Рацкевич, лидер «Рубиновой Атаки», вспоминал, что им приходилось играть по два раза в день, а однажды — и три раза. Тогда они, отыграв один сейшн, быстро грузились в такси и мчались на другой.
Уже в 60-е годы сложился узкий круг людей, способных организовать рок-концерт. Самые известные из них — Юрий Айзеншпис, Артур Макарьев и Валерий Шаповалов по прозвищу Полковник. Для проведения концерта они обычно снимали помещение кафе — вроде как для свадьбы или празднования дня рождения и продавали билеты. «По тем временам, — рассказывал Юрий Валов, — они, надо признать, довольно неплохо платили группам. В 1965–1966 годах наш гонорар составлял 150–200 рублей. А тогда месячная зарплата рабочего или инженера была 80 рублей. За вычетом оплаты такси и прочих перевозок можно было чистыми «сороковник» на каждого сделать — то есть ползарплаты».
А вот что рассказал Валерий Шаповалов, лидер групп «Феникс» и «Четыре Витязя», администратор «Орфея» и первого состава легендарного «Аракса»: «Я делал концерты в клубе Дорхимзавода, где в 90-х годах минувшего века расположилась «Табула Раса». У меня играли «Красные Дьяволята», «Витязи», «Рубиновая Атака» и еще команд пять-шесть. Мы снимали кафе, устанавливали аппарат, накрывали столы, будто бы свадьба игралась, ставили на стол бутылку водки, бутылку шампанского, фрукты и нормально колбасились. Аудитория-то была на двести человек! Билеты были платные — и без всякого накола, никаких ломовых прайсов, как сейчас. Но это было чревато, потому что приходилось доставать какие-то «левые» бумаги. Я их проводил обычно через МГУ, через Дом студентов, будто празднуется чей-то день рождения или отмечается День взятия Бастилии. И все это проходило. Так мы снимали помещение, продавали билеты, и на сейшнах у нас всегда был «лом».
Я же делал и всю аппаратуру! У меня был лучший в Москве аппарат. У меня было два «Бига», четыре «Регент-60», барабаны, примочки разные — все нормально звучало. Я же был и за звукорежиссера. А аппаратура хранилась у нас в МГУ. Кроме того, у меня был автобус. Я звонил на автобазу — приезжали какие-то грузчики, все загружали, и мы ехали на концерт».
Но только подумаешь: счастлив, — как кончается счастье… Вся эта лафа завершилась вместе с прерванными косыгинскими реформами на стыке 60-х и 70-х годов. Вот тогда за «левые» концерты взялись по-настоящему, тогда появились и первые жертвы.
Валерий Шаповалов: «Когда я делал рок-фестиваль в МВТУ, меня чуть не посадили, так как меня «контора» взяла за задницу! Хорошо, что у отчима родители были «верхотурой» с большими связями! Они позвонили в КГБ, сказали, что, мол, «это наш агент», — и от меня отстали. А так трепали будь здоров!»
Вайт рассказывал: «У нас был статус подпольного коллектива. Конечно, посадить в тюрьму или расстрелять… Если действовать с умом, то этого можно было избежать, но подпортить себе репутацию можно было запросто, потому что кругом были нарушения. Ведь никто ж никогда не признавался в том, сколько денег получал! Договаривались ведь как? Хотите, чтобы у вас выступила группа «Удачное Приобретение»? Пожалуйста, мы приедем и сыграем. Но вы приедете на три дня раньше и заплатите денег, сколько нам нужно, чтобы там не трясти никакими деньгами. Упаси Господь! Только так. Деньги мы получали заранее, а когда прибегали какие-нибудь «органы», мы отвечали, что играем ради идеи. Это можно сравнить с тем, как люди летают во сне, когда идешь-идешь и кажется, что нет дальше пути, перед тобой обрыв, а ты — раз — и полетел, и поднялся над всеми. Мы все в душе понимали, что эта музыка не имеет продолжения, что она никогда не будет реализована как карьера, как нечто, за что мы будем официально получать деньги. Нет! Но то, что мы знали, что никогда ни в какую филармонию нас не пригласят, обостряло чувство уверенности в себе».
