Глава 7. ЦК В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
Глава 7. ЦК В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
Чтобы понять политику большевизма в таком судьбоносном для России вопросе, как победа или поражение ее в первой мировой войне, необходимо ясно себе представить «философию власти» Ленина. Ленин на все явления жизни — национальные или интернациональные — смотрел с одной-единственной точки зрения: насколько данное явление приближает или удаляет его от власти. Эпидемия ли голода, экономическая ли забастовка, война ли между государствами или даже стихийные бедствия, вроде наводнения или землетрясения, — на каждое из таких явлений Ленин смотрел через призму власти, а именно: как использовать данное явление или бедствие в интересах завоевания власти. Если возникла коллизия между интересами существования нации и интересами борьбы за власть, большевизм предпочитает интересы борьбы за власть. Нация существует для власти, ибо нация есть лишь сумма личностей, а личность — это ничто. Если власть над нацией может быть завоевана только ценой всеобщей национально-государственной катастрофы (например, поражение в войне), то и такой путь ко власти не только является дозволенным, но и самым кратким и надежным путем.
В полном согласии с этой «философией власти» находился «Манифест ЦК РСДРП» о войне в ноябре 1914 года, опубликованный в «Социал-демократе» от 1 ноября 1914 года. В нем говорилось:
«…Обе группы воюющих стран нисколько не уступают одна другой в грабежах, зверствах и бесконечных жестокостях войны… Наша партия, Российская социал-демократическая рабочая партия, понесла уже и еще понесет громадные жертвы в связи с войной. Вся наша легальная печать уничтожена. Большинство союзов закрыто, множество наших товарищей арестовано и сослано. Наше парламентское представительство — с. — д, фракция в Думе — сочло своим безусловным социалистическим долгом не голосовать военных кредитов… Для нас, русских с.-д., не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии… Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну есть единственно правильный лозунг… Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом» («КПСС в рез.», ч. 1, стр. 320, 323, 324).
И вот, с первых же дней войны Ленин и его ЦК ведут «систематическую, настойчивую, неуклонную работу», чтобы использовать ужасы войны и тяжелое положение России в интересах открытия «второго фронта» войны — войны гражданской в тылу России.
Накануне и в начале войны члены ЦК, члены Русского бюро ЦК почти все оказались арестованными (Спандарян, Белостоцкий, Шварцман, Сталин, Орджоникидзе, Свердлов, Голощекин). Арестованы и сосланы были многие из агентов ЦК. Сам Ленин в начале войны был арестован в Австрии, как русский «шпион», но вмешательством вождей австрийских с.-д. (с которыми Ленин столь жестоко воевал) был освобожден, после чего он переехал в Швейцарию. Здесь он окончательно обосновался до самого возвращения в Россию после революции.
Хотя не только большевистский ЦК, но и меньшевистский Организационный Комитет стояли на точке зрения «пораженчества» России и интернационализма против патриотизма, все же нового объединения между большевиками и меньшевиками не произошло. Группа Плеханова (Плеханов, Дейч, Засулич и др.) стала на оборонческую точку зрения (оборона России в войне против Германии). К «оборонцам» примкнул и один из руководителей большевистской, но антиленинской группы «Вперед» — Алексинский.
14-19 февраля (27 февраля-4 марта) 1915 года в Берне происходила созванная ЦК и ЦО («Социал-демократ») конференция всех заграничных большевистских организаций и групп. На конференции участвовало 16 человек, в том числе Ленин, Крупская, Каменев, Бухарин, Трояновский, его жена Е. Розмирович и др. Главной темой конференции был тот же вопрос о войне и о задачах с.-д. В резолюции конференции подтверждались установки «Манифеста ЦК» на поражение России в войне. В ней говорилось:
«В каждой стране борьба со своим правительством не должна останавливаться перед возможностью в результате революционной агитации поражения своей страны… В применении к России это положение особенно верно. Победа России влечет за собой усиление мировой реакции… В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом» (там же, стр. 329).
