1. Как господин Шварц оказался во Львове

1. Как господин Шварц оказался во Львове

Он хромал. По старался шагать так, чтобы никто не обратил на него внимания. Стиснув зубы, превозмогая жестокую боль, пытался идти ровно, как можно меньше припадая на правую ногу.

Куда он шел под знойным солнцем по улицам Львова? Ни украинского, ни польского языка он не знал. Обратиться за помощью было не к кому.

Три часа назад его подобрали на дороге крестьяне: он потерял сознание и лежал в придорожной пыли. Волы, тащившие повозку с арбузами, остановились перед распластавшимся на земле человеком. Крестьяне подняли его в повозку, уложили на солому. Очнулся он уже во Львове, на базаре — шумном и многоликом: его толкал ногой полицай. Крестьяне, посмеиваясь, что-то объясняли полицаю. Кто-то сказал по-украински:

— Ось як напывся… Ничого нэ чуе!

Нет, тут, на базаре, оставаться было нельзя. Вот он и поднялся с соломы, вот и потащился по улицам, пыльным, горячим…

Ему нужен врач, надо перевязать рану. Кусок полотна от рубашки, которую он разодрал на себе, чтобы замотать рану, намокает от крови. Вот начнет кровь сочиться, и потянется за ним кровавый след. Тогда все пропало: схватят, увидят, что рана пулевая…

Человек внимательно разглядывал вывески. Некоторые из них были и на немецком языке. Наконец он нашел слово «врач». Перед глазами плыли оранжевые, красные круги. Было трудно держаться на ногах. Он толкнул дверь, ввалился в подъезд и рухнул на пол.

В доме говорили по-польски. Он не мог понять ни слова. Хозяин, мужчина низенького роста, с непропорционально большой головой, обратился по-русски:

— Кто вы — русский? Вы русский?

Человек молчал, делая вид, что не понимает вопроса.

Доктор перешел на немецкий.

— Вы говорите по-немецки?

— Да, — простонал незнакомец.

— Вы немец?

— Нет. Я чех…

Доктор приказал прислуге:

— Несите его в мой кабинет, он потерял много крови.

Раненому помогли, сделали перевязку, оставили на ночь.

Ночью он тихо встал с постели, тронул дверь. Она оказалась запертой. Он подошел к окну, но и окно было закрыто снаружи ставнями.

Некоторое время постоял в раздумье, затем распорол подкладку в брюках у пояса, вынул оттуда небольшую гильзу. Внимательно осмотрел комнату. Кроме трех кроватей, тут не было другой мебели. Случайно взгляд его обнаружил в полу отдушину, прикрытую железной решеткой.

Достал нож, осторожно отогнул гвоздь, поднял железную решетку, просунул в уголок гильзу, снова ввернул гвоздь на прежнее место. Капсула лежала в хлопьях пыли, ее совсем не было видно, сквозь решетку вообще ничего невозможно было рассмотреть.

Только теперь он облегченно вздохнул. Хотя понимал, что отсюда ему не выйти. Опытный подпольщик, он научился сразу распознавать людей. Этот врач не внушал доверия. По всей вероятности, он уже сообщил в комендатуру о странном посетителе, который пришел с пулевой раной в ноге…

Он не ошибся. Среди ночи послышался шум. Двери распахнулись — на пороге стояли гестаповцы.

— Документы! — потребовал офицер.

Он спокойно достал из кармана паспорт, протянул офицеру.

— Шварц?! Уроженец Судетской области? Подданный Чехословакии? Как вы здесь очутились, господин Шварц? Что все это значит? Вы инженер-конструктор мебельной фабрики в Праге — в вашем паспорте штамп. И, наверное, сейчас вы должны быть на работе, конструировать шифоньеры и письменные столы, а не бродить по Львову. Объясните, что с вами произошло?

— Не знаю… — проговорил человек, именовавшийся по документам Шварцем. — Не помню… Меня оглушили в пивной… Я очнулся в самолете… Потом нас обстреляли… Самолет разбился… Я прыгал…

— С парашютом? На вас был парашют?

— На меня надели парашют, насильно сбросили.