В 70-е годы жить стало веселее, потому что шоу-бизнес требовал дальнейшего развития, а Уголовный кодекс — принятия мер. Поэтому конспирация соблюдалась неукоснительно, особенно когда это касалось финансовых вопросов. Представьте себе телефонный разговор. Некто звонит известному рок-музыканту и говорит: «У меня есть пластинка группы «The Beatles» 65-го года. Могу дать ее переписать такого-то числа». На это музыкант отвечает: «Меня интересует альбом группы «Дип Перпл» 70-го года, а все, что было раньше, меня уже не интересует».
Этот невинный разговор двух меломанов на самом деле означал шифрограмму, которую на общедоступный язык можно было бы перевести так: «Юстас Алексу. Готовы устроить вам концерт такого-то числа и заплатить в качестве гонорара 65 рублей». — «Алекс Юстасу. Готовы дать концерт, но за 70 рублей». Дорогой читатель, ты можешь относиться к этому как к анекдоту, но в 70-х, да и в 80-х годах многие из нас были уверены, что все телефоны прослушиваются. Я, право, относился к этому с иронией, тем не менее попасться «с деньгой на кармане» во время концерта означало верную «посадку», и были конкретные примеры, когда люди шли на отсидку, если у них находили на руках или «на кармане» деньги. «И мы никогда не распределяли деньги там, где отыграли, — вспоминает Алик Грановский о том, как жили в андерграунде. — Это было очень опасно. Я помню, как мы встречались на какой-нибудь станции метро, скажем, на «Колхозной», в центре зала, и распределяли зарплату. А ведь мы даже звукооператору платили по 100–150 рублей за концерт. Это были неплохие для того времени деньги. Все всегда начинается как бы добровольно, но потом все равно переходит в профессиональные отношения».
Прежде чем рассказывать, как устраивались концерты в конце 70-х и начале 80-х, надо объяснить, какая была тогда ситуация в столице. Вся Москва и пригород тогда делились на секторы: вот мы здесь концерт заделываем, и ты сюда не лезь! Но если у меня нет концерта, но есть армия распространителей, то я тебе помогу распространить билеты.
Андрей Крустер рассказывал: «Я устраивал концерты «Машине Времени» и «Араксу». Нашими точками были Дом офицеров на Добрынинской, летний кинотеатр близ метро «Измайловская» и ДК Завода им. Орджоникидзе на Ленинском проспекте. Я тогда работал с девочкой по имени Света. Она приходила в какой-нибудь институт, где брала «подметные» письма с печатью: мол, ректор института просит такой-то Дом культуры провести студенческий вечер. Мы выкупали некоторое количество билетов. Ведь они сидели в прогаре, эти дома культуры. Они ведь жили только за счет кино, а кинотеатров в Москве было много, и в ДК почти никто не ходил. Поэтому мы выкупали полный зал билетов по 30 копеек, что и являлось оплатой за проведение концерта. Ну, может быть, кто-то брал и сверху. И у нас такое было разделение: Света на вид была этакой комсомолочкой, в очках и с косичкой, поэтому она ходила по институтам и ДК, а на мне были аппарат, охрана и прочее. И в итоге, когда у нас появилась своя группа, то у меня уже был кое-какой опыт в области заделывания сейшнов. Я знал, что в Москве существуют шесть менеджеров, которые устраивают концерты. Все — очень известные люди. Они много чего имели, много точек, где можно было концерты заделывать. Но чтобы они о нас узнали, надо было выступать, ведь записей тогда еще не было».
Но кроме зала нужен был аппарат, на котором могла бы выступать группа.
В Москве уже тогда сформировались две категории людей, которые могли поставить аппарат. Было несколько человек, которые владели собственным аппаратом. Но чаще всего аппарат был государственным. Группы и известные исполнители через Москонцерт заказывали из-за границы комплект «Динаккорда», и когда аппарат приходил, то записывался на коллектив. В итоге филармонический ансамбль получал возможность худо-бедно ездить на гастроли с собственным аппаратом, но и нефилармонические ансамбли могли его арендовать, так сказать, частным порядком. Одним из тех, у кого можно было взять аппарат напрокат, был Владимир Ширкин, работавший звукорежиссером у Муслима Магомаева. Тот, кто хотел сделать концерт, обращался к нему за помощью. Это уже были зачатки шоу-бизнеса, разумеется, нигде не афишировавшиеся.
Андрей Крустер вспоминал о том, как он устраивал концерты группе «Смещение»: «Все началось с того, что наши друзья, которые просто любили нашу музыку и «торчали» под нее, попытались нам помочь и на свои деньги собрали самопальный аппарат. А в итоге чем все закончилось? Ширкин — царствие ему небесное! — очень любил нашу группу и для нас выставлял любой комплект аппарата, причем брал за это всего 150 рублей за концерт, хотя хороший аппарат типа «Динаккорда» по тем временам стоил огромные деньги.