Совещание вынесло осуждение всем меньшевистским течениям, обвиняя их в русском шовинизме и патриотизме. Осуждалась группа «ликвидаторов» («Новая заря»), включая и плехановцев. Осуждались даже интернационалисты из Оргкомитета — Мартов, Троцкий, Аксельрод. В резолюции по этому поводу говорилось:
«Фактически на стороне шовинизма стоят и ОК… и Бунд, у которого преобладает шовинизм германофильский. А элементы, группирующиеся вокруг «Нашего слова» (троцкисты), колеблются между платоническим сочувствием интернационализму и стремлением единства с «Нашей зарей» и Оргкомитетом… Также колеблется и с.-д. фракция Чхеидзе…» (там же, стр. 329).
Резолюция добавляла, что «Временные соглашения допустимы только с теми с.-д., которые стоят за решительный организационный разрыв с ОК, «Нашей зарей» и Бундом» (там же, стр. 330).
Специальную резолюцию совещание посвятило «оппортунизму и краху II Интернационала». Она отмечала, что «губительное влияние оппортунизма особенно ярко проявлялось в политике большинства официальных с.-д. партий II Интернационала во время войны. Голосование кредитов, вхождение в министерства, политика «гражданского мира», отказ от нелегальной организации в то время, когда легальность отнята, означает срыв важнейших решений Интернационала и прямую измену социализму… РСДРП должна поддерживать всяческие интернациональные и революционные массовые выступления пролетариата, стремясь к сближению всех антишовинистских элементов Интернационала» (там же, стр. 328).
Совещание избрало Комитет заграничных организаций (КЗО) как заграничный подсобный орган ЦК.
Вскоре Ленин и его ЦК приняли выдающееся участие в первой интернациональной конференции социалистов 9-12 октября 1915 года в Циммервальде (Швейцария). На ней присутствовали представители левых течений социалистических партий Болгарии, Голландии, Германии, Италии, Норвегии, Румынии, Франции, Швеции, Швейцарии и России. Россия была представлена ЦК РСДРП (Ленин, Рязанов), ОК (Аксельрод, Мартов, Мартынов), ЦК партии социалистов-революционеров (Чернов и Натансон), Бунд (Липник). Присутствовали со стороны России также представители социал-демократов Польши, Литвы и Латышского края.
Ленин проповедовал на конференции принципы, изложенные в «Манифесте ЦК РСДРП», обосновывал и настаивал на принятии конференцией его лозунга «превращение империалистической войны в войну гражданскую». Когда немецкий делегат Ледебур упрекнул Ленина, что легко проповедовать гражданскую войну в России, находясь в безопасной Швейцарии, то Ленин ответил, что «когда придёт время, он сумеет быть на своем посту и не уклонится от тяжелой обязанности взять власть при победе в гражданской войне» («Ко дню 50-летия Ульянова (Ленина)», Москва, 1920, стр. 32).
Ввиду провала почти всех членов ЦК и многих из агентов ЦК («доверенные лица») заграничная часть ЦК решила еще в апреле 1914 года перестроить конспиративную сеть ЦК. Роль Русского бюро ЦК была возложена на большевистскую фракцию IV Государственной думы. Для этой цели члены фракции Петровский и Бадаев были введены в члены ЦК, а члены фракции Муранов, Самойлов и Шагов были сделаны доверенными лицами ЦК. Кроме того, было создано «Организационное отделение» ЦК по руководству нелегальной работой. Для камуфляжа оно было названо «Рабочей кооперативной комиссией». «Организационное отделение» должно было: 1. направлять работу Петербургского комитета, 2. заботиться о связи работы во всех легальных организациях, 3. изыскивать особо конспиративные формы прикрытия нелегальных связей и нелегальных предприятий, 4. объединять работу во всероссийском масштабе, устанавливая правильные сношения и объезды. «Организационное отделение» назначалось русской коллегией ЦК в составе 3–5 человек (Ленин, ПСС, т. 25, стр. 55).
Есть указание, что в состав «Организационного отделения» ЦК Ленин выдвинул М. Калинина, А. Киселева, а также активистов страхового движения (там же, стр. 481), но никаких документальных следов работы этот новый орган ЦК партии не оставил.
Реакция большевистской фракции Думы на войну, в общем, была аналогичной ленинской. Член большевистской фракции IV Думы Бадаев сделал в Петербурге перед журналистом заявление, в котором говорилось, что «война войне — вот наш лозунг, за этот лозунг мы, действительные представители рабочего класса, и будем бороться» (А. Е. Бадаев, «Большевики в государственной думе», 1954, стр. 344).