— Кто?

— Я их не знаю.

— Они говорили по-русски?

— Они при мне молчали.

— Где они?

— В воздухе нас обстреляли. Меня ранило. Что стало с экипажем самолета, мне неизвестно.

— Зато мы знаем, что стало с экипажем, — сказал гестаповец. — Собирайтесь!

Его бросили в камеру. Не в одиночку, а в общую камеру, он понял для чего: в расчете на то, что он, быть может, разговорится с соседями.

Густав Варец — таково было настоящее имя инженера Шварца — знал, как себя вести в подобных ситуациях. Если кто-то из заключенных допытывался, за что его схватили, он повторял то же самое, что говорил гитлеровцам в доме у врача, что твердил и на допросах.

— Вы утверждаете, что вас похитили неизвестные лица? — спрашивал следователь, которому было поручено вести дело Шварца.

— Да, видимо, это так.

— А вы не знаете, зачем они это сделали?

— Понятия не имею.

— Так вот, чтобы вы поняли всю серьезность своего положения и постарались кое-что вспомнить, я вам скажу: экипаж упавшего самолета захвачен нами. Не выдержав пыток, один из захваченных нами сознался, что вы действовали заодно.

Это была чистейшая ложь. Варец облазил поросшее кустарником поле, куда упал самолет, и сам удостоверился, что все члены экипажа мертвы. Только штурман еще дышал, но и он скончался на руках у Густава. Варец прыгал первым, и гитлеровцы не успели открыть по нему прицельный огонь. Его спутников они расстреляли в воздухе.

— Нет, — ответил Варец. — Видимо, эти люди что-то путают. Они приняли меня за кого-то другого. Я не имею к ним никакого отношения. Я честный человек! Я и в мыслях не имел того, о чем вы говорите. Я был богат и доволен жизнью…

— Кто были ваши друзья? С кем вы чаще всего виделись в Праге? Не было ли среди них коммунистов?

— Мои друзья? Это люди, посещавшие «Сливовицу» — пивнушку, в которой я любил проводить свободное время…

— Интересно, кто же посещал пивнушку?

Варец стал перечислять богатых содержателей ресторанов, магазинов, называл имена высокопоставленных чиновников, с которыми действительно был знаком. «Сливовица» — заведение, в котором собирались люди имущие. Здесь Варец — Шварц получал индивидуальные заказы на конструирование мебели для домов и загородных вилл богачей. Он оборудовал кабинеты, гостиные, столовые, спальни мебелью, специально изготовленной по заказам клиентов. Получить мебель «от Шварца» считалось признаком хорошего тона, было модой.

На допросах Варец старался как можно больше рассказывать об этой стороне своей жизни. Он понял, что у гестапо прямых улик против него нет. Никаких фактов, одни лишь предположения и догадки. При обыске ничего компрометирующего у него не нашли. Все, что было при нем, свидетельствовало о том, что он отнюдь не собирался в дальнюю дорогу. Ну а пулевая рана — это еще не доказательство, что все рассказанное им — вымысел.

— Вы лжете! — кричал следователь. — Мы заставим вас говорить!

Начались пытки. Но Варец продолжал утверждать то же, что и раньше. Он — Шварц, конструктор одного из мебельных предприятий Праги.

Он ожидал, что его отправят в Прагу или в Берлин, где он попадет в руки более искусных следователей. Этого не произошло, и Варец сделал для себя вывод, что фашисты не сумели обнаружить ничего, что свидетельствовало бы против него.

После допросов его бросали в камеру истерзанного, полуживого. Заключенные спешили дать ему воды из кружки, старались помочь.

Он видел искреннее сочувствие в глазах большинства заключенных. Но ведь среди них мог быть и провокатор… Варец молчал, хотя мысль работала напряженно: как передать на волю весть о том, что микропленка в капсуле находится в отдушине пола в доме доктора Дольского?..