Еще у нас был автобус, на борту которого была надпись: «Телевидение». Его раздобыл наш друг Костя, папа которого был директором Дома кино, поэтому ему это и удалось. А менты автобус с такой надписью не тормозили.
Кроме того, у нас появились «специалисты по отмазке». Допустим, приходят к нам из органов: «Кто здесь главный?» Человек встает и говорит: «Ну я!» А человек этот лежал в дурдоме, по статье. Это — Артур Енльдебрандт, царствие ему небесное! Словом, каждый занимался своим делом профессионально. Мы еще не знали, как это должно делаться, но когда столкнулись со всеми проблемами лицом к лицу, дошли до всего своим умом».
Надо отдать должное и публике того времени, ведь группа могла не приехать вовсе или приехать через пять-шесть часов. Зрителям объявляют: группа на подходе, — и все ждут, подогревают друг друга напитками и всякими рассказками. Но вот появляется ведущий и говорит, что группа будет через пять минут! Зал тут же взрывается дикими криками: а-а-а-а-а!! Все в полном экстазе. Это же был праздник для всех!
Всегда вокруг музыкантов находились люди, которые хотели сделать сейшн «по кайфу». Чтобы был свет, чтобы был дым. И это было их личное дело, вся инициатива исходила от них самих: а вот мы хотим сделать вам дым на концерте, чтобы сейшн получился классным! Все работали на один концерт, на сейшн (не было такого слова — «концерт»), чтобы все было здорово.
Крустер: «На один наш концерт ребята принесли жидкий азот для имитации дыма. Целый чан с жидким азотом! Где они его достали?! Вот отыграли мы две композиции и видим, что принимают нас просто от души. Мы напряглись еще больше и стали играть еще круче. А этот азот ребята налили в ведро и дым стоял ниже колен и не уходил никуда — его ногами можно было разгонять. Красиво! Играю я, а сам думаю: эх, залезу сейчас в это ведро с ногами. И вот я уже ногу занес, думаю: опустить, что ли, ее туда? А там же температура минус сто! И если бы опустил, то все — отмерзла бы и отвалилась. Но тут у меня провод запутался и я думаю: некогда опускать. Мистическая штучка!»
Поскольку все концерты в 70-х и начале 80-х имели криминальный оттенок, они обычно «заделывались» по телефону. Звонят группе специальные люди: сделаем концерт? Музыканты думают и дают согласие: сделаем! Тут же менеджеры начинают звонить по конкретным телефонам, чтобы оповестить народ. Так все билеты и распространялись по телефону: сиди на телефоне, а в день сейшна тебе скажут, где и когда он будет. А также сообщат место «стрелки». То есть место встречи.
Место «стрелки» тоже выбиралось из соображений конспирации. Как правило, для встречи назначалась станция метро за остановку до нужной. Когда собирались все свои, руководитель грузил публику в подошедший поезд и вез на одному ему известную нужную станцию. Таким образом обрубались «хвосты».
Билетами же служили, как правило, разрезанные пополам открытки с каким-нибудь необычным штампом. Например, у Артура Шльдебрандта был штамп «Диспансеризация», который он умыкнул в какой-то поликлинике.
Алик Грановский: «А музыканты собирались не прямо перед концертом, нет, мы готовились к нему, начиная с ночи: мы жили и киряли все вместе на одном флэту».
Крустер: «А то вдруг кто-то пропадет! Мы участников привязывали за неделю!»
Все это было бы весело, если бы порой не было так грустно: поскольку мест, где можно было проводить рок-концерты, было не так много, то «подпольные» менеджеры дрались между собой часто не на жизнь, а на смерть. Вот какую, прямо скажем, жутковатую историю поведали бывшие музыканты группы «Смещение» Алик Грановский и Андрей Крустер о концерте своей группы в Доме культуры подмосковного поселка Ивантеевка весной 1981 года.
