Три боевых задания

Три боевых задания

Едва мы, миновав боновое заграждение, вышли из Полярного, как из темноты, с сигнального поста, замигал ратьер[1]: «Подводной лодке «Л-20» стать на якорь».

Вскоре подошел катер, и штабной офицер уточнил: в Кольском заливе маневрируют надводные корабли и наш выход откладывается на неопределенное время.

Нет хуже, когда настроишься на боевой лад, а тебя придержат…

А на позиции мы должны быть вовремя. Каждую минуту задержки придется компенсировать увеличением скорости на переходе. Удастся ли это сделать в непогоду? Ветер поет на высоких тонах — верный признак близкого шторма.

Офицеры и матросы, оказавшиеся на мостике (здесь у нас единое место перекура), толкуют о неудачном начале боевого похода. И я думаю о том же — в нашем дружном коллективе мы часто мыслим одинаково.

Впрочем, мысли о возможной неудаче нам теперь ни к чему. А на любое изменение обстановки надо реагировать хладнокровнее. Если обстоятельство нельзя было предвидеть (как сейчас: стоим не по своей вине и не мы накликали шторм), то прояви выдержку, нервы, как говорится, зажми в кулак. Ну а в морском бою… Если навалился враг, а у тебя силы малые, позиция не та — отбивайся, уклонись от удара. Когда же обстановка подходящая и все за тебя, не мешкай, пользуйся случаем, действуй, да решительно. Правильно использовать создавшуюся ситуацию — большое дело и в военное и в мирное время. На этих принципах мы и стоим, так воспитываем и команду.

Однако долго ли еще нам стоять? Перевалило за полночь, пошли уже новые сутки — 28 декабря 1942 года.

В походе мы должны поставить минное заграждение, доставить груз норвежским партизанам и заняться свободной охотой. Три задания — необычно даже для подводной лодки с боевым опытом, а мы, по сути дела, еще новички.

Строительство нашей лодки типа «Ленинец» закончилось в Ленинграде перед самой войной. На Балтике провести ходовые испытания оказалось невозможным, и мы, как и некоторые другие надводные и подводные корабли, перешли в конце августа — начале сентября 1941 года в Белое море. Только в 1942 году удалось провести испытания, пройти курс боевой подготовки. К концу лета отправились в Полярное, где с однотипной лодкой «Л-22» были включены в состав бригады подводных лодок Северного флота.

С «Л-22» у нас тесная связь: вместе строились, вместе переходили на Север и теперь находимся в одном боевом строю. Но встречаемся не так часто: ставим мины по очереди — одна лодка в море, другая тем временем в базе. В Архангельске на «Л-22» пришел новый командир — Валентин Дмитриевич Афонин. До этого он командовал «М-78» (подводная лодка типа «М» ласково именовалась «малютка»). Удивляюсь, как он со своим ростом и широченными плечами передвигался в ее отсеках; в среде командиров его звали Валей-гренадером.

Наша лодка побывала у берегов противника дважды, поставив минные заграждения. Полноценного опыта, как я считал, октябрьский и ноябрьский походы нам еще не дали. Правда, я уже шестой год командую лодками да и с районом плавания знаком: когда-то служил в торговом флоте матросом, штурманом и капитаном дальнего плавания, бывал во многих морях, в том числе у норвежских берегов с их шхерами и фиордами. А перед тем как вывести «Л-20» на боевое задание, мне довелось сходить в море на подводной лодке «К-3». Это позволило ознакомиться с условиями современной подводной войны. Но командир — еще не экипаж. И все же первые походы не прошли даром. Личный состав начал сплавываться, настойчиво осваивал управление техникой в боевой обстановке.

И в октябре и в ноябре мы ставили мины в сравнительно легких условиях, в открытой части Конгс-фиорда и перед портом Барлевог. Теперь предстояло шагнуть от простого к сложному: зайти в глубь Тана-фиорда, где, по данным разведки, базируются противолодочные силы противника, заходят туда и транспорты. Поставить мины в заливе, под самым носом врага, трудно и опасно. Связано с риском и второе задание — проникнуть в западную часть Конгс-фиорда, встретиться здесь, в небольшой бухточке, с норвежскими партизанами и передать им груз (оружие, медикаменты, продовольствие).

Командующий флотом А. Г. Головко разрешил лодке, без ущерба основным задачам, заняться также поиском вражеских кораблей для атаки их торпедами. Он сделал это по нашей просьбе. Дело в том, что наш корабль, подводное водоизмещение которого составляет около полутора тысяч тонн, является универсальным. Он имеет две минные трубы в корме, вмещающие 20 больших мин с надежным сбрасывающим устройством; шесть торпедных аппаратов в носу и два в кормовой надстройке, две пушки — сотку и 45-мм зенитку, а также выносные пулеметы на обоих бортах. С таким вооружением можно решать много задач. Мы понимали, что главное для нас — минные заграждения (недаром лодка именуется подводным заградителем), но, если выкраивается время для атаки, отказывать нам в этом не стоит. И командующий на этот раз согласился.

Словом, и задачи выпали очень сложные, и экипаж не достиг в полной мере боевой зрелости. А тут еще трудности объективного характера, досадная задержка с выходом. Стараюсь быть спокойным, уравновешенным, но чувство озабоченности не покидает меня. Между тем посоветоваться не с кем — заместитель по политчасти Константин Андреевич Ковьев отбыл на переподготовку (к сожалению, он так и не вернулся к нам). Мы прекрасно знали друг друга, отлично сработались. Теперь, в канун похода, на лодку прибыл инструктор политотдела Яков Романович Новиков. Раньше мы с ним не встречались, но мне говорили, что он плавал на подводных лодках.

— Григорий Семенович, чем занят капитан-лейтенант Новиков? — спрашиваю у старшего лейтенанта Редькина, нашего старпома.

— Обходит отсеки, беседует с людьми, разъясняет задачи.

Что ж, политработник начинает с того, с чего и надо. Пожалуй, беспокоить его не следует.

— А как чувствуют себя сопровождающие груз?

— Нормально, им выделено место, и они отдыхают.

Сопровождающих двое: норвежский партизан и представитель разведотдела штаба флота. Первый — для опознания места встречи и установления контакта со своими товарищами. Вид у него импозантный: высокий, крепкий, румяный и весь седой, борода похожа на взбитую белоснежную пену, — воплощение здоровья в более чем преклонном возрасте. Он напоминает мне веселого деда на довоенных плакатах на улицах Ленинграда: «Пейте пиво завода Степана Разина». Норвежский патриот покинет борт корабля вместе с грузом.

Второй, молодой лейтенант, должен стать нашим посредником с партизанами: на лодке никто не знал норвежского языка. Лейтенант вернется с нами в базу.

— С правого борта силуэт катера! — доложил сигнальщик.

Наконец-то! Какие вести доставит он нам, хорошие или плохие? В ночной мгле показался белый бурун, а затем и контур штабного катера.

— На «Л-20»!

— Есть!

— Командир! Вам «добро» на выход. Счастливого плавания!

По голосу узнаю командира бригады подводных лодок контр-адмирала Николая Игнатьевича Виноградова. В эти дни и он и начальник политотдела Р. В. Радун неоднократно бывали на лодке, беседовали с людьми. Как командир, я получил исчерпывающие указания. И вот теперь, несмотря на занятость и поздний час, адмирал выкроил время, чтобы проводить лодку в боевой поход.

Катер ушел обратно в бухту, а мы снялись с якоря и двинулись к выходу из Кольского залива.