26 июля 1914 года вся с. — д фракция — большевики и меньшевики вместе — сделали общую декларацию, в которой они осуждали войну и протестовали против нее. Во время голосования военных кредитов вся с.-д. фракция отказалась голосовать за кредиты и в знак протеста покинула зал заседания Думы. Большевистский историк замечает:
«Это совместное выступление фракции было первым и последним. Поведение меньшевиков объяснялось лишь боязнью окончательно потерять доверие масс» («История КПСС», т. 2, стр. 490).
Но члены большевистской части фракции, действуя одновременно и как нелегальное Русское бюро ЦК, разворачивали антивоенную кампанию на заводах и фабриках, открыто выступая на революционных митингах. Царская полиция была бессильна сделать против них что-нибудь, ввиду их неприкосновенности, как депутатов Думы. Вскоре правительство положило этому конец.
На конференции большевиков 4 ноября 1914 года, под Петроградом, на которой обсуждали вопрос об отношении с.-д. к войне, пять с.-д. большевистских депутатов и еще шесть большевистских функционеров, в том числе член редакции ЦО и уполномоченный ЦК Розенфельд (Каменев), были арестованы.
10 (23) февраля 1915 года над ними состоялся суд по обвинению в участии в организации, ставящей своей целью свержение существующего государственного строя. Главным обвинительным материалом служили найденные при их аресте тезисы Ленина «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне» и Манифест ЦК РСДРП «Война и российская социал-демократия». Подсудимым грозила смертная казнь, но они во главе с Каменевым так искусно повели свою защиту, что убедили суд в своей непричастности к антипатриотическим акциям ЦК и его нелегальной работе вообще. Подсудимые отрицали, что они стоят на точке зрения поражения России. Ленин не был доволен поведением на суде своих единомышленников, особенно Каменева.
В статье «Что доказал суд над с.-д. фракцией?» Ленин писал:
«Он показал недостаточную твердость на суде данного передового отряда революционной социал-демократии в России… стараться доказать свою солидарность с социал-патриотом Иорданским, как делал т. Розенфельд, или свое несогласие с ЦК, есть прием неправильный и с точки зрения революционного социал-демократа недопустимый» (Ленин, ПСС, т. 26, стр. 168).
Если бы подсудимые поступили иначе, то, по признанию самого же Ленина, «в первой стадии дела депутатам угрожали военным судом и смертной казнью» (там же, стр. 171). Суд приговорил подсудимых к вечному поселению в Сибирь.
После закрытия легальной газеты «Правда» 8 (21) июля 1914 года ликвидация большевистской фракции в Думе была наиболее тяжелым ударом по доктрине и практике Ленина о сочетании легальной работы с нелегальной. Ленин не без основания утешал себя тем, что «около 40000 рабочих покупали "Правду"; много больше читало ее. Пусть даже впятеро и даже вдесятеро разобьёт их война, тюрьма, Сибирь, каторга. Уничтожить этого слоя нельзя… С этим слоем надо работать… в направлении к социальной революции» (там же, стр. 175–176).
После всех этих арестов весь аппарат ЦК в России был разрушен. Оставалась лишь заграничная часть ЦК — Ленин, Зиновьев и с осени 1915 года введенный в состав ЦК А. Шляпников, который являлся новым уполномоченным ЦК по России. Секретарем ЦК была Н. Крупская («История КПСС», т. 2, стр. 543). Лишь осенью 1915 года удалось воссоздать Русское бюро ЦК. В его состав были кооптированы В. Н. Залежский, И. И. Фокин, Г. И. Осипов, А. Г. Шляпников, позднее были кооптированы К. С. Еремеев и Е. А. Дунаев, но к весне 1916 года они почти все были арестованы. С осени 1916 года Русское бюро было создано в новом, третьем составе, куда вошли П. А. Залуцкий, В. М. Молотов и А. Г. Шляпников (там же, стр. 543–544).