Ивантеевка была в то время спорной точкой. Там иногда играл «Динамик», выступали какие-то хиппаны, и «Смещение» пригласили отработать, когда кто-то не смог или отказался. Как потом выяснилось, в зале находились засланные люди: эти ребята, что устраивали концерт — Оля и Валера, — кому-то перешли дорогу и заняли точку, на которой еще кто-то хотел сделать концерт. А дело в том, что после того, как концерт прошел, эту точку потом в течение месяца нельзя трогать, пока буча вокруг сейшна не утихнет. Ведь тут же приедет милиция и-начнет выяснять, почему был концерт, трали-вали и т. д. Короче говоря, в тот раз в зале были «засланные казачки», которым дали задание сорвать концерт, вызвать милицию, чтобы арестовали устроителей прямо во время концерта и чтобы группу повязали, дабы чужие сюда больше не ездили. Такие вот в конце 70-х начались шуточки.
И что же сделали эти люди? Существует документальная запись того, как все происходило. Группа исполняла песню, где у Крустера было небольшое гитарное соло, во время которого он должен был отойти к аппарату, чтобы «завязать» гитару, то есть сделать так, чтобы струны сами по себе начали вибрировать — у музыкантов это называется «завязка звука». Только Андрей сделал шаг назад, как о то место, где он стоял, разбилось несколько бутылок, и если бы он не отошел, они попали бы прямо по голове. А так они разбились о сцену у ног Крустера. Народ в зале подумал: вот это эффект! Еще бы: в разные стороны стеклянные брызги! Все в экстазе! Музыканты начали играть проигрыш, и только сыграли его, на каденцию вышли, как из зала прилетела еще одна бутылка и ударила барабанщика Шелла по голове. На записи, оставшейся от того сейшна, есть звук «бум» — это барабанщик невольно по «бочке» ударил. Крустер вспоминает, что он еще оглянулся: что это Шелл не вовремя в «бочку»-то «мочит»?
Крустер с Грановским перешли к импровизациям на тему, а барабанщик встал из-за барабанов и ушел за кулисы. По его лицу текла кровь. Крустер закричал Алику: «Отходим назад, тут бутылки бросают!»
Алик: «Я видел, что Крустер мне что-то кричал, но ничего не слышал, потому что было очень громко, ведь мы же работали не на самопальном аппарате, а на настоящем «Динаккорде». А потом смотрю: уходит барабанщик. Я совершенно не понимаю в чем дело, ведь нам еще надо работать! Ведь когда мы подписывали договор, опять же не на бумаге, а на словах, было оговорено, что мы должны отработать 1 час 20 минут. Мы отыграли около часа, и нам надо продолжать концерт. Почему Шелл не может работать, что случилось? Странно заканчивается концерт! Мы еще песню не доиграли. И еще минут тридцать у нас есть в запасе. Что это он себе такое позволяет! Отрезные карманы и накладные воротнички!!! И когда он убежал, я подошел к Андрею, а тот мне говорит: «Шелла убили!»»
Хорошо, что гитары были с длинными проводами, Грановский взял аккорд, который зазвучал очень тяжело, и с этим звуком они потихоньку ушли за кулисы. А за сценой тоже начали уже шептать: Серегу убили!.. Тут же прибежали устроители: «Ребята, надо доиграть, а то толпа нас растерзает!» Но Крустер с Грановским решили больше не выходить на сцену: «Если в нас кидают бутылками, значит, им не нужна наша музыка!» Тут еще и Ширкин, хозяин аппарата, прибежал и тоже советует не выходить. Кто-то тем временем обратился в зал со словами: «Если среди вас есть врачи, просим пройти за сцену». Тут же прибежало несколько врачей, нашелся бинт, и перевязанный Серега вышел на сцену. С него кровь капает — Чапай вылитый! Он берет палочки: «Ладно, играем «Таран» и все!» То есть фактически он предложил до конца отыграть концерт. Тем не менее музыканты играть не стали, а народ сидел в зале еще очень долго, лупил в ладоши часа два.
Грузчики тем временем уже погрузили аппарат, все сели в автобус, хотели развернуться, а автобус не едет, потому что те, что кидали бутылки, еще и подложили что-то под автобус, чтобы у него колеса прокручивались и не могли сдвинуться с места. В это время подъезжает милиция: «Кто здесь главный?» — «Я!» — говорит Артур Гильдебрандт. Его хватают за руки и увозят.
В конце концов кто-то из публики помог подтолкнуть автобус, и он все-таки уехал. Крустер отдал Шеллу свою шапку, она вся кровью пропиталась — так он и не смог ее потом отстирать.