Заранее были предусмотрены самые различные варианты, среди них и тот единственный, если Варец попадет в руки гестаповцев; в этом случае он обязан ждать человека с паролем. Паролем будет служить обыкновенная чешская почтовая марка. Предъявителю марки Густав может полностью довериться…

Гитлеровцы предполагали, что Шварц возвращался с какого-то задания. Они и держали его во Львове со специальной целью: конечно же он попытается дать о себе знать кому-то. А уж получив в руки такую ниточку, несложно будет распутать весь клубок…

Пока же гестаповцы тщательно изучали лиц, посещавших пивнушку «Сливовица».

— Господин Шварц, — вялым голосом обратился к Варецу человек в штатском на одном из допросов, — нам известно, что каждый год вы на короткое время бросали работу и уезжали из Праги. Куда?

— В Татрах у меня есть небольшой домик. Я проводил там иногда месяц или два. Иногда зимой, иногда летом. У меня туберкулез, поражено левое легкое. Врачи всегда рекомендовали мне природу, лесной воздух.

— Кто может подтвердить ваше алиби?

— Алиби? — стараясь казаться искренним, удивился Варец.

— Ну конечно. Вы русский разведчик, вы брали отпуск, ссылаясь на болезнь. Делали вид, что ехали в Татры, а сами пробирались в известное вам место, где ждал самолет, и вы отправлялись в Россию. Как видите, мы знаем больше, чем вы думаете. Кто с вами бывал в Татрах? Кто может подтвердить, что вы проводили время именно там?

— В пражском туберкулезном диспансере, где я состою на учете, знают, что я уезжал в Татры. В своем домике я вел обычно одинокую жизнь, старался отдохнуть от шума, от людей… Это должно быть понятно при такой болезни. Но, конечно, я встречался с людьми. Я постараюсь вспомнить…

— Лучше постарайтесь вспомнить, о чем вы иногда беседовали в пивной «Сливовица» вот с этим господином. Он вам знаком? — Человек в штатском протянул фотографию, блеснувшую от луча яркого света, который был наведен на лицо Вареца.

Густав сразу узнал на фотографии инженера-изобретателя Яна Поталека.

Ян Поталек был схвачен несколько месяцев назад в Праге. Варец немедленно подготовил микропленку с чертежами Поталека. После этого он отправился в район, контролируемый чехословацкими партизанами. Там и приземлился самолет. Все шло благополучно, пока самолет при возвращении не нащупали «мессеры»…

Варец хорошо знал Поталека, очень хорошо!

— Нет. Я его не знаю. — Он покачал головой. — Лицо этого господина мне знакомо. Наверное, он бывал в «Сливовице», но знакомы мы с ним не были. Я общался там с клиентами, дававшими мне заказы. Этот господин мне ничего не заказывал, готов в том поручиться.

— А вы все же постарайтесь вспомнить… — проговорил человек в штатском, протягивая Варецу другую фотографию.

На этой фотографии Поталек был изуродован: вместо глаза на лице зияло черное пятно, одна рука была неестественно вывернута, заломлена, лицо и грудь в черных полосах — кровь, раны, ссадины…

— У вас пока на месте глаза и уши, руки и ноги, — все тем же вялым голосом продолжал человек в штатском. — Советую вспомнить обо всем, что вас связывало с этим человеком. Иначе вам будет больно, очень больно… И вы станете сначала таким, как человек на этой фотографии, а затем и вот таким…

На следующем снимке Ян Поталек был сфотографирован висящим в петле.

Варец содрогнулся: Поталек мертв!

— Шварц! Инженер Поталек перед смертью нам все рассказал. Ваши запирательства излишни. Вы работали вместе. Работали на Советы. Работали на наших врагов. Вам грозит то же, что вы только что видели на фотографиях…

Он замолчал. Молчал и Варец.

— Где чертежи передатчика? Где чертежи?! Где?! Где?! — выкрикнул внезапно, приблизив лицо к Варецу, следователь.

— Вы ошибаетесь, — тихо проговорил Варец. — Меня принимают за кого-то другого. Я не знал никакого Поталека. Я ни в чем не виновен.

Удар в лицо опрокинул его со стула. Струя воды на голову, и снова удар. И опять вода, и уже град ударов.

— Нет, нет… Вы ошибаетесь… — хрипел, теряя сознание, Варец.