Русскому бюро ЦК оказывали помощь Петербургский комитет, созданный летом 1916 года, Московское областное бюро ЦК РСДРП, Кавказское бюро РСДРП, ЦК с.-д. партии Латышского края (до мая 1916 г.), Бюро северобалтийской организации РСДРП (с января 1917 г.). Другие организации распались или бездействовали. Официальный историк признает:
«Но окружных и областных организаций в годы войны было мало, действовали они эпизодически и не имели прочных связей с местами» («История КПСС», т. 2, стр. 544). К тому же «в начале войны произошло заметное снижение численности партии» (там же).
Вообще численность партии в обеих столицах была невелика. В ноябре 1914 года в Петрограде было 100–120 с.-д. Но по мере продолжения войны и роста трудностей в стране росло и недовольство среди рабочих. Это сказалось и на росте членов партии. Так, к началу 1917 года Петроградская организация насчитывала 2000 человек. Эти две тысячи и есть тот костяк, который через десять месяцев совершит Октябрьский переворот в столице. В Москве летом 1915 года было 200 большевиков, а к осени — около 500. В Харькове весной 1915 года было 15 членов партии, к осени — 85, а осенью 1916 года — 200, к началу 1917 года — 400 (там же, стр. 547–548).
После почти годичного перерыва начал выходить в Швейцарии ЦО «Социал-демократ» — с 1 ноября 1914 года по 31 января 1917 года было выпущено 26 его номеров. В ограниченном количестве «Социал-демократ» доходил и до России. Транспортировкой литературы занималась при ЦК специальная группа через Стокгольм с использованием путей на шведско-русской и норвежско-русской границах. В самой России в 80 городах было издано более 600 различных листовок тиражом около двух миллионов экземпляров («История КПСС», т. 2, стр. 550–551). Большевистские группы в России действовали и в различных легальных организациях — в профсоюзах, страховых обществах, больничных кассах, кооперативах. «Часто легальные организации служили прикрытием нелегальной деятельности», — пишет официальный историк (там же, стр. 556).
С самого начала войны большевики всеми доступными им средствами старались проникнуть в армию, на фронт. «Большевики знали, что без привлечения солдатских масс на сторону борющегося пролетариата нельзя рассчитывать на победу революции», — пишет тот же историк (там же стр. 559).
Большевики создавали партийные группы в армии, снабжали их нелегальной литературой. Успехи такой работы оказались настолько очевидными, что в середине 1916 года Департамент полиции сообщал:
«Издаваемые Петроградским Комитетом РСДРП революционные воззвания получили весьма широкое распространение за пределами Петрограда и в значительном количестве попадают в действующую армию и флот» (там же, стр. 559).
Почти каждый партийный комитет имел свой военный отдел; который вел работу среди тыловых частей, рассылал литературу на фронт, организовывал агитационные поездки своих членов в части, создавал в этих частях новые партийные группы. На Северном фронте и на кораблях Балтийского флота было создано 80, а на Западном фронте 30 военных партийных организаций (там же, стр. 560). На военной работе партии выдвинулись тогда такие будущие военные лидеры большевиков, как Дыбенко, Раскольников, Фабрициус, Фрунзе, Мясников и др.
Дела в меньшевистских организациях обстояли гораздо хуже, чем у большевиков. В январе 1916 года Мартов в письме к Аксельроду вполне законно опасался, когда писал:
«В России наши дела плохи… Дан боится, что все живое уйдет к ленинцам» («Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова, 1901–1916 гг.», Берлин, 1924, стр. 355).
Так оно на самом деле и было. Ленинская доктрина сочетания легальной работы с нелегальной блестяще выдержала испытание как раз в условиях войны. Ликвидаторов-легалистов легко ловила царская полиция, ибо у них не было нелегального аппарата. Уцелевшие из них, по иронии судьбы, находили теперь убежище в нелегальных организациях у ленинцев, которых они раньше так жестоко критиковали, как заговорщические организации.
Таково было положение партии, когда началась Февральская революция. На участие политических партий в Февральской революции 1917 года в литературе существуют различные точки зрения. Участник событий и первый историк русской революции 1917 года левый меньшевик Н. Суханов, который называл себя «полуленинцем», пишет:
«Ни одна партия не готовилась к великому перевороту. Все мечтали, раздумывали, предчувствовали, "ощущали"»… (Н. Суханов, Записки о революции, кн. 1, Берлин-Петроград-Москва, 1922, стр. 19).