Уже в Москве к музыкантам пришел парнишка, который билеты распространял, и рассказал, что тех людей, что пытались сорвать концерт, поймали, избили, а еще купили банки с томатным соком и облили их с ног до головы, превратив в чучела. Они-то и рассказали, что получили задание сорвать концерт.
Крустер: «Мы сначала думали, что это такая реакция пьяного зала. А выяснилось, что была цель сорвать концерт, вызвать милицию, создать прецедент, чтобы раненые появились, да чтобы музыканты перед приездом милиции не смогли оттуда уехать! О! Курили! Выпивали! Бросались бутылками! Незаконный концерт! Если все это связать воедино, то и нас арестуют, и тех людей, что концерт устраивали. Но ничего у них не получилось. И даже Артур вернулся к нам буквально через два часа…»
Такая вот детективная история.
В годы андерграунда существовала еще одна разновидность концертов: так называемые «квартирники», то есть концерты, как правило, акустические, которые проходили в чьей-нибудь большой или пустой квартире — отчего они и получили название «квартирников». Схема их проведения полностью совпадает с методикой организации электрического сейшна: те же телефонные прозвоны, «стрелки», полнейшая конспирация. Отличает же их то, что достоянием «электрического» сейшна была энергетика, а «квартирника» — слово кумира, которому внимали пятьдесят, а то и сто человек, вместившихся в квартире куда придется: одному доставался стул, другому — колченогая табуретка, третьему приходилось довольствоваться кусочком паркета в углу комнаты. Конечно, публика, пришедшая на концерт, доставляла хозяевам квартиры изрядные проблемы своей малой управляемостью, но в награду за долготерпение им оставалась огромная батарея пустых бутылок, которые сдавались на следующее утро. Самые легендарные «квартирники» — выступления Майка и Цоя, Шевчука и Башлачева на десятилетии «рыбьего дома» — были записаны и разошлись по стране миллионными тиражами на кассетах. Несмотря на то что сегодня есть и хорошие инструменты, и приличный аппарат, и специальные залы, предназначенные для исполнения рок-музыки, «квартирники» отнюдь не канули в Лету, поскольку их главная ценность — общение с кумиром глаза в глаза — останется ценностью и в XXI веке…
Да, сегодня устроить концерт просто: есть клубы, есть аппарат, есть налаженная система продажи билетов, а старые дела и старые напряги скрылись в туманной дали времен. Причем у меня, например, уже не осталось обид на власть и на чиновников, запрещавших рок-музыку. Недавно по каким-то делам занесло меня в Комитет по культуре правительства Москвы, где нежданно-негаданно я встретил Олега Витальевича Беликова, который и раньше был там большим начальником, и сейчас таким остался, хотя говорили, что он уходил в какие-то коммерческие структуры, но вот — вернулся. Я представился: «Олег Витальевич, а помните, как мы хулиганили в рок-лаборатории?» Беликов надел очки, потом снял их, потом снова надел, вглядываясь в меня. «Нет! Не может быть!» — и тут уж он вскочил со своего кресла и, возбужденно вышагивая меж столами, начал вспоминать свои «рокерские» приключения.
Олег Витальевич Беликов известен в рок-сообществе тем, что не давал разрешения на выезд группы «Звуки Му» на зарубежные гастроли (в Венгрию, на фестиваль «Венгерская морковка», и далее — в Польшу). Тогда рок-лаборатория устроила в коридорах управления культуры панк-демонстрацию, на которую пришли все панки столицы в прикиде, с ирокезами на головах, ярко раскрашенные. Олег Витальевич просидел несколько часов взаперти у себя в кабинете и в конце концов сдался: «Звуки Му» поехали за границу.
Но надо и Олегу Витальевичу должное воздать: рокеры нежным отношением его никогда не баловали. Чего стоит только один момент из его жизни, когда во время «Рок-панорамы-87» в Лужниках ему пришлось объяснять страшным и ужасным ребятам из идеологического отдела ЦК КПСС, что означают слова «Скованные одной цепью» из песни «Наутилуса Помпилиуса»! В итоге этого «разговорчика» Беликов заработал себе инфаркт!
Так что нет у нас к вам, милые чиновники 70-х и 80-х, претензий. Мы вас прощаем…
Гастрольные байки
Филармоническая работа разительно отличалась от выступлений на сейшнах. Прежде всего тем, что в филармонии — жизнь на колесах, группа, бывало, уезжала на гастроли на два, а то и на три месяца…
Филармоническая норма составляла 60 концертов в квартал. То есть за три месяца группа должна была сделать 60 концертов. Но музыканты, как правило, решали так: «На фиг нам играть эти концерты три месяца, мы отработаем их за месяц, по три концерта в день. А оставшиеся два месяца лучше дома посидеть: получим деньги — и все нормально!»