Это скорее эмоциональная оценка, чем реальный анализ. Нет никакого сомнения, что Февральская революция была величайшая из стихийных народных революций. Так же мало сомнения, что она не произошла по расписаниям политических партий. Однако, будучи актом стихийного взрыва народного возмущения, Февральская революция вовсе не была случайностью. Она была подготовлена всем предшествующим историческим развитием России. В этой ее исторической подготовке левые политические партии России — от кадетов до большевиков — сыграли свою роль. Систематическая критика бездарности царского правительства лидерами кадетской партии с трибуны Государственной думы, откровенные разоблачения всего существующего строя с угрозами революцией с той же трибуны лидерами эсеров (Керенский) и меньшевиков (Скобелев, Чхеидзе), революционно-разлагательная работа вне Думы со стороны большевиков, саморазоблачения династии из-за пройдохи Распутина и министерской чехарды, плюс повсеместное возрастающее недовольство войной, — все это создало ту накалённую атмосферу, в которой нужен был лишь повод, чтобы произошел февральский взрыв.
Конечно, буржуазные партии были застигнуты врасплох Февральской революцией. Конечно, верхи меньшевиков в Думе почти не имели контакта с революционным подпольем, но большевики после разгрома своих легальных органов (фракции в Думе, газета «Правда») все свои силы бросили в подполье. Петроградское и московское подполье — это фактически большевистское подполье. Бюро ЦК и его агентура, работавшая в массах, предвидели и информировали заграничное бюро ЦК о февральских событиях. Только в 1965 году опубликован секретный доклад главы Русского бюро ЦК А. Шляпникова в ЦК РСДРП (Ленину). Из этого исключительно важного документа о работе Бюро ЦК накануне Февраля приведем следующую выдержку:
«Организационные дела у нас неплохи, но могли быть куда лучше, если бы были люди. Теперь успешно организуем Юг, Поволжье, Урал. Основано Московское Областное Бюро. Ждем известий с Кавказа. Требуют людей и литературы. Постановка производства последней внутри России — очередная задача Бюро ЦК. Публику удалось подобрать хорошую, твердую и способную. По сравнению с тем, как обстоят дела у других, — у нас блестяще. Можно сказать, что Всероссийская организация в данное время есть только у нас… Меньшевики, объединенцы и прочие отколовшиеся вновь поступают в ряды партии… Политическая борьба с каждым днем обостряется. Недовольство бушует по всей стране. Со дня на день может вспыхнуть революционный ураган… Настроение угрожающее» («Вопросы истории КПСС», № 9, 1965, стр. 81).
«Революционный ураган» поднялся через пару недель. Некоторые историки пишут: для Ленина революция 1917 года была неожиданностью. Ведь в том и заключается вся суть ленинизма, что любая большая война, особенно мировая война в «эпоху империализма», по Ленину, есть источник революции. Ленин ни на секунду не сомневался в том, что в конце первой мировой войны в Европе, в том числе и в России в первую очередь («слабое звено»!) обязательно вспыхнет революция. Как доказательство этого тезиса можно привести из Ленина не одну, а тысячи цитат и даже целую книгу «Империализм, как высшая стадия капитализма» (написана весной 1916 года, вышла в апреле 1917 г.). В этом нет нужды. Приведем только цитату из того доклада Ленина в январе 1917 года, на который ссылаются эти историки. Там Ленин говорит: «Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией… Ближайшие годы как раз в связи с этой хищнической войной приведут в Европе к народным восстаниям». Дальше идет то место, которое якобы доказывает «неожиданность» для Ленина революции: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции» (Ленин, Собр. соч., 3-е изд., т. XIX, стр. 357). В ленинском понимании мы не дожили «до решающих битв» даже сегодня, ибо под «решающими битвами» Ленин имел в виду торжество европейской или даже мировой революции.