И вот выезжает группа на маршрут, филармонии передают ее друг другу, так группы реально играли эти 60 концертов за месяц, по два-три концерта в день, а потом два месяца отдыхали. Всех это устраивало, и настолько все было накатано, что эти два-три концерта в день игрались без проблем, ведь концерты делались заранее и все точки были известны и отслежены: «Вы должны на маршруте из пункта А до пункта Б за месяц сделать 60 концертов. А как все это будет организовано — не ваша проблема».
Но в таком случае болеть уже никому нельзя. Даже если ты себя плохо чувствуешь, все равно должен выходить на сцену и играть. Тебе дали норму, и если по твоей вине концерт «слетел», если кто-то подвел, то люди недополучали деньги. Ведь задним числом концерт не вернешь.
Когда в начале 80-х годов «Группа Стаса Намина» гастролировала по Казахстану, у нее случалось даже по семь концертов в день: в 10.00, 12.00, 14.00, 16.00, 18.00, 20.00 и в 22.00. Полтора часа концерт, полчаса перерыв — и снова вперед. На следующий день — тоже самое. Стасу Намину приходилось держать двойной состав ансамбля — два гитариста, два басиста, два клавишника, поскольку не все могли выдержать такой режим работы. Штатный вокалист группы Александр Лосев ломался уже на третьем концерте, и вместо него пел молодой певец Александр Малинин.
А ведь приходилось делать переезды километров по двести! Группе выдавался маршрут, и она по нему двигалась. И все эти очаги культуры, клубы, дома колхозника на маршруте заполнялись просто до отказа. Причем в домах колхозника залы, как правило, находились на втором или третьем этаже. Очень часто музыканты выполняли еще и роль грузчиков — сами таскали свой аппарат. Правда, за это шла прибавка к зарплате.
Тогда каждый филармонический коллектив должен был минимум раз в год обслуживать свою область или республику. Группа Андрея Крустера «Рула», например, ежегодно каталась по Карелии. «А что такое Карелия? Это погранзона и маршрут шел вдоль финской границы, — рассказывает Андрей. — Из филармонии нам прислали вызовы на работу, мы должны были пойти с ними в милицию, чтобы получить разрешение на выезд в погранзону. Мне этот выезд дали, Алику — нет. Денег не было, ведь жить на что-то надо. Я поехал туда, а он не смог. «Ладно, — сказал я, — денег заработаю и вернусь». Но оказалось, что поездка была рассчитана на полтора месяца. И ездили мы по таким дебрям! Куда мы только не заезжали! В погранзоне указателей нет, куда ехать — неизвестно. А от одной деревни до другой — 50 километров. У нас был водитель Роберт. «Ты знаешь, — спрашиваю его, — куда ехать?» — «Конечно, знаю!» — отвечает он. Вот мы и ехали однажды, пока бензин не кончился, и в итоге заночевали в лесу, вместе с волками и лисами. К нам медведь на дорогу выходил…»
В филармонической жизни было много веселых моментов. В основном это связано даже не с концертами, а с жизнью в гостиницах. «Приезжаем мы в город Владимир, — рассказывает Крустер, — входим в гостиничный номер, открываем дверь, никакого подвоха не ждем, а к ручке двери привязана резинка. За дверью же стоит лакированный шкаф, и дверная ручка стукается об этот шкаф. Тут же прибегает дежурная по этажу: «Ах, что вы наделали! С вас 10 рублей за ремонт шкафа». Это потом мы стали опытными, узнали, что когда приезжаешь в гостиницу, то первым делом надо включить радио, телевизор, проверить, работают ли они, пересчитать полотенца, стаканы…»
Работа в филармонии — это очень тяжелый труд. «Зато когда мы выступали в колхозах, то «забухивали» со знатными механизаторами и животноводами, — говорит Сергей Жариков, лидер группы «ДК», также немало в своей жизни поездивший по российской глубинке. — Тогда существовала очень серьезная знаковая система: знатные колхозники бухали с артистами. Такого сейчас уже нет. Сегодня музыканты практически не знают, что такое реальная концертная жизнь. Потому они и играют под «фанеру»».