Приведу еще одну цитату из статьи Ленина от 31 января 1917 года, которая называется «Поворот в мировой политике». В этой статье категорически сказано: «Революционная ситуация в Европе налицо» (там же, стр. 385). Более того, Ленин в той же статье называет политиков, которые составят новое революционное правительство, если царь заключит сепаратный мир с кайзером. Ленин говорит, что это правительство будут возглавлять «Милюков и Гучков, если не Милюков и Керенский» (там же, стр. 381). Когда эти политики пришли к власти и без сепаратного мира, но в результате народной стихийной революции, то Ленин внес в свой прогноз лишь одну корректуру: «Оказалось и-и: все трое вместе. Премило!» (там же, т. XX, стр. 5–6).
Что таково было внутреннее убеждение Ленина засвидетельствовала нам и его жена Н. Крупская. Она писала: «Никогда, кажется, не был так непримиримо настроен Владимир Ильич, как в последние месяцы 1916 и первые месяцы 1917 г. Он был глубоко уверен, что надвигается революция» (Н. К. Крупская, Воспоминания о Ленине, Москва, Политиздат, 1957, стр. 271).
Начало революции очевидцы описывают так:
«В четверг 23 февраля с утра в Петрограде начались забастовки на заводах и сразу же приняли характер уличных народных волнений. Они возникли стихийно… вследствие того, что очередям у лавок не хватило хлеба… Со второго дня в толпе появились красные флаги, слышались крики. «Долой войну! Дайте хлеба! Долой самодержавие! Да здравствует демократическая республика!» (Д. Заславский и Вл. Канторович, «Хроника февральской революции», Москва, 1923, т. 1, стр. 18–19).
Но положение с каждым днем ухудшается. В телеграмме председателя Думы Родзянко к царю от 25 февраля оно охарактеризовано так:
«Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано… на улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно…»
Телеграмма, видимо, не произвела впечатления на царя. Родзянко послал вторую телеграмму:
«Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра будет поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии» (там же, стр. 25, 28).
Царь ответил роспуском Думы. Но тогда фактически восстала и сама Дума — лидеры Думы решили не расходиться и создали Временный думский Комитет «в целях поддержания сношений с властями и учреждениями». Временный Комитет состоял из 11 членов. Были представлены все думские партии, в том числе социалисты-революционеры (Керенский) и социал-демократы-меньшевики (Чхеидзе). Члены Временного Комитета, во главе с Родзянко, были, кроме двух социалистов, монархистами и убежденными врагами всякой революции. Но бурные февральские дни, вопреки их воле, навязали им роль штаба революции. Современники свидетельствуют:
«Пока члены Государственной думы колебались, события навязывали Таврическому дворцу (Думе) руководящую роль. Воинские части и толпы со всех сторон направлялись сюда. У Керенского, Скобелева, Чхеидзе требовали директив. Приводили арестованных… Свозили оружие…» (там же, стр. 29).
Временный Комитет все еще отказывался взять власть в свои руки от имени революции. Он думал по-хорошему уговорить рабочих вернуться на заводы, а солдат — в казармы. Но это оказалось абсолютно безнадежным делом. Член Временного Комитета монархист Шульгин так описал свое впечатление от тех дней:
«Пулемётов — вот чего мне хотелось, ибо я чувствовал, что только язык пулемётов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя… Увы — этот зверь был… его величество русский народ» («История гражданской войны в СССР», Москва, 1935, стр. 70–71).
Наряду с Временным Комитетом, который станет потом основой официальной власти, 27 февраля создается еще новая, неофициальная революционная власть — Совет рабочих депутатов. Во главе этого Совета сразу оказались лидеры эсеров и меньшевиков, так как это была не только их идея, но и создавался он вокруг их фракций в Государственной думе. В том же Таврическом дворце, где находилась Дума, в 9 часов вечера 27 февраля под председательством Чхеидзе собралось первое заседание Совета рабочих депутатов. На нем был избран Исполнительный комитет из 14 членов и президиум из 3 человек. В президиум вошли два меньшевика (Чхеидзе и Скобелев) и один эсер (Керенский). В исполком были избраны и два большевика (члены ЦК Шляпников и Залуцкий). Секретарем Исполнительного комитета был назначен меньшевик Соколов, редактор знаменитого «Приказа № 1».
Позже Исполком советов был расширен введением туда официальных представителей от социалистических партий (меньшевиков, большевиков, эсеров, трудовиков, народных социалистов, бундовцев, «межрайонцев», латышских социал-демократов). От большевиков были введены Сталин и Молотов (Д. Заславский и Вл. Канторович, цит. пр., стр. 30).
28 февраля Совет выпустил «Воззвание», в котором говорилось, что Совет образовался из выборных представителей заводов и фабрик, восставших воинских частей, а также демократических и социалистических партий. Совет ставил своей основной задачей «организацию народных сил и борьбу за окончательное упрочение политической свободы и народного правления в России. Совет назначил районных комиссаров для установления народной власти в районах Петрограда» (там же, стр. 284). «Воззвание» не говорит ни слова о республике, ограничиваясь ссылкой на будущее Учредительное собрание. Но уже 28 февраля, в условиях окончательной победы революции в Петрограде, Временный Комитет берет власть в свои руки и тут же открывает переговоры с Исполкомом Советов о составлении коалиционного правительства.
Вопрос о характере, составе и программе нового правительства оказался весьма трудным, а для социалистов и просто — неразрешимым. По этому вопросу среди партии Советов образовались три группы: небольшая группа Керенского, которая была за то, чтобы Советы официально участвовали во Временном правительстве, еще меньшая группа большевиков, которая предлагала создать «временное революционное правительство» рабочего класса и революционной армии, но без буржуазии и, наконец, третья группа большинства
Совета во главе с меньшевиками (Суханов, Стеклов, Чхеидзе) была против участия социалистов, как и Советов, во Временном правительстве.
Меньшевиками руководили деловые мотивы (у партии нет квалифицированных сил составить правительство) и мотивы, которые можно назвать догматическими (Февральская революция есть буржуазная революция, а потому и правительство должны составить буржуазные партии). Поэтому предложение об участии во Временном правительстве Исполнительный Комитет Советов 13-ю голосами против 7 отверг (там же, стр. 43). Исполком выработал условия, при которых он признает создаваемое правительство. Стараясь сделать свои условия приемлемыми для кадетов, Исполком исключил из этих условий главные вопросы революции — о форме власти (республика), о земле, о мире, о 8-ми часовом рабочем дне. Эти вопросы отнесены к компетенции будущего Учредительного Собрания, которое, однако, надо созвать в самый короткий срок.
Перед новым правительством вставали следующие непосредственные задачи: обеспечение всех гражданских свобод, демократизация армии, уничтожение полиции и замена ее милицией, немедленная организация демократических выборов в органы местного самоуправления, невывод петроградского гарнизона из Петрограда. На встрече между Временным Комитетом и представителями Советов (Чхеидзе и др.) эти условия, в основном, были приняты.
2 марта царь отрекся от престола за себя и за наследника — своего сына Алексея — в пользу великого князя Михаила. 3 марта отрекся и Михаил. Династия Романовых прекратила свое существование. Того же 3 марта был опубликован назначенный Временным Комитетом Думы состав Временного правительства, в котором участвовал только один социалист — Керенский, вице-председатель Совета. Одновременно было опубликовано и «Воззвание» Совета рабочих и солдатских депутатов, в котором приветствовались намеченные Временным правительством реформы: амнистия, гражданские свободы, отмена религиозных и национальных ограничений, немедленная подготовка созыва Учредительного Собрания, замена полиции милицией, демократические выборы в органы местного самоуправления, неразоружение и невывод из Петрограда его гарнизона, при сохранении военной дисциплины устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами.
Совет обещал поддержку Временному правительству в той мере, в какой оно будет осуществлять эти реформы. Это была формула условной поддержки, которой пользовались и большевики до возвращения Ленина из-за границы (там же, стр. 288–289).
Большевистские историки приписывают большевистской партии в Февральской революции такую выдающуюся роль, которая не подтверждается ни документами, ни свидетельствами современников. В «Истории гражданской войны в СССР» сказано:
«В авангарде баррикадных бойцов шли большевики, а в Советах очутились в подавляющем большинстве меньшевики и эсеры» (т. 1, стр. 84).
Авторы шеститомной «Истории КПСС» пишут, что «Петроградские большевики использовали отмечавшийся 23 февраля Международный день работницы для проведения собраний и митингов… 23 февраля, когда боевое настроение масс вылилось в мощные демонстрации, заполнившие улицы и площади столицы, явилось первым днем революции… Бюро ЦК и Петербургский комитет дали директиву максимально развивать начавшееся движение» (т. 2, стр. 659, 660).
Выходит, Февральская революция началась по директиве Бюро ЦК и Петроградского комитета, хотя самой этой директивы авторы не приводят. Авторы зато приводят листовки обоих этих комитетов к рабочим, призывающие их продолжать борьбу. Но эти листовки выпущены уже в разгаре революции — 25 февраля. Начиная с этого дня, Бюро ЦК и Петербургский комитет принимают энергичное участие в событиях. Но уже утром 26 февраля почти весь Петербургский комитет арестован, его функции переходят к Выборгскому районному комитету (там же, стр. 667). Не только забастовки и демонстрации, но и стихийно начавшееся вооруженное восстание большевистские авторы приписывают руководству своего ЦК. Они пишут:
«Вечером 26 февраля на станции Удельная собрался Выборгский комитет вместе с представителями Бюро ЦК. Руководящий центр петроградских большевиков решил перевести стачку в вооруженное восстание. Был намечен план действия: братанье с солдатами, разоружение полицейских, захват складов с оружием, вооружение рабочих, выпуск манифеста от имени ЦК РСДРП» (там же, стр. 668–669).
Этот «план действий» составлен задним числом через почти 50 лет после самих событий, поэтому авторы не могут его подтвердить какими-либо документами, хотя бы мемуарного порядка. Только последний пункт этого мнимого плана имел место: выпуск Манифеста ЦК.
Манифест был составлен в духе известных требований партии: демократическая республика, 8-ми часовой рабочий день, конфискация помещичьих земель, прекращение войны, но в нем отсутствовало самое главное требование Ленина — призыв к поддержке Советов рабочих и солдатских депутатов, — зато выдвигалось требование о создании «Временного революционного правительства», которого не выдвигал Ленин («История гражданской войны в СССР», т. 1, стр. 74). Между тем, сам Ленин полагал, что в Манифесте ЦК говорится о Советах, когда он анализировал этот Манифест в изложении заграничных газет (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 34). Но то, что обошли ученики Ленина, было выдвинуто как центральный пункт в воззвании Организационного Комитета РСДРП, то есть меньшевиков, в котором сказано, что Совет рабочих депутатов будет единой организующей силой, которая доведет «всенародную революцию до ее победного конца» (Заславский и Канторович, цит. пр., стр. 286).
Почему меньшевики, а не большевики встали во главе Петроградского Совета? Большевистский историк отвечает на этот вопрос так:
«Значительную роль здесь сыграло то обстоятельство, что меньшевики имели возможность в течение всей войны действовать легально, на виду, обладая таким важным легальным опорным пунктом, как думская фракция. Большевики, загнанные в глубокое подполье, всего этого были лишены… Была еще одна причина. Русское бюро ЦК, уделяя все внимание вооруженному восстанию, недооценило вопроса о власти» («История КПСС», т. 2, стр. 676, 677). Л. Троцкий тоже пишет о «беспомощности и беспринципности» Русского бюро ЦК — Шляпникова, Залуцкого, Молотова в первые дни революции (L. Trotzki, Geschichte der russischen Revolution, S. 112, Frankfurt/M., Fischer Verlag, 1967). На вопрос, кто же руководил Февральской революцией, Троцкий отвечает — сознательные рабочие, воспитанные партией Ленина, но тут же добавляет: «Это руководство оказалось достаточным, чтобы обеспечить победу восстания, но недостаточным, чтобы передать руководство революцией в руки пролетарского авангарда», т. е. в руки большевиков (там же, стр. 139).
Почему власть не взяли большевистские силы, Ленин объяснил очень просто: «Не взяли власть потому, что неорганизованы и бессознательны» (Ленин, ПСС, т. 31, стр. 106). Самое интересное своеобразие Февральской революции заключалось, по Ленину, в том, что возникла не одна, а сразу две власти, конкурирующие между собою: Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов, знаменитое «двоевластие».
Первый председатель Временного правительства князь Г. Е. Львов писал впоследствии, что «Временное правительство было властью без силы, тогда как Совет рабочих депутатов был силой без власти» («История КПСС», т. 3, кн. I, стр. 4).